| Между тем, в Collectio Casinensis, содержащей Synodici Рустика, имеется собрание писем папы Льва, очень редкое и на другие сборники писем этого папы совершенно не похожее 155 . И письма этого собрания, восходящего к Рустику, тоже не выходят за пределы 17 августа 458 г. Значит, письма папы Льва в „Авеллане” хронологически следуют, дополняют, продолжают собрание писем в рустиковой „Collectio Casinensis”, причем оба эти дополняющие друг друга собрания на другие сборники писем папы Льва не похожи и запечатлены общим у них и только им присущим характером уникальности. Отсюда ясно, что и в этом отношении „Авеллана” восполняет собрания, несомненно восходящие к Рустику (Collectio Casinensis) и продолжает их и, таким образом, отождествление редактора „Авелланы” с Рустиком вполне возможно и правдоподобно и с этой точки зрения. 10 . По своему общему характеру „Авеллана” представляет собой не подготовленный к изданию систематический сборник исторических документов, а собрание выписок, копий, списков рукописных материалов на первых порах для себя, не для опубликования. Возможно, редактор со временем думал обработать и систематизировать весь накопленный им материал и подготовить его к изданию 156 . Это как нельзя лучше согласуется с характером и процессом работы Рустика, издавшего деяния III и IV соборов и собиравшего материал для послесоборного периода. В отношении Ефесского собора он это сделал в Synodicon Casinensis, а в отношении Халкидонского собора предполагал сделать. Таким сырым собранием материалов для этого могла быть основная масса документов „Авелланы”. Таковы основные мои тезисы, доказательная сила которых, каждого в отдельности, может быть и не является бесспорной и решающей, но совокупность которых, по моему убеждению, веско говорит за то, что выдающееся открытие В. В. Болотова может и должно быть продолжено распространением собирательских и редакционных работ Рустика и на „Collectio Avellana” 157 . Остается выяснить вопрос, когда же Рустик мог работать над „Авелланой”. Основную часть материалов собиратель „Авелланы” извлек из папских архивов (начиная с писем папы Льва I, кончая письмами Гормисды). Эта работа могла быть выполнена только в Риме и в отношении к Рустику пределом ее мог бы быть 545 год (время отъезда Вигилия в Константинополь). |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Глава III. Следствия иконоборческой политики Льва Исавра в Италии Ф. И. Успенский. История Византийской империи Из рассмотрения событий времени Льва Исавра следует вывести заключение, что в Константинополе и вообще на Востоке иконоборческая его политика не вызвала резкого народного протеста, что можно объяснять, с одной стороны, осторожным применением эдикта, с другой—потаканием провинциальных властей, которые не настаивали на исполнении эдикта на местах. Так или иначе, в восточных провинциях в царствование Льва не замечается никакого движения в смысле протеста. Зато на отдаленном Западе, особенно в Италии и в областях, зависевших в церковном отношении от папы, с этого времени начинается громадное политическое движение, имевшее ближайшим своим последствием события мирового значения. Нам предстоит остановиться на них с особым вниманием. Независимо от иконоборческой политики византийских царей в Италии подготовлялось революционное движение против императоров, и во главе этого движения стояло не меньшее лицо, как римский папа. Византийские владения в Италии сосредоточивались в двух центральных областях: в Равенне с протяжением на север до Истрии и в Риме. Обе области соединялись небольшой полосой, защищенной гарнизонами и идущей через Апеннины, а сношения с Константинополем на севере шли морем через Равенну, а на юге — через Неаполь. В военном смысле обе области имели отдельную военную организацию, т. к. в каждой упоминается особый военный гарнизон. Во главе отдельных военных отделов находим военные чины с титулом magister militum, а под его властью duces. Но рядом с теми военными силами, которые держала в Италии империя, в конце VII в. обнаруживается действие нового военного элемента — городской милиции, которая организуется из городских сословий и торговых и ремесленных классов и заявляет о себе в первый раз в Риме в 685 г., и скоро затем (692—694) в Равенне и дукате Пентаполя , в первый раз возникшем в это время. |
| Стратиотский эпос претерпел изменения, соответствовавшие переменам в византийской фемной армии, превращавшейся из народной в «рыцарскую» (Кучма. 1971, 96–97). Эпический народный герой-богатырь в конце концов становился подлинным феодальным динатом. Лев Диакон осознавал, что в его эпоху происходит общественный переворот в развитии Византии, но не понимал его сущности: завершался «дофеодальный период», когда крестьянство в основном еще не было закрепощено феодалами, когда еще полностью не оформились феодальные институты и когда еще не оформился и не консолидировался класс феодалов (Сюзюмов. 1972, 1–25). Окончание этого периода было связано с преодолением внутренних и внешних трудностей, и именно эти трудности привели Льва Диакона к пессимистическому пониманию современности, к мыслям о полной гибели государства. В таком ключе этот автор и завершил описание современных ему событий. Биография Льва Диакона Переходя к биографии Льва, мы встречаемся со значительными трудностями. Для нас Лев Диакон интересен прежде всего как историк, и поэтому его общественное положение, участие в переживаемых им событиях и отношение к окружающей действительности, его социальные взгляды должны в первую очередь привлечь наше внимание. Вопрос осложняется тем, что мы вынуждены черпать сведения о жизни Льва только из его собственного труда. Лев родился около 950 г. В своей «Истории» он пишет, что во время народного движения в Константинополе в 967 г. он был юношей, учеником в школе, meirakion. Так называли мальчиков 14–16 лет. Но иногда это понятие могло означать и молодого человека, достигшего возмужания: так, Варду Фоку Лев Диакон (III, 4) называет meirakion, хотя у того уже пробивалась бородка. Судя по введению, Лев происходил из провинциальной семьи, не занимавшей особо видного положения. Иначе он сообщил бы звание и титул своего отца Василия. Родина его – Калоэ – «прекрасное местечко в Азии» на реке Каистр, во Фракисийской феме. Территориального названия «Азия» как провинции или «Асий» как населенного пункта в X в. не было, но Лев по возможности хочет придерживаться терминологии Гомера: ведь в Илиаде (II, 462) есть такие строчки: «Стада журавлей долговыйных в злачном Асийском лугу при Каистре широкотекушем» ... Везде, во всех терминах, географических и этнографических, Лев придерживается этой архаизации. |
| Нередко современники, а еще более потомки категорично полагали, что после смерти император Лев III Исавр отправился в «огонь вечный», но, справедливо замечают некоторые авторы, суд Божий – не суд человеческий. Даже латиняне, в целом крайне негативно оценивавшие его образ, не отрицают очевидных достоинств императора. Один французский автор писал так: «Лев царствовал со славою. Подданные его любили, сарацины боялись; казалось, само Провидение поставило его на троне, чтобы возвратить Империи ее прежний блеск. Выросши в несчастии, которое дает твердую выдержку душам и воспитывает доблести, Лев достиг престола и держался на нем силой своего гения. Он был бы великим государем, если бы не захотел стать реформатором» 95 . Другой западный автор отмечает, что с воцарением Льва III, словно по мановению волшебной палочки, наступил мир. «Трудно сказать, все ли реформы Льва III были равно плодотворными, но один факт неопровержим: его царствование было для Империи периодом такого процветания, какого она не видела много поколений» 96 . XXXII. Император Константин V (741–775) Глава 1. Царь и узурпатор Сыну покойного царя Константину V было 23 года от роду, когда он принял единоличные бразды правления Империей в свои руки. С ранних лет разделяя с отцом тяготы государственного управления и военные лишения во время многочисленных войн, он быстро приобрел богатый опыт правления государством и познал тонкости военного дела, не раз проявляя на полях сражений хладнокровие и мужество. Между тем в дошедших до нас византийских источниках нет более ненавистного и презренного имени, что не может не вызывать удивления. И до Константина V, и после на императорском троне встречались слабые и даже откровенно преступные фигуры, как, например, узурпатор Фока Солдат. Но победившие через столетие иконопочитатели презрели все заслуги этого выдающегося представителя Исаврийской династии и великого полководца, запомнив только то, что при нем иконоборчество достигло своего первого пика. Но «хрестоматийные» оценки сами нуждаются в значительной корректировке как по отношению к Константину V, так и Льву III. Обратим внимание на одно авторитетное мнение, которое нужно иметь в виду при обобщении трудов и характеристике личности этих монархов. «Для современного наблюдателя, – писал известный византинист, – проблемы иконоборчества оказались настолько непроницаемыми, и самый тот факт, что в течение целого столетия шла борьба не на живот, а на смерть из-за вопросов религиозного культа, оказался настолько непонятным, что вопреки всем свидетельствам источников иконоборчество было истолковано как социально-реформистское движение. Там, где материалы источников противоречили этому истолкованию, они отвергались с совершенным презрением. Там, где не оказывалось нужных элементов для этой конструкции, они измышлялись» 97 . |
| Глава I. Состояние византийского общества в царствование императора Константина V Копронима Осень 766-го года сменила уже лето. Шумно было в столице Византии, городе Великого Константина. Окончен трудный военный поход. Со славою победителей возвратились византийские воины домой. Им дан отдых, столь желанный после трудов. Только вождь их, император Константин V Копроним, не знает покоя. Мрачно чело его, не веселы взоры. Дума крепкая и глубокая тревожит его мысль. Внешние враги побеждены, а какое множество внутренних? Да и сильны они, но не оружием, а терпением и воодушевлением. Кто же эти враги? Почитатели честных и святых икон. В наследство от своего отца, императора Льва III Исаврянина (717–741 г.), Константин V получил подданных, разделенных на два враждебных лагеря. Причиной взаимной вражды их и разделения был вопрос о почитании икон. С давних пор, если уже не с первых веков, без споров и заметных разноречий иконопочитание вошло в православной Церкви во всеобщее употребление. Император Лев III по своим недальновидным соображениям 1 в 726 году поставил вопрос о законности и правильности иконопочитания. На вопрос в императорском указе и давался ответ в смысле отрицательном. От слов Лев III перешел к делу уничтожения иконопочитания. Конечно, на первых же порах явились и противники реформаторским затеям императора. Открылась борьба, которая пережила и самого виновника ее. Преемник Льва III, Константин V Копроним, в первые десять лет своего царствования не имел достаточно времени, чтобы продолжать начатую отцом его борьбу с почитателями икон. Это далеко не значит, что он равнодушен был к нерешенному вопросу. Воспитанный в иконоборческой семье, Константин был и оставался во все время своего царствования строгим иконоборцем. Первые десять лет, кроме других неотложных государственных дел, посвящались им и на подготовку к борьбе с иконопочитателями. Очевидна была бесплодность мероприятия Льва III, потому что он неподготовленным приступил к борьбе. На стороне его была только физическая сила. |
| Д. Андреева, «в царствование Льва больше собирались преследовать иконы и иконопочитателей, чем преследовали на самом деле» . А. А. Васильев полагал, что после издания эдикта 730 г. «источники молчат о преследовании икон; по-видимому, последнего не было на самом деле. Во всяком случае, о каком-либо систематическом гонении на иконы при Льве III не может быть и речи. Самое большее, что можно предположить, это отдельные факты преследования икон» . Из сонма мучеников, пострадавших за почитание икон и причисленных к лику святых, лишь малая часть, а именно «40 человек приходится на период царствования Императора Льва... причем большинство из них погибло во время известного эпизода на площади Халки» . Современный апологет Льва Исавра А. М. Величко пишет, что «подавляющее большинство возводимых на него обвинений оказалось надуманным или бездоказательным» . По меньшей мере это сильное преувеличение. Вопрос о причинах, побудивших Льва к гонениям на иконы, до сих пор остается дискуссионным. На поверхности лежит предположение о том, что Император пришел к иконоборческим убеждениям под влиянием ислама и иудаизма. Оно высказывалось как современниками Императора, так и историками. В пору ожесточенной полемики иконопочитатели называли своих противников «саракинофронес», то есть друзьями сарацинов, как называли тогда мусульман, на которых было перенесено наименование одного из племен бедуинов, кочевавших на границе Сирии и Аравии. Но Лев III, который вошел в историю не только как иконоборец, но и как успешный полководец в войнах с халифатом, сарацинофроном никак быть не мог. Предпринятые им меры к принудительному крещению евреев исключают и всякое подозрение его в юдофилии. Неубедительна и гипотеза о том, что он развязал гонения на иконы в миссионерских целях, чтобы устранить предубеждения тех мусульман и евреев, которые колебались в своих верованиях и тяготели к принятию учения Христа, но их смущало почитание христианами икон, представлявшееся тем и другим идолослужением. В. В. Болотов, отвергая подобное объяснение мотивов иконоборчества, заметил, что «мусульманам Крест был ненавистен не менее икон, а от Креста и поклонения ему иконоборцы никогда не отрекались» . |
| КОММЕНТАРИИ: 1. Представление об истории как о самой полезной для общества науке - " учительнице жизни " характерно и для античности. Господствующей теорией исторического процесса была Полибиева цикличность. Естественно, что если явления повторяются, то людям необходимо извлекать уроки из истории. Лев Диакон Заимствовал последовательность первой главы из исторического сочинения Агафия " О царствовании Юстиниана " (5). Агафий, историк VI в., в свою очередь, опирался здесь на Диодора Сицилийского (Кэмерон. 1970, 58). 2. Введение Льва Диакона отличается от введения Агафия попыткой выделить движущие силы исторического процесса. Агафий в своем зачине делает упор на том удовольствии, которое доставляет читателю историк; у Льва об этом ни слова. 3. Общий пессимистический тон введения Льва Диакона, вероятно, отразил настроения византийского общества. Подобное мироощущение было свойственно самому императору Василию II, в правление которого писал Лев. Новелла от 4 апреля 988 г. пронизана таким же пессимизмом: " До настоящего дня никакой, даже самомалейшей удачи мы не встретили в нашей жизни, но, напротив, не осталось такого вида несчастья, которого мы не испытали бы " (Ц.-Л. III, 303-304). Введение Льва созвучно концу его " Истории " . Возможно, причиной ожидания конца света был каббалистический расчет: приближавшийся 992 год был 6500 г. от сотворения мира. Христос родился в 5500 г., а согласно Новому завету (2 Петра. III, 8), " Божий день " равнялся тысяче человеческих лет. См.: Васильев. 1942. 4. Парафраз Нового завета: 1 Коринф. VII, 31. 5. Почти дословно из введения к " Истории " Агафия (8). 6. Подражание Агафию (8-9), который таким же образом представил себя читателям. Агафием же такая форма самохарактеристики заимствована из, стихотворных эпитафий (Кэмерон. 1970, 2). 7. Калоэ - совр. Гёлёз, Келез (Рэмси. 1890, 105; Томашек. 1891, 91-92). 8. Лев в данном случае использует текст Гомера (Ил. II, 461). В Х в. провинции с названием " Азия " не существовало. Имеется в виду Фракисий-ская фема, занимавшая юго-западную часть Малой Азии и образованная в 741 г. |
| Айхнер и Сдрака считают автором сочинения Льва VI Мудрого 4 . Хури убедительно показывает, что письмо не могло быть написано Львом VI, поскольку тот не мог бы проигнорировать при составлении такого текста трудов Никиты Византийского (написанных по приказу его предшественника), которого он, очевидно, знал лично 5 . В свою очередь, Попов замечает, что латинский текст содержит формулы, фактически идентичные filioque, которые никак не мог себе позволить ученик святителя Фотия, каковым являлся Лев Мудрый 6 . К тому же, добавляет Джеффри, не было никакого известного современника Льва VI с именем Омар. Наконец, Абель выдвинул оригинальное предположение, что автором письма является современник и друг святителя Фотия Лев Синкелл, а адресатом — Ибрахим ал-Награми 7 . Основанием для него послужила аргументация относительно почитания креста и икон, которая свидетельствует об эпохе иконоборческих споров. Хури справедливо показал недостаточность аргументации для такого предположения, к тому же послание явно оформлено как письмо главы одного государства главе другого. После подробного обзора и разбора высказанных мнений Хури признает, что “при настоящем положении дел вопрос авторства неразрешим” 8 , хотя этот вопрос для него так и остается в плоскости различных “Львов”. На наш взгляд, следует вообще абстрагироваться от имени “Лев”, стоящего в надписании. Оно было поставлено туда автором умышленно, поскольку он сознательно создавал подлог переписки Льва III с Омаром II, на самом же деле “Письмо” не имеет прямого отношения ни к Льву III, ни к Льву VI, ни к Льву Синкеллу. Мы не разделяем оптимизма Хури, полагавшего, что обнаружение текста оригинала на греческом помогло бы в окончательном разрешении вопроса с авторством: автор “Письма” хорошо постарался, чтобы его настоящее имя осталось неизвестным. Поэтому в дальнейшем мы будем называть его “псевдо-Львом” и постараемся определить некоторые черты личности на основе анализа текста сочинения. Еще два слова стоит сказать об отношении двух версий к утраченному греческому оригиналу. Хури отдает предпочтение латинской версии, на наш взгляд, без достаточных к тому оснований. Краткость и скудость ее объясняется работой переводчика, который переводил текст как сокращенное изложение; при этом сокращения иногда очевидно разрушают последовательность текста 9 . С латинским переводом немало других трудностей. В отличие от текста Гевонда, неясно, когда и кем он был выполнен, какую имел историю. Признавая, что и армянский текст при переводе мог претерпеть некоторую правку в плане его расширения, Джеффри полагает, что армянская версия все же намного ближе стоит к оригиналу, чем латинский пересказ 10 , в чем мы с ним вполне согласны и будем придерживаться преимущественно армянского перевода, за исключением особо оговоренных случаев. |
| В свою очередь, мусульманам очень выгодно было сохранить мир со Львом. Его можно было использовать не только для бескровного занятия Амореи, но и в дальнейшем. Играя именем Льва, как признанного ими царя, они, как минимум, ещё более ослабляли власть императора Феодосия III, и так совсем слабую и неустойчивую. А, как максимум, могли предложить от имени законного царя Римского государства прекратить сопротивление греческим войскам. Как уже говорилось ранее, арабы прекрасно понимали, что в условиях «островковой», а не тотальной войны, победы и завоевание отдельных территорий являются лишь шагом на пути полной ассимиляции местного населения и полнокровного включения захваченных земель в состав Халифата. Даже в случае овладения Константинополем им ещё понадобится «местный» император, полностью, конечно, подконтрольный Дамаску и лично халифу. На взгляд Сулеймана, Лев идеально подходил для этого. Получив от арабского вождя грамоту, гарантирующую ему личную неприкосновенность, Лев отправился в его лагерь со свитой из 300 всадников. Мусульмане торжественно встретили римского полководца, организовав роскошный пир и разбив свой лагерь неподалёку от его стоянки. Три дня шли переговоры, но каждая из сторон продолжала настаивать на своём. Лев предлагал в качестве залога дружбы, чтобы арабы отошли от города, а Сулейман возражал: «Заключи мир, и мы снимем осаду». Но зачем заключать новый договор, если действовал ещё старый? Логика Льва была, что называется, «железной». Под конец у Льва начало формироваться убеждение, что, устав торговаться, арабы решили пленить его, и тогда он пошёл на новую хитрость. Византиец дал большой обед в своём лагере, на который пригласил много арабских командиров. А тем временем он тайком направил в Аморию своего посланца, который пригласил для переговоров с ним местного епископа. Всё произошло, как нельзя лучше, и Лев успел дать архиерею инструкции, каким образом гарнизону следует действовать в дальнейшем. Но Сулейман каким-то образом узнал о посещении палатки Льва епископом и потребовал выдать его арабам. Римлянину с большим трудом удалось убедить гостевавших у него мусульман, что он не замышляет против них ничего дурного, и пообещал немедленно отправиться к Сулейману, чтобы, наконец, уладить дела миром. Но, вырвавшись на волю, Лев сумел уйти от арабского конвоя, приставленного к нему, и отошёл в безопасное место. |
| Вскоре к Артавазду подошло подкрепление в виде войска Фракисийской фемы во главе с его сыном Никифором. Солдаты заняли крепостные стены Константинополя и своим видом отбивали любое желание восставать против нового «царя», даже после раскрытия обмана. А сам Артавазд щедро раздавал государственную казну народу, дабы снискать его благосклонность. Первое время ничто не угрожало узурпатору и его сторонникам, но затем стали поступать тревожные слухи, свидетельствующие о том, что Константин V вовсе не намерен прекращать борьбу за императорскую диадему и пурпурную обувь. В память о его отце почти все фемы Малой Азии выступили на стороне законного царя, включая флотскую фему Кивироэтты, сыгравшую в будущих событиях едва ли не решающую роль. Положение Артавазда сразу стало шатким, и, надеясь вернуть расположение населения и епископов, он пошел на то, чтобы отменить иконоборческие указы Льва III Исавра. Нет никаких сомнений в том, что это было в буквальном смысле слова " пиаром». Ни Артавазд, ни патриарх Анастасий, ни остальные участники заговора не испытывали к иконам никакого расположения, тем более что сам Константинопольский архиерей взлетел на высший пьедестал духовной власти именно за счет своего иконоборчества. Однако этот расчет оказался не очень точным: то ли столичные жители не видели в церковной политике Льва Исавра никаких опасностей для свободы иконопочитания, то ли не поверили в праведность мотивов Артавазда, но новых союзников он не приобрел. Тем временем Константин V со своим войском решительно подошел к Босфору и остановился в Хрисополе, но надвигающаяся зима не позволила ему штурмовать Константинополь. Он вновь отошел в Аморий, убедившись на деле, насколько одинок его противник. Эта временная передышка была использована Артаваздом довольно эффективно, хотя и не без ошибок. Пусть его не признавала Малая Азия, но Римский папа в благодарность за отмену иконоборческих эдиктов Льва Исавра посчитал его законным императором (!), о чем и уведомил письменно. Для упрочения власти Артавазд венчал на царство своего старшего сына Никифора, а второго сына, Никиту, назначил стратигом фемы Армениак, где у него, армянина, имелись сторонники из числа соотечественников 107 . Однако, как вскоре выяснилось, даже эти меры не смогли реально изменить перспектив будущей междоусобной войны, поскольку Артавазду противостоял воин величайшей отваги и полководец от Бога. |
|
|
