| Таким образом, так называемое Никоновское исправление обрядов и богослужебных книг несправедливо представляется некоторыми, как единоличное дело Никона; напротив, оно было общим делом всех представителей русской церкви (за исключением одного), а следовательно через представителей церкви – общим делом сей последней 206 . Напрасно было бы оспаривать справедливость мнения, что характер Никона был из очень несчастных и далеко не из светлых характеров. Но тем не менее вовсе несправедливо было бы полагать, будто виной раскола был именно этот несчастный характер и что будь на месте Никона другой человек с иным характером, раскола могло бы не быть. Рядом с несчастным по характеру Никоном стоял человек, наделенный счастливейшим характером, это – царский духовник Стефан Вонифатьевич. Будучи горячим поборником Никона в деле исправления обрядов и книг, он успел сохранить все уважение к себе и людей, восставших против исправления. Но и кроткие увещания Стефана, восполнявшие и возмещавшие собою строптивые приказания Никона, не имели никакого действия на восставших: они продолжали сохранять свое уважение к Стефану, но что касается до отношения к исправлению, то в этом случае вовсе не хотели слушаться его 207 . Недостатки характера Никонова, которые касаются нас в данном случае, принадлежали к числу тех недостатков, которые бывают свойственны людям с сильными характерами: недостатки характера Никонова не были причиной, произведшей раскол, но положительной стороне его характера мы обязаны тем, что им было предпринято возможное только для человека с сильным характером исправление обрядов и книг. Что же касается до раскола старообрядства, то его возникновение представляет собою один из тех печальных исторических случаев, что в целых массах людей, когда им приходится отказываться от заблуждений, не редко находятся отдельные люди, которые, являя из себя упорных и закоренелых поборников старины (староверов в общем смысле этого слова), выступают защитниками заблуждений. О надлежащей постановке полемики с старообрядцами Наша полемика с старообрядцами до настоящего времени объясняет происхождение разностей в церковных обычаях и в чинопоследованиях богослужебных книг, которые были до Никона у нас с греками и которые в настоящее время составляют разности старообрядцев с нами – православными, таким же образом, как объяснял их сам Никон, а именно – смотрит на них как на наши новшества, явившиеся в отношении к обычаям и привнесенные в книги, благодаря нашему невежеству. |
| Проживая в Москве в качестве новоспасского архимандрита, он, как человек умный и восприимчивый, сближается здесь с учеными киевлянами и греками, начинает понимать и ценить их и, сделавшись патриархом, выдвигает их, привлекает к решению церковных дел и опирается на авторитет их учености и знаний. Даже в обычной обстановке Никон любил все необычное, выдающееся, красивое. Так в Новгороде он выстраивает новый хороший архиерейский дом, строит в Москве новый по тому времени роскошный патриарший дом. Никон любит, являясь всенародно в качестве патриарха, торжественную и возможно пышную обстановку: его патриаршие облачение отличались необыкновенною роскошью и их было очень много (одних сакосов до ста). Словом во всем и всюду он проявлял незаурядную натуру, оригинальность, ум и вкус. Поселившись в Москве он заявил себя здесь очень видным и выдающимся общественным деятелем: как новоспасский архимандрит он играл при царе эффектную роль ходатая и заступника за всех бедных, несчастных, обездоленных, что делало его очень популярным. Став потом новгородским митрополитом, Никон показал себя выдающимся для того времени епархиальным архиереем: он ввел в Новгороде единогласное истовое церковное служение, ввел в церковном пении киевские напевы, которые так любил, говорил к народу поучении, что для того времени было мало обычно. Он строил в Новгороде богадельни, кормил голодных и нищих, щедро раздавал милостыню, лично посещал заключенных в темницы, заступался за неправильно осужденных, заботился поднять престиж всего духовенства в глазах паствы, смело, во имя законности и порядка, боролся с бунтовавшею народной массою, рискуя при этом быть убитым. Естественно, что всеми этими блестящими качествами, выдающеюся незаурядной деятельностью. Никон производил сильное и благоприятное впечатление на царя и на Стефана Вонифатьевича. Но при своих блестящих природных дарованиях Никон, в то же время, по общему характеру строя всей своей умственной жизни, по приемам и способу своего мышления, по основам своего общего миросозерцания, по пониманию православия и благочестия, по своей малой способности вращаться в сфере высших христианских истин и знаний, был настоящим сыном своего времени, и в этом отношении ничем существенно и коренным образом не разнился от своих друзей, а потом врагов — Неронова, Аввакума и др. |
| 119 Зап. рус. археол. общ. II, 394–396. В приведенных заявлениях московского духовенства нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что главными новаторами, виновниками введения единогласия и поучений признаются Стефан и Неронов, а не Никон, о котором даже вовсе и не упоминается, что было бы невозможно, если бы он действительно в то время был, как некоторые думают, главным виновником введения у нас единогласия и церковных поучений. 120 «Дело по доносу чернеца Саула на бояр Ивана Васильевича Засецкаго, на Луку Тимофеева, сына Голосова, да Благовещенскаго собора на дьячка Константина Иванова, что они к нему в келью приходили и про еретичество говорили. 158 года, апреля в 3 день, извещал околничему Ивану Ондреевичу Милославскому чернец Саул: есть де за ним государево дело, чтоб про тот его извет сказал государю, и околничей Иван Ондреевич сказывал про то государю. И марта в 5 день сказал чернец Саул пред государем: нынешней де зимы, а о кою пору, того не упомнить, приходили к нему в келыо Иван Васильев, сын Засецкой, да Лучка Тимофеев, сын Голосов, да Благоввщенскаго собора дьячек Костка Иванов, и меж себя шептали: учится де у киевлян Федор Ртищев греческой грамоте, а в той де грамоте и еретичество есть, а боярин де Борис Иванович держит отца духовнаго для прилики людской, а еретичество де знает и держится. А Степан Алябьев распрашивал, а в распросе сказал: как де был на Москве старец Арсений греченин, который сослан на Соловки, поп Степан хотел было у него поучиться по латыни, и как тот старец сослан на Соловки, и он де и учиться перестал и азбуку изодрал, потому что учали ему говорить родимцы его и Лучка Голосов, да Ивашко Засвцкой: перестань де учиться по латыни, дурно де; а какое дурно, того не сказали; а разговоров де он с ними – Лучкою и Ивашком – никаких не говаривал, а Лучка де говаривал: латинской де язык незнаком и многия в нем ереси. – Дьячек Костка Иванов в распросе сказал: нынешнего году на маслянице, а в который день, того не упомнит, провожали де протопопа (Стефана Вонифатьева) Лучка Голосов, да Ивашко Засецкой, да он Костка от Благовещения к нему на двор и, проводя его, пришли к воротной келье к старцу Саулу и сели на лавке и говорили де ему Костке Лучка и Ивашко: извести де протопопу, что де он. |
| 98 Русские достопамятности, издаваемые обществом истории и древностей российских. М., 1815, ч. I, с. 114. 99 Стоглав. Собор, бывший в Москве при государе царе и великом князе Иване Васильевиче/Изд. Д. Е. Кожанчикова. СПб., 1863, с. 261–267. 100 Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841, т.З, 92: VIII – X, с. 95–96. 101 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836, т. 3, 264, с. 402. 103 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836, т 4. с. 481–482. 104 Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1842, т. 4, 6: VI. с. 28; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб.. 1836. т 4 19, 324. с. 32–33; 484–485. 106 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836, т. 3, с. 401–402. 109 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836, т. 4, с. 481–482. 110 П. И. Иванов . Описание государственного архива старых дел. М., 1850, с. 302–304; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836, т. 4, с. 485–486. В источнике – это грамота 1649 г. патриарха Иосифа архиепископу вологодскому Маркелу. 113 А. Ф. Бычков. Описание славянских и русских рукописных сборников Императорской Публичной библиотеки. СПб., 1878, вып. 1, XXIII, 10, с. 83; И. П. Сахаров. Исследования о русском церковном песнопении. СПб., 1849; Л. Попов. Описание рукописей и каталог книг церковной печати библиотеки А.И.Хлудова. М., 1872, с. 233–236. 114 Установление единогласного пения некоторые почему-то считают личным делом Никона. Это мнение несправедливо. Современные введению единогласия лица говорят, что это было делом Ртищева и Стефана Вонифатьевича, которые «первее уставиша в своих домнх единогласное и согласное пение, также потщашася и благочестиваго царя молити, дабы утвердил благочинное в церквах правило, еже бо в един глас, а не во многия пети». |
| Прежде всего кружок ревнителей энергично восстал против разных народных языческих игрищ и суеверий, народных иногда кощунственных забав и увеселений, настаивая пред высшей церковной и светской властью, что бы она пришла к ним на помощь в этом деле своими правительственными мерами: запрещениями и указами. И с этой стороны кружок достигал своей цели: благодаря воздействию Стефана Вонифатьевича на царя издан был целый ряд указов и распоряжений в видах уничтожение в народе грубых и безнравственных языческих игрищ, забав и суеверий, на которые указывали правительству ревнители. Затем кружок выступил с энергичными обличениями беспорядочной, зазорной жизни как белого, так и черного духовенства и настаивал пред властями, что бы он предпринял меры к устранению этих недостатков, также и разных церковных нестроений, проявляющихся в самом отправлении духовенством церковных служб. В то же время кружок ревнителей усиливался восстановить совсем было замолкшую на Руси церковную проповедь, настаивая, что бы при церковных службах народу читались положенные уставом поучение и житие, причем сами члены кружка старались неукоснительно выполнять все те требование, какие они предъявляли к остальному духовенству. Указанная деятельность кружка ревнителей, находивших себе постоянную поддержку и поощрение в царском духовнике Стефане Вонифатьевиче и прочную опору в самом государе, естественно не могла нравиться как патриарху, так и большинству епархиальных архиереев. В деятельности кружка патриарх и власти видели косвенное порицание их архипастырской деятельности, обличение их в нерадении в исполнении своих архипастырских обязанностей, в преступном их равнодушии к печальному нравственно-религиозному положению пасомых, духовенства и самой церкви, тем более, что некоторые челобитные ревнителей даже прямо принимали наставительно-учительный тон относительно патриарха и других архиереев. Неизвестный, например, в своей челобитной к патриарху Иосифу, называя себя «грубоумным его богомольцем», в то же время напоминает Иосифу о его предшественниках — московских митрополитах: Петре, Алексее, Ионе, примеру которых и приглашает Иосифа следовать в своей архипастырской деятельности, причем резко заявляет: «твоего святительского рукоположения служители (церкви), только именем пастыри, а делом волцы, только наречением и образом учители, а произволением тяжцы мучители». |
| Принимая во внимание, что это дело было важнейшим делом патриаршества Иосифа, особенно второй его половины, а с другой стороны зная, что «руководство всей церковной жизнью перешло тогда в руки кружка ревнителей благочестия (то есть Вонифатьева), которые практически делались управителями всей русской церкви» 45 , нельзя не признать, что в числе членов упомянутого «совета» были и лица из кружка Вонифатьева. Прежде всего, сам Стефан Вонифатьев имел прямое и даже официальное отношение к делу исправления книг, потому что им, между прочим, издана была весьма важная по тому времени «Книга о вере»; но конечно, Стефан, уже по одному тому, что занимал такое видное положение, не был каким-нибудь обычным справщиком, а был одним из передовых руководителей этого дела 46 . Не может быть, чтобы и друг Стефана, так сказать, правая рука его, Иван Неронов, не принимал никакого участия в деле исправления церковно-богослужебных книг; напротив, думается, Стефан в этом деле при всяком случае пользовался знанием и начитанностью своего талантливого друга, а потому выражение дьякона Фёдора, что Неронов или Павел Коломенский «у книжныя справы на печатном дворе не сиживали никогда, и в наборщиках не бывали» 47 , нужно понимать именно буквально, то есть – что Неронов, действительно, не был официальным справщиком и тем более наборщиком, что конечно, не исключало возможности влияния его на дело другим путём. Что касается протопопа Аввакума, поселившегося в Москве много позднее других членов кружка Вонифатьева, то все новейшие исследователи по этому вопросу решительно утверждают, что он не принимал, да и не мог принимать никакого участия в деле печатания книг, в подтверждение чего, между прочим, приводят и то соображение, что и сам протопоп, «вообще довольно подробно передающий об обстоятельствах своей жизни, ни слова не говорит о своём участии в печатании книг» 48 . Соглашаясь с тем, что Аввакум не был справщиком книг, мы всё-таки склонны думать, что Аввакум, всегда интересуясь книжным исправлением, принимал в нём участие (в периоды своего пребывания в Москве), если не делом, то словом, и даже стремился встать к этому делу ближе. Это видно из того, что когда Аввакума вернули из первой ссылки (в 1658 г.), то, так сказать, в утешение ему предлагали разные довольно видные места, и между прочим, место «на печатном дворе книги править», и он, Аввакум, был рад этому предложению даже более, чем другому очень лестному предложению – быть царским духовником. 49 |
| «Старообрядцы же, - по мнению Зызыкина, - хотя и ошибочно, считали инициатором реформы Никона... и потому создавали о Никоне самое нелестное представление, в его деятельности видели только дурное и в его поступки вкладывали разные низкие мотивы и охотно присоединялись ко всякой борьбе против Никона» . Русский ученый немецкой школы И.К. Смолич затрагивает данную тему в своей уникальной работе, посвященной русскому монашеству. «Меры Никона по исправлению церковных книг и изменению некоторых богослужебных обрядов, - сообщает историк, - в сущности, не содержали в себе ничего нового, они явились лишь последним звеном в длинной цепи подобных мероприятий, которые либо уже были проведены до него, либо должны были проводиться в будущем» . Автор подчеркивает, что патриарх был вынужден продолжать исправление книг, «но эта вынужденность как раз и противоречила его характеру, не могла пробудить в нем подлинного интереса к делу» . По мнению еще одного представителя нашего зарубежья А.В. Карташева, автором реформы был возглавлявший боголюбческое движение протопоп Стефан. «Новый патриарх, - пишет он в своих очерках по истории Русской Церкви, - принялся с вдохновением за выполнение той программы своего служения, которая была из долговременных личных бесед и внушений хорошо известна царю и разделялась последним, ибо исходила от царского духовника, протопопа Стефана Вонифатьева» . Дело исправления книг и обрядов, считает автор, «породившее наш несчастный раскол, стало так общеизвестно, что непосвященным оно кажется главным делом Никона» . Реальное же положение вещей, по утверждению Карташева, таково, что идея книжной справы для патриарха «была попутной случайностью, выводом из главной его идеи, а самое дело... было для него старым традиционным делом патриархов, которое надо было просто по инерции продолжать» . Никон был одержим другой идеей: он мечтал о возвышении власти духовной над властью светской, а юный царь своим расположением и ласками благоприятствовал ее укреплению и развитию. |
| В тоже самое время Аввакум всегда и всем неустанно проповедывал о гибели православия на Руси вследствии церковной реформы Никона, о необходимости всем истинно-верующим стать за родную святую старину, ни под каким видом не принимать никонианских новшеств, а во всем твердо и неуклонно держаться старого благочестия, если потребуется, то и пострадать за него, так как только оно одно может вести человека ко спасению, тогда как новое – никонианское ведет к неминуемой вечной гибели. Эта проповедь святого страдальца и мученика за правую веру и истинное благочестие, везде имела успех, везде Аввакум находил себе многочисленных учеников и последователей, которые всюду разносили молву о великом страдальце и крепком поборнике истинного благочестия. Так было даже с семьей его мучителя Пашкова. Если сам Пашков не терпел Аввакума, всячески гнал и преследовал его, за то жена Пашкова, его взрослый сын и жена последнего были всецело на стороне Аввакума, считали его за человека святой жизни, за невинного страдальца, за угодника пред Богом и, в трудных обстоятельствах, прибегали к его молитвенной и чудодейственной помощи, и старались, тайно от самого Пашкова, материально помогать ему и его семье, особенно в голодное время. По сознанию самого Аввакума, эта их помощь для него и его семьи имела очень большое значение. Когда чрез одиннадцать лет ссылки, Аввакум был возвращен в Москву, то он явился сюда уже окруженный ореолом страдальца и мученика, с прочно установившейся репутацией мощного, непоколебимого борца за поруганную и извращенную Никоном правую веру, за старое истинное русское благочестие. Стефана Вонифатьевича давно не было в живых, Неронов, теперь старец Григорий, ранее признанный глава всех недовольных реформой Никона, примирился с церковью и даже его борьба лично с Никоном потеряла всякое значение, так как Никон оставил патриаршую кафедру и более не имел отношения к церковному управлению. Значит, у противников церковной ре- —394— формы Никона тогда не было главы и всеми признанного общего руководителя, а следовательно в их действиях не могло быть строгого единства, определенного плана, а вместе и той энергии, какую развивает масса, когда ею управляет определенное, авторитетное в ее глазах лицо, руководящее всеми ее действиями, и направляющее их к одной определенной цели. |
| Наконец в журнале «Православное Обозрение» началось печатанием новое исследование проф. Каптерева по этому вопросу, где в первый раз доказывалось, что главнейшие противники церковной реформы Никона никогда не были книжными справщиками и никакого влияния на книжную справу при предшественнике Никона, патриархе Иосифе, не имели, так как принадлежали к кружку ревнителей благочестия, образовавшемуся вокруг царского духовника Стефана Вонифатьевича, к книжной справе не имевшего никакого отношения. С помощью царя этот кружок энергически действовал, способствуя углублению религиозного чувства народных масс, имея главным образом в виду ввести больший порядок и больше благочестия при совершении богослужений. Дальше доказывается, что многие церковные обряды, измененные Никоном, как неправильные и вызвавшие такое сильное противодействие, – представляют собою древнюю греческую форму, которая у греков стала разви- —841— ваться далее, между тем как на Руси она удержалась в прежнем виде. Этот новый взгляд на реформаторскую деятельность Никона и на мотивы, которыми руководствовались его противники – лишил ревностного борца против раскола – Субботина – почвы для дальнейшей борьбы со старообрядчеством и, кстати сказать, наверное повлиял на изложение этого события Милюковым (в его «Очерках по истории русской культуры»). Поэтому-то и началась ожесточенная и не менее знаменитая полемика Субботина с Каптеревым. После двадцатидвухлетнего, невольного молчания, опираясь на выводы, сделанные в своём первом запрещенном исследовании, автор настоящей книги рассматривает весь вопрос реформы Никона с такою объективностью и ясностью, какую едва ли можно встретить в церковно-исторических сочинениях всех исповеданий. Действительно, свет и тени распределены равномерно, ни о чём не умолчено, не заметно никакого стремления к прикрашиванью. Для Московской Духовной Академии весьма не малая честь, что среди её профессоров числятся такие ученые историки, как Ключевский, Голубинский и Каптерев. Раннейшие сочинения последнего – напр. «Характер сношений России с православным Востоком» – принадлежит к числу наиболее обработанных и ценных книг всей русской истории. Благодаря же своему новому труду, автор его приобрел еще большую известность. Это обстоятельство и важность предмета, не только для настоящего и будущего России, но и для всей истории религий, – требует более глубокого вникновения в содержание исследования проф. Каптерева. |
| И с этой стороны кружок достигал своей цели: благодаря воздействию Стефана Вонифатьевича на царя издан был целый ряд указов и распоряжений в видах уничтожения в народе грубых и безнравственных языческих игрищ, забав и суеверий, на которые указывали правительству ревнители. Затем кружок выступил с энергичными обличениями беспорядочной, зазорной жизни как белого, так и черного духовенства и настаивал пред властями, чтобы они предприняли меры к устранению этих недостатков, также и разных церковных нестроений, проявляющихся в самом отправлении духовенством церковных служб. В то же время кружок ревнителей усиливался восстановить совсем было замолкшую на Руси церковную проповедь, настаивая, чтобы при церковных службах народу читались положенные уставом поучения и жития, причем сами члены кружка старались неукоснительно выполнять все те требования, какие они предъявляли к остальному духовенству 48 . Указанная деятельность кружка ревнителей, находивших себе постоянную поддержку и поощрение в царском духовнике Стефане Вонифатьевиче и прочную опору в самом государе, естественно не могла нравиться как патриарху, так и большинству епархиальных архиереев. В деятельности кружка патриарх и власти видели косвенное порицание их архипастырской деятельности, обличение их в нерадении в исполнении своих архипастырских обязанностей, в преступном их равнодушии к печальному нравственно-религиозному положению пасомых, духовенства и самой церкви, тем более что некоторые челобитные ревнителей даже прямо принимали наставительно-учительный тон относительно патриарха и других архиереев. Неизвестный, например, в своей челобитной к патриарху Иосифу, называя себя «грубоумным его богомольцем», в то же время напоминает Иосифу о его предшественниках – московских митрополитах: Петре, Алексее, Ионе, примеру которых и приглашает Иосифа следовать в своей архипастырской деятельности, причем резко заявляет: «твоего святительскаго рукоположения служители (церкви), только именем пастыри, а делом волцы, только наречением и образом учители, а произволением тяжцы мучители». |
|
|
