| (Л. 9 об.) Ноября в 1 день дал Семену хлебенному ногавицы новые да онучи новые. Дал Даньку уляди новые. Дал Ивану Шесту шерсти на испотки. Дал Стефану конюху уляди новые. Да ему ж дал шерсти на испотки. Дал Фетьке подконюшему уляди новые. Дал Семеике Петрову шапку новую. Дал Костюхе уляди новые. Дал Жуку испотки новые. Да ему ж дал шапку да шубенко держано. Дал Волотьке уляди новые. Дал Лариону, игуменскому келеинику, сапоги пришвы. (Л. 10 Дал Семеики Петрову уляди новые да испотки новые. Дал Петруне уляди новые да онучи новые. Дал Грише Устьпоцкому уляди новые да рукавицы с ыспотки подержаны. Дал Олферу уляди новые. Дал Сидору Хромому сапоги пришвы. Дал Фомке уляди новые. Дал Трушку коровнику зипун держан. Дал Гришке Устьпоцкому шапенко. Дал Жараве уляди новые. Дал Лариону, игуменскому келеинику, рубаху шитую. Дал Сидору Хромому испотки новые. Дал Малышу Титову онучи новые. (Л. 10 об.) Дал Жуку да Семеики Петрову по улядям по новым. Дал Жараве да Поспелку Тутакову по онучам по новым. Дал Стефану конюху онучи новые. Дал Вахрушу сапоги пришвы. Дал Ваське Пошехону онучи новые. Дал Докучаю онучи новые. Дал Ивану Шесту уляди новые да онучи новые. Дал коровникам Трушку да Семку по онучам по новым. Дал Вахрушу онучи новые. Декабря в 1 день (Л. 11) дал Жараве кафтан шубнои новои. Дал Малышке Титову шапку с вершком з белым. Дал Ваське Пошехону шапку под сукном под белым. Дал Фильке Проклюеву кафтан шубнои новои. Дал коровнице в Корбалу Секачихе сапоги держаны. Дал Семену хлебенному зипун серои держаные. Дал Фильке Проклюеву две рубахи да портки держаные шитые. Дал Петруше сапоги пришвы. Дал Мирону швецу сапоги пришвы. Дал коровникам Семеику да Трушку двои испотки шерсти. (Л. 11 об.) Генваря в 1 день дал Стефану конюху шапку овчинную Ондрюшинскую Слезина. Дал Жуку [каф]тан шубнои новои . Дал Семку коровнику рукавицы верхонки. Дал Евсюку кафтан шубнои подержан. Дал Фильке Проклюеву рукавицы дубленные с ыспотки Ондрюшинские. Да ему ж дал ногавици новые да уляди новые, да онучи новые Ондрюшинские. Дал Фомке шубу держану да рукавиченка. |
| Смерть патриарха Иосифа заставила царя окончательно решить, кому из иерархов доверено будет проведение в жизнь церковной реформы. Некоторые из царских сановников предлагали избрать патриархом Стефана Вонифатьева. Однако ноша была ему явно не по плечу. Понимая это, Вонифатьев наотрез отказался от каких-либо претензий на патриарший сан. 25 июля 1652 г. новгородский митрополит Никон был поставлен патриархом «всея Руси». Свершилось волею обстоятельств одно из немногих подлинных чудес в истории русской церкви: крестьянский сын воссел на вершине власти рука об руку с царем. Самодержец выполнял все пожелания Никона, называл его своим «собинным другом». Под непосредственной властью Никона оказалась обширная кафедральная патриаршья вотчина, в которой насчитывалось тогда около 6500 крестьянских дворов . Здесь патриарх был полновластным хозяином: лишь дела, связанные с убийством и грабежом, ведались царскими дьяками. В это время Никон был в расцвете сил. Он чувствовал призвание к делам великим и необычайным. Вот как характеризует его один из дореволюционных исследователей. «Никон был бесспорно замечательно умный и богато одаренный от природы человек: живой, восприимчивый, сильно увлекающийся и энергичный, способный своими выдающимися качествами и всею своею личностью производить на других сильное впечатление. Он был учителен и умел хорошо говорить поучения и речи на различные случаи, он обладал обширной начитанностью и прекрасной памятью, что давало ему возможность в своих речах ссылаться на библейско-церковно-исторические примеры, на свидетельства отцов и учителей церкви. По природе он был широкая натура, способная действовать не по шаблону, способная увлекаться новым, оригинальным, грандиозным» . С первых же дней пребывания у власти Никон повел себя отнюдь не так, как ожидали многие из его прежних единомышленников. Провинциальные «ревнители благочестия» к осени 1652 г. уже почти все были изгнаны из своих уездов. Они собрались в Москве, надеясь на милости и поддержку со стороны нового патриарха. Однако их ожидало горькое разочарование. Вместо прежнего Никона — внимательного, даже предупредительного к авторитетным при дворе протопопам — явился как бы совсем другой человек. Он порвал все связи с былыми единомышленниками, не велел даже пускать их к себе в приемную — «крестовую палату» патриаршьего дворца. Разумеется, для Стефана Вонифатьева Никон сделал исключение: слишком велико было влияние духовника на царя Алексея. К тому же Никон не считал кроткого, уступчивого Стефана своим соперником, был благодарен ему за отказ от претензий на патриарший престол. |
| мира в противостоянии натиску Османской империи. В связи с этим активизировались церковные отношения со странами Балканского п-ова. Книги, переписанные в скрипториях М. к. и Валахии, имели определенное распространение к югу от Дуная, однако более сильное влияние молдав. скрипториев в письме и оформлении заметно начиная с посл. четв. XV в. на территории укр. и белорус. земель в составе Великого княжества Литовского и Польского королевства (Речи Посполитой), в т. ч. в краковских изданиях Фиоля Швайпольта 90-х гг. XV в. ( Турилов. 2005). Т. о., М. к. и Валахия играли роль покровителей Православия в Юго-Вост. Европе. Период правления св. Стефана III характеризуется расцветом средневек. культуры, с его именем связано возникновение молдавского летописания. Первоначальный текст 1-й молдавской летописи, условно названной «Анналы двора Стефана Великого», утрачен. Сохранились ее варианты: «Анонимная хроника Молдовы» (Бистрицкая летопись), 2 редакции «Путнянской летописи»; часть редакций первоначальной хроники получила распространение за рубежом под названиями «Хроника молдавско-немецкая», «Хроника молдавско-польская», «Хроника молдавско-русская» (также «Славяно-молдавская летопись»), включенная в летописный свод «Воскресенская летопись» (Славяно-молдавские летописи. 1976). С эпохой св. Стефана III также связан период расцвета и зрелости церковного искусства. В церковной архитектуре был окончательно сформирован оригинальный стиль, получивший название молдавского. Серьезным архитектурным достижением стали молдав. оборонительные сооружения. Древние крепости (Сучава, Нямц, Четатя-Албэ, Роман, Хотин, Сорока и др.) были расширены и реконструированы согласно новым требованиям, связанным с распространением огнестрельного оружия. Ансамбли настенных росписей, сохранившихся в церквах Пэтрэуци, Воронца, Хырлэу, Ботошани, Бэлэнешти и др., свидетельствуют о создании художественного стиля, наследовавшего поздневизантийское искусство Балкан. Иконографическая живописная традиция была приспособлена к особенностям молдав. |
| Живший в Милеевой пустыни иеромонах Досифей перекрещивал приходивших к нему из соседней деревни Милеевой крестьян с женами и детьми. 365 Что касается раскола на Дону, то там решение данных вопросов было таково. Иеромонах Иов и после него игумен Досифей крещенных по новым книгам перекрещивали; друзья Досифея и соработники – черные попы Пафнутий и Феодосий – поступали, конечно, точно так же. 366 Вместе с тем и совершенное по новым книгам рукоположение не принимали ни Иов, ни Досифей. Известна лишь следующая с их стороны уступка в данном случае. Иов сознавал, что нужда в иерее, как это ни прискорбно, скоро настанет для его учеников. В виду этого он послал своего келейника инока Иоасафа получить рукоположение в Твери. Это было еще в то время, когда Иов жил в Льгове. Тверской архиерей был приятель Иова, и, хотя служил по новым книгам, но по просьбе Иова согласился рукоположить Иоасафа по книгам старым. Вопрос о действительности этой хиротонии возник уже по смерти Иова. Народ, где жил Иоасаф, не признавал его рукоположения за истинное. Это заставило Иоасафа совершить путешествие к Досифею, жившему тогда на Дону. Иоасаф просил Досифея, «да оного ради народного соблажнения в того рукоположении не повелит ему священнодействовать». Досифей поступил следующим образом. «Не словом тое прошение разреши, но метну жребий, что тем показано будет: и паде жребий на Иоасафа священнодействовать». Этим и ограничилась со стороны игумена Досифея уступка в пользу послениконовской хиротонии. 367 Во второй половине 80-х годов в Черкасске появился поп нового ставления – Самойла, и казаки пригласили его служить по старым книгам. Примечательно, что и Самойла «младенцев перекрещивал вдругорядь», хотя трудно сказать, что это было за «перекрещивание». 368 Первые стародубские и ветковские требоотправители: поп Козма и поп Стефан «приходящих от церкви новокрещенных повторяли своим крещением», равно не принимали и попов нового ставления. Умирая, они строго заповедали своим духовным детям хранить этот завет на все времена. Под их влиянием ветковские насельники чуждались жившего тогда на Ветке вышеупомянутого попа Иоасафа, получившего хиротонию от Тверского архиерея. Но когда Стефана и Козмы не стало, а Иоасаф получил от Досифея благословение священнодействовать, ветковцы с умилением просили Иоасафа не оставить их «сирых», и Иоасаф, действительно, стал их попом. Он также не принимал ни крещения, ни хиротония, совершенной по новым книгам. Но преемник Иоасафа – черный поп Феодосий, сам рукоположения старого, уже «отверз дверь» на Ветке попам послениконовского рукоположения, хотя послениконовское крещение повторял: приглашенные им в 1695 году на освящение церкви попы Александр и Григорий имели на себе хиротонию новую. 369 |
| Изображение Духа Святого в образ вина оправдывается тем, что когда Апостолы исполнились Святого Духа, Иудеи говорили про них: вином исполнены суть. Сравнение действия благодати с действием вина Стефан Яворский удерживает и проводит далее. Разбирая пятый образ, он задает себе вопрос: «для чего Христос даяй власть на отпущение грехов человеческих своим Первосвященникам Апостолам, первее дуну на них?» и решает его следующим образом: «ведаете, егда кто хощет на примере сести на лавке, и видит на ней много пыли и нечистот: в первых здувает и тем дуновением очищает себе седалище, а потом седает». Везде видно усилие выдержать задачу до конца. Существенный смысл текста, главная мысль, которую следовало бы развить, именно: внутреннее действие Духа Святого на человека, устранена, забыта; вместо того проповедник ударился в сторону и выставил перед своими слушателями целый ряд изысканных, бесплодных применений и аллегорий. Могло ли подобное слово уяснить их понятие о благодати? Возьмем другой пример. В слове в неделю двадесять-третью по Святом Дусе, на текст: моляху его, да повелит им внити в свиния: и повели им ( Лк.8:32 ) 15 Стефан Яворский , объяснив сходство грешника с свиньею, развивает следующим образом мысль о том, какими средствами может человек освободиться от владычества диавола: «аз ныне новым лекарем буду: напишу вам рецепт, како из свиней выгнати диаволов, како ярмо диавольское с выи сбросить и из власти его избавиться. На сие дам изрядное лекарство... Обыкновение, или паче рещи, нужду имут вси немоществующии в скорби своей от врачев искати помощи: тогда врачь, написавши рецепт, то есть хартицу, на нейже изображает врачевства составы, посылает в аптеку, да по ней тамо уготовится лекарство». Далее, проповедник исчисляет «вся составы врачевству сему приличествующия» и на этом исчислении основывает разделение слова: «первый состав и сей полезнейший, есть желчь и сердце, к симже и прочие составы примешаны будут: и сей есть всегдашнее воспоминание страстей Христовых… Второй состав оному преждереченному должен примешатися, смирна. Смирна знаменует умерщвление плоти... Третий состав врачевства нашего, обоим преждереченным противный: оная бо бяху горька, но сей сладкий есть. Мед есть составь сей. Чтоже нам знаменует: сладкое паче всех сладостей помышление всегдашнее о небе... Четвертый состав есть и последний нынешнего рецепта, на изгнание диавола от грешника, зелие рута: сие есть подобие воспоминовения огня геенского». |
| Известный парижский издатель и печатник Робер Этьенн (Robert Estienne, лат. Стефан, 1503–1559) выпустил четыре издания Нового Завета, три первых в Париже (1546, 1549 и 1550) и четвертое в Женеве (1551), где он провел последние годы жизни, став протестантом 136 . Три первых парижских издания были сделаны особенно роскошно. Типографские работы оплатило французское правительство. Прекрасно исполненное третье издание (размер страниц 22 x 33 см) является первым греческим Новым Заветом, содержащим критический аппарат, на внутренних полях страниц Стефан записывал разночтения из 14 греческих рукописей и Комплютенской многоязычной Библии. Одной из рукописей, которую он цитировал, был знаменитый кодекс Безы, коллацию разночтений которого сделали, по словам Стефана, его “друзья в Италии”. Текст изданий Стефана 1546 и 1549 гг. включал тексты Эразма и Комплютенский; третье издание (1550) очень близко к тексту Эразма четвертого и пятого изданий. Случилось так, что третье издание Стефана для многих, в особенности для англичан, и стало общепринятым текстом греческого Нового Завета. Четвертое издание Стефана (1551), которое снабжено двумя латинскими версиями (Вульгата и латинский текст Эразма), расположенными по обе стороны греческого текста, уникально в своем роде, поскольку впервые текст был разбит на пронумерованные стихи. Существовало мнение, что Стефан делал разбивку во время “путешествия верхом”: подчас причиной неверного членения являлся галоп лошади, вследствие чего перо автора попадало на нужную строку 137 . Сын Стефана подтвердил, что его отец действительно работал над текстом во время путешествия (inter equitandum) из Парижа в Лион, но наиболее логично было бы предположить, что работа выполнялась во время отдыха на постоялых дворах. В 1553 г. инфолио Стефана 1550 г. переиздано меньшим форматом (8,5 x 14 см) Жаном Криспеном (или Креспеном), французским печатником, который работал в Женеве и выпустил несколько изданий Священного Писания на различных языках, в том числе и вторую английскую Библию 1570 г., напечатанную в четверть листа. Криспен воспроизвел текст Стефана, внеся лишь незначительные исправления 138 . Он воспроизвел также и разночтения издания 1550 г., но без ссылок Стефана на рукописи, из которых они были взяты. Одно из двух изданий (Стефана или карманный репринт Криспена) легло в основу английского перевода Нового Завета (Женева, 1557), первого англоязычного издания с разночтениями, вынесенными на поля 139 . Этот перевод сделан Уильямом Уиттингэмом (William Wittingham) и его братьями-протестантами, с которыми он бежал из Англии. |
| Действительно, с прибытием в Москву ученых киевлян необходимо должно было произойти сравнение, сличение старой московской учености с новой киевской, причем представители и приверженцы киевской учености естественно старались уронить в общественном мнении старую московскую ученость и ее представителей учительных протопопов Стефана и Неронова. Но это обстоятельство, кажется, очень мало затрагивало Стефана, который сам содействовал вызову в Москву ученых киевлян и не имел вообще особых притязаний на ученость и учительность, так что в интересах оживления в Москве публичной проповеди пожелал иметь при себе другое лицо, более его ученое и красноречивое. Биограф Неронова прямо говорит, что «Стефан протопоп, аще и зело велию ревность имеяще о благочестии, обаче в Божественном Писании не до конца худог бяше: того ради желаше избрати себе в помощь мужа, в словесех речиста и в святых книгах искуснейша». Ввиду этого умный и непритязательный Стефан легко мирился с киевской ученостью и с киевскими учеными, как он впоследствии легко мирился с преобразовательной деятельностью Никона и даже усиливался помирить с нею своих пылких и неразумно ревностных друзей 121 . Что же касается Ртищева, то он, как известно, был главным деятелем в вызове в Москву ученых киевлян и самым горячим поборником развития у нас образования. Точно так же и Никон, перебравшись в Москву, скоро подчинился здесь новым веяниям, сблизился с его представителями и, наконец, вполне проникся мыслью о необходимости церковных исправлений в духе Иосифа. Таким образом, все три главные известные нам ревнителя вовсе не были принципиальными противниками Иосифа и им намеченных исправлений, а между тем, несмотря на это, между патриархом Иосифом и Стефаном Вонифатьевым с течением времени произошел окончательный разрыв, так что Стефан Вонифатьевич даже публично дозволял себе называть Иосифа патриарха «не пастырем, а волком», поносил он и всех других властей «бранными словами» и их, как и патриарха, называл также «волками и губителями». |
| Примите, бесценнейший Стефан Дмитриевич, мое усерднейшее поздравление с наступившим Новым Годом, который желаю вам и с чадами вашими препроводить в вожделенном здравии и совершенном благополучии. – Благодарю вас за дружеское письмо ваше и за приложенный при нем отчет трудов ваших, полезных человечеству, угодных Богу. Сердечно сожалею, что в бытность мою в Москве видел вас только в зеркале – в дщерях ваших. Поправилось ли ваше здоровье от путешествия в чужие края? А я лечусь и до сих пор от застарелой простуды с медленным, но уже значительным успехом. Все иностранные лекарства или вовсе не помогли, или помогли очень недостаточно; с отличною пользою подействовали самые простые средства: ванна с солью и натирание чистым дегтем. Теперь на опыте знаю, что пред отечественным деготьком ничего не значат заморские оподелькоки – не только какая-нибудь летучая мазь. Второй год продолжается мое лечение – и сознаюсь, что состояние лечащегося от хронической болезни труднее, нежели состояние болящего: отнимает все время, действие лекарств поставляет тело в ненатуральное положение, отнимает способности телесные и душевные, отнимает возможность умственных занятий, держит в состоянии непрерывающейся усталости, какого-то онемения и усыпления. Человек – яко трава! Взойдет в его тело какая-нибудь посторонняя влага, займет место на путях крови, расстроит ее обращение – и весь человек изменился не только по телу, но и по душе, по уму! «Во обилии моем не подвижуся во век». Этими словами Пророк изобразил крепость человека, силу его при здравии тела, при здравии души, поучающейся день и ночь в законе Божием. «Отвратил еси лице твое, и бых смущен». Эти слова вскоре последуют за вышеприведенными – и как справедливы! Не говоря уже о душевных искушениях, одно оскудение сил телесных есть искушение, и при изнеможении тела невольно изнемогает душа. Вот, бесценнейший Стефан Дмитриевич, подробное описание собственного моего состояния; внешние же обстоятельства остаются такими, какими были и прежде: приятное сменяется скорбным, скорбное сменяется опять приятным. Да дарует милосердый Бог рабу Своему встретить то и другое с одинаковым чувством недоверчивости и холодности. Земные печаль и радость приводят только в суетное движение кровь: Слово Божие может остановить это движение, сказав крови: «Не только плоть, но и кровь Царствия Божия не наследуют». |
| Вообще, как проповедник христианства между язычниками, св. Стефан является перед нами истинным новым апостолом. Быв крестителем Зырян и быв поставлен в их епископы, св. Стефан в этом последнем звании хотел быть не только духовным пастырем своего народа, но, как выражается жизнеописатель, и его ходатаем, печальником и промышленником и в житейских его нуждах и делах 533 . Он ходатайствовал за него пред великим князем, ища устранения злоупотреблений и притеснений во взимании с него даней. Он старался отвратить грабительские на него набеги новгородских так называемых ушкуйников или флибустьеров, обращаясь к этим последним со своими увещаниями. При нападения на него другого инородческого народа – Вогуличей он воодушевлял к мужеству его воинские рати и предводительствовал последними с оружием креста в руках. Когда случался в зырянской земле голод, он старался быть питателем народа, доставая хлеб из пограничной России 534 . Кроме собственной и прямой деятельности, состоявшей в просвещении Зырян христианством, есть основания ещё усвоять св. Стефану деятельность побочную, именно-поставлять его в ряду наших писателей и наших переводчиков с греческого языка. Сохранилось до настоящего времени обличительное поучение против Стригольников, над которым читается надписание: «сие списание от правила святых апостол и святых отец дал владыце На(о)угородцкому Алексею Стефан владыка Перемыскый на Стригольникы» 535 . С совершенной вероятностью предполагают, что вместо Перемыскый должно читать Перемьскый 536 , т. е. Пермский, и что под автором списания нужно разуметь именно нашего св. Стефана. В 386 году он ездил в Новгород, как нужно думать, затем, чтобы искать обороны своей пастве от помянутых нами ушкуйников: в это время по просьбе архиепископа Новгородского он и мог написать своё поучение. О достоинствах поучения мы сказали выше. Мы возвратимся к нему несколько ниже, когда будем говорить о Стригольниках. Что касается до деятельности Стефана, как переводчика с греческого языка, то имеются некоторые основания усвоять ему перевод большого юридического (юридическо-нравоучительного) сборника, известного под именем «Мерила праведного». |
| 1714. Марта 17». 206 Потом опять идут служебные дела. «Великому государю и великому князю Петру Алексеевичу, всея великия и малыя и белыя России самодержцу. Смиренный Стефан, митрополит, о вашем царском пресветлом величестве всесвятого Господа Бога моля, до ногм ваших царских главу мою рабски преклоняю. Вашему царскому величеству доношу. Отчины вашего царского величества Астрахани и Терек на преставльщегося 207 Самсона митрополита место кого благоволит ваше самодержавство избрати и посвятить в митрополиты. О присланных ко мне, богомольцу вашему, из Санкт-Петербурга из канцелярии правительствующего сената ересию означенных лекарь Дмитрии Тверитинов, цылюрик Фом Иванов, школьник Иван Максимов, Кошельной Слободы Никита Мартинов со известием, яко бы они очищение от своих злоб имеют, и о них бы мне, богомольцу вашему, учинить церковным изьявлением и прияти в соединение церковное ясно пред народом. И аз, богомолец ваш, убояся всемогущего Бога, страшного Его и праведного суда, не усмотря о них совершенного и достоверного свидетельства и их чистого и праведного покояния, сего сотворить не могу, понеже известея учинихся от прочих, что в них тоя злобы их корень есть и доныне. И того ради в общую православнохристианскую пользу повелех о них розыскати, дабы истина произниче прочим достоверными свидетели. А их, злодейцев, разослать в монастыри, донде же о них ясно произыдется дело их и принесут покаяние, достойное протевлению своему, с подтверждением клятвы и временныя казни. И в предь что о сих сотворити, прошу вашего царского величества писанием известитися. Вашего пресветлейшего монаршества верный подданный, всегдашний, аще и недостойный, богомолец, раб и подножие, смиренный Стефан, пастушок рязанский. Из Москвы. 1714. Августа 20». 208 Следующее письмо вызвано извещением Петра о новой победе. «Всемилостивейший наш государь, слава и венец всеросийский. Славу Богу, Создателю нашему, давшему вам победу Господом нашим Иисусом Христом. Ныне мы слышим неслыханное, что вашего царского оружия счастием и на свете едва ли где бывшими победами не знатные места начали славно сияти. Ибо как прежде светлою от Бога дарованную вам победою всему свету знатно стася полтавское поле, так ныне благополучно новым флотом и преславною викториею варяжское море. |
|
|
