| Примеч. молодого Багрова. Чтобы не прерывать рассказа о детстве, эта сказка помещается в приложении. С. А. (Примеч. автора. ) Сандал — краска, извлекаемая из древесины различных деревьев при помощи спирта или эфира. Серпуха — желтая растительная краска для тканей. Державин Гаврила Романович (1743–1816) — выдающийся русский поэт. Дмитриев Иван Иванович — баснописец и сатирик конца XVIII — начала XIX beka. Шатров Н. М. — третьестепенный поэт конца XVIII — начала XIX beka. Песн. 3 . Она начинается так: Не пастух в свирель играет, Сидя при речных струях; Не пастух овец сгоняет На прекрасных сих лугах… и проч. Я никогда не умел удовлетворительно объяснить себе этого выражения, употребляемого также, когда говорилось о густом, высоком, несжатом хлебе: как тут пришел медведь! Я думаю, что словом «медведь» выражалась сила, то есть плотнина, вышина и вообще добротность травы или хлеба. (Примеч. автора. ) Хизнуть — хилеть, дряхлеть. Название «Орловской степи» носила соседственная с Вишенками земля, отдаваемая внаймы от казны, но прежде принадлежавшая графу Орлову. (Примеч. автора. ) Впоследствии этот въезд понемногу срывали, и он год от году становился положе и легче; но только недавно устроили его окончательно, то есть сделали вполне удобным, спокойным и безопасным. (Примеч. автора. ) «Векфильдский священник» — роман английского писателя О. Голдсмита (1728–1774). Переведен с французского в 1786 году. «Герберт, или Прощай богатство» — нравоучительный роман. Перевод с английского был сделан в 1791 году. «Железная маска, или Удивительные приключения отца и сына» — французский авантюрный роман. Князь Г. А. Хованский — второстепенный поэт XVIII beka. Надобно признаться, что и теперь, не между детьми, а между взрослыми, заслуженными литераторами и дилетантами литературы, очень часто происходит точно то же. (Примеч. автора. ) Гусиною Лукою назывался длинный залив позади песчаной косы. (Примеч. автора. ) Редко бывает, чтоб большая река становилась без снега. Я один раз только видел Волгу в таком виде, в каком описывает ее молодой Багров. (Примеч. автора. ) Рекомендуем |
| О своем заключении отец Роман пишет: «Школа здесь для нас, и не скажу, что легкая. Но Провидению угодно, чтобы мы и это все испытали, чтобы и опытнее быть, а может быть, подобно Лазарю на гноище, здесь страдаем, чтобы там радоваться, здесь за грехи получить возмездие, чтобы там от него свободными быть и просто перейти на лоно Авраамово. Если так, да будет имя Господне благословенно; потому что самые тяжкие здешние условия несравнимы с ужасными муками ада». По состоянию здоровья срок отца Романа был сокращен на треть. За безукоризненно выполняемую работу в ссылке срок также уменьшался. Примерно за год до освобождения, на Пасху отец Роман пишет письмо, полное веры, надежды и любви: «Вечное — нерушимо. Только бы научиться все более и более глубоко входить в него. Какая мудрость — уметь отходить от своего „я“ и опираться на „Я“ Великое, Единое. Всем этого желаю, особенно в эти дни. Что бы ни было, а вечность за нами и в этой жизни, и в будущей. Временные страдания — неизбежны для находящихся в странствовании. Но кроме страданий, сколько еще и здесь радостей и счастья! Всех-всех трижды целую…» «Господь со всеми нами!» 26 июня 1936 года отца Романа освободили. Он поселился в окрестностях Волоколамска. Позже его перевезли к духовной дочери под Москву в поселок Валентиновку. Но здоровье его окончательно сдало. Годы ссылки усугубили все его болезни и основную — туберкулез, которым он болел еще в молодости. Находиться далее в климате Москвы было опасно для его жизни. Один из друзей священника, с которым они делили ссылку, пригласил его в г. Черкассы Харьковской области. Но и здесь здоровье его продолжало ухудшаться. Кроме того, батюшка тяжело переживал отдаленность родных и духовно близких. Анна Николаевна, всю жизнь поддерживавшая отца Романа всем, чем только могла, нашла для него место в городке Малоярославце Калужской области. В этом ей помог отец Зосима Трубачев, с которым отец Роман познакомился в ссылке. В Малоярославце отец Зосима был благочинным и служил в Казанском храме. Еще находясь в Черкассах, 25 мая 1937 года отец Роман оступился на крыльце дома и сломал пораженную туберкулезом ногу. До конца жизни он уже не мог передвигаться самостоятельно. И, несмотря на это, почти сразу по приезде в Малоярославец он начал служить литургию: |
| На аресте священника настаивал и бывший председатель революционного совета в Севастополе Докукин, который к тому времени переехал в Москву (впоследствии он стал заведующим кафедрой общественных наук в одном из институтов). Власти приступили к проведению очередной кампании по закрытию храмов и арестам церковносвященнослужителей. Отец Роман чувствовал, что на этот раз арест не минует и его. Своих духовных детей он предупредил о предстоящих испытаниях, чтобы каждый взвесил, сможет ли перенести арест и не впасть в пагубное искушение. Прихожане настолько любили своего пастыря, что никто не захотел покинуть его и перейти в другой храм. Духовная дочь протоиерея Романа Зинаида Борютина поехала к дивеевской блаженной Марии Ивановне и рассказала ей о трудностях, которые возникли в приходе. Мария Ивановна внимательно ее выслушала и, ничего не отвечая, стала бушевать, все рвать, швырять, разбрасывать и настолько разошлась, что испугала даже келейницу. Зинаида ее действия поняла так, что наступает время испытаний, в результате которых братство будет разрушено. На следующий день после праздника Сретения, 16 февраля 1931 года, ОГПУ арестовало протоиерея Романа и около тридцати членов братства святителя Алексия. Когда прихожане утром пришли в храм, он был заперт и уже было известно об арестах. Вскоре после ареста священника и прихожан храм был закрыт и вскоре же разрушен. Сразу же после ареста начались допросы. Арестованные держались мужественно, показав себя твердыми в вере и благородными в ответах. Если отвечали, то лишь о религиозной жизни прихода, которая была далека от какой бы то ни было политической деятельности. Один из обвиняемых показал: «Когда отец Роман Медведь пригласил меня на службу, у него при храме уже было очень много народа. Службу он отправлял ежедневно (утром литургия, вечером – всенощная) при участии певчих из молящихся. Им было устроено братство… Так как члены братства были люди разных профессий, то им вменялось посещение больных, уход за ними, медицинская помощь, помощь бедным, утешение скорбящих. |
| Власти внимательно следили за деятельностью о. Романа и его прихода. За весь московский период его служения с 1918-го по 1929 год его арестовывали 15 раз, но всякий раз вскоре отпускали. Ему приходилось объяснять свои взгляды и церковную позицию даже самому Ф.Дзержинскому , который предложил о. Роману уехать в Холмскую губернию, отошедшую к Польше. Тучи над храмом о. Романа сгущались. Все ожидали ареста настоятеля со дня на день. Многие активные братчики по благословению о. Романа приняли тайный постриг. Так, 21 августа 1930 года иеромонах Герман тайно постриг в квартире о. Романа по ул. Кожевнической сестер Е.Ю. и Л.Ю.Бергман, В.В.Рейнберг, А.С.Соколову, при этом присутствовали уже постриженные мать Алексия и другие. Жить в Москве стало трудно, здоровье пошатнулось; духовные чада, имевшие медицинское образование, говорили, что своим пациентам они вообще не разрешили бы вставать, но батюшке можно. И он продолжал переносить все болезни на ногах, потому что, как выражался о. Роман: «Ведь детки кушать просят». В 1930 году власти выгнали семью о. Романа на улицу. Чада переселили батюшку на маленькую дачку (всего одна комната) под Москвой - в Обираловку. Туда же приезжали к нему на исповедь, за духовным советом, на откровение совести. 6 февраля 1931 года арестовали настоятеля и весь приход. Храм святителя Алексия был сразу же закрыт: он опустел - ни паствы, ни служителей. Духовное единство было поразительным. Почти все чада о. Романа держались на допросах стойко. Протоиерей Роман. Москва. Бутырская тюрьма. 1931 год 30 апреля 1931 года комиссия ОГПУ приговорила 24 члена общины храма святителя Алексия к различным срокам заключения и ссылки. 10 мая о. Романа Медведя по статьям 58-10 и 58-11 приговорили к расстрелу, но потом приговор был заменен заключением в концлагерь сроком на 10 лет. Остальных братчиков приговорили к разным срокам ссылки в концлагерь, не менее трех лет. Почти все чада о. Романа умерли в ссылке. Отец Роман прибыл в Кемь 9 июня. Единственной связью с оставшимися на свободе была переписка, которая велась через его дочь Ирину. |
| – In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, — произнес человек. «Что он сказал?» – с ужасом подумал Роман. Его знания латыни ограничивались четырьмя словами, три из которых были непристойными, а четвертое — союзом. – Я слушаю вас, сын мой, — сказал священник по-немецки. Карелин облегченно вздохнул: он уж испугался, что здесь разговаривают только на латыни. – Извините, — обратился он к священнику, — я не для… — он запнулся. Как будет «исповедь» на немецком? – Я не для разговора. У меня к вам вопрос. – Я слушаю вас, — совершенно спокойно ответил его невидимый собеседник. – Вы не могли бы мне сказать, здесь где-нибудь поблизости есть… Роман опять запнулся. Как сказать «православный» по-немецки? – Здесь есть русские храмы? – Вы имеете в виду восточное ортодоксальное христианство? – Наверное. Я не знаю, как это будет по-немецки. По-русски это называется «православный». – Да-да, я понял вас. Вы православный? Роман смущенно усмехнулся. – Я атеист. Но так получилось, что… В общем, мне надо найти какого-нибудь православного священника. – Сын мой, католическая и православная церкви – сестры. В вопросах веры между нами больше схожего, чем различного. Здесь, в Ольтене, нет православных церквей. Если я могу помочь вам чем-нибудь, то я с радостью вас выслушаю. – Это не вопрос веры. Я не могу сказать вам, в чем дело, это не моя тайна. Помочь мне вы можете только одним – если подскажете, где я могу найти православного священника. Его собеседник немного помолчал и ответил: – Подождите в храме, я сейчас подойду к вам. Роман вышел из исповедальни и присел на скамейку. Через минуту он увидел, что в его сторону движется человек в длинной черной сутане с белым воротничком. Карелин встал ему навстречу. Тот приблизился, окинул его внимательным взглядом и сказал: – Меня зовут отец Симон. – А меня зовут Роман. – Вы русский? – Да. – Вы плохо выглядите. Вам нужна медицинская помощь? – Спасибо, нет. Дело в том, что… Меня хотят убить. – Кто? – Все, кому не лень. Наши спецслужбы, например. Даже медведь в лесу хотел меня убить. |
| Может быть, предание верно? Куда бежать? Сдаться полиции? Его отправят в Россию. Уехать обратно во Францию? Виза заканчивается через три недели. Все равно придется уезжать домой. Попробовать махнуть в США, а оттуда в Мексику? Что там делать в этой Мексике… Ева. Роман остановился. Он никогда больше не увидит Еву. Он обещал, но он не придет. Что же делать? Ева завладела его сердцем с первой встречи, мысли о том, что, скорее всего, им больше не суждено увидеться, причиняли невыносимые муки. И было стыдно перед Евой за обман, пусть невольный, но она же не узнает об этом! И будет думать, что он предал её, будет переживать и плакать. Или еще хуже, будет ждать его всю оставшуюся жизнь и лишит себя семейного счастья. Роман вздохнул. Позвонить бы ей, предупредить, но кто знает, не наведет ли он этим звонком на неё своих преследователей? «Если уже не навел», — вдруг с ужасом подумал он. Вполне могло быть и так, что КГБ-шники уже навестили девушку, и тогда… Роман усилием воли отогнал от себя эти мысли. Он остановился, осмотрелся и понял, что ушел далеко от дороги. Покрутившись на месте, он обнаружил, что потерял ориентир. Деревья вокруг были высокие, небо все розовое и определить, где восток, не представлялось возможным. «Подожду, пока рассветет полностью, и сориентируюсь по солнцу», — решил Роман. Он присел на корточки, прислонившись спиной к стволу дерева. Было прохладно. «Разжечь бы костер… Хотя нет, огонь могут заметить. Я опять в лесу… Все началось сначала». Внезапно совсем рядом за спиной хрупнула веточка. Карелин вздрогнул и поднялся. Его обдало какой-то отвратительной вонью, он попятился, уперся спиной в другое дерево и замер. Прямо на него из-за сосны вышел огромный бурый медведь. Зверь смотрел на Романа маленькими свинячьими глазками и жадно внюхивался. «Сейчас же зима…шатун?!» Карелин много раз слышал и читал о том, что при сильном страхе у человека на голове могут шевелиться волосы. Сейчас он понял: это не образное выражение. Он чувствовал, как по коже головы словно проходят волны, и волосы на самом деле шевелятся. |
| Столкновения с жесткими принципами братства привели к тому, что отец Роман вынужден был определить для себя, каким он видит образ христианского пастыря, что считает идеалом и от каких принципов считает невозможным отказаться. Его церковные представления о месте пастыря в приходе и принципы, которыми руководствовалось братство, оказывались в непримиримом конфликте. Отец Роман писал по этому поводу в своем письме братству: «Братство доселе еще не стало на путь чистого, святого добывания хлеба. Этому мешают винокуренный завод и смешение помещичьего хозяйства с братским. Настоящая экономическая организация братства грозит обратить его в коллективного помещика, весьма тяжелого для округи, поскольку всякая частная благотворительность является запрещенной по уставу. Получается самая жесткая форма капиталистического строя, без всякого приражения не только христианских, но и просто человеческих чувств. Труд братства потерял нравственнооздоровляющее значение, следовательно, по своему жизненному принципу братство неуклонно стремится в самоуслаждение… По вопросу о постах у братства существует грустный софизм. Не соблюдавший их истово блюститель странно переиначил слова Апостола о ядении мяса, говоря, что по нашему времени их надо бы понимать так: не буду поститься вовек, чтобы не соблазнить брата моего – соседнюю крестьянскую округу, твердо соблюдающую посты… Братство принципиально закрывает себе дорогу, ведущую к самоотречению и смерти для мира и греха. Могут ли после этого быть у братства чистыми отношения к главному условию духовного развития – Церкви и ее служителям. Есть в братстве ходячий принцип о предпочитающих торговать своим трудом и духовными силами вместо того, чтобы состоять членом трудового братства. По этому принципу священник, получающий от братства жалованье, есть лицо, продающее ему свой труд и духовные силы. Уж не покупает ли у него братство и благодать таинств за платимое ему жалованье? Едва ли благоразумно ставить себя в такое странное положение в отношении таинств. |
| Имеется много недовольств, унижений, восхищений и благодарностей в различных мнениях об изображении истории в творчестве Пушкина, но явно очевидно, что Александр Сергеевич под словом «история» оставил большой и глубокий след в человечестве. Пушкин скверно осуждает рабство… Но и на этом Пушкин не останавливается. Наряду с классицизмом, реализмом и романтизмом он пишет свое произведение «Борис Годунов» – образец исторической драмы. Петербург представлен очень агрессивно со стороны Александра Сергеевича. Великий Карл Маркс, когда изучал русский язык, обращался к творчеству Пушкина, чтобы лучше с Фредериком Энгельсом ознакомиться с борьбой русских революционеров с русской литературой. Но все равно роман горько заканчивается… Читатель остается с плохим ощущением неприятного итога. …Исторический подход к произведению не дает умолкать критиков и читателей. Несмотря на разные замыслы гениального поэта, мы продолжаем его помнить, любить и читать». Чичиков «хочет купить у Коробочки ее мертвых мужчин, а она предлагает ему вместо них свою шерсть и пеньку». …Читатель вынимает глубокий нравственный урок. Аналогом Фенечки в романе Гончарова является Агафья Матвеевна Пшеницына. Прочитав роман, мы можем убедиться, что резкое противопоставление героинь проявляется в чисто женской сфере – сфере любви, чего я не могу сказать про Обломова и Штольца. Если первый роман заставлял его (Обломова) двигаться вперед, то второй окончательно утвердил его на диване. У Щедрина подобное отношение к своему народу приобрело притчеобразную и доступную форму. Сюжет ее (сказки «Медведь на воеводстве». – Ред. ) – повествование о царских сановниках, преобразованных в медведей, свирепствующих в лесных трущобах. Сказки Салтыкова-Щедрина вот уже более ста лет несут неумирающие идеи сатиры. Наряду с уподоблением зоологические образы совмещают здесь и эзоповскую функцию. Он (Щедрин) осторожно колеблет грань между миром животных и людей. …В бессознательном состоянии человек становится самим собой, теряет всё наклеенное ему жизнью… (о снах. |
| Один враг у нас общий — это диавол и его духи злые, а человек, как бы низко ни пал, никогда не теряет хотя бы нескольких искорок света и добра, которые могут быть раздуты в яркое пламя. А нам нет никакой выгоды воевать с людьми, хотя бы они били нас не только в правую ланиту, но постоянно осыпали бы нас всякого рода ударами и поношениями. Одно важно: твердо держаться нам своего пути и через войну с людьми не сходить со своей дороги. Воевать с людьми — это значит становиться на их ложную позицию. Даже в случае успеха эта война нам бы ничего не дала, а отвлекла бы надолго от нашей задачи…» А какие золотые мысли мы встречаем в другом письме! Приведем его почти целиком: «…примерно с 20-24-летнего возраста я сознательно уважаю и ценю всякого человека, и всю жизнь боялся сделать кого-либо своим рабом, и внешне и внутренне боюсь кому-либо причинять боль, насилие. Убеждать мое дело, принуждать не могу. Дерзаю сказать, что я любил свою свободу, никогда никому не делался рабом, а посему, думаю, и ценю свободу других: пусть живут по своему уму и по своей совести, и стараюсь никого не осуждать… лучше уйти в сторону… Я могу молчать, научился много терпеть и претерпевать, но, невзирая ни на что, я в своей глубине все тот же, люблю свою свободу, лелею и свободу других; предпочитаю разделение свободных — единению рабов. Впрочем, прости мою философию, мое самохвальство. Почитаю нужным прибавить, что я сознательно склонил свою голову, сердце и всю свою жизнь перед Вечною Истиною и Правдою. И Они дороже для меня и меня самого, и всего мира…» Протоиерей Роман. Москва. Бутырская тюрьма. 1931 год Это слова подлинно святого… И вместе с тем о. Роман был человеком, он тоже переживал малодушные минуты — огорчало состояние здоровья, а еще более — тоска по родным и духовно близким: «…душа моя очень часто тоскует и ощущает душевное одиночество…» И все же большей частью, несмотря на то, что: «Кругом мрачно, но на душе у меня светло. Кругом шумно, а в сердце у меня тихо, ибо где бы ни был я, в каких бы обстоятельствах ни находился, со мной Мой Единственный Сладчайший Христос!» |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance «Безбилетники». Роман-сериал. Серия 23. «Тревога» 33 мин., 25.02.2021 Роман «Безбилетники» — история захватывающего, полного приключений путешествия в Крым двух друзей-музыкантов. Автор романа — постоянный сотрудник журнала «Фома» Юрий Курбатов. Подробную информацию о романе и авторе и полный список серий смотрите здесь . Наутро Том обнаружил себя завернутым в простыню, и понял, что все в порядке. На поляне было как-то по-особенному тихо. Он привстал, удивленно посмотрел вокруг, и присвистнул. — Монгол, слышь? — Толкнул он друга. — Чего тебе? — закутанный с головой Монгол не желал разворачиваться. — Молчуны свалили. — Та ты шо? — Тот сорвал с себя штору. — Бежали вслед за французами. Теперь вся поляна — наша! Еще не веря своим глазам, они медленно обошли поляну, где еще вчера были свалены горы вещей. Везде было пусто. Наконец, подошли к самому красивому месту, где стояла палатка гуру. Небольшой и ровный участок земли выдавался балконом над ровным краем обрыва. В центре полянки было небольшое кострище, вокруг него лежали мягкие охапки золотистого сена. На самом краю обрыва, будто перила, росли небольшие кустики и несколько кривых деревьев. За ними распахивался вид на побережье, в конце которого пил черноморскую воду медведь-богатырь Аю-Даг. — Слушай, такое место, а никого нет. — По-привычке прошептал Том. — А чего ты шепчешь? — Сказал Монгол и заорал: — Эгеге-гегей! И они пошли на родник, умываться. У родника, спиной к морю, стоял художник. Он смотрел на невзрачный земляной утес на склоне, нависавший над ближайшим виноградником, и, подперев рукой подбородок, задумчиво курил. На вид ему было лет сорок. Его черные как смоль, уже седеющие волосы были зачесаны назад, узкое загорелое лицо украшала небольшая неаполитанская бородка. Том заглянул ему через плечо, и увидел на мольберте невнятную розово-голубую мазню. — Привет. Можно сигарету попросить? — Сказал Том. — Можно. Попроси. — Меланхолично ответил художник. |
|
|
