| Таким образом, читатели приглашаются делать поправки в Библии по указаниям Ренана и подобных ему ученых библейских критиков, в роде Рейса, Гункеля, Штаде и т.п., произведения которых, вероятно, не замедлят появиться на русском языке, благодаря усердию «просветителей», выдающих читателям эти сочинения за научные сокровища наивысшей ценности. Так, упомянутый Никольский в предисловии к сделанному им переводу сочинения Велльгаузена 5 , выразив сожаление, что «до настоящего времени на русском языке еще не было научных изданий из области ветхозаветной науки», следуюшими словами рекомендует автора и выражает свою радость по поводу появления перевода: «вся современная критическая новозаветная школа справедливо считает Штраусса (и отчасти Баура) своим отцом; после Штраусса ни один уважающий себя ученый не будет уже защищать сверхъестественную природу Иисуса, или отрицать наличность мифологическаго элемента в Евангелии. Другой ученый, сделавший в ветхозаветной истории то же самое, что сделал в области новозаветной науки Штраусс, это Юлиус Велльгаузен, выпустивший в 1878 г. первую часть своей Geschichte Israels; эта книга в послтдующих изданиях: Prolegomena zur Geschichte Israels... Переводчик считает себя бесконечно счастливым, что ему выпало на долю познакомить русскую публику с гениальным произведением немецкого критика. Надо пожелать, чтобы настоящее издание было только началом и чтобы за ним последовали другие книги, которые заполнили бы зияющую пустоту в нашей литературе по ветхому завету. Vade, libellum!. По «научным» выводам упомянутых критиков, Библия является не собранием богодухновенных книг, а сборником обыкновенных человеческих произведений, наполненных заблуждениями, баснословными повествованиями и даже обманами и подлогами. В своих отзывах о библейских писаниях и лицах отрицательные критики соединяют вместе с безапелляционным тоном удивительную беззастенчивость и игнорирование исторических данных. Для примера возьмем того же Ренана в его «Истории Израильского народа». |
| Другой голландский историк религий Шантепи де ля Соссей высказывается против одностороннего увлечения теорией Тэйлора. Признавая, что анимизм играл известную роль в низших религиях, он все же не может отрешиться от взглядов прежней мифологической школы. Его отношение к этнографическому методу явствует из того, что из —826— 350–512 стр. своего труда на долю религиозных верований некультурных племен он отводит не более 30 стр. 4742 Исследователь народов Индийского Архипелага G.A. Wilken примыкает к Тэйлору и Шульце. Хотя Франция обладает старейшим журналом, специально посвященным сравнительному изучению религий (Revue de l’histoire des religions), хотя H. Gaidoz и E. Rolland (в основанном в 1877 г. органе «Melusine») и выдвигали на первый план фольклор, – все же в этой стране этнологическая школа не пользовалась вначале большой популярностью. Покойный редактор Revue de l’hist. des relig. A. Reville характеризует собой переход от натуралистической школы к этнологической: в основание религиозного развития он полагает «натуризм или религию, имеющую предметом явления природы», которую, впрочем, довольно рано сменил анимизм. Приверженцем теории Тэйлора является Шарль Летурно. К этнологической же школе примыкает известный археолог Сал. Ренак, выдвигающий на первый план тотемизм; научности и объективности его работ много вредит их несомненная противохристианская тенденция. Против анимистической теории решительно высказывается М. Гюйо. В Германии Бастиан еще ранее Тэйлора высказывал аналогичные мысли. Вообще, теория анимизма с самого начала встретила себе почти всеобщее сочувствие у немецких этнографов. Липперт применил ее к изучению истории европейской религии и этим подготовил почву для экзегетической школы Велльгаузена и Штаде. Ф. Шульце в 1871 г. в сочинении, посвященном фетишизму, держался, подобно Конту, мнения, будто все религии выросли из фетишизма; в позднейшем своем труде о психологии некультурных племен (1900) он уже упоминает об анимизме, который представляется ему, однако, промежуточной стадией между фетишизмом и политеизмом. |
| Лев Хиросфакт (конец IXnepbaя половина X в.) – поэт, знаток и поклонник античной культуры, увлекавшийся философией Платона. В составе дипломатической миссии он трижды побывал в Болгарии и Багдаде. Льву Хиросфакту принадлежат эпиграммы, в которых он полемизировал с Константином Родосским, теологический памфлет «Тысячестишное богословие», литургическая поэзия (есть сомнения по поводу его авторства), анакреонтические стихи, описания терминальных источников в Пифии, которым древние греки приписывали пророческую силу. Постоянным оппонентом Льва Хиросфакта был Арефа Кесарийский . В трактате «Хиросфакт, или Ненавистник чародейства» он обвинял Льва и его приверженцев в неправомыслии. Лексикон «Суда» (или «Свида») словарь, написанный в X в. и названный, как предполагают, по имени его составителя, о котором не сохранилось никаких сведений. В Лексиконе собран обширный материал по философии, истории, литературе, географии, грамматике, снабженный цитатами из произведений античных и византийских авторов. В него были включены разъяснения редких слов, статьи, посвященные историческим деятелям и событиям прошлого, средневековой истории ближайших соседей Византии (болгар). Этот словарь является ценным источником различных сведений и фактов, многие из которых дошли до нашего времени только в данном памятнике (перечень сочинений Ипатии, письма Синесия, являвшиеся, по словам автора, «предметом общего восхищения», и другие произведения). Ливаний (Либаний, 314ок. 393) – уроженец Антиохии, принадлежавший к верхушке муниципальной аристократии, знаменитый ритор, общественный деятель и педагог, убеждённый сторонник язычества, являвшегося для него элементом общественно-политических устоев общества и сокровищницей мифологических мотивов. Он получил традиционное для его среды образование: после окончания антиохийской школы он отправился в Афины «звезду Греции», где обучался философии и риторике (336340), и стал «странствующим софистом», преподававшим и выступавшим с речами в Константинополе (349354), Никее, Никомедии. В Никомедии (на северо-западе Малой Азии), которую после приезда Ливания стали называть вифинскими Афинами, на состязании риторов он одержал победу над Гимерием. В одной из речей Ливаний перечислил города и области (Финикия, Фракия, Константинополь, Геллеспонт, Кария, Иония, Пафлагония, Каппадокия, Галатия, Армения), каждая из которых, по его словам, получила от него несколько риторов. До наших дней дошли имена 152 (в других источниках – 134) учеников Ливания, среди которых были Василий Кесарийский, Григорий Назианзин , Иоанн Златоуст и др. В 354 г. Ливаний возвратился в Антиохию и открыл собственную школу. В учебных целях он составил сборник предварительных упражнений по риторике. После гибели императора-язычника Юлиана (363 г.) Ливаний подвергся гонениям, его школа пришла в упадок. В 383/384 г. при императоре Феодосии I он получил титул почетного префекта претория. |
| Если проанализировать аргументацию и анализ основных авторов – мифологистов, сделанный Эрманом, то получается следующая характеристика данной теории: • Отсутствие ссылок на первоисточники (с. 39, 45). • Использование устаревших, либо дилетантских работ XIX – XX века в качестве ссылок как на якобы научные произведения (с.39, 46). • Использование дезинформации для подтверждения своих аргументов (с. 47, 49). • Выборочное, вырванное из контекста цитирование исследователей по Новому Завету с целью подгонки их цитат для применения в своей концепции 20 . При этом сами цитаты понимаются авторами – мифологистами превратно (с. 39). • Попытки использовать в своих рассуждениях лженаучные теории, такие как, например, лжелингвистика 21 и псевдоархеология 22 . • Не соответствие выдвигаемых научных гипотез историческому и культурному контексту объекта исследования (на примере книги С. Ачарьи. «Заговор Христа». С. 40–41). • Использование при защите своих теорий необоснованных предположений о подделке или интерполяции древних текстов (с. 53–54., 169, 188–189). Подстраивание фактов под свою теорию ( с. 265). • Игнорирование фактов и исследований, которые противоречат мифологической гипотезе (с. 86. 169) и обвинение в предвзятости специалистов в области Нового Завета и истории древнего христианства (с. 39). При таком рассмотрении аргументов мифологической школы вырисовывается полное её несоответствие критериям научности. И наоборот, если использовать критерии отличия научной теории от лженаучной, то мифологическая школа соответствует лженауке сразу по нескольким критериям 23 . Что самое интересное, Б. Эрман приводит ссылки на исследования, которые доказывают изначальную методологическую ошибку, которую допускали авторы при исследовании древних языческих культов, что и послужило основанием для предположений о существовании заимствований. В частности, он говорит о теории, выдвинутой в конце XIX века Джеймсом Фрэзером, об умирающих и воскресающих божествах, связанных с растительными циклами земли, когда зимой растительность погибает, а весной возрождается. Многие сторонники мифологизации событий Евангелия видели в ней научное обоснование их аргументов 24 . |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Товарищ Пушкин Представляем очередное издание из серии «Коллекция журнала «ФОМА». Оглавление Записки перечитывающего Неизвестный Пушкин Смерть христианина От издателя Представляем очередное издание из серии " Коллекция журнала " ФОМА " для электронных книг и программ чтения книг в форматах ePUB и FB2 на мобильных устройствах. Серия " Коллекция журнала " ФОМА " основана на материалах редакции. ВНИМАНИЕ! Полные выпуски доступны в приложении Журнал " ФОМА " в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить их оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание. ИД " ФОМА " 2017 г. (С) Товарищ Пушкин Оглавление Записки перечитывающего Перед вами не попытка в тысячный раз рассказать о творческой биографии Пушкина. И не очередной строгий анализ его наследия. Это то, что обычно остается за скобками сухих научных исследований. Это мысли, чувства, догадки, интуиции человека, много лет читающего и перечитывающего Пушкина — и каждый раз открывающего в нем что-то, ранее ускользавшее от взгляда. Известный писатель, ректор Литературного института имени А. М. Горького Алексей Варламов рассказал о «своем Пушкине». Был ли Пушкин счастлив в детстве? Большая загадка, был ли счастлив Пушкин в детстве, когда формируется человек. Тем более что именно ему принадлежат часто цитируемые слова: «Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет». Учился ли он в этом университете в ту пору, когда это важнее всего? О детстве Пушкина мы знаем не так много. У него были не слишком хорошие отношения с родителями, не очень ладно складывались отношения с братом и сестрой. Мы знаем про дядю Пушкина Василия Львовича и о том, какое влияние оказала атмосфера его дома на будущего поэта. Знаем о воспитании, которое он получил в детстве: с одной стороны, французское, с другой стороны — русское. Но отделить здесь мифологическое от реального, мне кажется, довольно сложно, и о многом остается только гадать. |
| Дело не так должно представлять, что теологию сменила философия, последнюю – эмпирическое естествознание, а так, что из религиозного знания выделилось философское, из последнего – естественно – научное. Действительно история говорит нам, что религиозное знание, в форме ли мифологических систем или в виде имеющих религиозный характер, почитаемых священными, книг, – было для мира языческого первоначально единственным, универсальным знанием; оно, кроме строго религиозных представлений, вмещало в себя и все доступные тем временам познания о природе, о нравственности, об истории; все это было окрашено религиозным колоритом. С дальнейшим развитием ума рядом с религией, сначала в ближайшей с ней связи, а потом независимо от нее, появляется философия, как попытка на основании не предания и авторитета, но начал разума дать ответ на важные вопросы знаний, занимавшие ум человека. При скудости эмпирических наблюдений и опытов, запас которых зависит не от одних только усилий мышления, но и от времени и продолжительности наблюдений, вполне естественно, что философское умозрение было единственным средством не только разъяснения философских вопросов в строгом смысле слова, но и рационального познания природы внешней. От этого, в древности, в Греции философы являются вместе и первыми естествоиспытателями, рассуждают о форме земли, величине и взаимном расстоянии светил, о происхождении организмов и т.п. (школа ионийская). С дальнейшим развитием ума, с накоплением наблюдений, с большим и большим уяснением и различением методов познания, выделяется из философии и получает самостоятельное эмпирическое познание природы, – то, что Конт называет позитивной философией. Но эта самостоятельность, это ограничение естествознания от философии, нисколько ее не уничтожает, точно так же, как появление философии не упразднило религии. Дело не в уничтожении, а в специализации познаний; здесь не смена противоположного, а выделение частного из общего. Как в прошедшем человеческого познания нет никаких оснований, дающих право выводить то заключение, какое делает Конт, так точно нет этих оснований и в настоящем положении трех главных миросозерцаний, – одного относительно другого. |
| Вишну в Рг-Веде упоминается очень мало. Про него известно только то, что он товарищ и сотрудник Индры и что он тремя шагами прошел всю Вселенную. В брахманах это миф рассказывается так. Когда один злой демон похитил у богов всю Вселенную, боги подослали к нему Вишну в образе карлика, прося уступить богам такое пространство, которое этот карлик может покрыть тремя шагами. Когда же демон согласился, Вишну моментально превратился в великана, первым шагом шагнул через всю землю, вторым — через воздух, а третьим — через небо, так что посрамленному демону пришлось отдать богам всю вселенную, а самому уйти в преисподнюю. Таким образом, уже с самых древних времен с именем Вишну связывалось представление о способности произвольно изменять свой внешний вид. В народных низах о превращениях этого бога-оборотня издревле ходили многочисленные фантастические рассказы. Будучи первоначально спутником и помощником Индры, Вишну возвысился в эпоху превознесения Индры над другими богами. Постоянное соседство с царем богов давало ему возможность сиять отраженным светом, выдвигаться с помощью Индры. Постепенно, однако, это герой столь многих мифов о превращениях становится в глазах народных масс популярнее самого Индры, на которого смотрят уже как на патрона касты воинов, а не как на настоящего всемогущего царя богов. И новобраманизм искусно использовал эту популярность в народных низах бога-оборотня. Целый ряд чтимых героев и местных божеств объявляются превращениями этого способного произвольно изменять свой вид бога Вишну. Вобрав в себя эти разнообразные чтимые мифологические образы со всеми относящимися к ним мифами и представлениями, образ Вишну разрастается до размеров самодержавного властителя Вселенной. Остальные боги либо созданы им, либо являются его превращениями (аватарами). Философствующая религиозная мысль брахманов не замедлила построить под этой бесформенной глыбой разнородных мифологических представлений более систематический фундамент. Представление о превращении влечет за собой идею эманации. Вишну оказывается абсолютным мировым духом, боги и мир — его эманации. В мистической поэме Bagarad gita, входящей в состав эпоса Mahabharata, Вишну открывает почитателю свой истинный вид, причем оказывается, что его тело бесконечно и состоит из соединения тел богов, демонов, полубогов, героев и живых существ. Таким образом, идея превращения приводит к пантеизму. Философская школа Веданты, продолжающая существовать и в новом браманизме, особенно популярна среди вишнуитов. |
| Легизм . Основные положения легизма (школы законников, фа-цзя) сформулировал Шан Ян (390–338 до н. э.) – автор канона «Книга правителя области Шан». Значительный вклад в учение легистов внёс Хань Фэй (288–233 до н. э.). Эта школа сыграла большую роль в формировании императорской системы власти и развитии юридической науки в Китае. Легисты в противовес конфуцианскому призыву к нравственности призывали к верховенству закона и к принуждению людей. Совесть они заменили страхом. Государство – это не большая семья, а бездушный механизм, возглавляемый деспотом-правителем. Высшая цель правителя – покорение других царств и объединение Китая. Ради этого необходимо упразднить все излишества, в том числе и философию. В доказательство своей правоты в споре с конфуцианцами законники опирались на конфуцианские же положения. Если, как говорят конфуцианцы, раньше люди были лучше, а сейчас стали хуже, то, следовательно, методы нравственного убеждения, которые действовали раньше, теперь не действуют. Ныне истинная добродетель ведет свое происхождение от наказания. Нужно карать жестоко, даже за мелкие преступления, тогда не будет и больших преступлений. Идеал законников был реализован в империи Цинь в III-II вв. до н.э. В это время были сожжены множество книг, сотни философов были утоплены в нужниках. За утайку книг отправляли на строительство Великой китайской стены, стоившей жизни сотням тысяч человек. Но после кончины императора Цинь Ши-хуана была восстановлена прерванная традиция, по памяти были вновь написаны уничтоженные книги, а конфуцианство стало государственной религией Китая. Правда, это было уже не учение Конфуция, а смесь конфуцианства с легизмом. §3. Древняя индийская философия Индийская религиозно-мифологическая традиция гораздо более обширна, чем китайская, и представлена в многочисленных книгах, называемых Ведами (ср. рус. «ведать» – знать). Эти книги начали складываться еще в III тысячелетии до н.э. и являют собой довольно многослойный комплекс книг. В основе лежат собственно Веды – самхиты, т.е. сборники гимнов в честь различных богов. Всего существует четыре самхиты: Ригведа, Самаведа, Яджурведа, Атхарваведа. Второй слой – Брахманы – составляют толкования к самхитам. Далее следуют Араньяки, и четвертый слой – это Упанишады. |
| К воссозданию этой древности, к объяснению этого предания, в котором заключены основные начала народности, и были направлены историко-филологические изыскания Буслаева. Первым трудом его в этом направлении, положившим в то же время прочное и новое основание научной разработке народной словесности, была его диссертация: «О влиянии христианства на славянский язык», вышедшая в 1848 году. По существу исследуемого вопроса, это труд собственно формально-лингвистический, но в нем на первый план выдвинута археологически-бытовая, культурная сторона, которая воссоздавала, по данным сравнительного языкознания, бытовую картину такой отдалённой эпохи, об исследовании которой русская наука до Буслаева н помышлять не могла. А главное – на этом труде впервые сказалась европейская учёная школа, взгляды которой перенёс Ф. И. на русскую почву, и впервые была намечена основная точка, определявшая его критические приёмы. Впервые же в этом труде Ф. И. с неоспоримой убедительностью доказал теснейшую связь истории языка с преданиями и верованиями народа, уже тогда высказал ту мысль, что начало эпической поэзии восходить к периоду зарождения самого языка, что сходство поверий и преданий объясняется родством индо-европейских народов, и потому мифологические предания славян должны быть изучаемы не иначе, как в связи их с преданиями других средневековых племён, особенно немецких. Это было блестящее применением того метода, которым он был обязан знаменитому немецкому учёному Якову Гримму. При несовершенстве научных приёмов в русской науке того времени, внесение в исследование точного и достоверного метода имело едва ли не большее значение, чем самая сущность мифологической экзегезы, которая также была воспринята от гениального немца. Я Гримма Буслаев не даром избрал своим руководителем не только в науке, но и в жизни. Они были очень близки друг к другу и но сходству научных воззрений, и по сочувствию к народу, как носителю поэтического предания, и по склонности к идеализации старины. Теория Я. Гримма была уже закончена, имела уже своих критиков и последователей, когда Ф. И. вы-ступил на научное поприще, и знакомство с ней произвело па молодого тогда учёного неотразимое впечатление. Прежде всего своим настроением. она пришлась ему по душе, a затем, прочно обоснованная на фактах сравнительная языкознания, она поразила его глубиной и стройностью своей системы, и, так сказать, органически срослась- с научно-поэтическим воззрением Буслаева, сделалась, в применении к русской словесности, его собственностью, в той же мере, в какой романтики могли считать своими идеалы, переработанные в душе, в акте поэтического творчества и нераздельно слившиеся со всею нравственной физиономией поэта. |
| Что касается вышеупомянутого запрещения, то его может быть относили к светским изображениям, а не к таким, которые относятся к религиозным сказаниям и значение которых для пропаганды очевидно. Или может быть его считали обязательным только для тех монахов, которые держались более строгой дисциплины и которые боролись с чуждыми монашеству формами. Быть может, наконец, указанные мифологические элементы и вместе с тем самая возникающая мифология запрещались потому, что монахам предписания дозволяют рисовать только «венки и вьющиеся растения». Вследствие такого предписания более древний период индийского искусства никогда не изображает даже Будду, а обозначает его символом. Так как выражение «повернуть колесо закона» является типичным для проповеди Будды, то изображение колеса на раскрашенной подставке, около которого сидят две газели, служило для символизации первой проповеди Гаутамы Будды в газелевом лесу при Бенаресе; затем этот символ стали окружать группами молящихся и приносящих цветочные жертвы богов и людей. Подобным же образом дерево боди Гаутамы и его мифических предшественников, колонны с трезубцем и т. д. также были символами учения Будды, и они были центрами рельефов молящихся фигур при изображении отдельных сцен из его жизни. Его воплощение также изображено, и именно таким образом, который показывает его будущее обожествление: на одном рельефе внутри восточных ворот в Баргуте мы видим мать Будды, Майю, спящею на ложе; около неё сидит служанка, а к спящей спускается слон. На этом барельефе надпись: «сошествие святого». Думают, что из этого можно заключить, что тогда еще не была развита теория бодисатв; но это устраняется тем, что железная ограда в Баргуте весьма богато иллюстрирована историями до рождения, о чем говорится и в надписях. По какому-то странному случаю на том же самом монументе мы находим еще раз изображение, как бодисатва оставляет небо тушитов, именно на столбе Аджаташатру. Здесь мы видим лестницу в стоячем положении, которая простирается как бы до неба и окружена молящимися; на самой верхней, как и на самой нижней ступени мы видим отпечаток ступни ноги, выражение того, что бодисатва спустился. Возможно, что здесь мы имеем пред собою более древнюю неразвитую форму легенды о посещении неба. И Хуннингам по праву обозначает первый рельеф, как «сон царицы Майи». Но при этом необходимо отметить, что надпись, не входя в тонкости гагиологического различения, обозначает рельеф не как «сошествие бодисатвы», а как сошествие «святого», не говоря о сне. Если нисхождение слона на рельефе мы признаем, как предзнаменование будущего обожествления, то может быть школа выше уже упомянутых махасангиков и имела основание выставить как догмат, что бодисатвы входят в утробу своих матерей в образе слонов. |
|
|
