| Об этом воине думали, что он величественен одеждой своего богатства, приласкан служащим имуществом, и потому не испускал хулы. Но когда диавол испросил все его имущество, то обнажил его самого и, оставив его в безнадежной тоске о любимых детях, вместе с ним евших, сделал дом его сам по себе ставшим гробом и поминальной трапезой по ним. Но диавол без успеха и со стыдом отражен, ибо когда диавол приносит искушения к святому граду, то сограждане ополчаются против воина-диавола. Хотя диавол и отнял все имущество праведника, но не склонил его к хуле (а хула была как раз только ему). Диавол затем просит Самого Бога и говорит Ему: «Протяни руку Твою и коснись плоти его и костей его, потому что он в лицо благоволит Тебе, а на словах хулит». Сердце праведников Бог ведает, и отнял предлог приязни и щадения. Когда все это случилось, Иов никак не согрешил пред Господом, но принуждаемый противоборцем к хуле, он делал противоположное, говоря: «Господь дал, Господь взял, как Господь пожелал, так и стало, да будет имя Господа благословенным вовек». Иов не предает себя, но объявляется воином, и наставником в мужестве, воздавая хвалу страданиям жития. Мы знаем четыре причины наказания. Во-первых, наказание наводится нам во исправление, за наши грехи. «Ибо много ран грешнику», – сказал Давид. Во-вторых, из-за гордыни и разрушительного величания, то есть мнения – так покрывается, можно сказать, превозношение души. Ибо «Бог гордым противится». В-третьих, – для таящегося делания добра и доблести, на подражание тем, кто это видит: ибо никто, зажигая свечу, не ставит ее под спуд, или под кровать, но ставит на подсвечник, чтобы она светила всем, кто находится в комнате, как сказам Господь. Говорит Господь таким образом: «Поэтому я зажег Иова подобно огню, и положил его вне града на подсвечнике навозной кучи, чтобы он светил всем по вселенной». И, в-четвертых, чтобы показать, что во всяком случае, небрежение от Бога – ради последнего зла, несмешение со всем – к лучшему. Что случилось с Фараоном, с Навуходоносором, с Иудой, что они были преданы погибели по причине их неизменного зла. |
| Почему? Потому что Бог, искушая тебя, попустил ему сделать это, не от того, чтобы сам Он не знал расположения души твоей, но для того, чтобы дать тебе случай доказать, точно ли ты любишь Бога. А любящему свойственно не оставлять любимого, хотя бы старающиеся отвлечь нас от него воскрешали и мертвых. Если же Бог так говорил иудеям, тем более — нам, которых Он привел к высшему любомудрию, которым отворил дверь воскресения, которым повелевает не привязываться к настоящему, но все надежды устремлять к жизни будущей. 6. Но что говоришь ты? Что тебя мучит и терзает болезнь телесная? Но ты еще не потерпел столько, сколько блаженный Иов, (не потерпел) даже и малейшей части (страданий) его. У него после того, как вдруг погибли стада овец и волов и все прочее (имущество), похищены были и все дети; и все это случилось в один день, чтобы не только свойством искушений, но и непрерывным следованием их подавить подвижника. А после всех этих потерь, он, получив неисцелимые язвы на теле, видел, как из тела его выползали черви, нагой сидел на куче навозной, и представлял для всех зрелище бедственности — он, « был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла » (Иов. 1:1). Но бедствия не остановились и на этом, нет; присовокупились болезни дневные и ночные, и мучил его какой–то странный и необыкновенный голод. « До чего не хотела коснуться душа моя, то составляет отвратительную пищу мою » (Иов. 6:7). Далее ежедневные поношения, ругательства, брань, смех. Слуги мои, говорил он, и « дети чрева моего » восстали на меня (Иов. 19:16–18); потом ужасы в сонных видениях, какое–то непрерывное волнение в мыслях (Иов. 7:14). И от всех этих бедствий жена обещала ему избавление, говоря так: « похули Бога и умри » (Иов. 2:9), произнеси, то есть, хулу на Бога, и освободишься от тяготеющих над тобой бедствий. Что же? Этот совет поколебал ли святого мужа? Напротив, только более укрепил его, так что он еще укорил жену свою. Он хотел лучше скорбеть, бедствовать и терпеть бесчисленные несчастья, нежели богохульством приобрести избавление от столь многих бедствий. |
| Преподобный Амвросий уже не со своего легендарного диванчика в скитской хибарке, а из Небесного райского дворца напоминает нам, чтобы мы не губили свою жизнь, уподобляясь навозной мухе, которая собирает грязь, нечистоты и скверные слухи. Нам нужен мед и нектар! Крестьянин бросает в землю семена не просто так, а чтобы вырос колос, из которого можно испечь хлеб. Спортсмен напрягает свои мышцы, чтобы добиться рекорда. Художник готовит краски и холст, чтобы с их помощью родился восхитительный пейзаж. Мы постимся не для того, чтобы сбросить лишний вес и поправить фигуру. Приходим в храм не для того, чтобы наслаждаться красивым пением. Вся наша духовная жизнь, которую апостол Павел сравнивал с соревнованиями атлетов, – это не культурная программа! Это пот и кровь тех, кто бежит на ристалище! Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить (1 Кор.9:24). Наши многочасовые службы, наши домашние молитвы, наши посты, все наши подвиги – всё это для того, чтобы в сердце родился плод: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22–23). А это возможно лишь тогда, когда душа, по выражению преподобного Амвросия, «как колесо, лишь на секунду будет касаться земли, а потом снова будет воспарять вверх, к Небу!» Для преподобного старца Амвросия не было ни одного человека – ненужного, пустого, бесполезного, забытого, лишнего и никчемного. «Мрамор и металл – всё пойдет», – в шутку говорил он о людских душах. Он обещал не покидать нас, помогать своими молитвами, когда душой отойдет ко Господу. Через год после его успения, в 1892 году, Евгений Поселянин записал в своем дневнике: «Ночью на Введение я видел, что стою перед Чашею у открытых Царских врат, а у алтаря, лицом ко мне, в золотых ризах и в золотой шапочке, стоит он, сияя светом!» Преподобный Амвросий Оптинский и сегодня молитвенно предстоит пред Престолом Всевышнего за Россию и за весь мир, воздыхает за каждого из нас. «Золото прошло через огонь испытаний, – сказал один мыслитель о нем, – и не потускнело!» |
| Пророк Иеремия (на еврейском – «Возвышенный Богом») происходил из священнической семьи и родился в Анафофе, в четырех километрах на северо-восток от Иерусалима. К пророческому служению он был призван в царствование Иосии и проповедовал при царях Иосии, Иоахазе, Иоакиме, Иехонии и Седекии. Господь открыл Иеремии, что Он еще до его рождения решил сделать его пророком: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя, пророком для народа поставил тебя» ( Иер. 1:5 ). Поставляя Иеремию на пророческое служение, Господь простер руку Свою, коснулся уст его и сказал: «Вот, Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, в сей день Я поставил тебя над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» ( Иер. 1:9–10 ). С этого момента Иеремия лет сорок непрестанно проповедует, уча людей вере и благочестию. Иеремия говорил от имени Божия: «Да не хвалится мудрый мудростью своею, да не хвалится сильный силою своею, да не хвалится богатый богатством своим. Но хвалящийся хвались тем, что разумеет и знает Меня, что Я – Господь, творящий милость, суд и правду на земле; ибо только это благоугодно Мне, говорит Господь» ( Иер. 9:23–24 ). При благочестивом царе Иосии Иеремия учил беспрепятственно. Религиозность народа выражалась преимущественно в обрядности, а духовно он все больше удалялся от Бога: «Два зла сделал народ Мой: – говорил Господь устами Иеремии, – Меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоемы разбитые, которые не могут держать воды» ( Иер. 2:13 ). Со временем правдивое слово Иеремии стало вызывать в слушателях все большее раздражение, и, начиная с царствования Иоакима, пророк подвергается непрекращающимся гонениям – даже со стороны членов своей семьи. Дошло до того, что Иоаким приговорил Иеремию к смерти, вследствие чего тот вынужден был скрываться. Однако, Иеремия диктовал свои обличительные речи Варуху, своему ученику, который объявлял их царю и народу. Желая скрыть от народа одну из таких речей, Иоаким при чтении ее лист за листом сжигал. Зная, что бесполезно воевать с вавилонянами, Иеремия убеждал преемника Иоакима (уведенного в Вавилон), последнего иудейского царя Седекию, подчиниться Навуходоносору. За это, как враг отечества, он был посажен в темницу, а потом брошен в навозную яму. |
| Псы оказались человечнее богатого и добрее его. Он никогда капли масла не уделил бедному, а псы, остроту зубов укрощая человеколюбием, мягким языком своим врачевали его, удаляя с его ран всякую нечистоту и запекшуюся кровь; гладкость языка заглаживая его лютые нарывы, они незаметно облегчали тяжесть его ран. Богатый же никогда не удостоил бедняка милостивым взглядом или словом, хотя бы бесполезным; не бросил ему ни рубища, ни остатков еды, ни одного гроша, покрытого ржавчиной, ни хлеба, ни даже корки хлебной, тронутой плесенью, но все это отправлял через горло в свою утробу, как будто она была всеобъемлющей. 2. И что же? Каковы заслуги каждого, таково и воздаяние. «Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово» (ст. 22). Едва избегнув тягосте и треволнений бедности, он прибыл в тихую пристань Авраама. «Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово«. Видишь, как за порогом этой жизни бедность окружается попечением ангелов? «Умер и богач, и похоронили его» (ст. 22). Относительно богатого тотчас упоминается и гроб, согласно со словами Давида: «и гробы их – жилища их на век» (Пс. 48:12). Поэтому и говорится тебе: бедный, не бойся, «когда богатеет человек, когда слава дома его умножается: ибо умирая не возьмет ничего; не пойдет за ним слава его» (Пс. 48:17,18). Все оставит он здесь – рабов, прислужников, угодников, прихлебателей, льстецов, колесницы, златоуздых коней, бани, поместья, дома с раззолоченными потолками и мозаичными полами, царство, могущество, власть, — все это оставит он здесь и уйдет отсюда нагим. И находясь в аду, «он поднял глаза свои«, — заметь, на какой глубине находился богатый и на какой высоте бедный, — «поднял» говорится, «глаза свои«, богатый «увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его» (ст.23). Почему, однако, не Лазарь увидел богатого? Потому, конечно, что кто находится среди света, тот не видит находящегося во тьме, а кто во тьме находится, тому видно находящегося в свете. И сказал: «отче Аврааме! умилосердись надо мною«! Говоришь: «умилосердись» теперь, когда уже прошло время милости. Разве ты не слышал говорящего: «суд без милости не оказавшему милости» (Иак. 2:13)? Каешься теперь, когда нет места для исповедания; не слышал разве, что сказал Давид: «во аде кто будет славить Тебя» (Пс. 6:6)? «Умилосердись надо мною и пошли Лазаря«. Ты знаешь Лазаря? Ты узнал того, кто лежал в навозной куче, и кого ты не желал никогда удостоить равной чести с собаками? Но ведь ты — во дни благоденствия твоего – затворил перед ним свои недра; так и я теперь – в день наказания – затворяю перед тобою недра милости. Разве ты не слышал, как Бог через всех пророков взывал к тебе, говоря: «наблюдай милость и суд и уповай на Бога твоего всегда» (Ос.12:6), потому что «милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6); «блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5:7), и еще: «благотворящий бедному дает взаймы Господу» (Прит. 19:17)? |
| Тогда преп. Антоний приказал блаженному Никону постричь его и облечь в монашескую одежду; и тот, сотворив обычные молитвы, постриг блаженного Варлаама и облек его в монашеские одежды. Когда боярин Иоанн узнал, что его любимый сын постригся в иночество, в пещере, он разгневался на преподобных и, взяв много слуг, напал в пещере на то святое стадо и всех разогнал. И он выволок оттуда сына своего Варлаама, сорвал с него святую мантию и бросил. Также снял и бросил шлем спасения, бывший на голове его. Он одел его в светлую и дорогую одежду, как одеваются вельможи; но блаженный снова скинул ее на землю, не хотя и видеть ее, и сделал это много раз. Тогда отец приказал связать ему руки и одеть его в ту одежду, и так идти ему через город в его дом. А он, горя истинной любовью к Богу, по пути увидел навозную кучу и, сейчас же войдя в нее, с помощью Божией сбросил с себя одежду и своими ногами попирал ее в навозе, попирая с нею и злые помыслы лукавого врага. Когда они вошли в дом, отец велел ему сесть с собою за стол, а он, хотя и сел поневоле, но не ел ничего от блюд и сидел, поникнув головой и смотря вниз. По окончании еды, отец отпустил его в его покои, приставив слуг сторожить его, чтобы он не ушел, и жене его велел убрать себя всякими украшениями, чтобы прельстить блаженного, и служить перед ним. Истинный же угодник Христов Варлаам, войдя в одну из комнат, сел в углу. А жена его, как было ей приказано, расхаживала перед ним и просила его сесть на ложе своем. Он, видя неистовство жены и поняв, что отец поручил ей прельстить его, начал молиться не переставая, втайне сердца своего, Всемилостивому Богу, чтобы Он спас его от этого искушения. Он пробыл на том месте три дня, не вставая с него, не принимая отца, не надевая одежду и терпя на себе власяницу. Преп. же Антоний и бывшие с ним в пещере сильно печалились о нем и молились за него Богу. Бог же услышал молитву их. «Взывают сказал Он, праведные и Господь слышит их, и от всех скорбей их избавляет их» ( Пс.33:18 ). И, видя терпение и смирение блаженного, обратил жестокое сердце отца его на милость к сыну своему. Когда слуги доложили отцу, что уже четвертый день блаженный не вкушает пищи и не одевается в одежду сжалился над ним отец, и, боясь, чтобы не умер он от голода и холода, призвал его, и, нежно простившись с ним, отпустил в пещеру. И было тогда удивительное явление слышался великий плач, рыдание и вопль, как по мертвом. Отец и мать плакали горько по сыне, так как лишились его, жена неутешно рыдала по муже, что разлучилась с ним; рабы и рабыни с воплем стонали по господине, что он покинул их, и так все со слезами провожали его. Блаженный же Варлаам, избавившись, как птица из сети ловцов, вскоре дошел до пещеры. Увидев его, преподобные отцы возрадовались великой радостью и прославили Бога, что Он услышал их молитвы о нем. |
| Это и значит «говорить верно». Бог – Личность, а не предмет; Он присутствует, а не отсутствует. Бубер пишет: «Бог – Ты, и никогда не станет «он»». Еще он пишет: «К Богу можно обращаться, выразить Его нельзя». Представьте, что я – тут, рядом, а вы заговорили с кем-то обо мне, в третьем лице. Это очень невежливо, но это ещ‘ и неверно с метафизической точки зрения. Вы говорите о действительном, как о недействительном; о присутствующем, как об отсутствующем. Так и говорили друзья. Они не молятся, только учат, поучают. А Иов все время молится, как Августин в своей «Исповеди», – он все говорит или Богу, или при Боге. Вот почему в его сумраке так сияет свет – он неразлучен с Богом, с Самим Светом. Друзья пытаются зажечь светильники, рассуждая о Боге как о какой-то концепции. А Бог – тут, с ними, Он пятый в их компании, собравшейся вокруг навозной кучи. Иов в это верит и говорит верно (то есть – обращается к собеседнику, который и вправду здесь); друзья об этом не знают. Практический урок Иова, самый полезный урок на свете – «действие в Божьем присутствии», самое простое и самое главное упражнение в реализме и в святости. Между этими словами нет разницы, оба значат одно – «жить в реальности, не в иллюзии», действовать считая реальность Божественной реальностью. А истинная реальность – это реальность в которой присутствует Бог. А что реальней Бога? Другое странное место – ответ Иова: « И отвечал Иов Господу и сказал : Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея?– Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал. Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле » ( Иов. 42:1-6 ). В Библии нет человека, на которого трудней угодить. Иов – Фома Неверный Ветхого Завета. Почему же этот Иудейский Сократ вдруг сдался? Бог не ответил ни на один его вопрос. Мало того, Он сказал: «Да что ты знаешь? Какое ты право имеешь думать, что прав? Кто ты, в конце концов?». Даже обычный человек обидится, тем более – такой требовательный. |
| 2. Не смотри ты на то лишь, что он столько выстрадал, но заметь, что и не понемногу, и не с перерывами, а сразу и вместе. Это немалая прибавка испытаний; прежде всего, из остальных всех людей может быть не нашлось бы никого, кто перенёс бы всё вместе, но - если иной с бедностью борется, то здоровьем наслаждается; если бедностью и болезнью мучается, то часто утешается в перенесении несчастия ободрением жены, служащей для него вместо пристани; если не утешается такою женою, то и не советующею так гибельно; если же и так гибельно советующею, то не теряет сразу всех детей; а если и сразу, то не такою смертью; а если и такою смертью, то у него есть утешающие друзья; а если и нет утешающих, то нет и так позорящих; если же и есть позорящие, то нет поносящих рабов; а если и поносящих, то не плюющих в лицо ему; а если и плюющих в лицо, то не мучается такою болезнью; а если и мучается такою болезнью, то наслаждается комнатою и защитою, и не сидит на навозной куче; а если и сидит на навозной куче, то у него есть протягивающие руку; а если и нет протягивающих руку, то нет и позорящих. Он же всё это перенёс, и, как я раньше сказал, особенно то удивительно, что и вместе всё, а это придаёт несчастью вид двойного и тройного, когда именно подвизающийся не ободряется остановкою, но вследствие непрерывности смятение делается больше и смущение сильнее, что с ним и случилось. За потерею овец и сожжением следовало похищение волов, за этим отнятие ослов, за этим угон верблюдов и избиение рабов, за этим потеря детей и та ужасная, неслыханная смерть, и ещё ужаснее гроб, - потому что то же самое было и смертью и гробом, - и трапеза, за которою сейчас шло пиршество, а сейчас изуродованные тела, и чаши и кубки, заключающие вместе с вином кровь и изувеченные части (тел). Однако, после этой тяжкой, страшной истории, другая, ещё более тяжкая, ожидает его, нимало не отдохнувшего. Начинаются источники червей, токи гноя, пребывание на навозной куче, оскабливающий бока черепок, зловоние ран, вызывающее неслыханный голод, не дозволяющее однако же дотронуться до хлеба, который пред глазами, и возбуждающее отвращение, мучительнее голода; и это не на два, десять, двадцать, сто дней, но на много месяцев. |
| – «Победа», пароль – «победа». «Пароль – «победа», – шепотом повторил Файнхальс, и это слово растеклось по языку, словно тепловатая затхлая вода. Он сорвал обертку с леденцов и сунул один из них в рот. Кисловато-сладкая слюна с аптечным привкусом сразу заполнила рот. С усилием сглотнув волну сладковатой горечи, Файнхальс внезапно услышал вой пролетавших над ним снарядов: уже несколько часов подряд снаряды рвались далеко впереди, но на этот раз они пролетели над головами солдат, тяжело шлепая по воздуху, словно плохо заколоченные ящики, и разорвались где-то позади. Следующий залп пошел недолетом: впереди, совсем близко, взметнулись высокие грибовидные фонтаны песка и стали медленно оседать, расползаясь на фоне светлеющего с востока неба. Файнхальс еще успел подумать, что теперь перед ними на востоке посветлело, а мрак остался за спиной; третьего залпа он не услышал, казалось лишь, что совсем рядом, до ужаса близко, кто-то с силой бьет молотком по фанере, с треском раскалывая ее в щепы. Пыль и пороховой дым стлались низко над землей. Файнхальс вжался в землю, уткнув голову в вырытый им окопчик, и вдруг услышал переданную по цепи команду: «Приготовиться к броску!» Тут справа до него донесся шорох, перешедший в негромкое и зловещее шипение, казалось, трескучее пламя ползет в его сторону по бикфордову шнуру. И в тот момент, когда Файнхальс пристраивал поудобней ранец на спине, рядом с ним рвануло воздух, и ему показалось, что кто-то оттолкнул его левую руку, а потом схватил ее выше локтя и резко потянул к себе. И тут же вся рука окунулась в теплую влагу. – Я ранен, – закричал Файнхальс, приподняв голову из грязи окопа, но сам не услышал своего голоса. Вместо этого чей-то чужой голос тихо, но явственно произнес: «Навозник». Голос доходил до него словно сквозь стену из толстого стекла, ясно различимый и в то же время очень далекий. Негромкий, приглушенный, приятный голос настойчиво повторял: «Навозник», я «навозник», капитан Бауэр у аппарата». Потом последовала недолгая пауза, и тот же голос произнес: «Слушаю, господин подполковник». |
| Это немалая прибавка испытаний; прежде всего, из остальных всех людей может быть не нашлось бы никого, кто перенёс бы всё вместе, но – если иной с бедностью борется, то здоровьем наслаждается; если бедностью и болезнью мучается, то часто утешается в перенесении несчастья ободрением жены, служащей для него вместо пристани; если не утешается такой женой, то и не советующей так гибельно; если же и так гибельно советующей, то не теряет сразу всех детей; а если и сразу, то не такой смертью ; а если и такой смертью, то у него есть утешающие друзья; а если и нет утешающих, то нет и так позорящих; если же и есть позорящие, то нет поносящих рабов; а если и поносящих, то не плюющих в лицо ему; а если и плюющих в лицо, то не мучается такой болезнью; а если и мучается такой болезнью, то наслаждается комнатой и защитой, и не сидит на навозной куче; а если и сидит на навозной куче, то у него есть протягивающие руку; а если и нет протягивающих руку, то нет и позорящих. Он же всё это перенёс, и, как я раньше сказал, особенно то удивительно, что и вместе всё; а это придаёт несчастью вид двойного и тройного, когда именно подвизающийся не ободряется остановкой, но вследствие непрерывности смятение делается больше и смущение сильнее, что с ним и случилось. За потерей овец и сожжением следовало похищение волов, за этим – отнятие ослов, за этим – угон верблюдов и избиение рабов, за этим – потеря детей и та ужасная, неслыханная смерть, и ещё ужаснее гроб, – потому что то же самое было и смертью, и гробом, – и трапеза, за которой сейчас шло пиршество, а сейчас изуродованные тела, и чаши и кубки, заключающие вместе с вином кровь и изувеченные части (тел). Однако, после этой тяжкой, страшной истории, другая, ещё более тяжкая, ожидает его, нимало не отдохнувшего. Начинаются источники червей, токи гноя, пребывание на навозной куче, оскабливающий бока черепок, зловоние ран, вызывающее неслыханный голод, не дозволяющее однако же дотронуться до хлеба, который перед глазами, и возбуждающее отвращение, мучительнее голода; и это не на два, десять, двадцать, сто дней, но на много месяцев. |
|
|
