| «Назиратаев и врачев им и кормителей устрояше, во упокоение их и врачевание от имения своего им изнуряя». Повествователь о жизни Ртищева добавляет тут некоторую трогательную подробность. Для всех этих людей в широком ртищевском денежном мешке была заключена тайная милостыня, данная Ртищеву для них царицею Марией Ильинишной. Более того, по тайному уговору между царицей и ближним постельничим было решено принимать в эти временные военные госпитали также пленных. Так эти два понимавшие друг друга человека старой Руси воплотили без шума слово Христово: «Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас». Эти трогательные истории повторились и в Ливонский поход царя, когда началась война со Швецией. Ртищев выказал еще себя большим деятелем в борьбе с другой русской бедой того времени — он ревностно занимался выкупом пленных. В шестнадцатом и семнадцатом веках крымские татары часто нападали на окраинные русския земли и уводили в плен народ тысячами и десятками тысяч. Они их продавали в Турцию и другия страны. Чтобы выкупать пленных, правительство ввело особый налог, который назывался «полоняничные деньги». С татарскими разбойниками были даже договоренные порядки привоза пленников и расценка, по которой пленные выкупались сообразно их положению: за крестьян и их холопов платили по двести пятьдесят рублей с души, за людей высших классов платили тысячи. Но этих «полоняничных» денег на выкуп всех пленных не хватало. Ртищев свел знакомство с одним купцом, православным греком. Купец был добрый человек, вел торговые дела с магометанским востоком и любил выкупать пленных христиан. Этому человеку Ртищев вручил семнадцать тысяч рублей, к которым грек приложил и свои деньги. На все эти деньги он и выкупал у татар русских полонянников. Подобно тому, как Ртищев ходил на войне за пленниками, так он и в мирное время облегчал тяжелое положение иностранных пленников, попавших в Россию. Русская улица семнадцатого века была не казиста как своей неопрятностью, так и своим составом. Тут нищие и калеки, стараясь перекрикивать друг друга, взывали к прохожим о подаянии, а пьяные ползали или в бесчувствии валялись по земле. Ртищев нанимал людей, которые подбирали по улице и больных и пьяных и свозили их в дом, нарочно для этой цели устроенный Ртищевым на его счет. В этом доме больных лечили, пьяных вытрезвляли и, снабдив их необходимым, с миром отпускали домой. Кроме этого дома, у Ртищева был другой дом, куда он собирал престарелых, слепых и неизлечимых калек и кормил их на свой счет. Дом этот под именем больницы Феодора Ртищева существовал и после его смерти на доброхотные даяния лиц, помнивших Ртищева. |
| Что так от синагоги коробит ? Ведь туда ходят граждане нашей страны , принадлежащие к одной из официальных конфессий. Только фарисеи и нацики трубят о своей русскости и правосланности, и при этом презирая другие конфессии и национальности. Ни разу не был там, но думается , что ходят туда обычные граждане РФ. 363. Ответ на 359., М.Е.: Пора наводить порядок и в России... Верно. Однако большой порядок складывается из малого. Давайте приберёмся дома, во дворе и (О!Ужас.) на РНЛ, если конечно она народная линия. 362. Ответ на 356., Писарь: Уважаемый Федор.Вы,в своих рассуждениях,старательно обходите Приговор Нюренбергского Трибунала.Воля Ваша,с ним можно делать все что угодно,кроме одного-отменить,к тому же если мне память не изменяет,в Нюренберге судили фашизм как идеологию,пропаганду и практику,но не тевтонский или ливонский орден и напрасно Вы ссылаетесь на Сталина.Сталин заключил договор с Гитлером ДО,а мы живем ПОСЛЕ Нюренберга.Разница,которую Вы упорно не желаете замечать.И последнее.Если беретесь цитировать великих людей,так потрудитесь не искажать смысла,а то еще примут за поклонника Горбачева,такого же, как и он сам,человека невежественного,но с претензией. " Политика, искусство ДОСТИГАТЬ! возможного " .Отто фон Бисмарк. Нюрнберг стал возможным только благодаря Сталину - американцы скрывали фашистских военных преступников для последующего использования в войне с Россией. Так что это просто черта под Отечественной войной! Новую черту еще предстоит подвести и без войны это сделать не получится. А если уж и начинать войну, то только тогда, когда это максимально выгодно нам, а не американцем. До этого момента мы вынуждены контактировать, как с марионеточным руководством Украины, так и с их американскими хозяевами, которые хуже их раз в 100 и большие поклонники фашистских методов по отношению к славянам. Тогда, после Нюрнберга, и с американцами надо начинать войну... А Хорватские фашсты, просто вырезавшие сербов в Герцеговине, боснийские фашисты, косовские фашисты? - Вот всему свое время, дойдет до них до всех черед, но пусть решает Верховный, а не случайные форумчане/блогеры/оторвавшиеся от приготовления ужина домохозяйки... |
| Взятые в плен предводители отправлены в Москву. Царь не так великодушно, как его воеводы, обошёлся с ними. Напрасно воеводы, посылая пленников просили царя быть к ним милостивым, представляли, что вся ливонская земля уважает Филиппа фон-Беля и ласковый прием этого пленника расположит к царю покорённую страну. Когда их привели к царю, Филипп фон-Бель не боялся сказать ему: «Ты хочешь покорить наше отечество неправдою и кровопийством; ты поступаешь не так, как христианский государь». 217 Иван разъярился. Бель и с ним четыре ливонские рыцаря (брат его Вернер Шаль фон-Бель комтур гольдингенский, Генрих фонГален фогт баушенбургский, Христоф Зиброк фогт кандавский, и Рейнгольд Зассе) ради потехи проведены были по московским улицам; их погоняли бичами; потом им отрубили головы и бросили их тела на съедение собакам. Дерптский епископ, который из пленных немцев один только был в чести у царя, молился над телами соотечественников и выпросил позволение похоронить их. 218 Фирстенберга также водили на поругание по Москве, но не убили, а посадили в тюрьму; двое слуг добровольно остались при нём разделять его заключение. Немецкие историки говорят, что, во время торжественного провода рыцарей по улицам Москвы, двое лишённых престолов царей, казанский и астраханский, плюнули на них и сказали: «Вот вам, немцы, по делом; вы сами дали великому князю кнут, которым он и вас, и нас бьёт». Они намекали на то, что ливонцы привозили к москвитянам военные запасы. Почти наверняка, можно сказать, что этот анекдот выдуман ливонцами. Постоянные неуспехи в войне с москвитянами должны были вполне убедить Ливонию в невозможности бороться за свою независимость. Воевать можно было только с чужеземною помощию. Эту помощь надо было покупать. Уже город за городом отданы были в залоги для приобретения денег, чтоб на них нанимать войско; неприятель не оставлял своих покушений и чувствовал, что постоянно берёт верх в борьбе, которую ведёт. При том же, современники сознавали, что наёмные войска, приведённые из Германии в Ливонию, были до того своевольны, что обращались с краем, куда приведены, мало, чем лучше врагов. 219 |
| Как кажется, решающим доказательством против посмертного почитания грозного царя как святого являются знаменитые парсуны Ивана Грозного, его сына, Федора Иоанновича, и М. В. Скопина-Шуйского, выполненные в конце XVI-haчaлe XVII в. и первоначально находившиеся над их гробницами в алтаре Архангельского собора. Из всех троих только Федор Иоаннович изображен с Многое, сделанное Иваном Грозным для Российского государства, вряд ли может быть оспорено. Однако реальным итогом его правления стало истребление складывавшейся со времен Ивана Калиты военной и политической элиты («обнаглевшего боярства», по выражению одного из сторонников канонизации царя), что неизбежно привело к гражданской войне конца XVI-haчaлa XVII в., причем ее скрытый этап - борьба боярских группировок, возвысившихся в правление Грозного, за власть - начался сразу же после его кончины, став прелюдией Смутного времени. Вопреки мнению сторонников канонизации, он не «оставил своим наследникам мощного государства и боеспособной Страна была разорена многолетней Ливонской войной, опричным террором и стояла на пороге гражданской войны. Общие итоги разнузданно-громогласной по форме и совершенно не вразумительной по существу кампании в поддержку канонизации царя Ивана Грозного могут быть сведены к нескольким вполне определенным выводам. Во-первых, сторонникам канонизации не удалось представить ни одного нового исторического источника, который не был бы известен современной науке и опираясь на который можно было бы поставить под сомнение сложившуюся в церковной и светской исторических науках традицию в целом отрицательного изображения царствования и личности Ивана Грозного. Во-вторых, в среде почитателей Ивана Грозного не появилось ни одного исследования, которое могло бы опровергнуть наличие традиционно инкриминировавшихся Ивану Грозному в исторической науке и церковном предании исторических преступлений и нравственных пороков. В данном случае прежде всего имеются в виду многотысячные и чаще всего безвинные жертвы опричного террора, разрушавшая страну внутренняя (опричный передел земли) и внешняя (Ливонская война) политика второй половины его царствования, гонения и убийства, в том числе и канонизованных как мучеников служителей Русской Православной Церкви, убийство собственного сына, неоднократно выражавшееся в его сочинениях, ложное с церковноКбогословской точки зрения понимание значения царя в церковной жизни, многоженство, в результате которого последние десять лет своей жизни царь был отлучен от причастия Святых Христовых Тайн. |
| Галенин говорил о том, что Ливония, в принципе, это Русская Земля, это наша прародительская вотчина, тут были до XIII века наши города и, по сути, Ливонский орден – узурпатор, получается. Первоочередной задачей было – добиться выхода к морю. Курбский был против, об этом я говорил. Кстати говоря, в Ливонской войне приняли участие татарские полки из недавно присоединенной Казани. Когда Казань все-таки взяли в 1552 году (до этого было несколько безуспешных попыток), то в отличие от Курбского, который занимался репрессиями, жестокостями, Грозный по-другому подошел. Как впоследствии Екатерина: «В чем причина, что чукчи так долго и упорно сопротивляются?» - спросила она. Ей ответили: «Потому что их обычаи нарушаются». Она говорит: «Не надо нарушать их традиций, обычаев, пусть живут, как хотят». И с того времени борьба прекратилась. То есть такое разумное отношение, отчасти мы это сейчас наблюдаем в Чечне – по сути, это субъект, практически, независимый. Только чеченские воины носят бороды. Когда старообрядческий митрополит Корнилий замолвил слово министру обороны: «Может быть и нашим воинам разрешить носить бороды» - тот махнул рукой. Действительно, с бородой воин более внушительно выглядит. Когда видишь безконечные ряды воинов в зеленой экипировке, думаешь: «А что, если перещелкнет что-то, допустим, Путина не будет, и они скажут: «Все, полная независимость». Если мы с таким трудом разрозненные, плохо вооруженные отряды столько лет подавляли регулярной армией, авиацией и танками, то что будет сейчас в случае какого-то сепаратизма, просто трудно себе представить. Кстати говоря, этот Журавель, который за 10 тысяч сжег Коран, на него давление оказывали, чтобы он ислам принял, загладил свою вину. Сын Рамзана его побил, это по видео показано было. Сейчас ему дали 3 с половиной года общего режима. Я думаю, что поставили ультиматум: либо тебе десятку строгого режима, либо три с половиной общего и досрочное освобождение, если примешь ислам» - и говорят, что он принял. Наше Министерство юстиции пошло на то, чтобы этого юношу направили в Чечню. Вот какие последствия: русский народ потерял одного из своих членов, который мог быть и православным. Конечно, его поступок одобрить нельзя, но и то, что с ним произошло, тоже очень странно выглядит. |
| Христоф Зборовский прямо взводил на Замойского обвинение, что тот хотел его отравить: но человек, на которого Зборовский указывал, как на подосланного Замойским отравителя, высвободившись из-под власти Зборовского, объявил, что последний обещаниями, угрозами и пытками заставил его признать себя виновным в умысле и указать на Замойского как на подстрекателя к преступлению. В Великой Польше на сеймике, когда Ян Зборовский, каштелян гнезенский, в речи своей осыпал бранью Замойского, а краковский каноник, Петровский, говорил за последнего, то воевода познаньский, Гурка, прервал Петровского, за ним подняла крик вся сторона Зборовских и раздались выстрелы. На других сеймиках происходили подобные же волнения. Вследствие этого на большой сейм съехались толпы в полном вооружении, как на войну. Король приехал в сопровождении дружины Замойского, большей части сенаторов литовских и князя Константина Острожского. Начался суд над Христофом Зборовским, который почел за лучшее не явиться на него лично: кроме означенных обвинений в посягательстве на жизнь королевскую, его обвинили еще в сношениях с Московским двором, клонившихся ко вреду Польши, и в подобного же рода сношениях с козаками. Ян Зборовский и Ян Немоевсиий, объявившие себя защитниками обвиненного, так слабо его защищали, что суд приговорил Христофа к лишению чести, прав шляхетства и имущества. Но этот приговор, разумеется, не утишил, а только еще более раздражил сторону Зборовских. Несмотря на эти внутренние волнения, Баторий не оставлял своего замысла – нанести решительный удар Московскому государству, отнять у него по крайней мере Смоленск и Северскую землю. Вступление на престол слабого Феодора и смуты, раздоры боярские, немедленно обнаружившиеся, представляли, по его мнению, самый удобный к тому случай. Посол его, Лев Сапега, с целию застращать новое московское правительство, объявил, что султан приготовляется к войне с Москвою; требовал, чтоб царь дал королю 120 тысяч золотых за московских пленников, а литовских освободил без выкупа на том основании, что у короля пленники все знатные люди, а у царя простые; чтоб все жалобы литовских людей были удовлетворены и чтоб Феодор исключил из своего титула название Ливонского. |
| Гравюра на 1-м развороте «Учительного Евангелия». Заблудов, 1569 г. Гравюра на 1-м развороте «Учительного Евангелия». Заблудов, 1569 г. Сигизмунд I и Сигизмунд II стремились сохранять особое положение Л. в. к. как непосредственной «вотчины» их рода. Сигизмунд II стремился повысить удельный вес и значение Л. в. к. в сложившейся системе отношений, что означало бы и усиление его власти. Этим целям служил проект инкорпорации переживавшего определенный политический упадок Ливонского ордена в состав Л. в. к. К нач. 60-х гг. XVI в. такая цель формально была достигнута, но политика Сигизмунда II привела к конфликту со Швецией и к тяжелой войне с Россией, уже в начале к-рой в 1563 г. был потерян такой крупный центр, как Полоцк. Война обнажила недостатки военно-финансовой организации Л. в. к. Налоги, установленные сеймом, собирались слабо, и этих средств не хватало на содержание наемного войска; главная военная сила - дворянское ополчение - плохо собиралось на войну и не отличалось высокой боеготовностью. Еще до начала войны Сигизмунд II был вынужден прибегнуть к новому закладу господарских имений. Становилось все более очевидным, что Л. в. к. не может успешно продолжать войну без помощи Польши. Это положение побудило к активности страдавшую от войны шляхту, которая из военного лагеря под Витебском в сент. 1562 г. выступила с требованием созыва общего с поляками сейма, чтобы затем вместе созывать сеймы и пользоваться одинаковыми правами. При сложившихся соотношении сил и международной ситуации ни правитель, ни литов. знать не смогли противостоять ни требованиям шляхты, ни требованиям поляков о заключении новой унии. Такая уния была подписана на сейме в Люблине в 1569 г. (см. Люблинская уния ). Содержание соглашений заключалось в том, что каждое из гос-в сохраняло свои особые должности, свои вооруженные силы и традиционное законодательство, но теперь общее гос-во должен был объединять не только монарх, совместно избранный, но и общий парламент, к-рый бы принимал важные политические решения и законы, действующие на всей территории нового гос-ва - Речи Посполитой. На этом история Л. в. к. как самостоятельного гос-ва закончилась. При заключении унии под давлением польск. политиков Л. в. к., нуждавшееся в помощи, было вынуждено согласиться на то, чтобы Подляшье, Волынь и Киевская земля вошли в состав Польского королевства. Им предстояло стать объектом колонизации со стороны польск. знати. Одновременно происшедшие перемены закрепляли положение Л. в. к. как младшего партнера в составе Речи Посполитой. |
| – Дозволяя Воеводам спорить о первенстве, Иоанн не спускал им оплошности в ратном деле: например, знатного сановника Князя Михайла Ноздроватого высекли на конюшне за худое распоряжение при осаде Шмильтена. «Но сии люди, – пишет Историк Ливонский, – ни от казней, ни от бесчестия не слабели в усердии к их Монарху. Представим достопамятный случай. Чиновник Иоаннов, Князь Сугорский, посланный (в 1576 году) к Императору Максимилиану, занемог в Курляндии. Герцог, из уважения к Царю, несколько раз наведывался о больном чрез своего Министра, который всегда слышал от него сии слова: жизнь моя ничто: лишь бы Государь наш здравствовал. Министр изъявил ему удивление. Как можете вы, – спросил он, – служить с такою ревностию тирану? Князь Сугорский ответствовал: «Мы, Русские, преданы Царям, и милосердым и жестоким». В доказательство больной рассказал ему, что Иоанн незадолго пред тем велел за малую вину одного из знатных людей посадить на кол; что сей несчастный жил целые сутки, в ужасных муках говорил с своею женою, с детьми, и беспрестанно твердил: «Боже! помилуй Царя!»... То есть Россияне славились тем, чем иноземцы укоряли их: слепою, неограниченною преданностию к Монаршей воле в самых ее безрассудных уклонениях от Государственных и человеческих законов. Торжествуя в Москве свои Ливонские завоевания, презирая Батория и Швецию, Иоанн, кажется, не видал, не угадывал великих для себя опасностей; однако ж искал союзников: писал к новому Императору Рудольфу в ответ на его уведомление о кончине Максимилиановой; изъявлял готовность заключить с ним договор о любви и братстве, посылал в Вену Дворянина Ждана Квашнина в надежде склонить Цесаря к войне с общим недругом, чтобы изгнать Стефана, разделить Польшу, Литву, – наконец ополчиться со всею Европою на Султана; главная мысль сего времени, внушенная Папами Императорам! При Дворе Венском жил тогда знаменитый беглец, Сирадский Воевода Албрехт Ласко, враг Стефанов, который имел тайные сношения с Иоанном: Государь убеждал его одушевить умом своим и ревностию медленную, слишком хладнокровную политику Австрийскую. |
| Согласились наконец, чтобы Дерпт вместо поголовной ежегодно присылал нам тысячу Венгерских золотых, а Ливония заплатила 45000 ефимков за воинские издержки. Написали договор; оставалось исполнить его: но послы объявили, что с ними нет денег. Тогда Государь, как пишут, пригласил их обедать во дворце и велел подать им только пустые блюда: они встали из-за стола голодные и поехали назад ни с чем; а за ними войско наше среди холодной, снежной зимы, 22 Генваря с огнем и мечем вступило в Ливонию. Несмотря на то, что угрозы Иоанновы были ясны и приготовления к войне давно известны, Ливонские властители изумились, пируя в сие время на пышной свадьбе какого-то знатного Ревельского чиновника. Россияне делали, что хотели в земле, оставляя Немцев сидеть покойно в городах укрепленных. Князья Барбашин, Репнин, Данило Федорович Адашев громили Южную Ливонию на пространстве двухсот верст; выжгли посады Нейгауза, Киремпе, Мариенбурга, Курслава, Ульцена и соединились под Дерптом с главными Воеводами, которые взяли Алтентурн и также на пути своем все обратили в пепел. Немцы осмелились сделать вылазку из Дерпта, конные и пешие, в числе пятисот: их побили наголову. Простояв три дни в виду сей важной крепости, Воеводы пошли к Финскому заливу, – другие к реке Аа; еще разбили Немцев близ Везенберга; сожгли предместие Фалькенау, Конготы, Лаиса, Пиркеля; были только в пятидесяти верстах от Риги, в тридцати от Ревеля, и в конце Февраля возвратились к Иванюгороду с толпами пленников, с обозами богатой добычи, умертвив множество людей. Немецкие Историки говорят с ужасом о свирепости Россиян, жалуясь в особенности на шайки так называемых охотников, Новогородских и Псковских, которые, видя Ливонию беззащитною, везде опустошали ее селения, жестокостию превосходя самых Татар и Черкесов, бывших в сем войске. Россияне, посланные не для завоевания, а единственно для разорения земли, думали, что они исполняют долг свой, делая ей как можно более зла; и главный Полководец, Князь Михайло Глинский, столько любил корысть, что грабил даже в области Псковской, надеясь на родственную милость Государеву, но ошибся: изъявив благоволение всем другим Воеводам, Иоанн в справедливом гневе велел доправить с него все, беззаконно взятое им в походе. |
| Но в это время Руси стали грозить с запада другие враги — немцы и шведы, и борьбу с ними пришлось вести князю Александру. Дело в том, что Римский престол находил, что с татарским нашествием наступило благоприятное время для окатоличения Руси силою меча. Князь Александр предвидел неизбежность борьбы. В 1239 г. он женился на княжне Александре, дочери полоцкого князя Брячислава, земле которого грозила еще большая опасность, и начал строить крепость на границе Новгородских и Псковских земель. Но закончить ее он не успел. В 1240 г. шведский полководец Биргер вторгся в Новгородскую землю. Сопротивления он не ждал. Наскоро пополнив свою небольшую дружину, князь Александр двинулся ему навстречу. Перед походом он молился в соборе Святой Софии, призывая на помощь Матерь Божию и, наравне с новгородскими угодниками, свв. князей Бориса и Глеба, покровителей земли Русской... «Не в силе Бог, а в правде», — сказал он своим сподвижникам. 16 июля произошла битва на берегах реки Невы. На восходе солнца начальник стражи Филипп Пелгусий услышал шум плывущей лодки. Мгла окружала ее и гребцов. Видны были лишь стоявшие в лодке двое молодых витязей в латах. Старший из них ясно сказал: «Брат Глеб, прикажи грести скорее, поспешим на помощь сроднику нашему, Александру Ярославичу», и видение скрылось в тумане. Пелгусий поспешил с докладом к князю. Ободренный чудесным явлением, князь Александр в тот же день напал на шведов. До вечера длился бой. Русские творили чудеса храбрости. Сам князь все время был во главе сражавшихся и ранил Биргера копьем в лицо. Один воин подрубил его шатер, другой вбежал на вражеский корабль, все время нанося удары мечом. Всего убито русских было 20 человек. Белозерские, онежские и вологодские стрелки, которых князь Александр посадил на деревья, осыпали отступавших шведов градом стрел из луков. Летописец добавляет, что стреляли они не хуже татар. Ночью шведы окончательно ушли. Новгородцы восторженно встречали своего князя-победителя, но тут же возникло между ними их единственное недоразумение, и князь Александр уехал в Переяславль. Узнав об этом, ливонские немцы заняли Псков. Тогда новгородцы послали к вел. князю посольство с архиепископом во главе просить вернуть им их князя. С возвращением его вернулось и воодушевление, и вера в успех. Быстро подготовившись к новой войне, князь Александр освободил Псков и вторгся в Ливонию. Разгромив ее, он на обратном пути нанес немцам страшное поражение на льду Чудского озера — так называемое Ледовое побоище (1242), — и во время его вступления в Псков 50 знатных рыцарей шло за его конем, а за войском множество простых пленников. Торжественно встречал его и Новгород, и с немцами был заключен мир «на всей новгородской воле», то есть условиях. |
|
|
