| Возвещаю торжество Славы светлой и блаженной Искупителей-детей И поруганной, и пленной, Грешной родины моей. Но в смерче стихийной бури Властью тайною храним, – Ave, Caesar! Moriuturi Te salutant! – невредим. Я живу всей силой воли, Я, как юноша, творю И, своей не зная доли, Все горю, горю, горю, Все горю – и не сгораю – Не во сне, а наяву… Почему ж не умираю? Почему еще живу? Дар безвестной мне державы Чьи вы, дни? – Но что гадать! Мне даны не для меня вы, Как же сладко вас отдать. Для себя ж я умер – умер – Жизнь моя уж не моя… В книги жизни стертый нумер, Только вечность вижу я. Вольный луч, безумной бури Я пронзаю вихрь и ярь… Ave, Caesar! Moriuturi Te salutant! Государь! 30 апреля (13 мая) 1918 О Боже, научи Тебя благодарить Я так несчастен и греховен, Так заслужил теперь и чувствовать и жить, Так непрощаемо виновен, – А Ты, Всеведущий, Ты милуешь, казня, Ты в самой смерти сохраняешь, Непостижимыми внушеньями меня Из плена случая спасаешь И так душа моя скорбящая полна К Тебе любовью благодарной, Так Отчей благостью Твоей потрясена И благодатью лучезарной, Что об одном моя молитва, – об одном: Пошли мне силу вдохновенья, Чтобы по всей земле неслись, как вещий гром, К Тебе мои благодаренья, Чтобы на голос их, как звон, отозвалось Все благодарное на свете. И в умилении приветственном слилось И умилительном привете, Хвалы всемирные дай сердцу ощутить Всемирно-трепетно и стройно И за дела Твои Тебя благодарить Тебя и дел Твоих достойно! 9 мая 1918, в вагоне в Любань Вы, твари, ноющие с гнойною тоской Вы, совопросники назойливые, прочь! Господь, владычествуя в жизни мировой, Нам ниспослал сию карающую ночь. Страдайте, казни правосудной вынося Всепожирающую, пламенную боль И сердцу жаждущему рабски не прося Воды холодной, да зальется эта соль: Благословенна поражающая нас Десница Промысла из тучи грозовой! Благословенны будьте, год, и день, и час, Когда удар над нашей грянул головой. Благословенна искупительная казнь И неотсроченная Промыслом гроза! Сгорай в томленье, непролитая слеза, |
| Среда. 6-е декабря. Литургию служил в Патриаршей Крестовой церкви. Затем занимался с секретарем Собора В. П. Шеиным, приготовляясь к завтрашнему заседанию Собора. В двенадцать часов отправился на Петровку в фотографию, где члены Собора – новгородцы снимались 572 . Оттуда пешком же направился к Кремлю, а затем к арендатору Новгородских рядов С. К. Иванову, у которого и обедал. Семья Ивановых живет на Никольской, во дворе Славянского базара. Это место как раз сильно было обстреливаемо во время революции, следы чего и теперь видны. Они (муж и жена) много рассказывали об испытанных ими ужасах. В пять часов возвратился пешком домой. Погода – мягкая, с малым снегом. С девяти до половины одиннадцатого по обыкновению трапезовал с преосвященным Агафангелом с Патриархом во главе. Беседовали о многом. Патриарх – прекрасный и остроумный собеседник, причем часто и себя не щадит. Между прочим, характеризуя себя как Патриарха, он без всякой рисовки говорит о себе: «Я еще до выбора Патриарха говорил, что первым патриархом не должна быть какая-нибудь яркая личность, а посредственность. Так оно и случилось». Такое смирение прямо трогательно. Не всякий сможет так сказать. Гражданская война продолжается на юге. Казаки одолевают большевиков. Теперь и Украйна 573 выступила против большевиков, и тоже пока успешно. Что-нибудь нужно делать, а то разрушение державы Российской продолжается. Государство распалось на ряд уделов; пожар войны гражданской захватывает все новые и новые губернии. Быть может, на очереди оккупация иностранцами крупных центров для восстановления порядка. Мало того... Россия скоро окажется отрезанной от всех великих океанских путей (Владивосток уже занят японцами) 574 . У всех морских ворот очутится по иностранному сторожу. Она превратится в «замкнутое» государство в пределах прежней Московии. И такое трагическое положение для шестой части земного шара не угроза, но реальный факт, один из многих печальных результатов великой анархии 1917 года. Из Петрограда сообщают сенсационное известие, что там гласно обсуждается или подготовляется нашими, заключившими с Лениным и Бронштейном «перемирие», врагами попытка захватить Петроград при посредстве сотни тысяч германских и австрийских военнопленных, которые, «как всем известно, стекаются к столице и исподволь вооружаются; военнопленные немцы, офицеры и миряне, никем не возбраняемые, ежедневно собираются для каких-то таинственных совещаний в специальной штаб-квартире». |
| В июне 1918 г., после ареста Пермского и Кунгурского архиеп. сщмч. Андроника (Никольского) , священники Пермской епархии согласно распоряжению архиерея, отданному им заранее, перестали проводить богослужения. Власти, опасаясь народного возмущения, стали вызывать священников в губ. ЧК, чтобы заставить их исполнять требы. Был вызван и М. В ответ на угрозы он сказал: «Я клятву давал перед крестом при рукоположении - подчиняться своему архиерею. И пока он не отдаст распоряжения - венчать, отпевать,- я служить не буду. Вы его отпустите, и тогда я буду совершать требы». Через несколько дней он был арестован и отправлен в тюрьму в Соликамске. 1 авг. 1918 г. Соликамский еп. сщмч. Феофан (Ильменский) во время всенощной под праздник прор. Илии обратился к прихожанам с просьбой усердно молиться о М., т. к. ему грозит расстрел. Для переговоров с властями прихожане выбрали своих делегатов, к-рые предложили отпустить М. под залог, но получили отказ. Власти решили казнить М., но, стараясь избежать народного возмущения, объявили, что его отправят на принудительные работы в Чердынь Пермской губ. 3 авг. М. вывезли из тюрьмы вместе с 2 др. заключенными. Конвоиры из местных крестьян говорили М., что будут стрелять поверх его головы, а он должен упасть и притвориться мертвым. М. отказался, ответив красноармейцам, чтобы они делали то, что им приказали. В пригородном лесу красноармейцы расстреляли вначале 2 др. приговоренных, после чего дали залп поверх головы священника. М. молча стоял у дерева, тогда один из солдат ударил его прикладом так, что он потерял сознание. Священник очнулся уже в сумерках и стал читать отходную молитву над телами расстрелянных. Его услышали конвойные и в темноте неск. раз выстрелили наугад. Пули попали М. в правую руку, в левую ногу и в грудь. На следующий день красноармейцы, посланные закапывать трупы, обнаружили М. живым. Проезжая через окрестные села, они пытались укрыть там священника, но местные жители отказались помогать. М. привезли обратно в тюрьму и поместили вместе с белогвардейским офицером Пономарёвым. На следующий день их вместе вывели во двор, где конвоиры били М. прикладами по голове. Пономарёву удалось бежать, он видел, как красноармейцы волоком притащили тело священника на берег реки, привязали к нему камень и бросили в воду. На следующий день красноармейцы выловили показавшееся из воды на середине реки тело священника, положили на телегу и повезли из города, за телегой шла большая толпа народа. Красноармейцы пытались отогнать людей и стали стрелять поверх голов, затем по толпе, некоторых ранили и только тем и остановили народ. Еп. Феофан отслужил по М. заупокойную всенощную. |
| Из членов Отделения 2237 всю зиму провели здесь: Котляревский, 2238 Никольский, 2239 Пальмов 2240 и я. Карский 2241 в Минске; но он приезжал сюда раза три и числится в командировке. На днях сюда вернулись Истрины; 2242 они решились на это, опасаясь быть оторванными от Петрограда; в последнее время им было тяжело в Серпухове, где они провели почти два года; как и в других городах, положение с каждым днем ухудшалось. Здесь, конечно, не хорошо, но морально не хуже, чем в любом городе нашей исстрадавшейся родины. Соболевский 2243 в Москве. Иконников 2244 в Киеве. Перетц 2245 в Самаре. Очень беспокоит меня то, что Перетц и Иконников лишены жалованья. Соболевскому оно высылается, так как возвращение его сюда невозможно по причине взятой с него подписки о невыезде из Москвы. 2246 Угнетенное состояние нашего духа невыносимо. Искренне преданный А. Шахматов ЛАПНП. Фонд Η. П. Кондакова. Автограф. 11 Η. П. Кондаков – А. А. Шахматову Одесса, Елисаветинская, 10 5 июля 1919 г. Многоуважаемый Алексей Александрович, Получив одновременно Ваше письмо от 22 июня и извещение от Отделения, спешу принести Вам и Отделению свою искреннюю благодарность за заботы обо мне. Командировочные деньги мне, действительно, понадобятся для необходимых поездок во Владимир, Москву и разные монастыри средней России. Мне необходимо осмотреть раскрытые в 1918 году и в этом расчисткою древнейшие иконы, о которых мне писали из Москвы иконописцы. Равно осмотреть новые приобретения в собраниях и дополнить то, чего я не видел раньше. Здесь нам жилось сравнительно лучше, чем в Крыму: есть библиотека, я читал здесь в университете курс иконописи и приватно курс по Ренессансу, затем по продовольствию было гораздо обильнее и дешевле, чем в Ялте. Но теперь, уже более месяца, мы находимся здесь в худших условиях, и дороговизна уже подходит к московским размерам. Наконец последние аресты профессоров: Доброклонского, 2247 Вилинского, 2248 Ренненкампфа, 2249 Груздева, 2250 Вальтера 2251 навели на университет тяжелый кошмар. И. А. Линниченко не был арестован только потому, что не ночевал дома, задержавшись в гостях дольше положенного осадным положением срока. В ночь со 2 на 3 июля в его квартиру вошли 6 солдат с офицером и должны были ограничиться только протоколом, не найдя И. А. дома, но потребовали от нас сообщить ему записку о явке в Чрезвычайную комиссию на другой день. Это было исполнено, и И. А. наутро принял эту записку и, объявив, что идет туда, ушел. С того времени мы, как и все семьи других арестованных, ничего о них не знаем. 2252 Ранее арестованный бывший профессор Левашов 2253 расстрелян. Протоиерей университета Кли(то)к освобожден. Пока мы, живущие в квартире И. А., еще не были потревожены. Говорят, что профессоров и юристов (теперь) берут как заложников, на случай обмена. Профессора в большом волнении, особенно пожилые, из-за тяжелых условий «эвакуационного лагеря». Правда, говорят, что старше 70 лет не берут. |
| Рассказ доктора Молчанова проливал свет на рассказы старожилов. При всей разноречивости они намекали на какую-то правду. Под плитами погребены «священник с женой», и «целых сорок мучеников», и неоднократно − «архиереи», наконец, просто «святая могила». На Пасху 1994 г. в кафедральном соборе впервые за 65 лет совершалась служба. Вся русская Алма-Ата устремилась в тот день к собору, над крестами которого засияли радужные круги. В тот день возле собора человек преклонных лет рассказал, что примерно в середине 20-х годов священнослужители после праздничной литургии проходили из собора к тем самым двум плитам и служили заупокойную литию. Кому? На этот вопрос он ответа не находил. На память приходили строки старинной баллады русского поэта Козлова: И пел чернец по мёртвом панихиду, Но кто он был – чернец не поминал. Отпел. Вдали сокрылся он из виду, Но факел всё в тени густой мерцал ……………………………………… И меж дерев уж факел не мерцает. Не шепчет лист, и тайны роковой Ужасен мрак, никто не знает, Кто погребён в лесу при тьме ночной. Что-то стояло за другими фактами, например такими: − У нас по соседству жили коренные алма-атинцы по фамилии Сущих. У них была старенькая бабушка. Она носила цветы из палисадника на эти могилы. Или вот этот рассказ художника Анатолия Ивановича Постовита, племянника регента Никольского собора Бориса Матвеевича Шевченко: − Гуляя, мы с дядей подходили к дому по улице Карла Маркса напротив парка − нашему семейному родовому гнезду, а затем Борис Матвеевич неизменно направлялся к тем самым могилам. Стоял молча. Но мне ничего не рассказывал. О плитах в парке была расспрошена Анна Михайловна Устимова, та самая Аня, которая в 1918 году видела в роще убитого «батюшку»: − А была ли в парке «святая могила»? − Как же, была! − В какой части парка она находилась? − Возле бань, где трамвай пустили. Анна Михайловна имела в виду часть парка, граничащую с улицей Карла Маркса (ныне Кунаева), трамвай по которой начал курсировать в 1936 году, то есть речь шла о месте возле губернаторских могил. |
| Открывшаяся 19 декабря 1918 года академия, принимавшая на обучение учащихся без ограничения пола, возраста и сословия, была, судя по ее программам, плоть от плоти Синодального училища. Многие преподаватели и ученики продолжали служить и учиться в старых стенах. Хотя и в деформированном виде, но осуществлялась идея воспитания молодых музыкантов на основе отечественного наследия. Правда, в новых условиях Кастальский мог положить в основание своей концепции главным образом музыкальный фольклор, изучавшийся им в то время очень пристально. Посвятивший последние двадцать лет жизни исследованию народной песни, композитор предполагал максимально полно воплотить свои идеи, знания и открытия в новом учебном заведении. Удалось включить в программы и церковное пение, которое в ту пору и Луначарским, и Лурье рассматривалось как народное достояние. Однако век последнего детища Кастальского был недолог. Тревога по поводу закрытия академии появилась уже весной 1922 года; 14 апреля композитор писал намеревавшемуся перебраться из Оренбурга в Москву другу: «Насчет службы в Москве – дело совсем швах, везде сокращение штатов. Наша Хоровая академия сокращена до чертиков, да кроме того, кажется, на днях и вовсе снимается с государственного снабжения (!) и предстоит может быть слияние с Московской консерваторией, а я превращусь из ректора академии в черт знает что!?.. Грозят опять с уплотнением квартиры и особенно бесконечными миллионами за квартирную площадь, каковых миллионов я получаю весьма мало. Если бы не академический паек – прямо издыхай!» 154 Несмотря на все старания, предотвратить ликвидацию академии Кастальскому все же не удалось: в 1923 году Народная хоровая академия, очевидно, не «вписавшись» в реформу музыкального образования, проводившуюся в то время в стране, была преобразована в хоровой подотдел Московской консерватории. Возможно, имелась и другая причина ликвидации академии: даже лишенная хора и интерната для детей, она продолжала сохранять остатки дореволюционных хормейстерских и педагогических традиций. За царивший в ней «церковный» дух Кастальскому неоднократно приходилось оправдываться перед властями. В 1925 году было решено перевести певцов-хоровиков в вокальный отдел, оставив лишь хормейстеров; подотдел лишался полноценного, состоящего из хороших голосов хора. К 1926/27 учебному году от Народной хоровой академии осталось лишь отделение общего музыкального образования на инструкторско-педагогическом факультете консерватории, куда были определены дирижеры-хоровики. |
| Ученья у нас нет, ибо денег нет, да и помещение все (кроме зала) занято синодальными чинодралами да членами Собора 286 . Засел за свои демократические песенные тетради. Туго работается, но все же надо себя принуждать, ибо масса собрана материала, а «наша жизнь коротка», особенно теперь. Здорово похудел – ибо, конечно, толстеть не с чего... Исполнение «Поминовения» в театре бывшем Зимина, было намеченное дирижером Плотниковым, по-видимому не состоится – точно причин не расследовал. Клавир второго издания еще не вышел. Из головы все время не выходит проект устройства где-нибудь на юге при каком-нибудь музыкальном училище педагогом. Тебе, друг любезный, по-моему, тоже надо искать работы, но выгодней, по-моему, не педагогической, а в какой-нибудь кооперации, – там веселее будет. «Страстная» и «Пасха» у меня заржавели, несмотря на твое слишком скороспелое оповещение миру о сем событии... А вот по народной музыке работать охота есть, тем более, что работа сильно подвигается. Собираюсь составить для себя таблицу гармоническую, из которой будет видно, насколько возможно создать яркую и самобытную систему русской народной гармонии. Так как городские учителя забастовали, то пришлось и мне лишиться за два месяца порядочного заработка, да кроме того, как бы не лишиться пенсии (я трублю там уже 30-й год!). Ходя на прогулку, таскаю и распродаю свои разные ненужные вещи (130 р. уже «наработал»). Привет всем и прочее. А. Кастальский. А, Д. Кастальский – X. Н. Гроздову Москва, 6 марта 1918 Дружище, нашелся нарочный (из Тегерана), который взялся доставить тебе письма 4– прошение к Вениамину (I) 287 , с которым ты, по прочтении, сообрази сам, что делать (если посылать с кем-то, надо положить в конверт и надписать – все как подобает). Дело в том, что я еще, кажется, тебя летом тоже приглашал в дьячки за границу, и ты тоже не прочь был, а теперь, когда ты с своей стороны о сем написал, то я тоже «возгорелся» пыса-ломщикщикством и стал расспрашивать у живущих здесь чиновников (Яцкевич, Дьяконов 288 ), они мне сказали, что прежде это зависело от петербургского митрополита, который устраивал это дело по соглашению с иностранным министерством (хотя, говорят, хорошо иметь «руку» в Петербургской консистории. Есть у тебя там «рука», или нет? У меня – никакой...). Ну, словом, мы с тобой – конкуренты, и я посылаю прошение, вернее письмо тебе для передачи по твоему усмотрению Вениамину. Давай поделим дьячковство! Музыкой питаться? |
| На днях в Москве был член чрезвычайной американской миссии Ч. Р. Крейн, поддерживающий русский соборный хор в Нью-Йорке, – американец, заботящийся о русском церковном пении! А мы сами до сих пор стесняемся признать родное искусство заслуживающим попечения. Даже специальная пресса по вопросам обновления нашей церкви не может уделить места статье о церковном пении и ведающем им учреждении. Если считается необходимым поддерживать и заботиться о музеях, картинных галереях и т. п., то тем более требует поддержки и заботы народно-музыкальное искусство, питающее не только эстетические потребности и вкус, но и религиозное чувство миллионного народа. Комментарии Всероссийский съезд духовенства и мирян проходил в Москве с 1 по 13 июня 1917 года и был посвящен выработке новых форм управления русской православной церковью после Февральской революции. Выступление Кастальского состоялось 2 июня на вечернем заседании съезда, которое проходило в Синодальном училище церковного пения и было посвящено значению церковного пения в демократическом обществе. Доклад композитора был прочитан перед концертом Синодального хора, который, очевидно, являлся последним в его истории концертом. Доклад был не чем иным, как статьей, которую Кастальский приготовил для поездки в Петроград на Съезд духовных школ в середине мая 1917 года. Будучи в Петрограде, композитор попытался опубликовать ее через А. И. Зилоти в «Русской воле», а также в «Церковно-общественном вестнике», редактор которого, однако, отклонил статью как «касающуюся слишком специального вопроса». В конце концов текст был взят Б. В. Асафьевым; в 1918 году статья вышла в свет во второй книге «Мелоса» (с. 126–129). Настоящая публикация осуществлена по авторизованной рукописной копии, сделанной Н. А. Кастальской, хранящейся в фонде Кастальского в ГЦММК 206). Заграничные письма А. Д. Кастальский – Н. Л. Кастальской Минск, 23 апреля 1911 23-го. Проба пера (черт его подери – не расписано, должно быть, чернил мало). Подъезжаем к Минску, обедали в Орше; в Минске опять есть, а в антрактах, благодаря Гладкому, еще закусываем и запиваем. Я не пьян (так пишу), а это вагон качает. Ребят устроили хорошо: в Смоленске дали еще вагон – так что они едут очень хорошо 218 . Воздух у них лучше, чем у нас – чище и не так пыльно. Говорят, что всякие покупки надо делать не в Вене, а в Дрездене, гораздо дешевле. |
| Η. Глубоковского – Василий. 127 Доброумов Я. Д. История Никольского духовного училища за 75 лет его существования (1822–1897)//Вологодские ЕВ. 1898. 13, 1 июля. С. 330. Здесь же приводится список воспитанников, получивших впоследствии высшее образование (Там же. С. 330–332). Училище было закрыто в 1918 г. Историческая записка о Никольском училище составлена его преподавателем Я. Д. Доброумовым по поручению правления в связи с юбилеем училища, который торжественно отмечался 16–17 декабря 1897 г. «История училища» печаталась в 1898–1899 гг. в «Вологодских ЕВ» и затем была издана отдельно (Вологда, 1900). В рецензии на книгу (ЦВ. 1900. 27, 6 июня. Стб. 863–867) Глубоковский привел ряд сведений о своем пребывании в училище. 128 ЦГИА СПб. Ф. 2162. 11. Л. 13–13 об. Письмо Глубоковского смотрителю Никольского училища А. Г. Ермолаеву от 12 нояб. 1916 г. 132 Доброумов Я. Д. История Никольского духовного училища...//Вологодские ЕВ. 1898. 13, 1 июля. С. 322. 137 Воспоминания Никифора Александровича Ильинского «Из далекого прошлого». Л. 31. (Частное собрание). «Хотя ревизора и ждали, но он приехал в Никольск раньше ожидаемого времени. Вследствие такой неожиданности все, начиная со смотрителя, немало растерялись. Д. Ф-ч [Попов], помощник смотрителя, в один вечер обошел все квартиры и делал ученикам наставления, как себя держать в классе и на квартирах, если ревизору угодно будет посетить ученические квартиры» (Там же). 138 [Григоревский М. X.] Отчет о ревизии духовно-учебных заведений Вологодской епархии. [СПб.,] 1875. С. 33. В самом большом по численности Вологодском духовном училище тогда же обучалось 316 воспитанников, в Тотемском – 99, Великоустюжском – 157, в самом «малолюдном», Вельском – 68 (Там же. С. 1, 11, 18, 26). 139 Там же. С. 39. Подробно о здании училища и внутренних помещениях рассказывает в своей «Истории...» Я. Д. Доброумов (Вологодские ЕВ. 1899. 15, 1 авг. С. 377–386). В 1882–1888 гг. для училища было выстроено двухэтажное каменное здание на ул. Миллионной (ныне ул. |
| «Мы были в самом аду: Петроград, Кронштадт, Выборг – все это было недалеко от нас. Приходилось думать не только о себе, но и о других людях: жене и ее семействе, ставшем мне близким и родным. Время было такое, что русскому офицеру приходилось выбирать что-нибудь из двух: или пропадай ни за что на своем посту, или спасайся. Я выбрал последнее. В управлении начальника артиллерии я добыл паспортный бланк и сам составил для себя подложный паспорт на имя Георгия Николаевича Штеймана. Там я себя указал инженером-механиком, родившимся в Ташкенте, православным. Получив командировку в Петроград узнать в Главном Штабе о производстве в следующие чины некоторых офицеров, я накануне самого большевистского переворота выбыл из Петрограда и уехал в Екатеринбург… Стал я искать место и в декабре месяце мне удалось поступить на должность заведующего советским гаражем… Однако в половине января месяца меня с этой должности выкинули и вместо меня назначили партийного какого то рабочего-большевика Самохвалова, кажется слесаря со станции Екатеринбург I…». Далее последовал рассказ Никольского о том, как оставшись без работы, он организовал «курсы по прикладным знаниям: машиноведению, автомобильному делу», которые были закрыты, «так как частных курсов… не должно больше существовать», потому что за ними, как сказал «комиссар народного просвещения Киселев, нельзя “уследить”». Деятельный Никольский через знакомство с инженером Д.А. Лузиным, служившим главным техником или инженером в «Областном Управлении национальных предприятий Урала», получил через него место заведующего автоотделом, а через месяц ему сделали предложение стать заведующим уже большого объединенного гаража. «В ночь с 4-го на 5-е июля, приблизительно, в 12-1 ночи к нам на квартиру пришло каких-то двое людей. Один был высокого роста, плотный… он был в каком то темном пиджаке или тужурке, подпоясан поясом-ремнем, за которым торчал больших размеров солдатский Смит и Вессон… Он предъявил мне ордер Уральской областной чрезвычайной комиссии… в коем значилось, что “товарищ” такой-то… имеет произвести у меня обыск и в дальнейшем арестовать меня или не арестовать в зависимости от результатов обыска. Первым делом пришедшие спросили, есть ли у меня спирт. Я сказал, что спирта у меня нет. Они стали производить у меня обыск и производили его поверхностно. Во дворе нашей квартиры был садик. Там на столе где вечером ужинал Иван Федорович (делопроизводитель в гараже – В.К.) оставалась бутылка от разведенного водой спирта, который пил Иван Федорович. |
|
|
