| «[Бог] воспринял умную и словесную душу вместе с подобающим ей телом, то есть [воспринял] совершенного человека – без какого-либо изъяна – и соединил [его] с Собою по ипостаси Он соединил с Собой природу по ипостаси, [только если] воспринял ее именно такой, какой изначально создал» (Opusc., 15) 137 ; И если бы Он не воспринял ее такой, то получилось бы, что Он «не воспринял природу, а изобразил домостроительство» 138 ; «...изволивший сотворения (γενσεως) ради первого Адама стать (γενσθαι) человеком, и не посчитавший по причине его преступления недостойным [Себя] родиться (γεννηθναι), показал посредством становления (γενσεως) [человеком] снисхождение к падшему, а посредством рождения (γεννσεως) – вольное истощание (κνωσιν) к осужденному. Становлением естественно приводя Себя в тождество человеку согласно жизненному вдохновению, от которого прияв то, что по образу, как человек Он сохранил непроданным [греху] и непорочным [сокровище] Своей свободы и безгрешности. А рождением в воплощении добровольно принимая на себя подобие человеку [в его] тленности через [принятие] рабского образа, Он без греха претерпел то, чтобы Ему – безгрешному – по [Своей] воле стать почти как мы (παραπλησως μν) по естественным страстям, словно ответственному [за грех]» (Амбигвы к Иоанну, 103) 139 . Добавим еще один очень ясный текст: «будучи по природе человеком, Он же желал того, что по природе является человеческим – сохраняя таким образом домостроительство чистым от всякой призрачности» (Opusc., 7) 140 . Разумеется, прп. Максим называет домостроительством не только сущностное восприятие «естественной страстности» человеческой природы, но и восприятие по относительному усвоению: « Не позволительно, чтобы в них (погрешительных страстях) пребывало человечество Христа. Ведь если даже для нас они не свойственны по природе, но считаются противоестественными и неразумными, то каким образом к оной (человеческой природе Слова), скажу так, они могут присоединяться, хотя бы в самом отдаленном смысле? Не иначе как по относительному усвоению (οκεισει), из-за Его милости [они могут быть отнесены к Нему] как к Главе всего тела, подобно тому, как ко врачу [относятся] страдания болящего, пока нас не освободит от них ради нас воплотившийся Бог . Он совершенным образом от нас [их] устраняет и уничтожает силой воспринятого Им тела. Существуют два вида страстей: “кары” (πιτιμας) и “бесчестия” (τιμας). Одни относятся к нашей природе, другие ей вся чески вредят. Итак, первые (“кары”) Он воспринял по сущности (οσιωδς κατεδξατο), как человек ради нас возымевший желания, одновременно удостоверяя природу и уничтожая наше осуждение. А вторые (“бесчестия”), о которых известно, что они проявляются в нас из-за нашего бесчинства, также усвоил, [но только] относительно по домостроительству (οκονομικς κεισατο), как Человеколюбец» (Opusc., 20) 141 . |
| Этот абсурд, когда воспринято оказывается никогда не существовавшее раньше, вызван абсурдным отказом следовать свв. отцам в их различении природы и ипостаси как общего и частного и неспособностью отчетливо мыслить содержание ипостаси как конкретных души и тела. Ясность и строгость святоотеческой мысли превращаются в таинственное и туманное марево. Это «марево», застилающее богословское зрение и подменяющее собою святоотеческое учение о сущности и ипостаси, не может не оказывать влияния на другие связанные с ним (учением о сущности и ипостаси) аспекты богословия. Рассматривая общую человеческую природу как общее содержание всех ипостасей/личностей по аналогии с Троицей, Лосский оказывается в ситуации, когда, как было сказано, существование отдельных сложных ипостасей/лиц/индивидов – частей человеческого рода – являющих собою ипостасно соединенные души и тела как свои части, должно быть признано последствием грехопадения. Более того, Лосский, полагая в своем примере с переписью при Августе, что переписи подлежали не ипостаси (прежде всего – ипостась Богочеловека, но и ипостаси людей), а индивиды, на которые вследствие грехопадения разделена общая природа, должен, по всей видимости, и рождение Христа как «человеческого индивида» также признать последствием грехопадения . И если прямо этого Лосский не говорит, то это все-таки следует из его представления о том, что «если множественность человеческих личностей дробит природу, разделяя ее на множество индивидов, то это потому, что мы знаем только то поколение, которое появилось после грехопадения, знаем человеческую природу, утерявшую подобие природе Божественной». Согласившись с такой логикой, придется признать, что и Христос, как индивид, принадлежит к этому «поколению, которое появилось после грехопадения» 118 . Теперь мы попытаемся показать, что вышеизложенные взгляды Лосского привели его к чуждым учению Церкви сотериологии, экклесиологии и эсхатологии . Домостроительство спасения раскрывается Лосским в учении о «космическом Адаме» . |
| Крупный специалист по истории Рима и ранней Византии, Юлий Андреевич Кулаковский (1855–1919), профессор киевского императорского Университета св. Владимира и преподаватель высших женских курсов, имевший опыт раскопок некрополя Боспора, задался целью «представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий», причем решил изложить их в виде небольшого по объему очерка, краткость которого была сознательной и преднамеренной 108 . Это было именно не исследование, а, как заявлял сам автор, «результат исследования», обобщение, к тому же рассчитанное на восприятие не только специалистов, но и широкой публики. «Археологический интерес, – справедливо отмечал Ю.А. Кулаковский , – нуждается в рамках исторического знания для того, чтобы быть жизненным и плодотворным» 109 . С этой точки зрения свою задачу он выполнил блестяще и действительно дал достаточно сжатое и вместе с тем связное изложение истории Крыма, а значит, и Херсонеса, в том числе в особенно близкую научным интересам автора раннесредневековую эпоху. Этому были посвящены 9–12 главы дважды, в 1906 и 1914 гг., издававшейся книги, где речь шла о событиях второй половины VI в., нашествии тюрок, а затем хазар, вплоть до событий Корсунского похода князя Владимира в конце X в. 110 Наиболее крупная из крымоведческих публикаций ученого, монография стала итогом всех его размышлений в этой области. В дальнейшем, как признался Ю.А. Кулаковский в письме к А.Л. Бертье-Делагарду от 3 мая 1913 г., он «...лишь издали следил, как другие обогащали музеи предметами из раскопок и углублялись в изучении» Тавриды 111 . Заранее заданная автором установка на создание краткого повествования не могла не обернуться некоторой декларативностью целого ряда заявлений, выдвинутых без достаточных обоснований. Так, оказалось «точно засвидетельствовано», что в конце VII в. в Фанагории и Боспоре «сидели наместники хазарского хагана, носившие титул «тудун» 112 . Обычно предельно внимательный к тексту источников, сам переводивший их, Ю.А. |
| Сорокалетний Владимир Львов был человеком неуравновешенным, мятущимся. Наивным и невероятно легкомысленным. Некоторые выражали сомнение в его психическом здоровье». (М., «Армада». 1998). Итак, этот Львов 22 августа добивается приёма у Керенского и сообщает ему, что располагает сведениями о заговоре в Ставке. А 24 августа уже объявляется в Могилёве в Ставке, встречается с Корниловым, которому докладывает, что является доверенным лицом Министра-председателя с важной миссией. Из беседы с ним Корнилов понял, что Керенский предлагает ему диктаторские полномочия, на которые он соглашается. Удивительно и странно, что у этого «доверенного лица» с неуравновешенной психикой, Корнилов не потребовал даже документов, подтверждающих его полномочия… На следующий день Львов появляется опять у Керенского, как представитель Верховного главнокомандующего и сообщает тому, что Корнилов… требует диктаторских полномочий. Естественно, что Керенский иначе и не мог понять ситуацию, как то, что военный переворот уже начался и Корнилов собирается его арестовать. Можно лишь гадать, какие политические силы уполномочили Львова на эту интригу и провокацию, но совершенно ясно, что она не могла быть лишь его личной инициативой. Третий кавалерийский корпус генерала А.М. Крымова, двинутый на Петербург, не только не был соответствующим образом подготовлен и напутствован, но не имел и чёткой задачи, чему искренне удивлялся генерал П. Краснов. Ведь для такой операции, как он писал, «неизбежно нужна некоторая театральность обстановки». Когда свои сомнения он высказал в штабе, его уверили в том, что всё подготовлено и это – лишь прогулка. «Но тогда, – писал далее П. Краснов, – ещё менее было понятно, почему же в эту прогулку не пошёл сразу с нами Корнилов». Странный всё-таки способ совершать военные перевороты, в них лично не участвуя… Всё это однозначно свидетельствует о том, что как в февральских, так и в последующих событиях Л. Корнилов не только не препятствовал крушению армии и государства, но и активно в них участвовал. И его отчаянное положение в добровольческом движении (армией это при всём желании назвать невозможно), явилось прямым следствием его предшествующих действий… |
| Полководцы?… – Разрешите, я закурю? Полководцы! Воротынцев ли не думал о них?! (И о себе…) Что они не рождаются – не случайность. Они – рождаются, но верхи служебной лестницы непроходимы для них, из-за тупости. На дивизиях, на корпусах, даже на армиях по сравнению с началом войны сейчас толковых генералов немало: вот – Лечицкий, Гурко, Щербачёв, Каледин, Деникин, Крымов… А выше – не пройти им. Ну, как и у вас с министрами. Это – понравилось Шингарёву. И, уже нетерпеливо сплетая пальцы, он задавал вопросы такие, чтобы вырвать из груди полковника предвидимый и желаемый ответ. Что в армии – ещё неисчерпаемые возможности! Что сил её – хватит на все испытания до победы, и полководцы ещё просверкнут. Мы – победим, только освободите нас от этого гнилого правительства! Но на такого полковника он попал, что ничего этого страстно желаемого тот обещать не мог и не хотел. И о правительстве, и о верхах, которые сам Воротынцев нисколько не уважал, – такой мольбы-обещания тоже не мог выговорить. Полное взаимопонимание – только примерещилось обоим? И росло желание начисто объясниться с Шингарёвым – и невозможное же, смешное положение для боевого офицера: приехавши с фронта, перед тыловым штатским вдруг выступить каким-то пацифистом. Как басу сорваться фальцетом. Они тут – за войну и за победу, а ты?… Ишь как легко они – “набрать полное военное напряжение”! – ты набери его в окопе, крючась день за днём. Очень они уж тут воинственно-победоносны. Но чем прямей Воротынцев видел истинную народную нужду – тем трудней было, оказывается, выразить её на образованном языке. А Шингарёв ждал: как же нам вытянуть войну? Чем мы для неё дорожились? что жалели? Столько жертв уже положив, как же мы смеем не искупить и не победить? Тени мёртвых подымутся, спросят: за что вы нас погубили?… Да кадеты готовы атаковать правительство с любой новой силой! Вот этот вопрос: а для чего же принесенные жертвы? каков же наш долг перед умершими? – всегда стоял поперёк и против нынешних мыслей Воротынцева. Этот долг перед умершими он чувствовал живее тех, кто мог ему возразить в Петербурге, – это были вереницы знакомых или теперь уже полузабытых лиц и имён, и со многими обстоятельствами их смерти, или закопки в землю, или отправки тяжело раненными. Но всех их не забывая никогда, он ещё настойчивей слышал стон живых. |
| На одном из таких сеансов побывал друг Рериха по «Миру искусства» художник Игорь Грабарь. - «...кто-то сказал нам в редакции, что Рерих зовет нас — Дягилева, Бенуа, меня и еще кой-кого — прийти к нему вечером на Галерную... прибавив, что у него будет знаменитый медиум Янек, вызванный в Петербург, помнится, из Варшавы специально для царя и царицы, до страсти увлекавшихся спиритизмом. Я был не любитель столоверчений: мне бывало всегда жаль времени, понапрасну потраченного на пустяки, и было противно превращаться на целый вечер в объект беззастенчивого издевательства ловких, но недостаточно умных шарлатанов. Бенуа уговорил меня, однако, пойти… Рерих нас всех оповестил, что Янек самый сильный современный медиум, и в его присутствии материализация духа принимает совершенно реальные формы, вплоть до полной осязательности… В дальнейшем Рерих не только остался на всю жизнь пребывать в оккультных эмпиреях, но впоследствии значительно усилил и усовершенствовал свои оккультно-трансцендентальные, потусторонне-практические приемы» . И в самом деле, революция и эмиграция ничего не изменили в этой стороне жизни Рерихов. Революция и эмиграция ничего не изменили в этой стороне жизни Ренрихов. «Я, - пишет В. Крымов, живший в Лондоне с Рерихом в 1919 году, - бывал на спиритических сеансах Рериха и знаю эту трагическую историю. Жена Рериха и его два сына, живя в Лондоне в 1919 году, чтобы развлечь впавшего в меланхолию отца, стали его морочить на спиритических сеансах… Семья Рериха устраивала спиритические сеансы у меня на квартире и мне до сих пор весело, когда я вспоминаю» . Важнейшее событие в идейной эволюции Рерихов связано с тем, что в 1919 году в Лондоне Рерихи познакомились, наконец, с “Письмами Махатм” и наследием Е. П. Блаватской… Соответственно, меняются имена их спиритических собеседников. Аллал Минг становится Махатмой Морией – имя, классическое для теософской традиции («Я, Мориа, давно счастье ограждаю. Делание Мое Я уложением удумал назвать. Можно Мории не называть просто назвать " благословенный " » ). |
| Хотя это был искренний и пафосный текст, но составлен он был с литературной и, что важнее, пропагандистской точки зрения неумело. По тону это был скорее вопль отчаяния, чем мобилизующий призыв. Во всяком случае, воодушевить он мог только тех, кто и ранее сочувствовал попытке генерала Корнилова остановить развал армии и страны, приобрести новых сторонников генерала среди жителей столицы, среди солдат петроградского гарнизона, голосовавших на выборах солдатских Советов в массе своей за эсеров, за партию Керенского, Савинкова и Спиридоновой, и за большевиков (Ленина и присоединившегося к нему Троцкого), это «Объявление» не могло. По приказу Главковерха 3-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Крымова и Дикая дивизия продолжали двигаться в сторону столицы. 28 августа части корпуса вошли в город Лугу, разоружив местный гарнизон. На станции Антропшино Туземная дивизия вступила в бой с солдатами гарнизона, подчинявшегося Временному правительству. Получив известие об этом столкновении, Керенский дрогнул и хотел уже отправиться в Ставку для переговоров с Корниловым, но его сторонники, настроенные более решительно и оптимистично, отговорили его от этого шага, запугивая его слухами о том, что в Ставке его приговорили к смерти, и живым он оттуда не выйдет. 3. Подавление «мятежа» Корнилова и его политические последствия В этот критический момент на помощь Керенскому пришли его политические оппоненты Ленин и Троцкий, которых он хотел устранить руками Корнилова, с тем чтобы потом обвинить генерала в кровавых расправах над революционными лидерами. Они призвали питерский пролетариат встать на защиту правительства против контрреволюционного переворота. Но действовали они при этом исходя из собственных политических интересов. Временное правительство в ответ открыло зеленый свет большевистским агитаторам в частях петроградского гарнизона и приказало раздать оружие столичным рабочим, которые под эгидой Петроградского совета, находившегося уже под преимущественным влиянием большевиков, стали формировать отряды красной гвардии для отпора 3-му кавалерийскому корпусу и Дикой дивизии. |
| La revolution Russe. Изд. 1917 г.). Поседевшие в сражениях командиры должны были с наружной почтительностью принимать паяца Керенского и его комиссаров. А тот народ, который, по словам поспешившего сбежать с ответственного поста Милюкова, мечтал «побеждать помимо правительства», солдатский народ,– лишенный высшей нравственной спайки в лице Верховного Вождя, – братался с неприятелем, оскорблял и избивал своих начальников и самовольно расходился по домам. Несмотря на все муки, офицерство до конца выполняло свой долг, им создана была последняя победа летом 1917 г. Победа, которую Керенский приписал своему красноречию и порыву «свободных русских солдат, сплачивающих своим наступлением новую дисциплину, основанную на чувстве гражданского долга» (из телеграммы Керенского князю Львову)... Наградой доблестному офицерству явилось наименование сражавшихся частей «полками 1 июля» и дарование им «красных знамен»... Калущ и Тарнополь, последовавшие через несколько дней, показали, что представляют собою те войска, у которых священные знамена заменяются красными тряпками... Неудачей закончилась и попытка русского офицерства сплотиться вокруг генерала Корнилова для свержения социалистов. Офицерство имело порыв, знало, чего оно хочет, к какой святой цели идет. Этого не было ни у генерала Корнилова, ни у окружавшей его горе-общественности. Генерал Корнилов, лично арестовавший Государыню Императрицу, хотел только убрать обнаглевшего болтуна и неврастеника, расчищавшего путь Ленину, но отнюдь не собирался восстанавливать настоящую законную власть. «Корнилов, – пишет генерал Деникин,– не желал идти ни на какие авантюры с Романовыми», считая, что «они слишком дискредитировали себя в глазах русского народа», но на заданный ему лично вопрос – что, если Учредительное собрание выскажется за Монархию и восстановит павшую Династию? – он ответил без колебания: – Подчинюсь и уйду». (А. И. Деникин. Очерки Русской смуты. Т. II. С. 16). Без покаянного возвращения к присяге и долгу Корнилов не мог победить крамолу, тем более не мог этого сделать поставленный во главе отряда генерал Крымов, один из давних заговорщиков февральской смуты, также в разговоре с Деникиным резко отзывавшийся о Династии, – вспомним, томившейся тогда в плену в Тобольске, ежедневно рисковавшей жизнью... |
| Ответ ясен: «Они бы их казнили». Согласно вышеуказанным призывам, Государю пришлось бы действовать в соответствии со словами, рассказанной Самим Христом, евангельской притчи «о человеке высокого рода», который вынес совершенно однозначный приговор своим противникам: «врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною» ( Лк. 19:27 ). Так и давайте прикинем – кого должен был «избить» – т.е. казнить Государь? В первую очередь Государь конечно должен был казнить всех главных революционеров, заговорщиков и военачальников, участвовавших в государственном перевороте и вступившим в государственные должности. В этот первый «расстрельный» список, а вернее сказать «Список для казни через повешение» должны были войти все лица т.н. «Временного правительства»: военно-морской министр Гучков, министр иностранных дел Милюков, Председатель правительства князь Львов, министр юстиции Керенский, Председатель Госдумы Родзянко, министр путей сообщения Некрасов, министр торговли Коновалов, министр финансов Терещенко, министр земледелия Шингарев, министр просвещения – профессор Мануйлов, обер-прокурор Святейшего Синода Львов. Также в этот список следовало включить известных депутатов Шульгина, Бубликова, Ломоносова, Пуришкевича, Кокошкина и многих других со всеми их ближайшими друзьями, сподвижниками и окружением. Это, что называется «открытые враги». Думаю, что в этот список сходу набралось бы несколько сотен человек. Второй «Список для повешения» составился бы из изменников и предателей армейско-флотского военачалия. В него вошли бы генералы Алексеев, Рузский, Брусилов, Корнилов, Эверт, Сахаров, Иванов, Крымов, М.Д. Бонч-Бруевич, Батюшин, Данилов, Савич, Лукомский, Нарышкин, адмирал Колчак и еще многие другие высшие офицеры также со всеми своими ближайшими помощниками и сподвижниками. В общем – большинство всех т.н. «героев» современного «Белого движения» В этот список также бы поместилось несколько сотен человек. Замечу, что командующего Балтийским флотом – адмирала Непенина казнить не удалось бы, поскольку уже 4-го марта он был убит революционными матросами. |
| Родители взяли девочку с собою в Саров и, накануне моей встречи с ее отцом, больную купали в источнике. На следующее утро весь этот нарост с корнем отделился от ноги без всякой боли и без всякого средства. Зовут эту девочку Серафима. Отец ее, Михаил Матвеев-Крымов, служит ревизором вагонов на станции Лиски Юго-Восточных железных дорог. Из числа виденных мною больных, особую жалость возбуждает несчастнейший человек, которого держали в телеге на пригорке, под деревьями, близ источника. Когда мы подошли к этой телеге, я заглянул в нее и увидал лежащее под полукруглою крышей человеческое существо, которое поразило меня своими руками. Руки от самого плеча были тоненькие-тоненькие, страшно красные, и что было особенно ужасно – не были круглы, а плоские, как новомодные английские карманные карандаши. Около телеги стояла приятная, здоровая женщина, жена больного. К этому обезображенному недугом корпусу была приставлена совершенно на вид здоровая голова, с умным, располагающим выражением. Прикройте этого человека до шеи, – и вы, глядя на его лицо, не угадали бы, какую зловещую развалину он собой представляет. Он рассказал нам, что до военной службы он был очень силен, первым силачом по селу. Женился он рано, и у него растет теперь дома сын. Он взят был во флот, в Кронштадт, и там был определен в числе лучших матросов в учебную команду, для подготовки к званию машиниста. У него случилась сильная болезнь с жаром 41°. Доктора, вероятно, не поняли болезни и сажали его в ледяные ванны. С этого он захирел. Кажется, пред нами было то явление, которое в Евангелии названо словами: «расслабленный жилами». Чрезвычайно благоприятное впечатление производили как сам больной, так и его жена, красивая, полная жизни женщина, забывшая свою молодость для ухода за калекой-мужем. Сюда они приехали, как к последней надежде. Я очень жалею, что не возвращался после встречи с ними к источнику, и не знаю, что с ним сталось. Его зовут Иван Кругленков из села Шатрищ Шатрищевской волости Спасского уезда Рязанской губернии. Особое впечатление производило на народ прозрение слепых. |
|
|
