| Тем не менее официальный документ, выданный архимандритом Василием, в целом был благоприятным для Патриаршей Церкви, и неудивительно, что он весьма вдохновил его получателя. Иеромонах Софроний по возвращении в свою Саратовскую епархию показал его целому ряду лиц и дал снять с него несколько копий. Интересно, что местный викарий, епископ Вольский Симеон (Михайлов), которому он тоже рассказал о привезенных из Москвы документах, строго запретил иеромонаху Софронию их дальнейшее размножение. Видимо, он, как политически более опытный, понимал, чем это чревато. Действительно, уже 12 февраля 1928 г. уполномоченным Саратовского губотдела ОГПУ было подписано постановление, в котором говорилось, что «гр[аждани]н Несмеянов, проживая в селе Юрьевке, где служит священником, с целью завоевания себе авторитета среди гр[ажда]н Б.-Озерской и Балтайской волости занялся изготовлением и распространением контрреволюционных документов, направленных к подрыву Советской власти» 498 . Можно, конечно, удивиться такой постановке вопроса (получалось, что архимандрит Василий своим документом подрывал советскую власть), но уже 15 февраля иеромонах Софроний был арестован. Инициаторами ареста, как нередко бывало, выступили местные обновленцы, давшие следствию необходимые свидетельские показания. «Обновленцы, – объяснял затем уполномоченному ОГПУ иеромонах Софроний, – посмотрев у меня документ Димопуллы (так. – свящ. А.М.), возмутились и заявили мне, что меня за этот документ арестуют и его у меня отберут. Так это и произошло» 499 . Скорость реакции раскольников на действия иеромонаха Софрония показывает, сколь опасными они им показались. 12 января 1928 г. местный обновленческий благочинный представил в «Вольское епархиальное управление» доклад, который незамедлительно был переслан в «Священный Синод», а тот, в свою очередь, запросил разъяснения у самого Димопуло. Видимо, чтобы греческий архимандрит долго не раздумывал, как вести себя в такой ситуации, 13 января к нему явился судебный исполнитель и в отсутствие хозяина приступил к описи находившегося в его квартире имущества. |
| На допросе 17 января 1931 года о. Софроний категорично сказал: " С антисоветской агитацией против мероприятий партии и властей нигде не выступал. Женщин и мужчин не группировал. Против хлебозаготовок, коллективизации, займа среди крестьян не говорил. К свержению советской власти массу не подготавливал и коммунистам и активу угроз не делал " . 2 февраля был допрошен председатель сельсовета Улыбовки, накануне давший справку, в которой писал, что о. Софроний " проявил себя как антисоветский человек, вел разговоры против займа и агитировал против колхозного строительства " . Теперь на допросе он показывал: " Священник Несмеянов Софроний Харитонович в селе Улыбовке проживал только около двух недель. Откуда он появился – я не знаю, но за время пребывания в селе сумел зарекомендовать себя как антисоветский тип. Среди крестьян по вопросу о весенней посевной кампании говорил: " Вот сейчас заставляют мужика готовиться к севу, а спрашивается, для кого сеять? Для того, чтобы власть опять выгребла у мужиков весь хлеб. Они готовятся к войне, поэтому и жмут мужика, чтобы запастись хлебом " . Когда я его вызвал в сельсовет и предложил приобрести облигации займа, он заявил: " Заем я брать не буду, меня и так ободрали на старом месте, где я раньше служил, и теперь вы навязываете облигации. Я вам не мужик, это он боится и поэтому безропотно выполняет ваши распоряжения. Вам мало обирать мужика, так вы и до духовенства добираетесь " . И от займа категорически отказался " . В тот же день один из ставленников сельсовета показал, будто о. Софроний " во время своего пребывания в селе Улыбовке вел антисоветскую деятельность, стараясь в глазах верующих завоевать авторитет; одновременно пытался срывать хозяйственно-политические кампании в селе. Среди крестьян говорил: " Лошадей всех замучили, корма нет, власть старается вывезти весь хлеб из района, а мужик отдувайся. Хлеб вывезут, и крестьяне останутся без хлеба. С такими порядками далеко не уедут, надо молиться Богу, чтобы Господь не допустил голода, как в 1921 году " . |
| Отец регулярно совершал большую прогулку до почтового отделения, он все время ждал писем от учеников. Часть их была на фронте, а другая работала в химических лабораториях и на заводах над проблемой горючего и взрывчатых веществ. Заботило отца и состояние противохимической защиты армии, первым создателем которой он был в 1915 году. Но возраст и суровые условия жизни брали свое. Отец зимою 1941-42 гг. тяжко заболел двусторонним воспалением легких. И в течение трех долгих зимних месяцев с 40-градусной температурой за окном моя покойная мама возвращала его к жизни. Благо, она была моложе его на тридцать семь лет. В эту памятную зиму голодные волки подходили к дому, где мы тогда жили, и я до сих пор помню их вой. Основная часть химической школы отца находилась тогда в Казани. Ее самыми видными представителями, позже ставшие академиками, были Б. А. Казанский и А. Н. Несмеянов. Отец мечтал переехать в Казань, ближе к практической химии. Но так и не дождался приглашения. Поэтому возвращение в Москву осенью 1943 года было для него, как и для всех нас, несказанной радостью. Одним из очень близких людей к отцу был профессор Н. А. Фигуровский, историк химии. В 1943 году, зимой, он прибыл на побывку с фронта. Привез нам часть своего фронтового пайка, между прочим сказал: «А знаете, Николай Дмитриевич, немцы не начинают химическую войну только потому, что у нас есть противогаз! Ваш противогаз!» Кстати, Фигуровский был единственным, кто в 1952 году выпустил книгу о «Противогазе Зелинского». Его уникальная библиотека, содержавшая редчайшие манускрипты по алхимии средних веков, по-видимому, потеряна безвозвратно. «Химический внук» Зелинского Юсуф Гейдарович Мамедалиев (ученик А. Баландина) стал президентом АН Азербайджана. Как продолжение Химической школы Зелинского в Москве, Мамедалиев создал Бакинскую школу химиков-органиков в Азербайджане, установил памятник Н. Д. Зелинскому перед зданием Химического института в Баку. И всегда оказывал отцу знаки глубочайшей любви и внимания. Наверное, отец мечтал, чтобы я тоже стал химиком. |
| В 1938 г. была создана новая структура академических подразделений. По направлениям научной деятельности АН была разделена на отраслевые отд-ния. Возросла численность академических научно-исследовательских ин-тов: в 1928 г. их насчитывалось 9, в 1934 г.- 25. В 30-х гг. XX в. в состав АН СССР вошел ряд ин-тов по общественным наукам, стали создаваться филиалы и научно-исследовательские базы в союзных и автономных республиках, в краях и областях. В 1933 г. образован Уральский филиал АН СССР, в 1935 г.- Азербайджанский, Армянский, Грузинский, Дальневосточный и Казахстанский, а в 1938-1941 гг.- Узбекский, Таджикский и Туркменский. В 1991 г. в составе АН СССР числилось 17 отраслевых и 3 региональных отд-ния (Сибирское, Дальневосточное и Уральское) и свыше 280 научно-исследовательских ин-тов и научных центров. Кроме того, существовали 14 самостоятельных АН в 14 союзных республиках. Изданный 23 марта 1959 г. устав предусматривал необходимость кооперирования деятельности АН с др. научными учреждениями страны и высшей школой, предоставлял более широкую самостоятельность отд-ниям АН в их научной деятельности. За 1917-1975 гг. численность академиков увеличилась с 58 до 237, а членов-корреспондентов - с 87 до 439. Идеологические установки советской власти пагубно сказались на развитии ряда направлений академической науки, тысячи ученых были подвергнуты репрессиям. В кон. 20-х - нач. 30-х гг. XX в. прошли судебные процессы «по делу академиков». Многие погибли в тюрьмах, среди них выдающиеся ученые с мировым именем - Н. И. Вавилов и К. М. Тулайков. В 1948 г. начались гонения против ученых-генетиков, нависла угроза над учеными-физиками. Однако, несмотря на эти неблагоприятные условия, ученые АН достигли впечатляющих результатов во всех отраслях знания и применения их на практике: в физике, химии, математике, астрономии, геологии, биологии, медицине, исследованиях космического пространства. По многим направлениям СССР вышел на передовые рубежи мировой науки. Фундаментальные исследования были проведены в области общественных и гуманитарных наук: в истории, археологии, этнографии, антропологии, экономике, праве, литературе и языкознании. Мировую известность получили академики: физиолог И. П. Павлов , селекционеры-ботаники Н. И. Вавилов и Н. В. Цицин, математики И. Г. Петровский, М. А. Лаврентьев и М. В. Келдыш, географ В. Л. Комаров, физики С. А. Чаплыгин, И. В. Курчатов, Л. Д. Ландау, И. Е. Тамм, П. Л. Капица и А. Д. Сахаров, биофизик Н. Н. Семёнов, биохимики А. Н. Бах и Н. Д. Зелинский, химик-органик А. Н. Несмеянов, геолог А. П. Карпинский, основатель практической космонавтики С. П. Королёв, авиаконструктор А. Н. Туполев, экономист С. Г. Струмилин, историки Е. В. Тарле, Б. Д. Греков, М. В. Нечкина и Н. М. Дружинин, археологи А. В. Арциховский и В. Л. Янин, филолог Д. С. Лихачёв . Показателем мирового признания заслуг российских ученых явилось присуждение 11 академикам АН СССР Нобелевских премий. |
| — Мне доводилось видеть, как решали те или иные программы президенты Несмеянов, Келдыш, Александров, Марчук — их на всех уровнях всегда поддерживали. А когда вы заступили на этот пост, то настали такие времена, что вам уже приходилось все «пробивать»… — Раньше действительно президент Академии был очень мощным инструментом в решении любых вопросов. Он имел прямой выход на Генерального секретаря, на председателя Совета министров. И если они что-то пообещали, то вряд ли кто-то осмелился бы не выполнить их распоряжения. Сейчас ситуация другая. Выход на президента и премьера у меня есть, но вопросы решаются иначе. Они «спускаются» вниз, в мир чиновников. А там не пробиться. — Все-таки хочу вернуться к выборам президента. Раньше я считал, что вам нужно уйти. Прежде всего, потому, чтобы остаться в истории отечественной науки президентом, который ее спас. Но сегодня ситуация изменилась, пока что я лично не вижу человека, который достоин занять ваш пост. Прямо скажу, помимо всего прочего, у Осипова есть одно прекрасное для руководителя качество: в любой ситуации он остается спокойным, хотя внутри, может, все и кипит… — Увы, теперь уже не всегда. Нервы сдают все чаще… Однако если ты стоишь во главе большой организации и за тобой сотни тысяч людей, то эмоции, конечно, надо сдерживать. Поругаться, поорать – это самый простой способ показать себя, а вот найти верный выход из создавшегося положения, повести за собой людей – тут уж эмоциями не поможешь. — Двадцать два года на посту президента. Что помнится особо? — Во-первых, заседания Верховного Совета РСФСР, когда пытались распустить Академию наук СССР, создать РАН и сразу выбрать полторы тысячи человек в нее. Я пришел тогда к Ельцину, сказал — или вы мне доверяете, или я ухожу. Он дал мне «карт-бланш». И тогда я пришел в Верховный Совет и заявил, что теперь командовать буду я. А решать все, что связано с наукой, будут 120-150 членов Академии, не более. Так и случилось. Академия наук СССР просто сменила наименование. Эти дни, конечно, незабываемы. Во-вторых, незабываемый момент – выборы президента. Когда ко мне первый раз обратились, я же сказал «нет»… |
| Поднялся старик, пощупал, целы ли его косточки, и поплёлся к дому. Никогда ещё он ночью по лесу не расхаживал. Идёт-бредёт и вдруг видит чудо: на тропинке лесной две колотушки одна о другую постукивают: «Стукбряк, стук-бряк, друг за дружку будет всяк». Сунул старик колотушки в свой мешок, идёт дальше. Смотрит — две скрипки под берёзой «пилик-пилик» пиликают — смех, да и только. Положил старик и скрипки в свой мешок, побрёл дальше, только головой от удивленья покачивает. А дальше перед ним два орешка суктинис заплясали: «Трень-брень, трень-брень, танцевать бы целый день!» Не выдержал тут старик, расхохотался, а орешки эти тоже с собой прихватил. Огляделся он по сторонам, видит — лес незнакомый. Верно, старик с дороги сбился Назад возвращаться неохота, далеко больно зашёл. А впереди как будто расступается лес. «Может, до жилья какого-нибудь дойду, — думает старик. — Хоть напиться мне дадут — во рту от жажды пересохло». Двинулся он дальше. Шёл, шёл и дошёл до лесной опушки. Видит — дом белый с колоннами стоит на холме. Никак помещичья усадьба? «Плохо моё дело, — думает старик, — но ничего, в людскую зайду — авось панские слуги мне глоточка воды не пожалеют». Пустили панские слуги старика к себе в людскую, накормили его потихоньку от помещика, напоили. Поблагодарил их старик и решил за угощение народ потешить. Вывалил он из мешка колотушки свои, скрипки да орешков пару, пошли они бренчать, наигрывать да плясать. Слуги панские за бока хватаются, на пол от хохоту валятся. Заглянул на шум в людскую пан приказчик. — Слушай-ка, дед, — говорит приказчик, — может, это счастье тебе привалило. Панночка наша чудная такая: не только не засмеялась, даже не улыбнулась ещё ни разу в жизни. В годах она уже, а никто её замуж не берёт, а ведь она и умная, и красивая, и приданое за ней большое господин помещик даёт. Никому, понятно, неохота с такой «несмеяной» жизнь прожить. Вот и пообещал наш пан: если кто дочку его рассмешит, он тому человеку половину именья своего отдаст. Является приказчик к барину и докладывает: так и так, сидит, мол, в людской старик, бывший батрак панский, берётся он панночку рассмешить. |
| А Ада Тимофеевна и вправду ничего не понимала. Видя все нарастающую увлеченность дочери этим самым Вадимом, она пыталась поддерживать доверительный тон (до сих пор ей это всегда удавалось), говорить с ней о нем (обо всех своих предыдущих увлечениях дочь охотно рассказывала). — Из какой он семьи? — спрашивала Ада Тимофеевна. — Чем он занимается? Чем собирается заниматься в будущем? Какие у него любимые книги, фильмы? Кто его друзья? Какие у него увлечения? — Ах, мама, все это неважно! — отмахивалась дочь, и Ада Тимофеевна опять не понимала: если это неважно, то что же тогда важно? Вадим приглашал Веронику в бары и на дискотеки. Не позволял ей выпить больше двух коктейлей, запрещал даже баловаться сигаретами. «Целоваться с курящей девушкой — все равно что облизывать пепельницу», — говорил он. Вечером неизменно провожал до парадной и ждал, когда наверху хлопнет дверь. Но вечера растягивались едва ли не за полночь. — Пригласи его домой, — решительно сказала Ада Тимофеевна. — Я договорюсь с отцом, он придет пораньше, мы выпьем с ним чаю, поговорим, посмотрим, что он за человек. Дочь расхохоталась матери в лицо. — Ты с ума сошла, — сказала она, отсмеявшись. — Мы живем не в девятнадцатом веке. Он ни за что не придет. Да и я могу позвать его только тогда, когда вас не будет дома. — Почему? — тупо спросила Ада Тимофеевна. — Потому что вы нам мешаете, — усмехнулась Вероника. — Что ты имеешь в виду?! — закипая, спросила мать. — То, что ты подумала! — послышался дерзкий ответ. Не удержавшись, Ада Тимофеевна влепила дочери пощечину. Вероника, разрыдавшись, в чем была, выбежала из дома. До вечера мать обзванивала подруг, а ближе к полуночи все тот же Вадим доставил блудную дочь к парадной. После этой разборки дочь плавала по дому царевной несмеяной, с родителями почти не разговаривала и оживлялась, лишь выходя из дому или говоря по телефону. Однажды, делая еженедельные закупки в универсаме, Ада Тимофеевна увидела Вадима в кафе с хорошенькой черноволосой девушкой. Они весело о чем-то смеялись, иногда Вадим брал руку девушки в свои и целовал тонкие пальчики. |
| — Признаю и приветствую ту власть, при которой я живу. Когда следователь спросил, где о. Софроний находился во время гражданской войны, мужественный священник ответил: — В 1919 и в 1920 годах добровольно служил в армии Деникина полковым священником. Следователь спросил, был ли он судим при советской власти. Отец Софроний ответил: — Был судим в 1926 году за преподавание Закона Божьего. И сейчас у меня описано все имущество за неуплату налогов. На вопрос, зачем он поехал в Москву, о. Софроний ответил: — В связи с тем, что при споре с обновленцами, кого признают Восточные Патриархи — нас, тихоновцев, или их, обновленцев, обновленцы указывали, что у них есть грамоты Вселенского Патриарха о признании их Синода и даже при их Синоде есть представитель Вселенского Патриарха Василий Димопуло. Всему этому я плохо верил, а потому решил съездить в Москву. Сразу же после ареста о. Софрония последовал новый донос обновленцев в ГПУ:«На днях приехал уполномоченный по делу юрьевского иеромонаха Софрония Несмеянова и арестовал его как политического преступника. Но, к сожалению всего населения, уполномоченный не коснулся других злостных контрреволюционеров. Ставлю на вид Государственному Политическому Управлению основателя этой контрреволюционной банды гражданина Якова Алексеевича Кадерова и его супругу, Анну Александровну, и его помощников. После ареста монаха эта банда тайком собирается и со своих собраний выносит на народ страшную смуту, что–де монах арестован не за преступление, а за правду Христову и что власть советская от антихриста, мучительница и гонительница… и простой народ относится к ним, как к благочестивым, доверчиво, и общественный мирный порядок нарушается… На основании вышеизложенного, во избежание могущих произойти кровавых вспышек, прошу Государственное Политическое Управление немедленно поступить с вышеозначенными политическими контрреволюционерами по всей строгости закона Советской республики». Получив донос обновленцев, следователь ГПУ снова допросил о. Софрония. |
| Нет, время не прежнее и мы не прежние! Меня не заглушили, не прервали, не скрутили руки назад, даже не вызвали в ГБ для объяснения или внушения. А вот что: министр КГБ Семичастный стал мне отвечать! - публично и заочно. На этом посту, зевая одну за другой свои подрывные и шпионские сети в Африке и Европе, все силы он обратил на идеологическую борьбу, особенно против писателей как главной опасности режиму. Он часто выступал на Идеологических совещаниях, на семинарах агитаторов. В том ноябре в своих выступлениях он выразил возмущение моей наглостью: читаю со сцены конфискованный роман. Всего таков был ответ КГБ! Каждый их шаг показывал мне, что мой предыдущий был недостаточен. Теперь я искал случая ответить Семичастному. Прошел слух, что я выступал у курчатовцев, и стали приходить мне многие приглашения - одни предположительные, другие точные и настоятельные, я всем подряд давал согласие, если только даты не сталкивались. И в этих учреждениях всё как будто было устроено, разрешено директорами, повешены объявления, напечатаны и розданы пригласительные билеты, - но не тут-то было! не дремали и там. В последние часы, а где и минуты, раздавался звонок из московского горкома партии и говорили: " Устроите встречу с Солженицыным - положите партийный билет! " И хотя учреждения-устроители были не такие уж захолустные (несмеяновский НИИ, карповский, семёновская Черноголовка, мехмат МГУ, Баумановский институт, ЦАГИ, Большая Энциклопедия), протестовать никто не имел сил, а академики-возглавители - мужества. В карповском так поздно отменили, что успели меня туда сами же и привезти, но уже объявление висело: " Отменено по болезни автора " . А директор ФБОН отменил сам от испуга: ему позвонили, что придёт на встречу инкогнито в штатском генерал КГБ, так место ему приготовить. Поздно понял я, что у курчатовцев был слишком сдержан, искал теперь, где ответить Семичастному - но захлопывались все двери: упущено, голубчик! Одно, всего одно выступление мне было нужно, чтоб ответить крепенько разок - да поздно! За всю жизнь не ощущал я так остро лишения свободы слова! |
| Далее почти всё письмо было посвящено человеку, об удалении которого из Москвы и умоляли Константинопольского Патриарха его авторы. Характеристика ему давалась убийственная (какую заслужил): «Будучи преданным другом обновленцев, усыпленным ухаживаниями за ним их «Священным Синодом», возвеличенный им чуть ли как не патриарх и всецело им предавшийся, известный в Москве исключительно под именем «Димопуло», он с первых же дней революции занял враждебную позицию в отношении патриарха Тихона и ненавидим всей православной русской иерархией; его имя произносится всем клиром и народом с презрением и насмешкой и его никто не именует архимандритом, а презрительной кличкой «Димопуло». Много горя и скорби причинил он Святейшему Патриарху своим поведением, как Представитель Вселенского Патриарха, и о нем сложилась определенная слава в Москве как врага православной иерархии Русской Церкви и друга Ее врагов. Сделавшись по счастливой для него случайности архимандритом и представителем патриархии, он служит предметом насмешек и среди своих соотечественников. (...) Не отличаясь ни образованием, ни какими-либо особыми качествами и достоинствами, может ли быть он терпим на почетном посту Представителя Вселенского Патриарха, особенно теперь, когда патриарший престол занимает Всесвятейший Фотий, на которого обращены взоры всего Православного мира. Вселенская Патриархия, как нам известно, так богата образованными и способными клириками, что замещение Димопуло лицом, которое было бы полезным сотрудником Вашему Всесвятейшеству, более чем необходимо» 552 . Отправить это выразительное письмо адресату не удалось. Так же, как в 1927 г. для иеромонаха Софрония (Несмеянова), для А.И. Дросси, архиепископа Аверкия и епископа Леонтия в 1930 г. попытка искать правду у Константинопольского Патриарха закончилась арестом. Архиереи были обвинены в том, что «просматривали а[нти]с[оветский] документ, предназначавшийся для а[нти]с[оветской] кампании за границей, вынесли о нем одобрительное суждение, согласившись с его редакцией». Приговор им был вынесен по советским меркам относительно мягкий: три года ссылки в Северный край 553 . А не отличавшийся «ни образованием, ни какими-либо особыми качествами и достоинствами» архимандрит Василий продолжил свою деятельность и при новом Патриархе, в отношении которого православных людей в России ожидало сильное разочарование. Димопуло, чья фамилия стала восприниматься как презрительная кличка, был, конечно, одиозной фигурой, но проблема, как выяснялось, была не в нем. |
|
|
