| Разделы портала «Азбука веры» Сайт о здоровье и медицине Екатерина Соловьева 01.11.2014 18.04.2023 ( 60 голосов: 4.2 из 5) Оглавление В Древней Греции это растение прозвали ласточкиной травой, так как расцветало оно одновременно с возвращением птиц из тёплых краёв, а отцветало с их отлётом. «Чистотелом» же эту траву стали называть в России. Дело в том, что сок растения прекрасно справляется с очищением кожи от различных пигментных пятен, угревой сыпи, лишая, а также бородавок, папиллом и кондилом. Откуда они берутся: бородавки, папилломы, кондиломы? Вначале надо сказать, что возникновение всех этих новообразований на коже или слизистых не имеет никакой связи с человеческим возрастом. Дети, подростки, взрослые нередко сталкиваются с данной проблемой. Дело в том, что бородавки, папилломы и кондиломы – это новообразования инфекционной природы, относящиеся к папилломавирусу человека (Human Papillomavirus, HPV) семейства папилломавирусов. Как и любой другой вирус или группы вирусов, вирус папилломы человека, ВПЧ (это его другое название) «любит» ослабленную иммунную систему. Как только наш иммунитет «даёт слабину», он, что называется, тут как тут. Передаётся ВПЧ от человека к человеку при непосредственном контакте, через совместно используемые предметы обихода, при половом акте, во время родов и при других обстоятельствах. Появление таких новообразований нередко связано также с пренебрежением правил личной гигиены. Пырей ползучий — самый известный и распространенный сорняк наших огородов. Все сорные растения обладают невероятной живучестью и плодовитостью, но пырей, пожалуй, один из рекордсменов, а все потому, что он размножается и семенами, и корневищами. Кроме того, пырей — настоящая природная кладовая полезных веществ! Это растение обладает рядом лечебных свойств. Науке известно несколько десятков видов пырея. Только в Азии различают его 53 вида. Особенно распространен пырей ползучий. Elytrigia repens (L.) Nevski Семейство: Мятликовые Роасеае (Злаковые, Gramineae). Класс: Однодольные Тип: Корневищный многолетник. |
| Конечно, с первого взгляда может показаться странным, что Бородавкин девять дней сряду кружит по выгону; но не должно забывать, во-первых, что ему незачем было торопиться, так как можно было заранее предсказать, что предприятие его во всяком случае окончится успехом, и, во-вторых, что всякий администратор охотно прибегает к эволюциям, дабы поразить воображение обывателей. Если б можно было представить себе так называемое исправление на теле без тех предварительных обрядов, которые ему предшествуют, как-то: снимания одежды, увещаний со стороны лица исправляющего и испрошения прощения со стороны лица исправляемого, — что бы от него осталось? Одна пустая формальность, смысл которой был бы понятен лишь для того, кто ее испытывает! Точно то же следует сказать и о всяком походе, предпринимается ли он с целью покорения царств или просто с целью взыскания недоимок. Отнимите от него «эволюции» — что останется? Нет, конечно, сомнения, что Бородавкин мог избежать многих весьма важных ошибок. Так, например, эпизод, которому летописец присвоил название «слепорода», — из рук вон плох. Но не забудем, что успех никогда не обходится без жертв и что если мы очистим остов истории от тех лжей, которые нанесены на него временем и предвзятыми взглядами, то в результате всегда получится только большая или меньшая порция «убиенных». Кто эти «убиенные? Правы они или виноваты и насколько? Каким образом они очутились в звании «убиенных»? — все это разберется после. Но они необходимы, потому что без них не по ком было бы творить поминки. Стало быть, остается неочищенным лишь вопрос об оловянных солдатиках; но и его летописец не оставляет без разъяснения. «Очень часто мы замечаем, — говорит он, — что предметы, по-видимому, совершенно неодушевленные (камню подобные), начинают ощущать вожделение, как только приходят в соприкосновение с зрелищами, неодушевленности их доступными». И в пример приводит какого-то ближнего помещика, который, будучи разбит параличом, десять лет лежал недвижим в кресле, но и за всем тем радостно мычал, когда ему приносили оброк… Всех войн «за просвещение» было четыре. |
| Батюшка прочел надо мной молитву и напоследок сказал: - Там, наверху, куда я пойду, я буду просить Матерь Божию, чтобы все твои беды ушли! Я горячо поблагодарил его. Своей бородой он вдруг напомнил мне моего отца. Я совсем разволновался и стал целовать его руки. Конечно, я очень обрадовался, когда он сказал " там, наверху " , полагая, что он собирается на Святую Гору! И никак не думал, что Батюшка имеет в виду нечто совсем иное. Это я понял только после его смерти! Затем, взяв благословение, я с почтением и благоговением поцеловал его святую руку и удалился. Это и было последним целованием! ПРОЩАЛЬНЫЕ СЛОВА ОТЦА ПОРФИРИЯ В последнее время, когда отец Порфирий находился на Афоне, я только дважды разговаривал с ним по телефону. Первый раз он чувствовал себя превосходно, поэтому мы долго беседовали на разные темы, и он дал мне много ценных советов. Заканчивая разговор, я его попросил, чтобы он не очень задерживался, потому что, с одной стороны, уже началась зима, а с другой - он нам был очень нужен. Батюшка мне ответил, что будет так, как хочет Господь! Второй раз я ему позвонил за три-четрые дня до его кончины. Монах, который поднял трубку, ответил мне, что Старец не может говорить и просит назвать мое имя и коротко сказать, что меня беспокоит. Я назвал свое имя и интересующую меня проблему. Монах громким голосом передал все это отцу Порфирию. Тогда я услышал голос Батюшки: - Есть Бог! И монах спросил в трубку: - Вы слышите, господин Анаргире, что сказал Старец? Он сказал, что " есть Бог " ! Я услышал! Услышал, благороднейший и усерднейший послушниче отца Порфирия, что сказал наш Батюшка, но слышал я его в последний раз. Это были последние слова Батюшки, сказанные мне! И я уже больше не услышу его никогда... ПЕРВОЕ ПОСМЕРТНОЕ ЧУДО БАТЮШКИ Еще до кончины Батюшки у меня на шее появилась бородавка. Меняя свой цвет, она постепенно увеличивалась, и я уже начал беспокоиться. Это было и неэстетично, и болезненно, поскольку бородавка постоянно травмировалась воротничком рубашки, воспалялась и кровоточила, в результате портила мои рубашки. |
| „Эх, если бы не конь!“ вскрикнул Тарас: „пустился бы, право, пустился бы сам в танец!“ А между тем меж народом стали попадаться и степенные, уваженные по заслугам всею Сечью, седые, старые чубы, бывавшие не раз старшинами. Тарас скоро встретил множество знакомых лиц. Остап и Андрий слышали только приветствия: „А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолуп!“ „Откуда бог несет тебя, Тарас?“ „Ты как сюда зашел, Долото?“ „Здорово, Кирдюг! Здорово, Густый! Думал ли я видеть тебя, Ремень?“ И витязи, собравшиеся со всего разгульного мира восточной России, целовались взаимно, и тут понеслись вопросы: „А что Касьян? Что Бородавка? Что Колопер? Что Пидсыток?“ И слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирменом, что Пидсыткова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царьград. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: „Добрые были козаки!“ III. Уже около недели Тарас Бульба жил с сыновьями своими на Сечи. Остап и Андрий мало занимались военною школою. Сечь не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны. Промежутки козаки почитали скучным занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; всё прочее время отдавалось гульбе — признаку широкого размета душевной воли. Вся Сечь представляла необыкновенное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой. Некоторые занимались ремеслами, иные держали лавочки и торговали; но большая часть гуляла с утра до вечера, если в карманах звучала возможность, и добытое добро не перешло еще в руки торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в себе что-то околдовывающее. Оно не было какое-нибудь сборище бражников, напивавшихся с горя, но было просто какое-то бешеное разгулье веселости. Всякий приходящий сюда позабывал и бросал всё, что дотоле его занимало. |
| «Отчего?» – «Не можно; у меня уж такой нрав: что скину, то пропью». А шапки уж давно не было на молодце, ни пояса на кафтане, ни шитого платка; все пошло куда следует. Толпа росла; к танцующим приставали другие, и нельзя было видеть без внутреннего движенья, как все отдирало танец самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо свет и который, по своим мощным изобретателям, назван козачком. – Эх, если бы не конь! – вскрикнул Тарас, – пустился бы, право, пустился бы сам в танец! А между тем в народе стали попадаться и степенные, уваженные по заслугам всею Сечью, седые, старые чубы, бывавшие не раз старшинами. Тарас скоро встретил множество знакомых лиц. Остап и Андрий слышали только приветствия: «А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолуп!» – «Откуда Бог несет тебя, Тарас?» – «Ты как сюда зашел, Долото?» – «Здорово, Кирдяга! Здорово, Густый! Думал ли я видеть тебя, Ремень?» И витязи, собравшиеся со всего разгульного мира восточной России, целовались взаимно; и тут понеслись вопросы: «А что Касьян? Что Бородавка? Что Колопер? Что Пидсышок?» И слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирменом, что Пидсышкова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царьград. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: «Добрые были козаки!» III Уже около недели Тарас Бульба жил с сыновьями своими на Сечи. Остап и Андрий мало занимались военною школою. Сечь не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны. Промежутки козаки почитали скучным занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе – признаку широкого размета душевной воли. Вся Сечь представляла необыкновенное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой. |
| Затем, взяв благословение, я с почтением и благоговением поцеловал его святую руку и удалился. Это и было последним целованием! Прощальные слова отца Порфирия В последнее время, когда отец Порфирий находился на Афоне, я только дважды разговаривал с ним по телефону. Первый раз он чувствовал себя превосходно, поэтому мы долго беседовали на разные темы, и он дал мне много ценных советов. Заканчивая разговор, я его попросил, чтобы он не очень задерживался, потому что, с одной стороны, уже началась зима, а с другой – он нам был очень нужен. Батюшка мне ответил, что будет так, как хочет Господь! Второй раз я ему позвонил за три-четрые дня до его кончины. Монах, который поднял трубку, ответил мне, что Старец не может говорить и просит назвать мое имя и коротко сказать, что меня беспокоит. Я назвал свое имя и интересующую меня проблему. Монах громким голосом передал все это отцу Порфирию. Тогда я услышал голос Батюшки: – Есть Бог! И монах спросил в трубку: – Вы слышите, господин Анаргире, что сказал Старец? Он сказал, что «есть Бог»! Я услышал! Услышал, благороднейший и усерднейший послушниче отца Порфирия, что сказал наш Батюшка, но слышал я его в последний раз. Это были последние слова Батюшки, сказанные мне! И я уже больше не услышу его никогда... Первое посмертное чудо Батюшки Еще до кончины Батюшки у меня на шее появилась бородавка. Меняя свой цвет, она постепенно увеличивалась, и я уже начал беспокоиться. Это было и неэстетично, и болезненно, поскольку бородавка постоянно травмировалась воротничком рубашки, воспалялась и кровоточила, в результате портила мои рубашки. Я собирался обратиться к дерматологу с тем, чтобы он либо сделал прижигание, либо удалил ее оперативным путем. Но поскольку в это время скончался отец Порфирий, я отложил свой визит к врачу. На сороковой день после кончины Батюшки мы, его духовные чада, собрались в его келье и отслужили панихиду. Все взяли ваточку с маслом от лампадки, горевшей в его келье. Я тоже взял. Этой ваточкой я перекрестил перед сном бородавку, но очень расстроился, когда заметил, что она разрослась и почернела. |
| Для приготовления каши крупу из пырея смешать с другими крупами (перловой, гречневой, пшенной и др.) в соотношении 1:2, 1:1. Варить на слабом огне или водяной бане до готовности. Солить в конце варки, выдержать в теплом месте 1–2 ч. Перед подачей на стол добавить молоко или сливочное масло. Запеканка из пырея Корневища пырея (150г) тщательно промыть, отварить в подсоленной воде, нарезать на кусочки, пропустить через мясорубку. Массу выложить в сковороду, залить яично-молочной смесью (1 яйцо, 50 мл молока, 25г сливочного масла), можно добавить колбасные изделия и запечь в духовке. Пюре из пырея Корневища пырея (250г) тщательно промыть холодной водой, отварить в подсоленной воде до размягчения, воду слить. Корневища пропустить через мясорубку, добавить пассерованный лук (50г), молотый перец (2г), соль. Заправить сливочным маслом или сметаной (15г). Источник: www.gorod21veka.ru Бородавки, папилломы и кондиломы представляют собой новообразования преимущественно доброкачественного характера. Однако существуют различные типы папилломавирусов, способных вызывать злокачественные новообразования низкого и высокого онкогенного риска, поэтому перед началом применения чистотела мы должны быть уверены в том, от чего избавляемся. Удалять же «добрые» формы нужно в любом случае, т.к. со временем они могут приобрести злокачественный характер, особенно, если их травмировать, сдавливать, подвергать раздражению и пр. Бородавки, папилломы и кондиломы различаются между собой по внешнему виду и месту локализации. Что представляет собой чистотел как растение? Чистотел большой (Chelidonium majus L.) – это растение, представляющее собой многолетнюю траву семейства маковые. В народе чистотел называют также бородавником, чистухой, чистоплотом и др. Чистотел содержит яркий жёлто-оранжевый млечный сок. Цветение его начинается в мае и заканчивается осенью. Все составляющие растения ядовиты. Химический состав и лечебное действие чистотела Во всех частях растения содержатся алкалоиды, сапонины, органические кислоты (яблочная, лимонная, янтарная), флавоноиды, небольшое количество эфирного масла, смолистые вещества, горечи, каротиноиды и аскорбиновая кислота. Семена чистотела примерно на 50% состоят из жирного масла. Алкалоиды не зря занимают первое место в химическом составе чистотела. Их в нём более 20 и именно поэтому растение является ядовитым. В качестве доказательства этому: |
| — О чем ты, старушка, плачешь? — спросил бригадир, ласково трепля ее по плечу. — Ох ты наш батюшка! как нам не плакать-то, кормилец ты наш! век мы свой все-то плачем… все плачем! — всхлипывала в ответ старуха. В полдень поставили столы и стали обедать; но бригадир был так неосторожен, что еще перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его вдруг сделались неподвижными и стали смотреть в одно место. Затем, съевши первую перемену (были щи с солониной), он опять выпил два стакана и начал говорить, что ему нужно бежать. — Ну, куда тебе без ума бежать? — урезонивали его почетные глуповцы, сидевшие по сторонам. — Куда глаза глядят! — бормотал он, очевидно припоминая эти слова из своего маршрута. После второй перемены (был поросенок в сметане) ему сделалось дурно; однако он превозмог себя и съел еще гуся с капустою. После этого ему перекосило рот. Видно было, как вздрогнула на лице его какая-то административная жилка, дрожала-дрожала и вдруг замерла… Глуповцы в смятении и испуге повскакали с своих мест. Кончилось… Кончилось достославное градоначальство, омрачившееся в последние годы двукратным вразумлением глуповцев. “Была ли в сих вразумлениях необходимость?” — спрашивает себя летописец и, к сожалению, оставляет этот вопрос без ответа. На некоторое время глуповцы погрузились в ожидание. Они боялись, чтоб их не завинили в преднамеренном окормлении бригадира и чтоб опять не раздалось неведомо откуда: “туру-туру!” Встаньте гуще! Чтобы пуще Побеждать врага! К счастью, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации. Войны за Просвещение Василиск Семенович Бородавкин, сменивший бригадира Фердыщенку, представлял совершенную противоположность своему предместнику. |
| Конечно, с первого взгляда может показаться странным, что Бородавкин девять дней сряду кружит по выгону; но не должно забывать, во-первых, что ему незачем было торопиться, так как можно было заранее предсказать, что предприятие его во всяком случае окончится успехом, и, во-вторых, что всякий администратор охотно прибегает к эволюциям, дабы поразить воображение обывателей. Если б можно было представить себе так называемое исправление на теле без тех предварительных обрядов, которые ему предшествуют, как-то: снимания одежды, увещаний со стороны лица исправляющего и испрошения прощения со стороны лица исправляемого, — что бы от него осталось? Одна пустая формальность, смысл которой был бы понятен лишь для того, кто ее испытывает! Точно то же следует сказать и о всяком походе, предпринимается ли он с целью покорения царств или просто с целью взыскания недоимок. Отнимите от него «эволюции» — что останется? Нет, конечно, сомнения, что Бородавкин мог избежать многих весьма важных ошибок. Так, например, эпизод, которому летописец присвоил название «слепорода», — из рук вон плох. Но не забудем, что успех никогда не обходится без жертв и что если мы очистим остов истории от тех лжей, которые нанесены на него временем и предвзятыми взглядами, то в результате всегда получится только большая или меньшая порция «убиенных». Кто эти “убиенные? Правы они или виноваты и насколько? Каким образом они очутились в звании “убиенных”? — все это разберется после. Но они необходимы, потому что без них не по ком было бы творить поминки. Стало быть, остается неочищенным лишь вопрос об оловянных солдатиках; но и его летописец не оставляет без разъяснения. “Очень часто мы замечаем, — говорит он, — что предметы, по-видимому, совершенно неодушевленные (камню подобные), начинают ощущать вожделение, как только приходят в соприкосновение с зрелищами, неодушевленности их доступными”. И в пример приводит какого-то ближнего помещика, который, будучи разбит параличом, десять лет лежал недвижим в кресле, но и за всем тем радостно мычал, когда ему приносили оброк… Всех войн “за просвещение” было четыре. |
| Его-то, конечно, и взял себе Бородавкин за образец. Двоекуров совершил очень многое. Он вымостил улицы: Дворянскую и Большую, собрал недоимки, покровительствовал наукам и ходатайствовал об учреждении в Глупове академии. Но главная его заслуга состояла в том, что он ввел в употребление горчицу и лавровый лист. Это последнее действие до того поразило Бородавкина, что он тотчас же возымел дерзкую мысль поступить точно таким же образом и относительно прованского масла. Начались справки, какие меры были употреблены Двоекуровым, чтобы достигнуть успеха в затеянном деле, но так как архивные дела, по обыкновению, оказались сгоревшими (а быть может, и умышленно уничтоженными), то пришлось удовольствоваться изустными преданиями и рассказами. — Много у нас всякого шума было! — рассказывали старожилы, — и через солдат секли, и запросто секли… Многие даже в Сибирь через это самое дело ушли! — Стало быть, были бунты? — спрашивал Бородавкин. — Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого такая примета: коли секут — так уж и знаешь, что бунт! Из дальнейших расспросов оказывалось, что Двоекуров был человек настойчивый и, однажды задумав какое-нибудь предприятие, доводил его до конца. Действовал он всегда большими массами, то есть и усмирял, и расточал без остатка; но в то же время понимал, что одного этого средства недостаточно. Поэтому, независимо от мер общих, он, в течение нескольких лет сряду, непрерывно и неустанно делал сепаратные набеги на обывательские дома и усмирял каждого обывателя поодиночке. Вообще во всей истории Глупова поражает один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а завтра, смотришь, опять появятся глуповцы и даже, по обычаю, выступят вперед на сходках так называемые «старики» (должно быть, “из молодых да ранние”). Каким образом они нарастали — это была тайна, но тайну эту отлично постиг Двоекуров, и потому розог не жалел. Как истинный администратор, он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем, что первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало, и часто даже совсем не тех, кого следовало. И, действительно, воздействуя разумно и беспрерывно, он добился результатов самых блестящих. В течение всего его градоначальничества глуповцы не только не садились за стол без горчицы, но даже развели у себя довольно обширные горчичные плантации для удовлетворения требованиям внешней торговли. “И процвела оная весь, яко крин сельный, посылая сей горький продукт в отдаленнейшие места державы Российской и получая взамен оного драгоценные металлы и меха”. |
|
|
