| Можно удивляться, с одной стороны, настойчивости Романа в проведении мер, столь явно и в нарушение всякой справедливости унижавших Константина, и, с другой стороны, тому спокойствию и «непротивлению», с которым Порфирородный относился к этим мерам. Нужно иметь в виду, что каждое распоряжение, нарушавшее права Константина, должно было или исходить от его имени, или по крайней мере иметь его формальное согласие. И он на все соглашался, раздавал короны детям и внукам Романа и не принял непосредственного участия ни в одном движении против тирании Лакапина. Философское отношение к своему положению, которое он понимал и оценивал во всей его реальности, без сомнения, должно возвышать характер Константина в наших глазах. Находясь в исключительно необычном для императора положении, он, однако, с достоинством относился к своей доле и нашел возможным в высшей степени полезно воспользоваться той свободой, какая ему была предоставлена. Роман Лакапин при всех благоприятных обстоятельствах, какие нашел он в характере Константина, не достиг цели своих заветных желаний и не утвердил своей династии. Весь трагизм постигшей его невзгоды заключается в том, что те же самые сыновья, ради которых он столько заботился и которых возвысил до царского положения, низвергли воздвигнутое им здание. Уже и старший сын Христофор помышлял свергнуть отца и самому стать на его место; можно догадываться, что его подстрекал к движению против отца тесть его, магистр Никита, которого и постигла обыкновенная судьба заговорщиков при Романе 379 он был пострижен в монахи и сослан в заточение (928). Но Роман жестоко обманулся в своих расчетах на утверждение власти в своем потомстве. Прежде всего смерть царя Христофора в 931 г. нанесла большой удар и его родительским чувствам, и дальнейшим династическим замыслам. Христофор, по-видимому, был лучший из сыновей Романа, остальные дети, хотя и возведенные в царское достоинство, были еще в юном возрасте и заставляли заботливого о судьбе их отца призадуматься над тем, что ожидает их впереди. |
| Когда в 958 г. угры снова появились во Фракии и в дни св. Пасхи выслали свои разъезды до стен столицы, то царь решился принять против них уже другие меры, чем прежде, – именно, против угров был послан доместик экскувитов Ноф Аргир вместе со стратегами азиатских фем, которые употребили против неприятеля его же собственную тактику и, напав на него в ночное время, произвели в лагере угров большой разгром и отняли у них добычу и пленных. Угры продолжали свои набеги и после Константина VII, но тогда уже их военная слава значительно ослабела и Византия находила возможным встречать их с хорошо подготовленными для борьбы с ними войсками. Мы не будем говорить здесь о походах 907 и 911 гг., сопровождавшихся известным договором Руси с греками, который сохранен в русской летописи. Ограничимся изложением обстоятельств похода князя Игоря. Это уже весьма обстоятельно отмеченный факт византийской, арабской и латинской летописью со многими подробностями, рисующими его обстановку. В мае или в начале июня 941 г. киевский князь Игорь с флотом пристал к черноморским берегам Малой Азии и, сделав высадку, подверг опустошению Вифинию. Вся азиатская часть Босфора от Ривы до Хрисополя страдала от русского отряда, так как император Роман Лакапин оказался в то время без средств к защите: флот был послан против арабов, а фемное войско было отозвано на восточную границу. Роман собрал, однако, несколько судов, находившихся в гаванях Константинополя, и, снабдив их греческим огнем, послал патрикия и протовестиария Феофана к устьям Босфора, где пристал русский флот. Русские не могли вынести действия греческого огня и должны были отступить со своим флотом, между тем как сухопутный отряд продолжал свои опустошительные набеги по Вифинии. Здесь важно отметить одно обстоятельство, бросающее особенный свет на ход дела. Хотя императорский флот нагнал страх на русские суда, но эти лодки-однодеревки не были уничтожены, а продолжали от июня по сентябрь держаться у берегов Вифинии и поддерживать сухопутный отряд, действовавший на суше не на тесной приморской территории, но далеко внутри страны, доходя до Никомидии. Понадобились исключительно благоприятные обстоятельства на арабской границе, чтобы можно было отозвать оттуда лучших стратигов – Иоанна Куркуа и Варду Фоку. С помощью вновь прибывших с востока фем империя положила предел русским грабежам в Малой Азии. Ввиду приближавшихся холодов и осеннего времени Игорь посадил свой отряд на суда и начал отступление, но его встретил вновь византийский флот под начальством патрикия Феофана. Русские понесли большие потери, часть потонула в море, часть спасшихся достигла на нескольких кораблях крымских берегов. Захваченные в плен были приведены в столицу и обезглавлены. Этим, однако, не окончились враждебные отношения Руси к Византии. Игорь снова собрал большое войско в 944 г., но император отправил послов к печенегам и подкупил их для нападения на Киев, почему Игорь должен был согласиться на предложенные ему условия мира. |
| Не говоря уже о том, что вследствие угорского вторжения дунайские области стали недоступны для византийского влияния и торговли, самые имперские владения не были обеспечены против угорских набегов: в Италии они стали угрожать римской Кампании и Капуе, на Балканском полуострове они опустошали Болгарию и приближались к византийским областям. Наконец, они появились и в пределах империи: в 934 г. они сделали нападение на Фракию. В высшей степени любопытно отметить, как бережно Роман Лакапин отнесся к уграм. «Был первый набег угров против ромэев VII индикта в апреле месяце. Они проникли до столицы, произведя во Фракии всеобщий погром» 419 . Отправлен был с целью договориться о выкупе пленных патрикий Феофан, который так искусно исполнил свое поручение умелым обращением с уграми, что достиг от них всего, чего желал, и что они очень были удивлены его обхождением и умом. И царь Роман показал свое великодушие и любовь к подданным, не пожалев назначить большие суммы на выкуп пленных. Но легкость получения добычи могла только заохотить угров на новые предприятия. В 943 г. они повторили нападение, и снова патрикий Феофан был послан для переговоров, на этот раз угры дали заложников и заключили мир на пять лет. Но, конечно, мир не был соблюдаем, и новые нападения продолжались с прежней жестокостью и с одинаковой жадностью к добыче. У империи было средство воздействовать на язычников посредством обещания почестей и наделения титулами и почетными званиями. Некоторые из угров, жившие в Константинополе в качестве заложников, получали сан патрикия и принимали христианство, хотя на первых порах без внутреннего убеждения. Известно, что угры внесли в Европу новый способ военного дела и что первое поражение, нанесенное им Генрихом I при Мерзебурге в 933 г., объясняется участием немецкой конницы, которая впервые тогда отмечается в военном деле. Но крутой поворот в военной карьере угров последовал после 955 г., когда Оттон I нанес им сильное поражение при Лехе. Это действительно был успех европейской христианской культуры над азиатским варварством, который нашел отклик на Востоке и Западе и был приветствуем и византийским царем и кордовским калифом. |
| Вокняжение Рюрика в Новгороде, смерть его братьев и его самого, захват Игорем и Олегом Киева и женитьба Игоря на Ольге отнесены к широкому периоду между первым походом Руси на Константинополь после 854 г. и вторым в 920 г. Дата 920 г. вставлена в середину фразы: «И пакы приведе себ жену от Плескова именемъ Ольгу, и б мудра и смысленна, от нея же роди ся сынъ Святославъ. И по сих же пакы временех – в л то 6428 (920) – посла князь Игорь на Гр кы вои, “Русь скыдеи 10 тысящь....”» Если удалить из текста дату, то окажется, что первоначально брак Игоря с Ольгой и рождение Святослава были определены только как непосредственно предшествующие нападению на Византию. И дата 6428 (920) г., и сам рассказ о неудачном походе Игоря на Царьград, начиная со слов «Русь скыдеи 10 тысящь...», заимствованы в НС из «Хронографа по великому изложению». Начиная с 914 г. продолжатель Георгия Амартола начал давать точные даты современных ему событий. В числе прочего он указывает венчание в 6428 (920) г. на царство Романа Лакапина, тестя императора Константина Багрянородного (913–959), и нападение Руси на Константинополь 5 июня 6449 (941) г. В «Хронографе по великому изложению» весь текст между этими сообщениями был сокращен. 44 В результате поход Игоря попал в 6428 г. Удачный набег Олега на Царьград создатель НС посчитал местью за предыдущее поражение и датировал его 6430 (922) г. Весь 6429 (921) г., по его мнению, ушел на подготовку к новой войне. Создатель «Повести временных лет» обратился к полному тексту «Хроники» Амартола с продолжением и обнаружил, что помещенный в летописи рассказ о нападении Руси относится к 6449 (941) г. 45 Из текста договоров Руси с Греками летописец выяснил две важных вещи. Во-первых, Олег был не воеводой Игоря, как сказано в НС, а самостоятельным князем, действовавшим от лица всей Руси. Во-вторых, его удачное нападение на Царьград предшествовало походу Игоря, так как договор с императорами-соправителями, Львом VI, его братом Александром и его сыном Константином Багрянородным, был заключен в 6420 (911) г. Договор с Игорем был заключен в 6453 (945) г. от имени Романа Лакапина и его соправителей. Так как византийский год начинался с 1 сентября, по современному стилю договор датируется периодом с 1 сентября 944 г. по 1 августа 945 г. В декабре 6453 (944) г. Роман Лакапин был лишен власти сыновьями и зятем Константином Багрянородным. |
| Должно быть, не без основания предполагали, что большой переворот в хозяйственных отношениях стоит в связи с начавшимся в VII в. передвижением народонаселения. На Балканский полуостров вторглись массы славян; на севере Малой Азии хозяйничали армяне, а на юго-востоке сирийские военные колонисты (мардаиты). Конечно нельзя было и думать навязать этим воинственным отрядам крепостные отношения. Все они были свободны. Когда они получали места для поселения уже в обезлюдевших отчасти округах, то это обстоятельство, по всей вероятности, благоприятно влияло на повсеместное улучшение положения колонов, уже давно осевших там. Пользуясь неурядицей, многие бежали и в другие провинции. Возвращаясь теперь назад или оставаясь на старом месте, они не могли больше пребывать в прежнем состоянии рабства, когда рядом жили новые, свободные поселенцы. Благодаря вторжению славян, хозяйственные и социальные отношения крестьянского населения вообще значительно улучшились. Одно во всяком случае ясно: законодательство исаврийского императора рисует нам развитую сельскую общину. Здесь кажется в высшей степени правдоподобным предположение, что этому развитию содействовало влияние славян. Правители Македонского царского дома, также как и императоры Исаврийской династии, очень энергично стремились к тому, чтобы посредством законодательных мер улучшить положение сельского населения. С ИХ в. становится заметной повсюду могущественная туземная знать; она пытается поставить от себя в зависимость всех, оставшихся свободными, подданных империи, и правительство, защищавшее свободных крестьян, должно было повсеместно вступить в борьбу с упрямым сопротивлением этого земледельческого сословия. Особенно энергично в этом отношении действовал император Роман Лакапин (919–944). Его новелла 922 г., позже возобновленная и расширенная, запрещала богатым приобретать имения бедных u солдат, будь то путем усыновления, дарения, в случае смерти или по завещанию, или каким-нибудь другим путем. Кто нарушал этот закон, должен был не только вернуть обратно имение, но также уплатить фиску сумму, равную его стоимости. Закон остался мертвой буквой, так как его определения были частью слишком общи, частью слишком прямолинейны, так что применение их оказалось невозможным. Это обнаружилось уже в 928 г. при появлении сильного голода. Богатые воспользовались голодом, чтобы скупить маленькие поместья. Новый закон императора объявил эти докупки недействительными; но во всяком случае покупатели должны были согласно этому закону получать полное вознаграждение и только в будущем угрожали, как наказанием, секвестром без возмещения убытков. |
| Лишь в 1001 г. с появлением Василия II на Балканах после его возвращения из Азии началось крупное византийское контрнаступление, которое велось лично императором по четко проработанному плану и неумолимо приближало конец его противника. Прежде всего, Василий вторгся в область Сердики и овладел окрестными крепостями. Тем самым Самуил был отрезан от старых болгарских земель на Дунае, причем старые болгарские столицы – Плиска, Великий и Малый Преслав – были заняты императорскими полководцами. Затем Василий II вторгся в Македонию: Веррия сдалась, Сервия была взята штурмом, и тем самым был отвоеван доступ к Северной Греции. Было быстро восстановлено византийское господство в Фессалии, после чего Василий вновь появился в Македонии и в ожесточенной борьбе захватил сильно укрепленный город Воден. Следующий его удар был направлен на Видин, важнейшее укрепление на Дунае, которым он овладел после восьмимесячной осады, не поддавшись на смелый отвлекающий маневр Самуила – взятие и разграбление Адрианополя. От Видина император двинулся походом на юг. На реке Вардар, недалеко от Скопье, он одержал решительную победу над войском Самуила, после чего Скопье открыл ему ворота (1004) 697 . Посредством взятия Водена с одной стороны и Скопье с другой центральная область владений Самуила была взята в клещи. Через четыре года неустанной борьбы, во время которой византийцы шли от победы к победе, противник утратил больше половины своей территории. Только теперь Василий решился прервать войну и на зиму через Филиппополь отошел к Константинополю. Как говорил один из современников, «Василий II вел войны не так, как большинство императоров, которые весной выступают, а поздним летом возвращаются: момент возвращения домой определяло для него достижение цели, ради которой он выступил» 698 . В самом деле, исход войны более не подлежал сомнению. Византийское государство, опиравшееся на многовековые традиции, вновь доказало свое превосходство. Византийскому искусству ведения войны, организации войска и техническим средствам древней Империи храбрый царь ничего не смог противопоставить. От него начали отходить его военачальники и наместники; в 1005 г. Диррахий благодаря измене попал в руки византийского императора. Окончательный удар последовал лишь в июле 1014 г. после долгих боев, о ходе которых известно мало. Войско Самуила было окружено в узком проходе в горах Беласицы, в так называемом Клидии в верховьях Струмы. Царю удалось бежать в Прилеп, но значительная часть его воинов нашла здесь свою смерть, а еще большая попала в плен. Свою победу Василий Болгаробойца отметил ужасным образом: пленные, якобы числом в 14 тысяч 699 , были ослеплены, каждая сотня получила в качестве поводыря одноглазого, который должен был отвести их к их царю в Прилеп. Когда Самуил увидел приближающуюся ужасную процессию, он без чувств рухнул на землю. Через два дня отважный царь умер (6 октября 1014). |
| Впрочем, это означало усиление контроля со стороны государства. Ведь если прикрепление индивидуума к профессии вследствие изменившихся обстоятельств в византийское время значительно смягчилось, то привязка к государству, наоборот, стала более крепкой. Гильдии не только привлекаются государством к отправлению общественных литургий, как было уже в римское время, но вся деятельность корпораций начинает тщательно контролироваться и регулироваться ведомством городского эпарха. Особо тщательно контролируется деятельность тех гильдий, которые связаны со снабжением города продовольствием. Для того, чтобы обеспечить снабжение столицы всем необходимым, правительство дает разнарядку на объем закупаемых товаров, следит за их качеством, устанавливает закупочную и продажную цену. Ввоз в Константинополь как из провинций, так и из заграницы систематически поощряется, в то время как вывоз, особенно за границу, наоборот, строжайшим образом ограничивается 590 . Византийская цеховая система служит не столько интересам производителей и торговцев, сколько требованиям удобного контроля правительства над экономической жизнью в интересах государства и потребителя 591 . Посредством цехов, начальников которых оно назначает и над которыми оно ставит особых чиновников, правительство контролирует все городское хозяйство и идущие в городе экономические процессы. Наряду с укреплением всевластия императора в законодательстве Льва VI находит выражение также усиление византийской аристократии – процесс, которому в его дальнейшем развитии будет суждено подорвать византийскую государственность и потрясти самые основы имперского абсолютизма. Начало этого процесса восходит к VIII в., поскольку именно тогда в Византии появляются первые семьи магнатов. Во времена Льва VI аристократия уже обладает большим могуществом, уже оформляется как особая прослойка и добивается того, что с ее привилегиями считаются, так что «Тактика» Льва уже настоятельно советует предоставлять должность стратига, а также высшие офицерские посты знатным и богатым людям 592 . |
| Paris, 1944. P. 182,184, 270. 560 Хотя законы Льва охотно рассуждают о всеобщем благе подданных, равной справедливости для всех и тому подобно, однако не выводят из этих назидательных максим тех следствий, которые хотят вывести из них некоторые современные исследователи. Ср.: Michaélidès-Nouaros G. Les idées philosophiques de Léon le Sage sur les limites du pouvoir législatif et son attitude envers les coutumes// Μνημσυνον Π. Βιζουκδου. Θεσσαλονκη, 1960. P. 27 sv.; согласно этому автору, законодательство Льва VI велось в духе гуманизма и либерализма и опиралось на «общественное мнение» (opinion publique)... 561 Часто применяемый к Византии жупел «цезарепапизма» дает искаженную картину отношений, которые в действительности существовали между государством и Церковью в средневековой Византийской империи, на что я уже указывал (Отношение Церкви и государства в Византии//SK 4 (1933). С. 121 сл.). Не придерживаясь ныне всех моих тогдашних тезисов, я вместе с тем до сих пор сохраняю мнение о том, что между церковно-государственными отношениями в наполовину римской Империи первых веков с одной стороны и в средневековой Византийской империи с другой имеется фундаментальное различие. Напротив, Дёльгер (BZ 31 (1931). S. 449–450) полагает, что отношения между Церковью и государством в каждом конкретном случае зависели от качеств отдельных государственных и церковных руководителей. Особенно типичным для теории постоянной подчиненности Церкви «цезарепапистскому» византийскому государству являются рассуждения Г. Гельцера: Gelzer Н. Das Verhältnis von Staat und Kirche in Byzanz//Historische Zeitschrift 86 (1901). S. 193–252. – Очерченное мной развитие церковно-государственных отношений в Византии находит, тем не менее, полное подтверждение и в памятниках изобразительного искусства; ср. глубокие рассуждения в: Grabar . Empereur. P. 175 sv. и passim. 562 См.: Bury . Administrative System; Bréhier . Institutions. P. 121 sv.; Ensslin W. The Emperor and the Imperial Administration//Byzantium. |
| Весь строго централизованный аппарат управляется императором, который лично назначает всех руководящих чиновников, а также их важнейших подчиненных и имеет право по собственному усмотрению снять любого из них. В позднейшее время византийский административный аппарат еще более усложнился: создавались новые учреждения и должности, в то время как старые приходили в упадок и теряли свое значение. Выдающейся чертой средневизантийского административного устройства является сильный перевес военных должностей и выдающееся положение фемных стратигов. Чрезвычайно важный чин эпарха города у Филофея стоит на 18-м месте, причем ему предшествуют 12 стратигов фем, а также доместики схол и экскувитов 584 . Все 25 стратигов того времени имеют более высокий ранг, чем сакелларий и логофеты (только доместик Оптиматов ниже их по рангу). Среди стратигов показательным образом первенство принадлежит командующим малоазийскими фемами, составлявшими становой хребет военной мощи Византийской империи: почти все стратиги мало-азийских фем имеют более высокий ранг, чем стратиги Македонии и Фракии, важнейшие командующие в европейской части Империи. До определенной степени это положение находит свое отношение и в окладах, которые получают стратиги фем. Так, при Льве VI стратиги Анатоликов, Армениаков и Фракисиев ежегодно получали по 40 фунтов золота (исходя из ценности металла – 44 438,40 золотых франков 585 ), стратиги Опсикия, Вукеллариев и Македонии – по 30, стратиги Каппадокии, Харсиана, Пафлагонии, Фракии и Колонии – по 20, остальные – по 10 или по 5 фунтов 586 . Отдельные категории чиновников и их различные функции были, однако, не слишком строго отделены друг от друга, так что вполне частым явлением был не только переход из статской службы на военную, но даже и наделение функциями командующего гражданского или придворного сановника: все решало доверие и воля императора. Самодержавный централизм византийского государства накладывал особый отпечаток на городскую жизнь и на городскую экономику Византии. |
| Желанное для Никифора троекратное увеличение стратиотских владений, без сомнения, должно было привести к изменению социального состава византийского войска. Это постановление также означало принципиальный отход от прежней политики, которая основывалась на мелком земельном владении «бедных». Тяжеловооруженные стратиоты Никифора, для которых он стремился обеспечить земельное владение стоимостью в 12 фунтов золота, уже не могли быть «бедными» 663 . Они могли рекрутироваться только из честолюбивого слоя формирующегося мелкого дворянства, слоя, из которого позднее вышли прониары. Одновременно Никифор стремился предотвратить рост церковного и монастырского земельного владения. С этой целью он издал в 964 г. закон, который представляет собой один из наиболее смелых памятников византийского законодательства 664 . Крупное церковное землевладение росло едва ли медленнее, чем светское, постоянно подпитываясь дарениями и завещаниями благочестивых людей всех общественных слоев. Непрестанно происходили основания новых монастырей с соответствующими земельными наделами. Несмотря на то что выморочное земельное владение в принципе было налогооблагаемым, государство не могло ожидать от него такой же отдачи, как и от других форм владений, тем более что принцип обязательной уплаты налогов зачастую нарушался раздачей привилегий. А в тот момент, когда в Империи проявился земельный дефицит (то, что таковой существовал уже в X в., демонстрирует упорная борьба за крестьянские и стратиотские владения), рост церковного землевладения был для государства невыгоден, поскольку он происходил за счет наиболее продуктивных земельных владений. В не меньшей степени, чем этими соображениями, глубоко верующий император руководствовался при проведении своей политики и религиозно-нравственными мотивами. Он беспощадно бичует корыстолюбие, которое, озабоченное лишь накоплением богатств, заставляет монахов забывать данные ими обеты, а монастырскую жизнь превращает в «пустое театральное представление, порочащее имя Христово». |
|
|
