| Католические богословы этот зигзаг мысли великого схоласта пытаются объяснить в том смысле , что, по Аквинату, общественная собственность по плечу только совершенным. А потому, он подводит частную собственность под jus gentium - закон для падшего человечества. Иначе говоря, право собственности «естественно» для падшего человека, а поскольку все согрешили, то оно не противоречит естественному закону и дополняет его. И потому должно быть нормой христианской жизни. Заметим, что это объяснение предполагает, что Фома в общей собственности все же видел христианский идеал, правда недостижимый в силу падшести человеческой. Но думается, что оно неудовлетворительно, поскольку слабо согласуется как с текстами самого Фомы (который упоминает о jus gentium, но вне связи с вопросом о собственности), так и с мнениями его ближайших учеников. Например, Эгидий Римский (рубеж XIII-XIV вв.), разъясняя учение Фомы, утверждает, что собственность «некоторым образом естественна для человека», доказательством чему служит ее повсеместная фиксация позитивным правом . Это позволяет оговорку Фомы о том, что «разделение имуществ было осуществлено в соответствии не с природным законом, но по человеческому соглашению», понимать не в порицающем смысле («увы», «к сожалению»), а в смысле доказательном: «человеческие соглашения» указывают на естественность закона. Таким образом, взгляды Фомы на собственность реконструируются следующим образом. «Общность имущества» следует понимать не в смысле общественной собственности, а в смысле наличия у всех частной собственности. Именно это и является естественным законом, доказательством чему служит наличие права частной собственности у всех народов (хотя способ распределения ее различен). Более того, право собственности как раз и дает возможность реализовать естественный закон в имущественной сфере. Фома, как явствует отсюда, вовсе не считает общую собственность идеалом; идеал для него - частная собственность у всех. Эгидий считает, что в принципе общая собственность выше, объясняя, что «чем более общим является благо, тем оно божественнее», но общественная жизнь предназначена не для святых, а для обычных людей, а потому самому государству выгоднее поддерживать строй, основанный на частной собственности . У Фомы же мышление другое - не видя в общественной собственности никакой моральной высоты, он, наоборот, уверен в необходимости частной собственности, и в подтверждение этого приводит ряд аргументов: |
| Когда же Фомино неверие, при своей виновности, было так сродно духовному его настроению и согласно с самыми обстоятельствами: то, вот, Господь, наказав виновность неверия целонедельным недопущением Фомы до отринутой им радости Своего воскресения, явился наконец собственно для уверения Фомы. И по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его, и Фома с ними. Прииде Иисус дверем затворенным, и ста посреде их и рече: мир вам. – Христово слово мира, осеняющее верующего благодатью мира вообще – и с Богом, и с ближними, и самого с собою, как благопотребно было к успокоению собрания апостольского, и в особенности, по делу неверия Фомина! Сам Фома не мог иметь мира по собственному неверию: душа его по любви к Господу, стремилась предаться радости о Его воскресении, и тем тяжелее для него были мрачные помыслы сомнения и недоверие воскресению. Прочих апостолов также не могло не смущать неверие собрата как по состраданию к нему, что сам себя мучит своими сомнениями и неверием, так и по недовольству тем, что он ни во что ставит их уверения и свидетельства. Мир вам, сказал Господь в успокоение их всех, явлением своим вместе утверждая достоверность свидетельства прочих апостолов о Своем воскресении и развевая мрак неверия Фомы. – Но, чтобы Христово благословение мира было ближе и к нашему сердцу и уму, применим это слово мира к нашему состоянию и времени, сколько оно смущается духом Фомина неверия. Именно подумаем, что было бы для нас, если бы Господь убедительно для самого неверия открылся нашему времени солнцем истины – и в области мысли неудобосклонимой к вере, пытливой до грубости, верящей только осязаемому земному, а потому сильно смущающей верующих и вооружающей против себя ревность их по благочестию? Мир вам, – духовно услышали бы тогда от Господа борющиеся ныне взаимно поборники пытливой мысли и простой веры, ревнители жительства небесного и осязаемого мирского благоустройства. Само собою разумеется, что, если только благоволит Господь открыться пытливому времени солнцем истины и правды, Он употребит меры достаточные, для уверения в своей благодати и истине всякого Фомы. Посмотрите, как Он уверяет этого неудободвижного к вере ученика. Глагола Фоме: принеси перст твой семо, и виждь руце Мои: принеси руку твою и вложи в ребра Моя, и не буди неверен, но верен. Поразительная и трогательная сила этих слов, по отношению лично к Фоме, понятна сама собою. Попытаемся приблизить эту силу Христовых слов к нашему времени, во многом волнуемому духом неверия Фомина; постараемся приблизить эту силу к человеку с Фоминым настроением, который напр., или бывает занят в мысли и жизни дольним и вещественным, не хотя и знать или ожидать чего-нибудь от Христа в этом отношении, – или же стремится к духовному, но с какою-то враждебностью по отношению к мирской вещественности, и уже никому и ничему не дозволяет переуверить себя в своем образе мыслей. |
| К счастью, в нашем распоряжении имеется литературный памятник, о котором не только с высокой степенью уверенности можно утверждать, что он происходит из Месопотамии, но который также заполняет нежелательные лакуны, оставляемые другими источниками в картине раннего сирийского христианства. Сирийские Деяния Фомы сохранились в нескольких кодексах, из которых самый древний относится лишь к последнему веку прошлого тысячелетия, а все прочие – достаточно поздние. Лишь в незначительном ряде фрагментов в результате анализа кодекса-палимпсеста литературную традицию можно возвести к V–VI векам. Деяния Фомы сохранились также на греческом. Вопрос о языке оригинала должен быть решён в пользу сирийского. Сирийские черты текста, лингвистический и стилистический анализ, а также форма использованных библейских цитат полностью исключают всякое другое решение. Тем не менее, рассмотрение этого источника вскрывает определённые проблемы, причём они становятся явными уже при анализе сирийского текста. Сравнение самого раннего кодекса с фрагментами Деяний Фомы в палимпсесте (отметим, что фрагменты арабского перевода с сирийского отличаются от обоих этих источников) показывает, что текст претерпел редактуру, в процессе которой были исправлено то, что оказалось неприемлемым для сформировавшихся позднее богословских взглядов. То, что мы впервые обнаруживаем во фрагментах из палимпсеста, становится совершенно очевидным при обращении к греческой версии: сирийская форма текста, которая легла в основу греческого перевода, была гораздо более архаичной, чем сохранившийся сирийский текст. Таким образом, несмотря на то, что сирийский был языком оригинала, греческий перевод крайне важен для исследования, поскольку в нём сохранилось то, что в сирийском тексте было впоследствии утеряно. Как уже было отмечено, мы имеем дело с источником, который возник в раннем сирийском христианстве. Вероятно, он был составлен в первой половине III века. В самих Деяниях есть намёк на место их составления: автор невольно открывает его, сообщая о том, что тело Фомы было доставлено на Запад. Поскольку по преданию останки Фомы находились в Эдессе, место составления его Деяний должно было находиться к востоку от Эдессы. е. Утерянный сирийский трактат, сохранившийся в греческом переводе |
| Что касается поступка святого Фомы, то в отношении к нему должно избегать двух крайностей: преумаления и преувеличения. Несообразное с историей преумаление было бы думать, что апостол, имея в виду прочнейшее утверждение веры христианской, намеренно принял на себя вид сомневающегося в воскресении Спасителя. Все показывает, что святой близнец сомневался за самого себя, а не за других. Преумалением отзывается и то мнение, по коему сомнение Фомы представляется стоющим не только извинения, но и похвалы, даже подражания, как справедливое требование рассудка. Спаситель Сам указал, чему в сем отношении подражать должно: «блажени не видевшии и веровавшие». Святому Фоме по причине отсутствия его при первом явлении Господа ученикам, предоставлялось именно сие блаженство, – преимущество верить, не видя. Он пожелал идти другим путем, променял произвольно сие преимущество на другое (отзывающееся недостатком братской любви и доверия) преимущество – сомневаться тогда, когда все другие верят и приглашают к вере, – посему и ниспал ниже других, хотя продолжал оставаться в том же круге святой любви к Учителю. С другой стороны, тот преувеличивает неверие Фомы, кто представляет его подобным неверию какого-либо скептика времен новейших. Фома готов был отдать душу (как отдал потом жизнь) за воскресение своего Учителя и Господа: между тем как многие из неверующих пожалели бы для приобретения уверенности лишиться какой-либо малости. У них недостаток веры происходит главным образом от недостатка любви: у него, можно сказать, он произошел от избытка любви. Чего сильно желают и что кажется трудным, тому не вдруг верят: также как долго остаются в неверии те, кои не желают, внутренно, чтобы веруемое было истинно. Любовь и кощунность в сем случае выражаются одинаково. Преувеличил бы сомнение святого Фомы и тот, кто подумал, что он не верил явлению Господа прочим апостолам. У святого Фомы не было и не могло быть столько предубеждения к себе, чтобы не верить свидетельству десяти собратов, коих истинность не подлежала никакому сомнению. Нет, Фома продолжал держаться той же мысли, какая сначала явилась было в уме апостолов, то есть что явившийся был не тот самый Иисус, который жил с ними прежде, с телом совершенно человеческим, а какой-либо его призрак, или дух бесплотный. Святой Фома, конечно верил воскресению Учителя, засвидетельствованному столькими свидетелями, но думал, сообразно всеобщему образу мыслей, что Он теперь совершенно с другим духовным телом, у коего нет ни плоти, ни костей. Посему, когда все утверждали противное, он для убеждения в чувственной истине требует чувственного доказательства: «аще не вложу перста моего». |
| Космологический аргумент (от слова cosmos, мир) обычно отталкивается от существования конечного мира или «определенных условий во вселенной, например – изменений», и доказывает, «что для того, чтобы объяснить существование мира такого рода должна существовать Причина вне мира...». На самом деле это – семья аргументов. Фактически, существует три «вида» космологического аргумента: 1) вид аргумента 12–13 вв. основывается на экзистенциальной причинности, как у Фомы Аквинского 161 , 2) форма 17–18 вв., основанная на принципе достаточной причины, рассмотренная Готтфридом Вильгельмом фон Лейбницем (1646–1716) и Самьюэлом Кларком (1675–1729) 162 , и 3) то, что называется калам (от арабского слова kalam, заимствованного из арабских философии или богословия), это – космологический аргумент, пользовавшийся популярностью арабских философов позднего Средневековья. Большинство христианских философов отвергали аргумент калам. Фома Аквинский, который являлся сторонником учения Аристотеля, отрицал его, хотя Святой Бонавентура (1221–1274), современник и коллега Аквината, доказывал состоятельность аргумента калам. 163 Совсем недавно небольшая группа философов 164 и даже некоторые евангельские философы и богословы 165 взяли этот аргумент под свою защиту. Многие современные философы пришли к убеждению, что можно переформулировать одну или более форм аргумента Фомы Аквинского, чтобы преодолеть изначально заложенные в ней упущения. Брюс Ряйщенбах утверждает: Настало время для переоценки как истинности, так и приемлемости наиболее интересного и волнующего, на мой взгляд, теистического аргумента. Прошла эра, когда все утверждения метафизиков можно было просто отвергнуть, объясняя это их глупостью или бессмысленностью, лишь потому, что они не соответствовали устоявшимся критериям проверяемости. 166 В данной главе мы рассмотрим только две формы космологического аргумента, исходно сформулированных Фомой Аквинским. Формулировка Фомы Аквинского Фома Аквинский считал себя преданным последователем Августина. Как считают многие философы, основное различие между ними заключалось в том, что Августин использовал терминологию (и эпистемологическую систему) Платона, в то время, как Фома выражал христианские истины в понятиях системы Аристотеля. Фома был уверен, что разум может доказать существование Бога. 167 Ранее, во второй главе вкратце говорилось о «пяти путях» Фомы Аквинского. 168 В данной главе мы немного глубже заглянем в суть Второго и Третьего путей. |
| Автор этих благочестивых собеседований с Иисусом Христом именно желал, чтобы и другие благочестивые христиане могли воспользоваться содержащимися в них драгоценными мыслями, но в тоже время ему хотелось остаться неизвестным миру, что вполне согласно со смирением Фомы Кемпийского, который, стремясь показать красоту благочестия и изложить ее совершеннейший и Божественный Образец во всей Его любвеобильности, страшился одной мысли, чтобы в мире узнали о том. что это он сам именно и вел эти личные собеседования с Господом Христом. Без сомнения, это именно впервые и было причиной того, что он не ставил своего имени на том, что писал, так что многие, будучи незнакомы с Фомой и его сочинениями, уже тогда делали разные соображения о том, кто именно был их автором, и ошибочно приписывали их другим знаменитым лицам. Приведенное свидетельство, в высшей степени важно, и его необходимо иметь в виду, чтобы добиться в этом отношении истины. Это не есть свидетельство какого-нибудь отдаленного, жившего в другой стране, лица, которое лишь мало или совсем ничего не знало о жизни и сочинениях Фомы Кемпийского, кроме как понаслышке; оно дается не таким человеком, который жил бы пятьдесят или сто лет спустя после смерти благочестивого писателя; оно написано человеком, который жил при жизни самого Фомы Кемпийского и, как можно предполагать, не в далеком расстоянии от монастыря горы св.Агнесы. Возможно даже, что он жил в одном же с ним монастыре, или по крайней мере в главном монастыре того же братства в Виндесгейме. Как бы то ни было, писатель несомненно показывает в данном им агиографическом очерке, что он имел близкое и полное знакомство как с жизнью, так и с творениями благочестивого автора. Этого рода свидетельство, повторяем, весьма важно. Оно исходит от лица, которое вполне в состоянии было дать нам основательные сведения о личности автора. Сочинение указывается ясно, и в каталоге о нем дается уверение, что Фома Кемпийский есть именно автор «Размышлений о жизни Иисуса Христа». Если бы были какие-нибудь сомнения в этом отношении, то жизнеописатель, наверно, сделал бы какое-нибудь замечание и ошибочное мнение было бы сразу исправлено. Если бы оно приписывалось кому-нибудь другому, то, несомненно, он сообщил бы и об этом; но так как в то время и в той местности мы не встречаем никакого другого указания на него, то свидетельство этого современного жизнеописателя вполне может быть принято как решительное свидетельство в пользу авторства Фомы Кемпийского. |
| Господь отвечает ему словами: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Иоан. 20:29). Иногда люди говорят: «У меня нет веры», имея в виду примерно то, что у них нет радостного переживания присутствия Божия, ликующей уверенности в том, что Христос воистину воскрес... Они вообще легко впадают в пессимизм. Но пример Фомы показывает, что там, где человек совершает выбор быть со Христом, следовать за Ним, оставаться с Его учениками, даже если никакой уверенности нет — Христос Сам приходит, чтобы дать ему веру. И блаженство таких людей особенно велико, когда они решают веровать, не видев. Рейтинг: 9.8 Голосов: 1076 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Elena 19 октября 2019, 14:59 Да,ДА,ДА!!! Все так и есть. Благодарю Тебя, Господи! Слава Богу за ВСЕ!!! Святой Апостол Фома,моли Бога о нас, маловерных, и о спасении наших чад!.. Ира 15 апреля 2018, 18:04 Интересная статья - совершенно иной взгляд: " Умрём с ним " - там именно с маленькой буквы - вот и казалось мне раньше, что желающему всё самому исследовать Фоме (а эта черта как раз оптимистичных людей!)- любопытно было умереть с Лазарем (мол, а как это - когда тебя воскрешают (Иисус шёл Лазаря воскрешать)) Храни вас Господь Екатерина Алипова 19 октября 2016, 12:51 Наш батюшка на проповеди однажды прекрасно сказал: в повествовании о явлении Господа ученикам, когда Фомы с ними не было, сказано, что " и бысть дверем затворенным страха ради иудейска " , то есть, апостолы боялись, что их тоже казнят как учеников Распятого Христа. А Фомы с ними не было, он не запирался, значит, этого " страха иудейска " у него-то как раз и не было! А значит, он-то и верил всерьёз. Фотинья 18 октября 2016, 21:05 Спаси Господи!!! Как все точно. И как вовремя!!! Кланяюсь с благодарностью всем пишущим статьи на сайте Андрей 19 октября 2015, 14:10 Спасибо всем кто делает этот сайт.Да хранит вас Господь. Юрий Лигун 19 октября 2015, 12:23 Замечательное эссе! На грани фола, но как раз этим заставляет ещё раз сделать ревизию в себе... |
| Как может показаться удивительным всем тем, кто хорошо знает о различиях между двумя этим богословами, доводы Фомы Аквинского о необходимости Святого Духа весьма схожи с доводами Жана Кальвина (Calvin). °Кальвин внимательно изучал труды Фомы Аквинского и средневековых схоластов, хотя он большим обязан Августину. Дух преодолевает последствия греха (см. ноэтические последствия греха). Как и Кальвин после него, Фома Аквинский был убеждён, что грех глубоко поражает разум. Из-за таких искажений разум не может постичь Бога и поэтому ищет веру, которая приносит уверенность. Бог хочет, чтобы у Его народа была уверенность, поэтому Его Дух приносит определённое знание о Нём путём веры (Aquinas, Summa Theologica, 2a2ae.l, 5, ad 4). Дух раскрывает сверхъестественную истину. Для Фомы Аквинского единственный способ переубедить противника божественной истины – опереться на авторитет Писания, авторитет, божественно подтверждённый чудесами. Ибо в то, что выше человеческого разумения, мы веруем только потому, что это раскрыто Богом. Необходимо «принять верою не только то, что выше разума, но и то, что может быть постигнуто разумом». Без откровения Святого Духа мы оставались бы во тьме неведения относительно таких тайн веры, как Троица, спасение и другие истины, раскрытые только в Библии. Дух необходим для того, чтобы дать веру. Кроме того, что многие истины постигаются только верою, и сама эта вера для их постижения есть дар Святого Духа. Разум может сопутствовать вере, но не порождает её. «Веру называют согласием без испытаний, в том смысле, что принятие верою, согласие не обусловлено изысканиями нашего разумения». Вера даётся от Бога. Комментируя стихи Еф. 2:8–9 , Фома Аквинский утверждает, что свобода воли несоразмерна акту веры, ибо объекты веры выше рассудка. «Поэтому если человеку предстоит уверовать, это не может происходить от него самого, пока Бог этого не даст» (Aquinas, Commentary on Ephesians, 96). Вера есть дар Божий, и без того никто уверовать не может. Рассуждение сопровождает принятие верою; но не порождает его (Aquinas, On Truth, 14.Al, ad 6). Первое не может быть причиной второго, но вера и разум параллельны. «Вера предполагает волю (свободу), а разум не направляет эту волю» (ibid.). Человек волен ни с чём не соглашаться, даже перед лицом самых убедительных резонов уверовать. |
| Пятый путь идёт от порядка мира. Мы видим, что действия вещей, лишённых разума, например природных тел, таковы, что устремлены к некоей цели и всегда или почти всегда ведут [к ней] наилучшим образом. Отсюда ясно, что их целеустремлённость не случайна, а направляема сознательной волей. Но так как сами они лишены разума и не могут [сознательно] стремиться к цели, их направляет нечто разумное и сознающее, так и стрела направляется лучником в цель. Следовательно, есть некая разумная сущность, направляющая все природные вещи к их цели; эту-то сущность мы и называем Богом» (16, с. 26–27). Видно, что Фома Аквинский цитирует Аристотеля не просто как одного из философов, а как наивысший авторитет, чтобы подкрепить свою аргументацию. Такое отношение к Аристотелю удивительно, если вспомнить, что в это время аристотелевская философия считалась противоречащей христианству. И вот Фома Аквинский уже часто пишет не «Аристотель», а «Философ». Удивительна та смелость, даже дерзость, с которой он использует аристотелевские положения. Ведь в число тезисов, в которых осуждались положения Сигера Брабантского, были помещены и некоторые положения Фомы Аквинского, однако Фома не изменил своего мнения, будучи полностью уверенным в том, что разум (т.е. аристотелевская философия) не может противоречить христианству. Метафизика О Боге Фома Аквинский говорит во многом то же самое, что и предшествующие отцы Церкви. Так, в частности, Фома повторяет «Ареопагитики», что сущность Бога скрыта, о Нём невозможно ничего знать, поэтому лучше о Боге говорят отрицательные определения. Но мы можем знать кое-что о Боге благодаря усилению до бесконечности некоторых положительных Его атрибутов. В отношении положительного знания о Боге Фома Аквинский говорит, что поскольку Бог вечен, то Он недвижим; поскольку в Боге нет никакой пассивной потенциальности, Бог есть чистая актуальность, чистое действие, следовательно, Бог никогда не преходит, Он нетленен. Поскольку Бог прост и един, следовательно, Он не имеет никакой сложности, следовательно, Он не есть тело. Таким образом, свою метафизику Фома Аквинский почти целиком заимствует у Аристотеля. Однако это заимствование не означает полного совпадения взглядов Фомы и Аристотеля. Ибо если главной целью Аристотеля было научное познание мира, то главной целью Фомы Аквинского является познание Бога. |
| Удивительна та смелость, даже дерзость, с которой Фома использует аристотелевские положения. Ведь в число тезисов, в которых осуждались положения Сигера Брабантского, были помещены и некоторые положения Фомы Аквинского, однако Фома не изменил своего мнения, будучи полностью уверенным в том, что разум (т.е. аристотелевская философия) не может противоречить христианству. Метафизика . О Боге Фома Аквинский говорит во многом то же самое, что и предшествующие отцы Церкви. Так, в частности, Фома повторяет «Ареопагитики», что сущность Бога скрыта, о Нем невозможно ничего знать, поэтому лучше о Боге говорят отрицательные определения. Но мы можем знать кое-что о Боге благодаря усилению до бесконечности некоторых положительных Его атрибутов. В отношении положительного знания о Боге Фома Аквинский говорит, что поскольку Бог вечен, то Он недвижим; поскольку в Боге нет никакой пассивной потенциальности, Бог есть чистая актуальность, чистое действие, следовательно, Бог никогда не преходит, Он нетленен. Поскольку Бог прост и един, следовательно, Он не имеет никакой сложности, следовательно, Он не есть тело. Таким образом, свою метафизику Фома Аквинский почти целиком заимствует у Аристотеля. Однако это заимствование не означает полного совпадения взглядов Фомы и Аристотеля. Ибо если главной целью Аристотеля было научное познание мира, то главной целью Фомы Аквинского является познание Бога. Фома Аквинский согласен с Аристотелем и Платоном, что человеку доступно познание лишь общих сущностей. Единичное бытие, конкретный предмет познанию недоступен. Платон в учении об идеях и Аристотель в учении о формах утверждали, что познанию доступно лишь общее. Об индивидуальном предмете можно иметь лишь мнение, а не истинное знание. С этим согласен и Фома Аквинский, утверждавший, что то общее, о котором существует у нас знание, проявляется в конкретных индивидуальных вещах в виде их сущности, эссенции. Сущность есть у всего, у каждого индивидуального предмета, у каждой экзистенции. Сущность вещи, essentia, по Фоме Аквинскому, так же, как по Аристотелю, есть то, что выражено в ее определении. Поэтому, давая определение вещи, мы познаем ее сущность, но сущность еще не означает существование вещи. Сущность и существование совпадают лишь в Боге, только Бог является таким существом, в котором из сущности вытекает существование. Это совпадение достигается в Боге потому, что Бог прост. Чувственный же мир непрост, и поэтому сущность отличается от существования. В силу этого необходима причастность вещей некоторой сущности. Следовательно, сама сложность нашего мира говорит о том, что должна существовать некоторая простая сущность, которая и обеспечивает существование нашего мира. |
|
|
