| Множество христиан собралось в храм для богослужения, где лежал и удрученный болезнью папа. Намерение Каллиопы было захватить Мартина силою и отправить в Константинополь; но он не осмелился этого сделать в воскресенье, боясь возмущения со стороны собравшегося народа. Он оставил папу в покое, объявив его приближенным, что он не может нынче посетить его, по причине усталости с дороги. Наступил понедельник, но и в этот день Каллиопа не тотчас принялся за исполнение своего намерения. Ему кто-то наговорил, что в храм будто собрано много оружия и камней, для защиты Мартина. Поэтому подозрительный Каллиопа сначала отправил к папе некоторых из своих приближенных с вопросом: зачем он собрал оружие и камни в храм? Так как этот слух был совершенно неоснователен, то папа позволил осмотреть все места, где бы могло находиться оружие. Когда подозрение оказалось ложным, Каллиопа более уже не медлил взятием папы. Он с многочисленным войском вступил в храм; гром оружия раздался на месте молитвы; Каллиопа объявил папе, что по императорскому приказанию он будет арестован и отправлен в столицу, и что его папский престол объявляется праздным. Некоторые из клириков в пылу своей приверженности к Мартину, хотели было силою защищать папу; но он решительно воспротивился такому делу, говоря, что он лучше десять раз примет смерть, чем допустить пролить хотя бы каплю крови из-за него. Из храма Мартин переведен был во дворец под стражу 81 . Когда отводили папу в заключение, римские духовные смело восклицали: «анафема тому, кто думает, что папа изменил, или намерен изменить вере; анафема тому, кто не пребудет в правой вере, даже если за это пришлось бы принять смерть». Каллиопа, чтобы утишить смятение, объявил, что на востоке держатся той же самой веры, какой и сами Римляне 82 . Многие из лиц духовных по любви к Мартину хотели со провождать его куда бы его ни повезли, – они самоотверженно возглашали: «с ним мы пойдем, с ним мы и умрем». Хитрый Каллиопа сначала обещал было, что позволено будет отправиться всем, кто хочет. |
| И она куда-то полетела. Вернулась она с целой стаей ласточек. Ласточки закружились, захлопотали над домом: они улетали, прилетали и без устали стучали клювами по крыше и стенам. Не прошло и часа, как дом был со всех сторон облеплен толстым слоем глины. — Лучше всяких штукатуров работают! — весело закричал Нильс. — Молодцы, ласточки! Так понемногу все и устроились. А скоро появились новые заботы: в каждом доме запищали птенцы. Только в гнезде у Акки Кебнекайсе было по-прежнему тихо. Но хотя сама она и не вывела ни одного птенца, хлопот у нее было хоть отбавляй. С утра до вечера она летала от гнезда к гнезду и показывала неопытным родителям, как надо кормить птенцов, как учить их ходить, плавать и нырять. У Мартина и Марты было пятеро длинноногих гусят. Родители долго думали, как бы назвать своих первенцев, да все не могли выбрать подходящих имен. Все имена казались недостойными их красавцев. То имя было слишком короткое, то слишком длинное, то слишком простое, то слишком мудреное, то нравилось Мартину, но не нравилось Марте, то нравилось Марте, но не нравилось Мартину. Так, наверное, они и проспорили бы все лето, если б в дело не вмешался Нильс. Он сразу придумал имена всем пяти гусятам. Имена были не длинные, не короткие и очень красивые. Вот какие: Юкси, Какси, Кольме, Нелье, Вийси. По-русски это значит: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый. И хотя все гусята увидели свет в один час, Юкси то и дело напоминал своим братьям, что он первый вылупился из яйца, и требовал, чтобы все его слушались. Но братья и сестры не хотели его слушаться, и в гнезде Мартина не прекращались споры и раздоры. «Весь в отца, — думал Нильс, глядя на Юкси. — Тот тоже вечно скандалил на птичьем дворе, никому проходу не давал. А зато теперь какой хороший гусь…» Раз десять в день Мартин и Марта призывали Нильса на семейный суд, и он разбирал все споры, наказывал виновных, утешал обиженных. Нильс был строгим судьей, и все-таки гусята очень его любили. Да и немудрено: он гулял с ними, учил их прыгать через палочку, водил с ними хороводы. Как же было его не любить! Глава XIV. ПРИЕМЫШ 1 |
| Я приеду в Лондон 20 апреля. Буду очень рад, если Вы согласитесь позавтракать со мной в «Карлтоне» без четверти час в среду, 21 го. Если Вы принесете с собой новый проект, мы сможем изучить его после завтрака. Я написал Уильяму и надеюсь, он присоединится к нам. Искренне Ваш Дж. Мартин. Ф. А. С. Гуоткин, эсквайр, «Мак Кенна и К°», 14, Уотерлоу Плейс, Лондон. ЮЗ 1. Мы выбрали гостиницу «Черный лев» в Молде не только из за ее чисто английского адреса, который сам по себе был очень убедительным. Мы учитывали также, что майор Мартин родился в Кардиффе. Надеюсь, владельцы гостиницы простят нам, что мы воспользовались их почтовой бумагой и поставили под сомнение удобства, которыми справедливо славится «Черный лев». И, наконец, я попросил своего приятеля, служащего фирмы, нанести последние штрихи на картину письмом на почтовой бумаге фирмы «Мак Кенна и К°». «Мак Кенна и К°», Поверенные в делах Исходящий Мак Л/Едж 14, Уотерлоу Плейс, Лондон, ЮЗ 1. 19 апреля, 1943 Дорогой сэр, Мы благодарим Вас за вчерашнее письмо, в котором Вы возвращаете одобренным проект Вашего завещания. Мы включим пункт о даре в 50 фунтов Вашему вестовому. Мистер Гуоткин вручит Вам чистовой экземпляр, когда встретит Вас за завтраком 21-го сего месяца, с тем чтобы Вы могли его подписать. Налоговый инспектор затребовал у нас сведения о размере Вашего денежного содержания за 1941-1942 гг. для установления суммы пособия, которое Вам следует получить в текущем году. Мы обнаружили, что у нас таких данных нет, и поэтому будем Вам признательны, если Вы их нам сообщите. Искренне Ваши «Мак Кенна и К°». Майору У. Мартину, Военно морской клуб, 94, Пикадилли, Лондон, 31 Когда мы прочли подряд все эти документы, они вызвали у нас представление о живом человеке. Мы считали, что большего сделать нельзя с помощью тех немногих бумаг, которые по логике вещей могут быть найдены в карманах погибшего офицера. Мы приняли некоторые меры предосторожности, прежде чем «вручить» эти письма майору Мартину: все письма, кроме любовных, я носил в своих карманах несколько дней, чтобы они имели нужный вид. С любовными письмами было труднее, особенно с одним из них, написанным на очень тонкой бумаге. Майор, конечно, читал их и перечитывал, и они не могли выглядеть так, будто он их недавно получил. Один из наших офицеров предложил просто смять их и расправить. Но если кусок бумаги смять, никакое разглаживание не скроет того, что он был смят. А разве Билл Мартин смял бы эти письма! И я делал то, что делал бы он: снова и снова читал их и аккуратно складывал. Только в отличие от него я регулярно тер их о свои брюки. 7. Майор Мартин собирается на войну |
| Показания обеих женщин были в высшей степени точны. Их разбудил звук выстрела; через минуту они услышали второй выстрел. Они спали в смежных комнатах, и миссис Кинг бросилась к Сондерс. По лестнице они спустились вместе. Дверь кабинета была раскрыта, свеча горела на столе. Их хозяин лежал посреди комнаты лицом вниз. Он был мертв. Возле окна корчилась его жена, прислонясь головой к стене. Рана ее была ужасна – кровь залила половину лица. Она дышала, но ничего не могла сказать. В коридоре и в комнате стоял дым и пахло порохом. Окно было закрыто на задвижку изнутри, обе женщины утверждали это с полной уверенностью. Они сразу же вызвали доктора и полицейского. Затем, с помощью конюха и работающего на конюшне мальчишки, они отнесли свою раненую хозяйку в ее комнату. На ней было платье, на ее муже – халат, надетый поверх ночной сорочки. Между мужем и женой никогда не было ссор. Их все считали чрезвычайно дружными супругами. Вот главнейшие показания прислуги. Отвечая инспектору Мартину, обе женщины заявили, что все двери были заперты изнутри и что никому не удалось бы ускользнуть из дома. Отвечая Холмсу, они обе вспомнили, что почувствовали запах пороха, как только выбежали из своих комнат на втором этаже. – Советую вам обратить самое серьезное внимание на этот факт, – сказал Холмс инспектору Мартину. – А теперь„ по-моему, следует приступить к осмотру комнаты, в которой было совершено преступление. Кабинет оказался совсем маленькой комнаткой. Три стены его были заняты книжными полками, а письменный стол стоял возле окна, выходившего в сад. Внимание наше прежде всего было привлечено грузным телом несчастного сквайра, распростертым на полу. Беспорядок в его одежде свидетельствовал о том, что он был наспех поднят с постели. Пуля пронзила его сердце и застряла в теле. Он умер мгновенно и безболезненно. Ни на его халате, ни на его руках не удалось обнаружить никаких следов пороха! Сельский врач утверждал, что у миссис Кьюбит были пятна пороха на лице, но не на руках. – Отсутствие пятен на руках ничего не доказывает, а присутствие их доказывает все, – сказал Холмс. – Если только порох случайно не высыплется из плохо прилаженного патрона, вы не запачкаете рук, сколько бы вы ни стреляли!.. Теперь можно унести тело мистера Кьюбита. Вам, доктор, вероятно, не удалось отыскать пулю, которая ранила леди? |
| Капитан сердито жевал сигару. — Что произошло? Мартин поднял голову, дым от сигареты, зажатой в неподвижных пальцах, поплыл по ветру. — Сэр, вчера в городе появился необычайный человек — добрый, умный, сострадающий и бесконечно мудрый! Капитан гневно воззрился на своего помощника. — А нам что до него? — Трудно объяснить. Это человек, которого они ждали веками — миллион лет, наверное. И вот вчера он вошел в их город. Потому-то, сэр, сегодня наша ракета для них абсолютно ничего не значит. Капитан резко сел. — Кто же он? Неужели Эшли? Неужели он прилетел раньше нас и украл мою славу? — он стиснул руку Мартину. Лицо его было бледным, расстроенным. — Не Эшли, сэр. — Бертон! Я так и знал. Бертон прокрался вперед нас и испортил нам приземление! Никому нельзя доверять. — Не Бертон, сэр, — тихо сказал Мартин. Капитан не мог ему поверить. — Но ведь было всего три ракеты, и мы летели впереди всех. А этот человек, явившийся перед нами, как его зовут? — У него нет имени. Оно ему и не нужно. На каждой планете его называют по-своему, сэр. Капитан уставился на Мартина тяжелым недоверчивым взглядом. — И что же он такого сделал, такого замечательного, что никто и не смотрит на наш корабль? — Например, — твердо ответил Мартин, — он исцелил больных и утешил неимущих. Он выступил против лицемерия и грязного правления, и он провел с народом, беседуя, весь день. — И что же, это так замечательно? — Да, капитан. — Не понимаю. — Капитан всмотрелся Мартину в глаза, в лицо. — Вы не напились, а? — Он отступил на шаг, что-то заподозрив. — Не понимаю. Мартин посмотрел назад, на город. — Капитан, если вы не понимаете, я не могу вам объяснить. Капитан проследил за его взглядом. Город выглядел тихим и прекрасным, и великий покой царил вокруг него. Капитан шагнул вперед, вынув изо рта сигару. Он прищурился, глядя на Мартина, на золотые шпили зданий вдалеке. — Вы хотите сказать… неужели вы имеете в виду… этот человек? Не может быть!… Мартин кивнул: — Да, сэр, именно это я имею в виду. Капитан замер молча. Потом выпрямился во весь рост. |
| К сожалению, брачный союз Ираклия и Евдокии длился недолго: царица была подвержена эпилепсии и умерла вскоре после рождения сына – 15 августа 612 г. Дальнейшие семейные дела императора не могут не вызвать известных нареканий. Едва прошёл год после смерти супруги, как он вновь женился, причем выбор невесты и обстоятельства брака были далеко не традиционными для христианского царя. Избранницей Ираклия стала его племянница, дочь сестры Марии Мартина. Правда, для первых римских царей такие браки были не в новинку, но постепенно, по мере проникновения христианских начал в общественные устои и законодательство, от них старались отказываться. Очевидно, Ираклием двигали в данном случае исключительно личные соображения, не имеющие никакого отношения к политике, – он очень любил Мартину, разделившую впоследствии с ним много тяжелых минут и ставшую неизменной участницей почти всех его военных походов. Однако, поскольку брак с точки зрения церковных канонов являлся сомнительным, патриарх Сергий выразил протест, но, не желая поднимать смуту в только что успокоившемся государстве, уступил воле царя. Рассказывают, что царь попросил патриарха, как друга, провести обряд его венчания с Мартиной, и архиерей не смог отказать Ираклию. Выразили недовольство выбором царя и столичные жители, однако прасины сумели найти приличное объяснение поступку своего избранника, и на время все притихли. Нельзя не отметить, что, по всей вероятности, Мартина отвечала царю нежной взаимностью и самоотверженно переносила все невзгоды, которыми их обильно наделила судьба. Тем не менее, хотя Ираклия и боготворили в народе, Мартину никто не любил, и это горькое обстоятельство даст о себе знать через 30 лет, когда царь уйдёт в иной мир, оставив жену и детей на произвол сановников и толпы. Но то, что не благословил Бог, не исправит человеческая рука. От царицы Мартины Ираклий имел 9 детей, большая часть из которых страдала физическими недостатками. Первый мальчик не держал головки, второй родился глухонемым, и оба вскоре умерли. Затем ещё два сына и две дочери умерли в младенчестве, и только два мальчика достигли взрослого возраста. Один из них, названный Константином при крещении, но оставшийся в истории с именем Ираклон (уменьшительно-ласкательное от имени отца), родился в 626 г. Ираклий очень любил этого сына, и в 638 г. тот был венчан на царство как соправитель отца вместе со старшим единокровным братом Константином, сыном Евдокии 551 . |
| В середине вечера у дверей началось сущее столпотворение, знаменующее прибытие именитой особы, и немедленно вслед за этим какой-то пожилой джентльмен очертя голову бросился в толпу, с боем прокладывая себе дорогу к достопочтенному Илайдже Погрэму. Мартину, который нашел удобное для наблюдения место в дальнем углу и стоял там рядом с Марком (он уже не так часто забывал о нем, как раньше, хотя все-таки забывал иногда), Мартину показалось, будто он знает этого джентльмена, но окончательно он перестал сомневаться в этом после того, как джентльмен, вытаращив глаза, провозгласил очень громко: — Миссис Хомини, сэр! — Черт бы взял эту женщину, Марк! Опять она тут! — Вот она идет, сэр, — ответил мистер Тэпли. — И Погрэм ее знает. Известная деятельница! Всегда нянчится со своим отечеством, глаз с него не спускает! Если муж этой дамы держится тех же взглядов, что и я, то-то должен быть веселый старичок! Толпа расступилась, и миссис Хомини аристократической поступью медленно проплыла по проходу — в своем классическом чепце, со сложенными руками и красным носовым платком, одна составляя процессию. Мистер Погрэм, завидев ее, выразил восхищение, и все кругом притихли, — ибо известно, что, когда такая женщина, как миссис Хомини, встречается с таким человеком, как мистер Погрэм, всегда бывает сказано что-нибудь интересное. Обмен первыми приветствиями произошел слишком тихо, чтобы его могла расслышать нетерпеливая толпа; но скоро они повысили голос, ибо миссис Хомини, как всегда, знала, чего от нее хотят, и чувствовала себя на высоте положения. Сначала миссис Хомини обошлась с Погрэмом сурово и учинила ему строгий разнос за некстати поданный им голос по вопросу, против которого она, как мать современных Гракхов, в свое время опубликовала в печати протест, специально набранный курсивом. Однако мистер Погрэм уклонился от разноса, своевременно намекнув на Звездное Знамя , по-видимому обладавшее замечательным свойством всегда поворачиваться именно в ту сторону, куда дует ветер, и тогда она его простила. После этого они с большим успехом обсудили некоторые вопросы тарифов, торговых соглашений, таможенных пошлин, ввоза и вывоза; причем миссис Хомини, по пословице, не только говорила, как книга, но слово в слово повторяла свои собственные книги. |
| Все это было до такой степени любезно и гостеприимно, что Мартин охотно согласился, хотя было еще раннее утро. И потому, наказав Марку, который хлопотал около своей знакомой и ее троих детей, чтобы он, подавши им помощь и управившись с багажом, приходил за дальнейшими распоряжениями в редакцию «Скандалиста», Мартин сошел на берег вместе со своим новым знакомым. Они с трудом пробрались через унылую толпу эмигрантов на пристани, сидевших на своих постелях и сундуках под открытым небом с таким растерянным видом, словно упали с другой планеты, и некоторое время шли по оживленной улице, вдоль которой тянулись с одной стороны набережные и суда, а с другой — длинный ряд ярко-красных кирпичных складов и контор, украшенных таким множеством черных вывесок с белыми буквами и белых вывесок с черными буквами, какого Мартину не приходилось видеть даже там, где места для них было в пятьдесят раз больше. Скоро они свернули в узкую улицу, а потом в другие улицы, еще уже, и, наконец, остановились перед домом, на котором было намалевано крупными буквами: «НЬЮ-ЙОРКСКИЙ СКАНДАЛИСТ» Полковник, который всю дорогу шел, заложив руку за борт сюртука, сдвинув шляпу на затылок и время от времени поматывая головой, как подобает человеку, подавленному сознанием собственного величия, повел Мартина по темной и грязной лестнице в такую же темную и грязную комнату, всю заваленную газетами и усеянную измятыми обрывками гранок и рукописей. В этом помещении за обшарпанным письменным столом сидела некая фигура с огрызком пера во рту и большими ножницами резала и кромсала кипу номеров «Нью-йоркского скандалиста»; фигура эта была настолько смехотворна, что Мартину стоило большого труда удержаться от улыбки, хотя он Знал, что полковник Дайвер пристально наблюдает за ним. Субъект, резавший и кромсавший газеты, был молодой человек очень маленького роста, крайне юный по внешности и с болезненно-бледным лицом, что объяснялось отчасти усиленной работой мысли, а отчасти неумеренным употреблением табака, который он усердно жевал в эту минуту. |
| Множество христиан собралось в храм для богослужения, где лежал удрученный болезнью папа. Намерение Каллиопы было захватить Мартина силой и отправить в Константинополь; но он не осмелился этого сделать в Воскресенье, боясь возмущения со стороны собравшегося народа, он оставил папу в покое, объявив его приближенным, что он не может нынче посетить его по причине усталости с дороги. Наступил понедельник, но и в этот день Каллиопа не тотчас принялся за исполнение своего намерения. Ему кто-то наговорил, что в храм будто собрано много оружие и камней для защиты Мартина. Поэтому подозрительный Каллиопа сначала отправил к папе некоторых из своих приближенных с вопросом: зачем он собрал оружие и камни в храм? Так как этот слух был совершенно неоснователен, то папа позволил осмотреть все места, где бы могло находиться оружие. Когда подозрение оказалось ложным, Каллиопа более уже не медлил взятием папы. Каллиопа с многочисленным войском вступил в храм; гром оружия исполнил место молитвы; он объявил папе, что по императорскому приказанию он будет арестован и отправлен в столицу, и что его папский престол нужно считать праздным. Некоторые из клириков в пылу своей приверженности к Мартину, хотели было защищать папу силою; но он решительно воспротивился такому делу, говоря, что он лучше десять раз примет смерть, чем допустит пролить хотя бы каплю крови из-за него. Из храма Мартин переведен был во дворец под стражу 117 . Когда отводили папу в заключение, римские духовные смело восклицали: «анафема тому, кто думает, что папа изменит или намерен изменить вере; анафема тому, кто не пребудет в правой вере, даже если за это пришлось бы принять смерть». Каллиопа, чтобы утишить смятение, объявил, что на востоке держатся той же самой веры, какой и сами Римляне 118 . Многие из лиц духовных по любви к Мартину хотели сопровождать его куда бы его ни повезли, они самоотверженно возглашали: «с ним мы пойдем, с ним мы и умрем». Хитрый Каллиопа сначала обещал было, что позволено будет отправиться всем, кто хочет. |
| 11 . Свою доблесть он украсил великой добычей. Увезти ее он поручил одному из своих телохранителей. О, если бы он этого не делал! Ведь собравшиеся на другой день варвары отняли у него эту добычу! 12 . В свою очередь Мартин, двинувшись к предместьям города Томиса 81 , через переводчиков узнал, что там находятся каган и аварское войско. И вот ромеи устроили засаду и немедленно предприняли смелое нападение. Словно из бездны моря предстала перед варварами смерть, словно каким-то морским приливом внезапно поглощено было неприятельское войско. 13 . Сверх всякого ожидания каган, как некую счастливую находку, благополучно нашел себе спасение, обратясь в бегство – спасительный остров на озере дал убежище варвару. А если бы он был взят в плен, славный выкуп за его жизнь получили бы ромеи! Величайшая и самая страшная опасность обрушилась на плечи варваров. Как стало известно от тех, что перешли на сторону аваров, он вернулся только на пятый день, и это была сущая правда. 14 . Рано утром Мартин вернулся туда, куда накануне стратиг велел собраться; спешно явился сюда же и Каст, соединившись с Мартином. Величайшую силу приобрели благодаря своей удаче войск и, объединившись, еще более укрепили свою неуязвимость. Глава XI 1 . Что же касается Коментиола, то он, забыв уговор, не выполнил ни одного из соглашений, заключенных несколько дней тому назад, и никак не проявил себя; он не пошел к Касту и Мартину, чтобы ударить в тыл неприятельскому войску и принять участие в воздвижении трофея. 2 . В народе обвиняли некоего Рустикия, начальника одного из отрядов, что он подсказал стратигу мысль отнестись без надлежащего внимания к своему выступлению и не идти навстречу Мартину и Касту ввиду того, что исход предприятия неясен и достижимо оно с большими трудностями; он ссылался на мысль, высказанную императором, который настойчиво советовал не действовать так и не подвергаться таким опасностям. 3 . Кончилось тем, что стратиг согласился с доводами Рустикия, и важное дело было заменено бездельем. Узнав, что стратиг двинулся в Маркианополю, Мартин и Каст явились туда к нему. С началом светоносного круговращения солнца Коментиол со всем своим войском ушел в укрепленный лагерь, где он оставил нескольких человек из ромейского войска. |
|
|
