| — Неужели в Англии в эпоху легенд уже был Оксфорд? — спросила Алиса. — Основные учреждения Англии — например, парламент, Тауэр, Британский музей и Оксфорд — были учреждены еще неандертальцами, — сказала Лина Теодоровна. — Но, конечно же, не обыкновенными неандертальцами, а настоящими британскими неандертальцами, на заре человеческой эры. — Извините, — сказала Алиса, — я не знала. — А тут еще король начал меня ревновать. Ты знаешь, что такое ревновать? — Это когда муж не хочет, чтобы его жена дружила с другим мужчиной, — сказала Алиса. — Правильно. Вижу, что и у тебя есть жизненный опыт. Так вот, мой муж начал меня ревновать к кому попало: к конюху, начальнику гвардии, проезжим шутам и фокусникам, даже к простым стражникам. А его ревность к моему бескорыстному другу министру добрых дел была так велика, что он неоднократно угрожал разжаловать его в заместителя министра с лишением кареты и дачи. Солнце уже припекало, лакеи-рогаточники устали сидеть в засаде, один из них лег спать за пнем, а второй принялся стрелять из рогатки по облакам. — Да, — сказала королева и украдкой смахнула слезу с длинных ресниц — все-таки она была несчастной женщиной! — Да, — повторила королева. — Я так привыкла никому не верить! Меня столько раз пытались отравить астрологи, а однажды, ты не поверишь, меня опоили снотворным зельем, переодели ведьмой и вытащили на эшафот, чтобы сжечь на костре. Лишь чудом мой друг министр добрых дел сообразил, в чем дело, отыскал настоящую ведьму, которую спрятали в подвале, и притащил ее на эшафот. — И чем же все закончилось? — спросила Алиса. — Ее сожгли, туда ей и дорога, — сказала королева. — Но я закругляюсь, а то жарко становится. Моего сыночка под видом подготовки к высочайшему образованию отдали на обучение к фее Мелузине, отвратительной старухе, родственнице астролога по материнской линии. Вы же понимаете, чему она могла научить Рафаэля? За любую шалость моего мальчика жестоко наказывали. И я поняла: король сделает все, чтобы лишить его права на престол! Все, не останавливаясь перед преступлением! Они ждали, они стерегли момент, и как только мой мальчик нашалил, эта фея его заколдовала! Она превратила его в чудовище, с которым ты имеешь честь быть знакомой. И выяснилось, что Рафаэля можно вернуть в человеческий облик, только если его поцелует добровольно… вот это и ужасно, что добровольно; если бы насильно — мы бы сотню нашли, а тут — добровольно, и обязательно девочка. Мы приняли все меры, чтобы спасти малыша. Не сегодня-завтра король может уступить престол астрологу и его семейке. Они скажут: «Ах, звезды велят уступить нам престол!» Этот старый дурак и уступит. |
| — Вы знакомы с Дэвисом? — Кажется, нет. — Мы с ним жили в одной комнате в колледже. Устроился в фирме «Грипфикс» и живет где-то в ваших краях. Прямо смешно — ребят из Нотвича встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились? — Нет. — Значит, в Ридинге? — Я не учился в университете. — Вот бы не сказал, — благодушно заметил Картер. — Знаете, я поступил бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для школьного учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится. — Он снова стал сосать пустую трубку, как ребенок соску, пока из трубки не вырвался свист. Вдруг он проговорил таким тоном, словно на язык ему попал никотин: — Старомодная ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил. — Кого? — Оксфорд и Кембридж. На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, — он взял ее и раскрошил, как время или плющ крошат камень. Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с образцом пылесоса «Ньюклинерс», а Уормолд не считал, что должен помогать представителю конкурирующей фирмы. Беатриса встретила Уормолда в «хилмене». Уже много лет его не встречала женщина. — Все в порядке? — спросила она. — Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. — Он смотрел на ее руки, державшие руль; день был жаркий, и она не надела перчаток; руки были красивые и ловкие. — Вы сняли кольцо? Она сказала: — А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила. Какие вы оба наблюдательные! — Вы его потеряли? — Я сняла его вчера, когда мылась, и забыла надеть. А зачем носить кольцо, если о нем забываешь? Тут он рассказал ей о банкете. — Надеюсь, вы не пойдете? — спросила она. — Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник. — А ну его к дьяволу, его источник! — Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня — я ведь не так уж сильно себя люблю, — а на Милли. Или на вас. |
| Вильям Пальмер (1811–1879) описан одним из друзей, как «Дон Кихот Церкви» (каноник Ф. Мейрик). Его также называли Улиссом трактарианского движения; он и на самом деле был экуменическим путешественником. Пальмер был человеком необычайных способностей: разносторонне и глубоко образованный, обладающий мощным интеллектом – хотя скорее несгибаемым и упрямым – всегда добивающийся поставленной цели, обладая неподдельной искренностью и силой воли. Его главной слабостью была как раз органическая неспособность к компромиссу, или приспособляемости к обстоятельствам – «его неспособность примириться с условиями несовершенного человечества и человеческих учреждений», – как выразился каноник Мейрик, – в конце концов сделала его поборником неосуществленных надежд. Он имел за спиной внушительную классическую образованность – начав изучать греческий в шестилетнем возрасте, а латынь в пять, он уже свободно читал Новый Завет на языке оригинала, достигнув девяти лет. При всем этом, он начал рано готовиться к последующему изучению христианского Востока. Выпускник Итона и колледжа Магдалены в Оксфорде, где он приобрел знание классических языков, после Пальмер несколько лет был учителем по классике в графстве Дарем, а впоследствии вернулся в Оксфорд, в качестве стипендиата собственного колледжа. Его интерес к Востоку, вероятно, впервые был вызван встречей с несторианином, который оказался с визитом в Англии (в 1837 году). В 1839 году во время посещения Оксфорда русским престолонаследником, Пальмер представил ему меморандум (утвержденный уже старым д-ром Роутом), согласно которому русскому священнослужителю предлагалось отправиться в Оксфорд (с проживанием в резиденции колледжа Магдалины), с целью изучения вероучения Англиканской Церкви, и просил протекции в случае своего посещения России с подобным намерением. Он действительно отправился в Россию в следующем году, получив рекомендательное письмо от Председателя колледжа Магдалины, несмотря на сильное возражение определенных стипендиатов колледжа, «в ответ на это, это Сообщество никак не поддержало идею взаимодействия с идолатрической греческой Церковью». Любопытно, что человек, который этому возразил, отправился в следующем году в Рим (Р. В. Сибторп) 213 . |
| Новый закон о религии, опубликованный в 1929 году, разрешал лишь безбожную пропаганду. Каждая попытка публично защищать веру в Бога теперь каралась, как уголовное преступление. Сталин на опыте убедился в ошибке Ленина, считавшего, что в споре между верующими и неверующими победа всегда обеспечена атеистам, и потому допускавшим в законодательстве как антирелигиозную, так и религиозную пропаганду. Началось повсеместное закрытие церквей и систематическое уничтожение верующих. На этот раз гонения на христиан вызвали протесты на Западе. Они раздались особенно громко в Англии. Архиепископ Кентерберийский Космо Ланг (1864–1945) призвал всех членов англиканской Церкви принять участие в молитве о жертвах преследования. 16 марта 1930 года был выбран днём всенародного моления. Главная служба была совершена самим архиепископом в Вестминстерском аббатстве. На ней присутствовал митрополит Евлогий, приехавший из Парижа. В тот день, знаменательно, вся Англия, как далёкая Россия, в первый раз в ту бесснежную зиму, оказалась занесённой снегом. Эти протесты не остались незамеченными Сталиным. Митрополиту Сергию было приказано принять иностранных журналистов и передать им заранее отпечатанную декларацию, в которой отрицалось гонение на верующих. При этом свидании митрополит Сергий уклонился от всяких объяснений. Интерес к Православной Церкви среди высшей иерархии англиканской Церкви отразился на нашем англо-православном Содружестве. На её четвертую конференцию, происходившую в Хай-Ли (25–30 апр.) приехал архиепископ Кентерберийский, был на ней и митрополит Евлогий. Этим было подчёркнуто значение нашей неофициальной и только что начинавшейся работы. Архиепископ, в своей лиловой рясе, с белоснежными волосами и с лицом английского аристократа казался старцем, но когда он заговорил о своей вере в возможность соединения наших двух Церквей-сестёр, его голос зазвучал с силой молодости. Митрополит Евлогий отвечал ему так же вдохновенно. На этом съезде смогла быть Милица. Епископ Фрир неоднократно беседовал с нами. Он внимательно расспрашивал меня о моих занятиях в Мерфильде и советовал продолжать изучение церковной истории. Был, упомянут Оксфорд, как одно из мест, где мне следовало бы заниматься. Всё это было так неожиданно, идея казалась прекрасной, но неосуществимой. У нас не было никаких средств и я не имел ни малейшего представления об условиях поступления в этот университет, труднодоступный даже для избранного английского меньшинства. |
| Я использовал своё участие в работе комитета для новых попыток созвать англо-православную конференцию. На этот раз я встретил понимание и сочувствие. У меня была поддержка доктора Кульманна, да и я уже не был неизвестным студентом из Сербии, каким я был в 1923 году. Я мог говорить от лица Русского Студенческого Движения. Зоя Ферфильд, которая не обратила внимания на моё предложение в Суонике, теперь заинтересовалась им. По её инициативе, Британское Студенческое Движение взяло на себя расходы по созыву съезда, он должен был собраться в начале следующего года в Англии. Мне была поручена задача составить русскую делегацию. Это удалось мне сделать без труда. Митрополит Евлогий ещё до войны был дружески расположен к англиканской Церкви и охотно дал своё благословение на эту встречу 99 . Главную помощь я получил от отца Булгакова. Он не только согласился возглавить делегацию, но даже отслужить литургию с нашим антиминсом, но на англиканском престоле. Вступительный доклад был поручен С. С. Безобразову, лучше других знавшему английский язык. Часть ноября я провел в Англии, ознакомляя англичан с предстоящим съездом. С этой целью я провел 4 дня в Оксфорде. Моя первая встреча с городом, в котором мне было суждено провести большую часть жизни, произвела на меня глубокое впечатление. Это был своеобразный и очаровавший меня мир. Вместе с тем он ударил по мне своим контрастом с моим эмигрантским существованием. Город принадлежал молодёжи, избранной из всей Англии. Студенты без шапок, с полосатыми шарфами разных цветов вокруг шеи, с чёрными академическими накидками поверх обычной одежды, наводняли улицы. В этой оживлённой и красочной толпе мелькали студентки в таких же накидках и в забавных четырёхугольных шапочках. Все торопились с одной лекции на другую, так как они происходили в разных зданиях колледжей. Сами колледжи напоминали монастыри. Окружённые высокими стенами, с тяжёлыми вратами, за которыми виднелись обширные дворы, украшенные арками и скульптурами, они сохранили в неприкосновенности свой средневековый дух. Они были созданы в эпоху, когда Оксфорд был центром учёного монашества, но теперь не монахи, а талантливая, весёлая и спортивная молодёжь наполняла старинные здания, молодёжь, готовившаяся к занятию руководящих постов в Британской Империи. |
| Однако судьба вела нас своими путями в этот влекущий меня к себе город. На конференции мы узнали, что Зоя Ферфильд, как мудрая фея, устроила для нас месячное пребывание вдвоём в небольшой деревушке, недалеко от Оксфорда в доме своей знакомой, Уинфрид Тойнби. Сама хозяйка куда-то уехала, предоставив в наше полное распоряжение маленький флигель в саду. Это был сказочный месяц, как в раю. В саду пели соловьи, всё было полно ароматом весенних цветов, в условный час вкусная еда появлялась на нашем столе. Большую часть времени мы проводили в Оксфорде, бродя по его колледжам и паркам, встречаясь с друзьями, знакомясь с богословами, интересующимися соединением Церквей. Я встретил старого друга по Белграду, Н.М. Терещенко, работавшего над своей диссертацией. Он был прекрасно осведомлен о правилах приёма в университет и посвятил меня в эту сложную и необычную систему. Мысль о возможности продолжить моё образование в Оксфорде всё более увлекала меня. Я начал стучаться в разные двери, послал письмо в общество помощи русской Церкви, но нигде не встретил поддержки. Накануне отъезда я зашёл проститься с доктором Киддом (1864–1948), возглавлявшим Кибл колледж. Он был специалист по церковной истории. Неожиданно он сказал мне, что был бы готов принять меня в свой колледж, если я найду средства для учения. Это обнадёжило меня, я покинул Оксфорд с чувством, что одна из дверей немного приоткрылась. В Париже нас резнул контраст между привольной, налаженной жизнью Оксфорда и напряжённой атмосферой, царившей в русской колонии во Франции. Назревал новый церковный раскол. Моления англиканской Церкви о страждущих христианах в России возбудили ярость их гонителей. Митрополит Сергий, под давлением власти, потребовал от митрополита Евлогия принести покаяние в том, что он принял участие в службе в Вестминстерском аббатстве, а также его подписки, что он не повторит подобного проступка. Объяснения, которые митрополит Евлогий послал в Москву, были признаны неудовлетворительными. В это критическое время собралось на Сергиевском Подворье очередное епархиальное собрание (29 июня–4 июля). Я был одним из его участников. Подавляющее большинство клира и мирян встало на защиту своего любимого первоиерарха. Несмотря на то, что я всецело разделял отношение большинства к назревшему конфликту, всё же у меня осталось тяжёлое воспоминание от того в каком тоне обсуждался сложный и глубоко всех затрагивавший вопрос о канонической связи с гонимой Церковью в России. Небольшая, сплочённая группа, при пассивном попустительстве большинства, внесла в совещание атмосферу политического митинга, напоминавшую первые месяцы революции. Она извергала грубые обвинения против митрополита Сергия и не давала никому другому высказать иной подход к спорному и болезненному вопросу. |
| Оксфорд лежит в прекрасной местности на северо запад от Лондона, он окружен холмами покрытыми сверху лесом, а подле, в долине, протекают хорошие реки, которые могли-бы доставить весьма много пользы городу и всему округу, служа прямым сообщением с Лондоном, если бы не было препятствий, затрудняющих судоходство. Кембридж отстоит на 46 миль к северу-востоку от Лондона и местность его также очень хорошая, если бы не было только болот вблизи, которые не мало вредят чистоте его воздуха. Кембридж в изобилии снабжен всякого рода продуктами. в особенности же свежею рыбой и дичью, благодаря протекающей близко реке и островку Эли, находящемуся под рукою. Главной недостаток. ощущаемый Кембриджем– отсутствие леса, так что дрова или доставляются из Эссекса и других окрестностей, или заменяются каменным углем, обильные залежи которого имеются по реке. Кроме того и луга оказываются недостаточными, чтобы удовлетворить потребностям города и университета, так что жители добывают себе сено в окрестностях, которые снабжают им их в изобилии. Университетские здания Оксфорда, построенные с большим искусством, своею красотою, великолепием и удобством превосходят здания Кембриджа к тому же и улицы Оксфорда большею частью шире и красивее. По величине Оксфорд более Кембриджа, но последний, как город новейшей постройки, отличается большим единообразием зданий, более правильным расположением и исправностью содержания 12 , хотя многие держатся в этом отношении и иного мнения. Жители обоих городов не опускают случая поживиться на счет студентов, нарушая их вольности и продавая им все по крайне высоким ценам. Многие из них успели таким путем сделаться на время богатыми, но потом снова впали в бедность, ибо неправедно нажитые имения редко бывают прочными.– Оба города имеют укрепленные замки и трудно сказать, который из этих замков был – бы крепче, если бы только оба они содержались и исправлены были, как следует. Замок Кембриджа выше, что зависит как от высоты самой постройки, так и от высокого местоположения, тогда как Оксфордский замок стоит низко и не представляется столь величественным. |
| — Это была моя самая первая книга, еще до поездки в Оксфорд, которая появилась благодаря тому, что меня внезапно назначили преподавать догматическое богословие. Мне вечером позвонил проректор духовной академии и сказал: у вас завтра первая лекция. Когда мне показали учебники, по которым занимались студенты, так называемые конспекты, машинописные (пять свойств ума Божия, три свойства воли Божией...), я понял, что я так не буду преподавать, я хочу найти святоотеческий синтез. И тогда я написал эту — Это был, так сказать, материал для лекционного курса? — Да, материал для преподавания. Шел 1992 год. И уже потом был Оксфорд, были книги о Симеоне, Григории Богослове и Исааке Позже я увлекся темой имяславия и написал об этом большую Причем в этом случае надо было обращаться и к догматическому материалу, и к историческому. Я читал газеты того времени, и все это представало как детективная история. А дальше была книга «Православие». — Ваш авторский катехизис — это что? Вы просто продолжили традицию кратких авторских православных катехизисов, которые появились в минувшем веке и в русской церковной среде в эмиграции, и в других Православных Церквах? Или у вас была другая мотивация? — Все началось с того, что в рамках Синодальной богословской комиссии лет десять мы пытались создать катехизис и совместными трудами, после многих усилий написали его, неоднократно редактировали текст, а потом отдали текст на отзывы, получили их и внесли поправки... И вот в какой-то момент я получил отзыв от одного очень уважаемого нашего иерарха, в котором было сказано: да, катехизис полезен, там есть много важного, но он слишком пространный. Кто же будет читать такой пространный текст? Нам бы что-нибудь короткое и доходчивое... И я подумал: если мы сейчас запустим процесс по второму разу, займемся созданием уже краткого катехизиса, то пройдет еще десять лет, мы его напишем, и нам скажут: вот это не раскрыли, вот это не осветили, — слишком коротко, сделайте подробнее. Думая об этом, я просто сел — и за три дня написал катехизис. Подготовка к изданию заняла около года, но сам текст я писал практически не вставая, прерываясь только на сон, на молитву и на еду. Идея состояла в том, чтобы в максимально доступной форме изложить основные истины, касающиеся вероучения, нравственности и церковного |
| Хупер прислал Толкину новый том сочинений Льюиса, изданный под его редакцией. 22 ноября 1966 Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд Дорогой мой Хупер! Спасибо огромное за экземпляр «Иных миров». Я прочел его с немалым интересом, особенно те вещи, которых прежде не видел. С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН Слишком коротко вышло. Но у меня просто завал. Я заметил, причем впервые — на сознательном уровне, насколько дуалистичны [были] образ мыслей Льюиса и его воображение, хотя разум его как философа категорически это отвергал. То же об игре слов Hierarchy/Lowerarchy. И, уж конечно же, «Безысходническое оригинале Lowerarchy — авторский неологизм, образованный по аналогии с Hierar chy («higher-archy», «высоко-архия»; каждая из трех триад девяти ангельских чинов, а также и собирательное обозначение ангельского воинства); соответственно, Lowerarchy («Lowerarchy», «низко-архия») — нечто диаметрально противоположное, «чины» преисподней В русском переводе слово обыгрывается как «низкопоставленные сотрудники преисподней» (см. «Письма Баламута», письмо пер. Н.Трауберг и Т. Шапошниковой). Misenfic Vision — авторский неологизм, образованный от слова misery (rope, страдания, безысходность) по аналогии с христианским понятием beatific vision (видение райского блаженства) и означающий нечто диаметрально ему противоположное; см. «Письма Баламута», письмо на рациональном уровне — чушь, не говоря уже о том, что с теологической точки зрения — кощунство. 292 К Джой Хилл, «Аллен энд Анвин» Некий «поклонник» собрался написать «продолжение» к «Властелину Колец»; издательство ознакомило Толкина с подробностями. 12 декабря 1966 Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд Дорогая мисс Хилл! Высылаю вам в том же конверте нахальное добавление к моим горестям. Не знаю, как обстоит дело юридически; полагаю, что, поскольку на придуманные имена и названия право собственности не распространяется, закон никоим образом не препятствует этому молодому ослу опубликовать свое продолжение, если он сумеет найти издателя, с хорошей ли репутацией или сомнительной, согласного взять такую дрянь. |
| Об этих легендах намеренно упомянуто в т. I, поскольку именно они являются основными в предыстории «В. К.»: в них идет речь об отношениях эльфов, людей и Валар (ангелических Хранителей), и именно они послужили бы главными связующими звеньями по отношению к событиям прошлого, если бы (как я тогда надеялся) вышел в свет «Сильмариллион». Я обо всем об этом рассказываю, поскольку надеюсь, что для вас оно представляет некоторый интерес и в то же время объясняет, насколько тесно связаны лингвистические построения и развитие и конструирование легенд. А также, возможно, убеждает вас в том, что оглядываться по сторонам, выискивая более-менее похожие слова или имена на самом деле не слишком-то полезно даже в том, что касается источника звуков, не говоря уже об объяснении заложенных в них смыслов и значений. Если что-то и заимствуется (нечасто) — это всего лишь з вуки, которые затем включаются в новую систему; и лишь, одном случае с Эарендилем ссылка на источник проливает некий свет на легенды или их «значение» — да и в этом случае света немного. От использования слова йarendel как англосаксонского христианского символа, в значении вестника восхода истинного Солнца в лице Христа, я абсолютно далек. Падение Людей — в прошлом и «за сценой»; Искупление людских грехов — в далеком будущем. Мы пребываем во времени, когда о Едином Господе, об Эру, ведомо лишь мудрым, однако обращаться к Нему напрямую возможно только для Валар или через них, хотя Его до сих пор вспоминают в молитвах (произносимых про себя) люди нуменорского происхождения. Текст заканчивается кратким описанием религии нуменорцев. 298 К Уильяму Лютеру Уайту Данное письмо было напечатано, по всей видимости, без разрешения, вместе с адресом Толкина и домашним номером телефона в самом начале, в книге Уайта «Образ человека у К. С.Льюиса» (1969). Оксфорд 61639 Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд 11 сентября 1967 Уважаемый мистер Уайт! Я могу вкратце рассказать вам о названии «Инклинги»: по памяти. У «Инклингов» не было своего летописца, и К. |
|
|
