| Из алтаря выходит монах с зажженною свечою, богомольцы спешат зажечь у него свои свечи, и вот отпирается пещерная дверь. Монах входит первый, а вслед за ним, один за другим, проходят богомольцы сквозь узкую дверь и тут же начинают спускаться в тёмное подземелье. Только свечи их озаряют тёмные, низкие своды мрачного пещерного коридора. Так идут они некоторое время до первого поворота; за поворотом издали блеснула лампада, горящая перед иконою в серебряной ризе. Эта икона и неугасимая лампада находятся в келии преподобного Антония. В этой кельи преподобный подвизался многие годы и в ней повелел похоронить себя. Мощи его, согласно его смиренной воле, не были вынуты из земли. Рядом с кельей Антония находится маленькая церковь имени этого преподобного. Поклонившись иконе и гробу преподобного, богомольцы идут дальше, и вот им слышится издали пение литургии в одной из подземных церквей. Пение то отдаляется, то приближается, по мере того, как богомольцы подвигаются вперёд по извилистым пещерным переходам. Пение становится слышнее, подземелье просторнее и богомольцы входят в пещерную церковь преподобного Варлаама, первого игумена Печерского, в которой и служится обедня. В самой церкви почивают мощи этого преподобного. Прослушав часть обедни, поломники продолжают обход пещер Антониевых. Монах, сопутствующий им, называет по именам святых подвижников, лежащих по сторонам переходов. Неподалеку от церкви св. Варлаама покоится св. Прохор лебедник, прозванный так от травы лебеды, которою он сам питался и питал народ во время голода. Далее – Дамиан целебник, Афанисий затвориик, Агапит, врач безмездный, священномученик Кукша, обезглавленный язычниками, среди которых проповедовал слово Божие; Пимен многоболезненный, который был долгое время болен и взамен своего здоровья получил дар исцелять других; Нестор летописец и списатель жития преподобного Феодосия, Моисей Угрин и многие другие. Несколько далее – Иоанн многострадальный, вкопавший себя в землю по плечи. Глава его, покрытая пеленами и скуфьею, и поныне выходит из земли. Усердные поломники, прикладываясь к честной главе святого, надвают скуфью себе на голову. За ним следует Марк пещерник, голосу которого повиновались мертвые и который постоянною мерою воды для питья имел медный крест. Затем – Никола святоша, из князей Черниговских, сделавшийся добровольно вратарем Печерской обители, Олимпий иконописец и многие другие подвижники и ревнители веры. Тут же покоятся мощи преподобномученика Евстратия, распятого жидом на кресте. |
| 2) От святого Владимира до подчинения Волыни владычеству князей Литовских: «время тяжелых смут и неурядиц удельного времени, сопровождаемых постоянными набегами диких орд и непрерывными покушениями со стороны латинян на подчинение земли Волынской незаконному владычеству папы Римского». 3) Время Литовского владычества или так называемый период Литовский, кончившийся окончательным разделением митрополий со смертью Всероссийского митрополита Ионы († 1461); и наконец 4) времена унии и польского преобладания, и открытого гонения латинян и униатов на веру православную от брестской унии до первых годов XVIII века и вообще до наших времен. Соответственно этому мы и разделим свое обозрение на следующие четыре отдела: Отделение первое – с половины IX века до 1015 года, куда относятся следующие святые угодники, находящиеся в духовном союзе и в ближайших отношениях с землею Волынскою: 1) святые равноапостольные братья Кирилл († 869) и Мефодий († 885); 2) Святая блаженная княгиня Ольга († 969) 3) Святой равноапостольный князь Владимир († 1015). Отделение второе – с начала XI века до 1326 года, куда относятся святые угодники Волынские и другие, проживавшие на Волыни и посещавшие её пределы во времена удельной системы, каковы: 1) Преподобный Варлаам, игумен Киево-Печерский († 1065); 2) Святой благоверный Ярополк, князь Владимиро-Волынский († 1086); 3) преподобный Стефан епископ Волынский († 1094); 4) преподобный Нестор летописец († княгин4); 5) святой благоверный князь Мстислав († 1132); 6) преподобный Никола Святоша, князь Луцко-Черниговский († 1142); 7) святитель Нифонт Новгородский († 1156); 8) святой Андрей Боголюбскиии († 1174); 9) блаженный Олег, князь Брянский (†1285); 10) святитель Петр, митрополит Киево-Московский († 1326). Отделение третье – от первой половины XIV века до 1550 года, куда относятся святые, находящиеся в ближайших отношениях к земле Волынской во времена владычества Литовского и разделения митрополий, как-то: 1) святой Феогност митрополит Киево-Московский († 1353); |
| В дальнейшем мы следуем здесь, с небольшими сокращениями, изложению Г. П. Федотова . «Главная часть Патерика состоит из двух посланий начала XIII века: еп. Владимирского Симона и печерского монаха Поликарпа. Тому же Симону принадлежит и «Слово о создании церкви Печерской». Лишь две главы Симона (о Тите и Евагрии и об Арефе) написаны современником-очевидцем, две другие – по сообщению старцев-очевидцев. Все остальные описывают события и людей, отделенных более, чем вековой древностью. При таких условиях, не удивительно, что легенда успела густо оплести устное предание. В некоторых рассказах уже невозможно разглядеть действительности. Достаточно сравнить необычайное, насквозь чудесное построение каменной церкви Печерской у Симона с простым, хотя и не лишенным чудесных знамений, рассказом Нестора в житии Св. Феодосия, чтобы измерить работу легенды за полтора столетия. И однако, для изучения направлений духовной жизни в древней Руси – легенды имеют иногда не меньшее значение, чем действительность. Киевский Патерик является для нас богатейшим, и притом единственным по своеобразию источником, преимущественно для одного направления духовной жизни, – без которого, за отсутствием других свидетельств, наши представления о древне-русской святости страдали бы неполнотой. Нужно лишь помнить, что это направление зафиксировано в писаниях XIII века, и лишь с большой осторожностью мы можем помещать его вглубь XII или даже XI века. Общее впечатление от Патерика: здесь веет совсем иной дух, нежели в житии Феодосия. Почти непонятной представляется связь преп. Феодосия с этими духовными детьми его. Здесь все сурово, необычайно, чрезмерно – и аскетизм, к тавматургия, и демонология. Социальное служение монашества отступает на задний план. Впрочем, в изображении Патерика, Печерский монастырь, как таковой, вообще утрачивает свое лицо. Общежития, по-видимому, не существует. Рядом уживаются богатство и бедность. Величайшие подвиги одних совершаются на фоне распущенности и своеволия других. Конечно, и дух Преп. Феодосия еще живет в монастыре. Верен ему в своем смиренном трудничестве Никола Святоша (Святослав), из князей Черниговских, первый князь-инок на Руси. Он постригся в 1106 г. и в течение трех лет проходил послушание в поварне, к великому негодованию своих братьев-князей. Потом три года был привратником, служил при трапезной, пока, принуждаемый игуменом, не поселился в собственной келье. Его никто не видел праздным: работа на огороде, изготовление одежды сопровождались непрестанным произнесением молитвы Иисусовой (первый известный пример на Руси) 8 . Свои очень большие средства он употреблял на помощь бедным и на церковное строение; в монастырь пожертвовал немало и книг. После его смерти, брат Изяслав, получивший исцеление от его власяницы, всегда надевал ее на себя перед битвой 9 . |
| Церковь Рождества Христова, весьма древняя, ибо она ископана была руками преподобных Печерских, смежна с церковью святого Феодосия; но мы не взошли в сию последнюю, потому что она была наполнена народом, который в ней оставался после литургии для слушания панихиды; ибо благочестивые поклонники особенно любят совершать их в пещерах, там где столько нетленных угодников свидетельствуют о грядущем воскресении. У входа в церковь Владыка помазал меня миром, истекавшим из одной мироточивой главы, пред коей горела свеча в углублении пещеры. Потом, в преддверии церкви Рождественской, мы поклонились благоговейно части мощей одного из младенцев, убиенных Иродом в Вифлееме, которую Патриарх Иерусалимский Феофан принес в благословение Лавре; наконец приблизились к последней раке Лонгина, вратаря Печерского. «Вот и вратарь, блюдет врата пещерные, – сказал мне Владыка; – им заключается ряд стольких преподобных. – Ты видел пред собою целый подземный мир христианский и все степени церковные: святителей, пресвитеров, диаконов, схимников, затворников, мучеников, благочестивых жён и дев, отроков и даже воинов: от князя до последнего вратаря, все здесь обретаются, иногда же князь и вратарь в одном смиренном лице, как преподобный Никола Святоша Черниговский. Всех призывает ко спасению Господь, всем хочет спастись и в разум истины прийти, лишь бы только шли на спасительный зов сей. Памятуй виденное тобою, и молитвами преподобных Печерских да обретёшь и ты спасение». При сих назидательных словах вышли мы из подземной церкви Рождества Христова, как бы из вертепа Вифлеемского и, поднявшись несколькими ступенями к восточному устью дальних пещер, вступили опять в малое их преддверие, а оттоле – на открытый балкон, с коего открывается обширный вид на Днепр, на необозримое за ним пространство во все стороны. Как выразить всё, что поразило взоры, что взволновало душу при столь внезапном переходе из мрака пещерного на Божий свет? – Первое чувство была безотчётная радость, первым действием свободный вздох! – расширилась грудь и жаждала напитаться этим чистым ароматическим воздухом, который стал отогревать её после сырости подземной; глубокие внутренние помыслы на минуту уступили впечатлениям внешним; но они были невинные, детские: всё утешало в природе и на её приветливую улыбку невольно улыбалось сердце; человек делался ребенком! – Никогда краше не представлялась мне Божия вселенная: ярче сияло солнце и прозрачнее струился синий Днепр; как некое море расстилался он пред глазами, которые только что освободились от тесноты пещерной и весело разбегались вниз и вверх, по его привольному простору; беспредельным казалось лесистое Заднепровье, под лёгким полуденным паром яркого небосклона. |
| «Вот и вратарь блюдет врата пещерные, сказал мне Владыка; им заключается ряд стольких преподобных. – Ты видел пред собою целый подземный мир христианский и все степени церковные: святителей, пресвитеров, диаконов схимников, затворников, мучеников, благочестивых жен и дев, отроков и даже воинов: от князя до последнего вратаря, все здесь обретается, иногда же князь и вратарь в одном смиренном лице, как преподобный Никола, Святоша Черниговский. Всех призывает ко спасению Господь, всем хощет спастися и в разум истины приити, лишь бы только шли на спасительный зов сей. Памятуй виденное тобою и молитвами преподобных Печерских да обретешь и ты спасение.» При сих назидательных словах вышли мы из подземной церкви Рождества Христова, как бы из вертепа Вифлеемского, и, поднявшись несколькими ступенями к восточному устью дальних пещер, вступили опять в малое их преддверие, а оттоле на открытый балкон, висящий над Днепром. Как выразить все, что поразило взоры, что взволновало душу при столь внезапном переходе из мрака пещерного на Божий свет? – Первое чувство была безотчетная радость, первым действием свободный вздох! – расширилась грудь и жаждала напитаться этим чистым ароматическим воздухом, который стал отогревать ее после сырости подземной; глубокие внутренние помыслы на минуту уступили впечатлениям внешним; но они были невинные, детские: все утешало в природе, и на ее приветливую улыбку невольно улыбалось сердце: человек делался ребенком! – Никогда краше не представлялась мне Божия вселенная: ярче сияло солнце и прозрачнее струился синий Днепр; как некое море, расстилался он пред глазами, которые только что освободились от тесноты пещерной и весело разбегались вниз и вверх по его привольному простору; беспредельным казалось лесистое Заднепровье под легким полуденным паром яркого небосклона. – Это было далеко, далеко, как бы в другом мире, на который я смотрел из своего пещерного устья. А под самым навесом, где я стоял, какая пышная зелень по диким обрывам, бегущим к реке, какие белые хижины живописно раскинуты по утесам! – Глубоким Днепром резко отделяется Киевский мир, проникнутый своею святыней, и полуденный край, дышащий своим роскошным воздухом, от противоположной, как бы чуждой стороны. Я стоял неподвижно под легким шелестом листьев нависших надо мной тополей; я вглядывался все глубже и глубже, в эту очаровательную картину, которая как будто меня оковала, когда услышал за собою голос: «а царствие небесное лучше!» – Невольно вздрогнул я и оглянулся: позади меня стоял Владыка и с кроткою отеческою улыбкой смотрел, как я любовался внешними красотами природы. «Так ли скоро забыты пещеры? сказал он; все это оставили отшельники, чтобы заключиться в недра земли; теперь ты лучше поймешь их подвиг. – Но время уже нам возвратиться.» и мы медленно пошли по крутому восходу тех же длинных галерей в св. лавру. |
| Сюда прежде всего надобно отнести св. Ольгу († 969 г.), которая так известна усмирением древлян, состоявших, как ныне известно, в пределах Волынской губернии. За сим следуют: св. равноапостольный князь Владимир, просветитель Волыни и основатель многих ее городов и храмов; прп. Никола Святоша, кн. Черниговский, который в 1099 г. был князем Луцкого удела на Волыни, и сверх сего в различные времена княживший в Дорогобуже, Пересоннице (Ровенского уезда) и в других местах древней Волынской области. И многие–многие другие посещали Волынскую епархию или для «смотрения и наставления», или занимались устроением Волынской Церкви в смутные времена. Наконец, даже святые и равноапостольные братья–просветители славянские Кирилл и Мефодий находятся в непосредственном ближайшем союзе с землей Волынской, т. к. история прямо говорит, что в числе других стран они также посылали проповедников и в пределы Волынские, так что вследствие этого, по сказаниям древних писателей, пределы Моравской епархии св. Мефодия простирались в самую глубь земли Волынской, до рек Буга и Стыри. Андрей Тотемский, блаженный Блаженный Андрей родился в июне 1638 г. в крестьянской семье Усть-Толшемского прихода, верст на 50 отстоящего от города Тотьмы (уездный город Вологодской губернии). Крестьяне–родители не могли дать сыну образования, которого тогда и не было на Руси, не дали даже простой грамотности, слабо распространенной в тогдашней деревне среди крестьян. Но несомненно, они воспитали в нем детски чистую веру в Бога, твердую и неизменную; приучили сына бояться Бога, молиться Ему и Его угодникам, ходить в церковь, строго соблюдать посты — научили всему тому, в чем сами полагали сущность веры Христовой. Во все воскресные и праздничные дни родители блаженного Андрея посылали его в приходскую церковь, не далеко отстоящую от села Усть-Толшемского. И церковь сделалась единственной школой для блаженного отрока. Здесь он скоро приобрел первые познания о Боге, и любовь к Нему прочно, на всю жизнь утвердилась в его детском сердце. Благочестивым отроком овладела мысль о необходимости служить одному Богу; все думы и делания мальчика направлялись к тому, чтобы служение Ему поставить единственной задачей жизни и найти средства осуществить эту задачу. В храме он услыхал, что мир весь во зле лежит (1 Ин. 5, 19), и потому покинул мир; услыхал еще, что истинный слуга и последователь Христа должен оставить отца и матерь (Мф. 19, 29), и потому ушел из родительского дома в пустынные места, жил там, как птица, не заботясь о пище, думая только о Боге и об угождении Ему. Мирская жизнь уже не стесняла теперь блаженного, и он свободно предался молитве. |
| Например, Ермолинская летопись сообщает, что после битвы " на теле его (князя Димитрия) не было никакой раны " (Повести 1959:371). Согласно преданию, во время похода князь Димитрий остановился на привал (для npeycnokoehiя) в пятнадцати поприщах от Москвы. Здесь он увидел над сосной сияющую великим светом икону свт. Николая. После молитвы князя, бояр и воинов икона сама сошла в руки Димитрия. Князь воскликнул: " Ciя вся угреша сердце его " (Вознесенский 1899:284). И с тех пор место явления иконы стали называть Угреша. Николо-Угрешский монастырь служил одним из излюбленных мест паломничества для царской семьи и для народа. Его называли " царским монастырем " , " государевым богомольем " . Государи ходили в монастырь иногда пешком, а паломничества называли " Угрешскими походами " , видимо, в память о походе св. Димитрия Донского. Царь Михаил Федорович совершил девять, а Алексей Михайлович - тринадцать " походов " (Вознесенский 1899:286). Куликовская битва нашла отражение в миниатюре, в иконе, позже в лубке. Наиболее полно и точно " Сказание о Мамаевом побоище " изображено на прикрепленной снизу к иконе прп. Сергия с житием поздней наделке второй половины XVII века, впрямую независимой от средника и клейм иконы. Этому произведению посвящены три статьи В.В. Филатова и статья И.П. Болотцевой, в которых детально исследована история, композиция и художественные особенности иконы, поэтому мы только упомянули о ней (см.Филатов 1966:277-293; Болотцева 1980:120-128). Но в ракурсе нашей темы нельзя не отметить, что почти все эпизоды Сказания, связанные с христианскими мотивами произведения, нашли свое место на нижней части иконы. Г.П. Федотов выделяет несколько групп святых князей: а) равноапостольные (Владимир, Ольга, Константин, Михаил и Федор Муромские), б) князья-иноки (Никола Святоша, Иоасаф Кубенский), в) князья-страстотерпцы (Борис и Глеб, Василько Ростовский, Михаил Черниговский), г) князья-защитники (Александр Невский, Михаил Тверской, Димитрий Донской). Они готовы отдать жизнь за своих людей в сражении с врагом, а их поездки в Орду свидетельствуют и о готовности принять мученическую кончину. |
| В памятниках, соответствующих этой традиц. схеме иконографии, Н. определено место во 2-м ряду, где он визуально связан с образами св. князей в центре композиции: Владимира, Бориса и Глеба. Т. о. князь-инок оказывается 1-м в одной пятерице с Киево-Печерскими игуменами (слева направо): Авраамом, Варлаамом, Никоном и архим. Поликарпом. Этому порядку следования святых, согласно Д. А. Ровинскому, соответствуют изображения на гравюрах, самые ранние из к-рых он датирует кон. XVII в. (грубой работы, на нижнем поле следы счищенных надписей) и 1-й пол. XVIII в. (без монограммы гравера) ( Ровинский. Народные картинки. Кн. 3. С. 623. 1506, 1507). К ним также относятся работы граверов: Иосифа Гочемского, почаевского мастера 2-й пол. XVIII в. (Там же. С. 621. 1505); Мартина Нехорошевского (сер. XVIII в.; Там же. 1509); Иоанна Кончаковского (1771/4; Там же. 1510); Герасима Проценко (1821; Там же. С. 623. 1511) и др. (Там же. 1512-1518; Кн. 4. С. 761. 1505 а; С. 761-763. 1517). В соответствии с приведенной в Строгановском подлиннике характеристикой, Н. показан старцем, сходным со свт. Николаем Чудотворцем,- у святого аккуратная седая округлая недлинная борода, голова склонена, в куколе; сходство со свт. Николаем Чудотворцем благодаря живописному решению особенно хорошо просматривается в произведениях иконописи: напр., на иконах из Киево-Печерской лавры (2-я пол. XVIII в., ныне в НКПИКЗ); посл. трети XVIII в. (1771 (?), ныне в ИркОХМ); из мастерской Киево-Печерской лавры (сер. XIX в., ныне в Троицком соборе Успенского жен. мон-ря в Александрове). В большинстве случаев в нимбе в надписи при имени: «Прп. Никола Святоша» - содержится указание на княжеское происхождение святого; иногда надпись выполнена полностью - «князь Черниговский» - (как, напр., на иконе из Кириллова Белозерского мон-ря, 1-я треть XIX в., ныне в КБМЗ) или же дана в вариантах сокращений, в т. ч. ограничиваясь только написанием «кн.» - «князь». На иконе Собора, происходящей из Черновицкой обл. (нач. XIX в., НКПИКЗ), «княжеский статус» преподобного нашел подтверждение и в иконографии: Н. облачен в княжеские платья, шубу с меховым воротником и шапку с меховой оторочкой; в правой руке держит крест; схема расположения сохранена. |
| Изображение Н. до его пострига, как князя Черниговского, участника событий междоусобной брани 1097-1100 гг., на миниатюрах исторической хроники - Радзивиловской летописи - не встречается (БАН. 34.5.30, кон. XV в.). Образ князя-инока впервые появляется в иллюстрациях в КПП. Ксилография с изображением Н. из цикла 40 иллюстраций для 1-го его изд. (Патерик, или Отечник, Печерский. К., 1661. Л. 231 об.- в т. ч. раскрашенный вариант (экз. в РГБ, инв. 5137); повторения - в изданиях 1678 и 1702 гг.; тетради на 20 листах, куда вошли 32 изображения с досок 1-го издания, см.: Ровинский. Народные картинки. Кн. 3. С. 625-632; Кн. 4. С. 762) представлена в 3-й части книги перед житийным повествованием о святом. Н. показан в рост, в легком повороте вправо, стоящим на пейзажном фоне между 2 горок, поросших деревьями, кустами и травами, близ подножия правой горки - храм. В композиции нашли отражение неск. моментов, характеризующих образ святого. Слева от него, у ног, лежат атрибуты княжеского достоинства - корона и скипетр,- как иллюстрация отринутой князем-иноком земной власти ради славы небесной; важной деталью представляется и то, что Н. показан обращенным лицом к храму, в развороте от брошенных на землю властных символов. В характеристике монашеского делания Н. запечатлена древняя монастырская традиция кропления св. водой входящих и выходящих из обители: эта обязанность была частью послушания монаха-вратаря. Поэтому в левой руке Н. изображен сосуд для св. воды (в виде котелка) с кропилом в нем, на кисти правой руки, находящейся у груди в жесте моления (в направлении храма), висит ключ. По облику святой ближе к человеку, еще только вступающему в пору старости: волосы убраны за уши назад, открывая лоб с 2 глубоко прорезанными морщинами, на макушке выстрижено гуменцо, борода средней длины, округлая; у него большие глаза, некрупный нос; одет в рясу, на к-рой лежит длинная лента схимы (параманда), и в мантию; куколь опущен на плечи. Вверху - облака, которые пронзают исходящие из правого угла в направлении святого лучи небесного сияния. По сторонам нимба Н. выгравирована надпись: « : / ». Составной частью ксилографии является надпись между нижним полем композиции и орнаментальной полосой: «Никола Поваръ, славы насыщен, Святоша: Князю Вратару, Небо Князи отверзоша». Ксилография не имеет надписи с именем мастера, указан только год ее создания (в правом нижнем углу - « » (1658)); по стилистическим признакам она была выполнена иером. Илией (Д. А. Ровинский сообщает, что подпись с именем иером. Илии есть на листе с этим изображением и с такой же датировкой, который вошел в отдельную тетрадь, изданную после 1702; см.: Ровинский. Народные картинки. Кн. 3. С. 630). |
| После смерти другого своего брата, Романа, он в течение семнадцати лет занимал смоленский стол, выступая в это время сторонником Всеволода Большое Гнездо. В 1191 г. по приказу Давыда мощи свв. Бориса и Глеба были перенесены из Вышгорода в монастырь на Смядыни близ Смоленска, причем остается неясным, коснулось ли это перенесение всех мощей или только их части. В летописи Давыд, как и его брат Роман, удостоен посмертной похвалы. Давыд Святославич, внук Ярослава Мудрого, родился около 1053 г., умер в Чернигове весной 1123 г. Его имя наряду с именами его братьев Глеба (убит в 1078 г.) и Романа (убит в 1079 г.) принадлежит к наиболее ранним свидетельствам династического почитания святых Бориса-Романа и Глеба-Давида. От киевского князя Всеволода Ярославича (1078–1093) Давыд получил Смоленск и княжил там до 1097 г. Новый киевский князь Святополк II перевел Давыда в 1095 г. в Новгород, откуда тот, однако, вернулся на смоленский стол уже в начале следующего года. Благодаря упорству своего младшего, но значительно более энергичного брата Олега и согласно постановлению княжеского снема в Любече летом 1097 г. (“каждый да держит отчину свою”), Давыд как старший из сыновей Святослава занял черниговский стол, тогда как Олег до конца жизни (1115 г.) оставался его соправителем. Давыд вел лояльную политику по отношению к обоим киевским князьям (Святополку, а затем Владимиру Мономаху ) и, в частности, принимал участие в их многочисленных военных предприятиях, главным образом против половцев. 2 мая 1115 г. Давыд участвовал в торжественном перенесении мощей свв. Бориса и Глеба в посвященную им каменную церковь в Вышгороде. Вскоре после этого он и в Чернигове основал каменный храм в честь братьев-мучеников, в котором и был впоследствии погребен. Судя по всему, Давыд был женат дважды. От первого брака у него было трое сыновей, старший из которых, Никола-Святоша, родился около 1080 г. и в 1106 г. стал монахом Киево-Печерского монастыря, а второй был наречен Всеволодом в честь тогдашнего киевского князя, дяди Давыда. |
|
|
