| Имея под рукой всего 160 рыцарей и нескольких сержантов, он сделал вылазку и в открытом бою погнал полчища варваров. Таково было превосходство вооружения и личная доблесть франков. Выйдя за приморские ворота, латинская пехота напала на высадившихся греков и при помощи подоспевшего венецианского флота захватила 24 греческих корабля. Союзники были отбиты с большим уроном, но решили вернуться, подготовившись еще лучше. Положение Константинополя, почти отрезанного с суши и с моря, продолжало быть опасным. Папа энергично готовил помощь; особенно рассчитывал он на Венгрию. Первым явился Вилльгардуэн Ахейский на 6 кораблях, наполненных отборным войском; он пробился сквозь флот греков; купеческие корабли итальянцев Константинополя ударили на греков со стороны Рога, и флоты Ватаци и Асеня были разбиты. Эти успехи не изменили дела. События последних лет ослабили Латинскую империю. У нее не осталось владений, кроме окрестностей столицы. Не было доходов ни у правительства, ни у баронов, ни у духовенства. Они лишились своих крепостных и впали в крайнюю нужду. Выгоды от транзитной торговли обогащали преимущественно венецианцев, свободных от обложения на содержание двора и войска. Возвратить доходные провинции из рук Ватаци и Асеня не было никакой надежды. С тех пор правительство и сам император были обречены на нищенство при дворе у государей Европы и у курии; несмотря на щедрые дары из Европы и на громадную ежегодную субсидию от Вилльгардуэна Ахейского (22 тыс. иперпиров), должны были продавать или закладывать драгоценности и святыни. Из такого положения был один выход – ликвидация империи, однако она продержалась еще четверть века. В 1236 г. молодой Балдуин впервые отправился в Европу просить денег и войска. В Риме папа Григорий его принял с почетом, написал государям и епископам Франции, Англии, Венгрии послания, прося помочь константинопольской империи. Папа предложил епископам, баронам и рыцарям, давшим обет паломничества, обратить свое оружие сначала на врагов Константинополя, объявив отпущение грехов всем желающим служить константинопольской империи, и снабдил этими буллами Балдуина. |
| Иерониму принадлежит особое и поистине исключительное место в истории христианской латинской исторической литературы. Именно его «Хроника» и никакое другое историческое сочинение, созданное в конце IV – начале V в., стала отправной точкой для развития на Западе магистрального направления историографии раннего Средневековья. 168 Именно жанр всемирной хроники в то время стал заметно преобладать в латинской исторической литературе, оттеснив на периферию все прочие историографические направления. Труд Иеронима стал основой для «Хроники» Проспера Аквитанского, получившей продолжение в хрониках Виктора Туннунского, Иоанна Бикларского, Идация, Марцеллина Комита. Признание Иеронима Стридонского отцом латинской хронистики было настолько безусловным, что редкий автор раннесредневековой хроники в предисловии к своему сочинению не воздавал хвалу Евсевию как родоначальнику жанра и Иерониму как его переводчику, продолжателю и, своего рода, отцу латинской христианской хронистики. 169 Такое высокое признание Иеронима со стороны современников и ближайших потомков вполне справедливо. Его «Хроника», несмотря на то, что является адаптацией греческого сочинения к латинскому читателю, безусловно, выступает произведением западной культуры и обслуживала интересы читателей, воспитанных на чтении прежде всего римской истории. Сам Иероним сознавал «недостатки» труда Евсевия Кесарийского , в котором оказались обойдены вниманием многие факты римской истории. Уже в прологе Иероним говорит о своем намерении написать труд, из которого бы читатель мог узнать значительно больше именно о римском прошлом: «...частью я выступаю как переводчик, частью как автор, ибо, с одной стороны, я переводил с греческого на латынь, с другой, кое-что, что, как мне показалось, было обойдено, я добавил, особенно из римской истории, которую, как я полагаю, Евсевий, автор этой книги, как ученый знать мог, но как греческий писатель передал весьма бегло» (Chron. рг.). Усиление римской части «Хроники» позволяло более четко представить все произведение как синхронизацию событий прошлого именно тех народов и тех частей круга земного, которые со временем влились в состав Римской империи, избранной Богом для утверждения Истины и ставшей, в конечном итоге, Империей христианской. |
| По исторической географии империи IV в. много данных сохранилось в трактате «Полное описание всего мира и народов» неизвестного автора. Особую ценность представляет подробное описание Византийской империи в «Спутнике путешественника» (535 г.) Иерокла, обработанном в дальнейшем Георгием Кипрским. В этом произведении приведены сведения об административном делении Византийской империи на рубеже V—VI вв., перечисляются все провинции, а также города в каждой из них. Для изучения исторической географии Византии часто используется также сохранившаяся в поздней копии карта римской империи, составленная, вероятно, еще во II в., но с добавлениями, сделанными в V в. (Tabula Peutingeriana). Из географических описаний путешественников раннего времени можно отметить путешествие знатной пилигримки Егерии в Палестину в конце IV в., написанное на латинском языке . Среди географических трактатов VI в. особое место принадлежит «Христианской топографии» Косъмы Индикоплова . Энергичный купец, отважный мореплаватель, бесстрашно проникавший со своими немногочисленными спутниками в самые отдаленные и неизвестные страны Аравии, Восточной Африки и на Цейлон, он был прозван современниками «плавателем в Индию» за то, что якобы посетил и эту сказочную страну. Косьма избороздил на торговых судах Черное, Средиземное и Красное моря, плавал в Персидском заливе. Он много видел, много знал, многое описал. Знание жизни, огромный опыт, наблюдательность помогли ему даже при отсутствии достаточного школьного образования очень верно и необычайно красочно, простым народным языком описать виденные им страны и народы. «Христианская топография» Косьмы Индикоплова указывает на широкий размах в VI в. торговли Византийской империи, ведшейся через Египет с Эфиопией (Аксум), о-вом Цейлоном (Тапробана), Индией и далеким Китаем. В основу своих описаний Косьма положил, прежде всего, собственные наблюдения, а затем рассказы знакомых ему купцов и путешественников. Поэтому все, что касается непосредственного описания Косьмой стран и народов, как правило, правдиво, наполнено жизненными деталями и заслуживает доверия. Сочинение Косьмы пользовалось огромной популярностью. Сохранились многочисленные рукописи, в частности прекрасно иллюстрированные древнерусские переводы его «Христианской топографии». Законодательные памятники |
| Следуя примеру нубийских племен, среди кочевого населения Сахары на территории, простирающейся до Атлантического океана, появились несколько других христианских центров, что явствует из археологических находок, богослужебных книг (на греческом и нубийском языках) и сохранившихся христианских слов в языке местных туарегов. Полная победа ислама по всей Сахаре произошла, вероятно, только в XV столетии. 6. Туземные христианские церкви и Византия как центр Империи Приведенные здесь краткие сведения о миссионерском распространении христианства на Востоке далеко не полны. В IV, V и VIbb. проповедь христианского благовестия дошла даже до готов и гуннов в Европе, многочисленных этнических групп на Кавказе, до жителей мелких островов Персидского залива и Индийского океана, а также до африканских племен. Сведения об этих событиях часто полулегендарны, и хотя общие исторические контуры вполне отчетливы, многие факты еще предстоит открывать, особенно в агиографическом материале. Во многих случаях эти миссии бывали вызваны прямой или косвенной поддержкой империи. Но чаще всего новые церкви возникали стихийно благодаря свидетельству мирян или мирянок, действующему как проповедь без всякой профессиональной миссии или плана. Аристократ святой Григорий, Просветитель Армении, рабыня Нина, просветительница Грузии, два юноши, Фрументий и Эдесий, потерпевшие кораблекрушение в Эфиопии, сирийские купцы, принесшие христианство в Индию, — в истории каждого из них видна одна общая черта-спонтанность. Множество подобных случаев могло остаться никогда не записанными. Те же, что были записаны, затуманены легендами; однако характерно, что сами легенды стремятся скорее подчеркнуть, чем скрыть, стихийную свободу обращения. Народные предания описывают чудесные события, подтверждающие проповедь, но мало рассказывают о том, как люди были организованы. Народ сохранил в своем воспоминании о принятии новой веры именно то, что хотел. Другим мощным средством распространения христианства была монашеская проповедь. Святой Симеон Столпник вызвал восхищение у арабских племен, живших в пределах Империи, так же как святой Евфимий-в Палестине, а подвижник Шенуте-в Верхнем Египте и Нубии, чем привели в христианство целые народы. Но монахи занимались также обучением, евангелизацией и переводами, и это укрепляло веру новообращенных народов. Разумеется, подвиг этот приходилось совершать как внутри, так и за пределами Империи. И сирийские монахи, принадлежа к самой подвижнической и «отрешенной» из всех монашеских традиций, подали величайший пример миссионерского рвения, встав вровень с достижениями своих латинских братьев с их репутацией активного служения при умеренном аскетизме. Именно просветительским трудом сирийских монахов от Грузии до Эфиопии и от Месопотамии до Индии был заложен фундамент местных культур, дающий катехизируемым новокрещеным непосредственный доступ к Священному Писанию и христианской учености. |
| И, несмотря на все это, Комнины были западниками чистой воды; при них латинское влияние свободно распространялось в империи различными каналами. Как будто неизбежная эволюция вела Византийское государство к тому политическому строю, который выработался на Западе; как будто культурным влияниям латинского Запада не было больше препон ни в вере, ни в особенностях византийского социального быта. И между тем наблюдалась конкретная и трудноисправимая противоположность между восточными и западными народами: горшки по сравнению с котлами. Нужно прийти к тому заключению, что консервативный византинизм не по доброй воле шел на уступки, что при Комнинах все византийские устои стали сдвигаться несколько «влево». Но это движение на Запад с уступками в пользу западной культуры не отразилось благоприятными результатами на учреждениях империи. Сравнение горшков с котлами применимо не только к войску и военном делу, но идет гораздо шире и дальше. Так, нельзя не признать, что система харистикарата на почве раздачи монастырских и церковных имуществ в аренду светским лицам, и в особенности система наделения служилых людей населенными землями и другими приносящими доход статьями или в награду за исполненную службу, или под условием обязательства военной службы (прония), вызвала на Востоке, при слабости центральной власти и при наличии центробежных сил в разности племен и в сепаратных стремлениях областей, весьма печальные явления, против которых проявилась сильная реакция по смерти Мануила Комнина. Прежде всего эта система угрожала разрушением фемного строя, закрепощением свободных крестьян и поглощением мелкой земельной собственности крупным землевладением. Между тем благодаря развитию системы фемного управления весь период Македонской династии может быть назван исключительно благоприятным в смысле благоустройства военного дела и материального благосостояния империи. Никогда не возлагалось столько надежд на благоприятное решение вопроса о разделении Церквей и о схизме, как именно в занимающий нас период. |
| Сражение при Кастории имело решающее значение для восстановления Византийской империи. Владения Эпирского деспота были сведены к его родовым владениям в Эпире. Латинская империя не могла полагаться на потерпевшее поражение Ахайское княжество, тем более, что во главе ее стоял слабый и безвольный Балдуин II. Между тем, чтобы еще более обеспечить себе успех окончательного удара по Константинополю, Михаил Палеолог заключил договор с генуэзцами. Торговые интересы Генуи и Венеции сталкивались на Востоке повсюду. После четвертого Крестового похода и основания Латинской империи Венеция, как известно, стала исключительной торговой силой в латинских владениях Востока, с чем Генуя примириться никак не могла. Зная это, Михаил вступил в соглашение с генуэзцами, которые хотя и знали, что соглашение их со схизматическими греками вызовет суровое осуждение папы и Запада вообще, тем не менее были настолько охвачены желанием вытеснить венецианских соперников с Востока, что пренебрегли этим и заключили договор с Михаилом. В марте 1261 года, в Нимфее был подписан весьма важный договор, который гарантировал генуэзцам торговое господство в Леванте, которым так долго пользовались венецианцы. Это был на деле оборонительный и наступательный союз против Венеции. 571 Свободная торговля была навсегда гарантирована генуэзцам во всех настоящих и будущих провинциях империи. Договор содержал весьма важные привилегии генуэзцам в Константинополе и на островах Крит и Эвбея, если Михаил, “благодаря милости Божьей” сможет их отвоевать. “Смирна, прекрасный город для торговли, имеющий морской порт и изобилие во всем” был отдан под прямой и неограниченный контроль генуэзцев. Торговые центры с церквями и представительствами были открыты на островах Хиос и Лесбос и в некоторых других местах. Черное море (majus mare) было закрыто для всех иностранных торговцев, кроме генуэзцев и пизанцев, преданных подданных Михаила. Со своей стороны, генуэзцы брали на себя обязательство обеспечить подданным императора свободу торговли, поддерживать их флот при том условии, что корабли не будут направлены против папы и друзей Генуи. Генуэзский флот играл большую роль в планах Михаила по завоеванию Константинополя. Договор был ратифицирован в Генуе за несколько дней до того, как Константинополь был завоеван войсками Михаила. Это была блистательная победа для Генуи, которая после побед Саладина в Сирии понесла тяжелые потери. Это была новая страница ее экономической истории. “Мощь колониальной жизни XIII века представляет собой разительный контраст с нерешительным и застойным характером аналогичных явлений в веке двенадцатом. Причину этого явления следует искать в большем опыте, лучшей организации и особенно в поразительном развитии торговли.” 572 |
| В пределах империи воцарился мир и полицейский порядок, который представляет собой немалую ценность для обывателей, исстрадавшихся от нескончаемых войн карликовых полисов и хищных эллинистических автократоров Балкан и Ближнего Востока, от межплеменных стычек в Испании, от пиратства на море, на островах и в прибрежных землях, от разбоев на суше. Жители провинций получили возможность совершать далекие путешествия по благоустроенным дорогам, связавшим весь средиземноморский мир, как ранее они связали в единое целое Италию; и многочисленные купцы, в особенности греческие, финикийские и иудейские, воспользовались этой возможностью. Одна из главных дорог империи соединила запад и восток Балканского полуострова; она начиналась на Адриатическом берегу у Аполлонии и Эпидамна и вела через Иллирик в Македонию до Фессалоник и потом в южную Фракию до Византия. Она называлась Игнатиевой по городу Гнатий в Апулии, до которого доходила Аппиева дорога: из этого города плыли через Адриатику до Аполлонии, где собственно и начиналась сама дорога. В состав империи вошли как культурно развитые народы, опережавшие римлян и италиков или по меньшей мере не уступавшие им по уровню развития цивилизации, так и те, которые еще только начали пересекать ту черту, которая отделяет развитые цивилизации от примитивных «археологических» культур вроде иберийских, кельтиберийских, иллирийских или берберских племен. Теперь они вынуждены были обстоятельствами своей зависимой жизни ускоренно цивилизоваться, иногда, и нередко, ценой утраты своего культурного своеобразия и даже своего этнического лица, причем в империи происходила не только романизация западных народов; эллинизация северных Балкан и Малой Азии ускорилась после их включения в состав империи с ее вездесущим чиновничьим аппаратом, который с подвластным народом мог общаться не непременно на латинском, но также и на греческом языке, однако не на языках варваров, так что варварам приходилось усваивать и ранее им не совершенно чуждую эллинскую речь. |
| В последнее пятидесятилетие существования остатков Византийской империи Пелопоннес, несколько неожиданно, привлек внимание центральной власти. Так как к этому времени владения империи сводились лишь к Константинополю, соседней с ним частью Фракии, одному или двум островам в Архипелаге, городу Фессалонике (Солуни) и Пелопоннесу, то отсюда ясно, что после Константинополя Пелопоннес являлся наиболее важною частью греческих владений. Современники XV века открыли, что это была исконная, чисто греческая область, где они чувствовали себя именно греками-эллинами, а не ромеями, что именно там могли образоваться некоторые средства для продолжения борьбы против османских успехов. В то время как северная Греция уже сделалась добычей турок и был недалек уже момент, когда под турецкое иго должны были подпасть и остальные области древней Греции, в Пелопоннесе создался центр греческого национального сознания, эллинского патриотизма, задавшегося несбыточной для исторических условий мечтой возродить государство и противопоставить его могуществу империи османов. После четвертого Крестового похода Пелопоннес (или Морея) перешли во владение латинян. В начале правления восстановителя Византийской империи Михаила VIII Палеолога ахайский князь Вильгельм Виллардуэн за свое освобождение из греческого плена уступил императору три крепости: Монемвасию, Маину и недавно построенную Мистру. С этого времени греческая власть в Пелопоннесе медленно, но постоянно расширялась за счет латинских владений. Поэтому в середине XIV века образовавшаяся там византийская провинция получила уже настолько важное значение, что была преобразована в отдельный деспотат и сделалась уделом второго сына константинопольского императора, ставшего как бы наместником последнего в Пелопоннесе. В конце XIV века Пелопоннес подвергся страшному разгрому со стороны турок. Отчаявшись собственными силами защитить страну, морейский деспот предложил даже уступить свои владения рыцарям ордена госпитальеров, или иоаннитов, занимавшим в то время остров Родос, и только вспыхнувшее по этому поводу народное восстание в Мистре, столице деспотата, не позволило ему выполнить этот план. Ослабление османских турок после Ангорской битвы дало возможность Пелопоннесу несколько отдохнуть и вселило надежду на лучшее будущее. 916 |
| 25 Это затрудняет прочтение и понимание некоторых мест в тексте. Во-вторых, как уже отмечалось, непохожесть данного произведения, посвященного изложению преимущественно политической истории, на апологетические труды Лактанция поставила в науке вопрос о принадлежности сочинения о гонителях перу нашего апологета. В-третьих, на протяжении десятилетий шла дискуссия о времени написания De mortibus persecutorum, завершившаяся в конце 60-х годов минувшего столетия. После долгих уточнений исследователи как истории позднего Рима, так и творчества Лактанция пришли к выводу, что данное сочинение появилось не ранее зимы 314/315 гг. и не позднее 316 г. 26 «О смерти гонителей» – не просто единственное историческое произведение Лактанция , но и вообще первый исторической труд, созданный на латинском языке христианином. 27 Историческое повествование Лактанция охватывает период истории Церкви и Римской империи от распятия Христа и возникновения Церкви во времена Тиберия до 314 г., когда прекращаются гонения на христиан, а политическая власть сосредоточивается в руках Константина и Лициния. При этом костяк сочинения представляет собой изложение событий Великого гонения и гражданской войны начала IV в., т. е. с 303 г. по 314 г. Рассказ же о предшествующих 303 г. событиях превращается у Лактанция в череду зарисовок несчастной участи императоров Нерона, Домициана, Деция, Валериана и Аврелиана. Лактанций посвящает свой труд важнейшей для христиан теме, в рамках рассмотрения которой можно было бы объяснить логику как истории христианской Церкви, так и Римской империи – теме антихристианских преследований. Поэтому не случайно вся интересующая автора история строится вокруг проблемы терпимости и нетерпимости к христианской Церкви властителей Рима. Пытаясь объяснить логику взаимоотношений Империи и Церкви, Лактанций обращается к популярной в апологетике идее о провиденциальной связи судеб Римской империи и христианского учения. Для христианства, родившегося на периферии Римского мира, изначально важно было определить роль Империи в собственной судьбе, также как и доказать позитивный смысл новой религии для государства. |
| Мало того восток положительно вредил западу. Известен факт: император Зенон сам указал варварам (Ост-Готам) на Италию как на верную добычу, которую действительно Ост-Готы и завоевали. Такие отношения не могли, конечно, содействовать искоренению старой неприязни между западом и востоком. Застарелое неуважение запада к востоку должно было получить еще новую силу при доказанной самими событиями слабости восточной империи, при поразительном несоответствии ее гордости и претензии с ее силами. А недоброжелательство ее к родственной ей западной империи естественно должно было сопровождаться, кроме потери уважения, еще и положительными враждебными отношениями запада к востоку. В свою очередь и на востоке не могли питать уважения и сочувствия в разрушившейся империи, к слабым потомкам древних римлян, которые однако продолжали считать себя по прежнему первою нацией в Мире, хотя в настоящем ничто не давало им на то права. Итак и бедственные для западной империи времена нисколько не сблизили восток и запад. – В VI в. однако обстоятельства раз приняли такой оборот, что будь восточная империя посильнее и повеликодушнее, взаимный отношения между обеими сторонами могли бы значительно улучшиться. Победы Византии над призванными восточными же императорами в Италию Ост-Готами положили начало господству восточных императоров в Италии. Из завоеванных земель основан экзархат в виде одной из провинций восточной империи. Восточные императоры не в силах были, а кроме того и не хотели, быть может, вполне восстановить западную империю и тем заслужить себе благодарность и уважение западного мира. Кончилось тем, что господство греков в Италии еще раз привело в ближайшее столкновение две, издавна не питавшие друг к другу симпатии народности, и только дало Италии случай взвесить сравнительную тяжесть ига греческого и варварских народов. Сравнение оказалось далеко не в пользу господства греков. С этих пор взоры римского запада окончательно обратились на варварские народы; между ними сталь искать Рим себе покровителей и защитников от других народов и от господствовавшей в то время анархии. |
|
|
