| Произведение дополнено кратким рассказом «О учениках строителя Елиазара», который выделен как часть «Сказания». Общие части «Истории» и «Сказания» текстуально близки, что говорит об использовании их авторами какого-то общего источника, которым, как можно предположить, было Житие Елеазара проложного типа с краткими сведениями о подвижнике, наиболее близкий текст к которому содержит «Сказание». Текст Жития в «Истории» разрывается дополнениями и вставками уточняющего характера. Составителя «Сказания» о Елеазаре для Соловецкого Патерика не могло удовлетворить Житие подвижника проложного типа, перечисляющее заслуги Елеазара – основателя скита. Включение биографии Елеазара в состав Патерика диктовало необходимость описания личных добродетелей святого, поэтому автор «Сказания» дополнил свой источник рассказами о прижизненных чудесах и видениях Елеазара. В результате – в центре «Сказания» оказались два наиболее ярких эпизода подвижнической деятельности Елеазара, а биографический материал о нем – в начале и конце повествования. По такой модели – от аттестации героя к изложению одного или нескольких эпизодов его подвижнической деятельности – строятся некоторые статьи в патериковой литературе. Они характерны, например, для Киево-Печерского патерика (Ольшевская Л. А. Своеобразие жанра житий в Киево-Печерском Патерике//Литература Древней Руси. М., 1981. С. 22). Для «Сказания» характерны два типа повествования. Один – справочно-информативный, с перечислением основных заслуг Елеазара и добродетелей святого – характерен для начальной части, как указывалось, имеющей своим источником проложное Житие Елеазара, и заключительной части, обнаруживающей текстуальную близость с тропарём Елеазару на 8 глас. От кратких и сухих перечислений добродетелей Елеазара отличаются те части «Сказания», где подробно рассказывается о наиболее значительных событиях жизни Елеазара – о видении и приезде к нему беса. Источник рассказа о видении – автобиографическое сочинение анзерского строителя, известное в одном списке 20-х гг. |
| Старший славянский список XI–XII в.: рукоп. Моск. Синод, б. 551 378 . Египетский Патерик («Сказание о Египетских черноризцах»): Historia monachorum, приписываемая Руфину Аквилейскому , и Historia Lausiaca Палладия Еленопольского 379 . Древнейшие списки – XV и XYI в.: рукоп. Тр.–Серг. Л. 710 (1915), 1493 г. (Опис. Ч. III, 99–104); Казанск. дух. Акад. 458 (Опис. II, 154 и д.); Четьи–Минеи м. Макария под 30 июня. По наблюдениям архиеп. Сергия, в славяно–русском переводе Лавсаика очень многих статей, несомненно, принадлежащих Палладию, нет, в первой части в расположении их крайняя сбивчивость, а вторая часть по расположению приближается к чистой редакции. Этот перевод сделан с неисправного греческого списка. После Азеллы следует конец сказания об Адолии без всякого смысла. О черноризице, согрешившей и покаявшейся, дважды сказано. Прибавлены в конце статьи, не находящиеся в «Лавсаике» , об Антонии и Арсении 380 381 ). В позднейших славяно–русских рукописях Лавсаиком («Лапсаик») называется компиляция, составленная из Луга Духовного, собственно Лавсаика и так называемых Скитских Патериков. Остатки проблематичного Великого Лимонария: «’Ανδρν αγων ββλος», или «Vitae Patrum», и «’Αποφθγματα των αγων γερντων» 382 . Старшие полные списки славяно–русского перевода относятся, насколько мне известно, к XIV и XV вв. 383 . По наблюдениям Востокова 384 , перевод «Αποφθγματα» сделан у Болгар, в древнем ещё периоде их словесности. Этот Патерик имеет в виду и преп. Нестор, когда говорит: «пишетъ въ отьчьскыхъ къннгахъ. слабоу быти послдьнюмоу родоу». (Усп. Со. л. 26, с). 385 . Иерусалимский или Палестинский Патерик 386 . Есть основания думать, что этот загадочный 387 Патерик явился не раньше 602 г., года смерти императора Маврикия 388 , и не позже конца тридцатых годов того же VII столетия 389 , когда Раифская обитель была окончательно разорена Арабами и тамошние иноки перешли на Синай 390 . Местом составления Патерика была Раифа, как можно видеть из такого замечания: «Повдаш намь нкаа пришедше к намь в раиоу» 391 . Списки греческого оригинала Патерика мне известны по рукоп. X в.: – Моск. Син. б. 342 392 , а славяно–русск. перевода – по рукоп. XV в.: Тр.–Серг. Л. 701, л. 119; Кир.–Белоз. м. 8/1247, л. 170 об., и др. 393 . |
| Что касается отношения преп. Нестора к Начальной Летописи, то все разнообразие мнений по данному вопросу можно свести к трем категориям. 1) Нестору принадлежит вся так называемая «Повесть временных лет», сохранившаяся, впрочем, – как утверждает большинство сторонников этого мнения с Татищевым и Шлецером во главе, – не в первоначальном своем виде, а значительно измененное и искаженное вставками, пропусками и ошибками позднейших переписчиков и редакторов. 2) Нестору в Повести времен. лет могут принадлежать только те статьи, которые непосредственно касаются истории Киево-Печерского монастыря. Таким образом вопрос о Несторовой Летописи отделяется от вопроса о Повести временных лет в том смысле, что Несторова Летопись не должна быть отождествляема с Повестью, как одна из составных ее частей. 3) Наконец, Нестор, автор Жития преп. Феодосия Печерского и Чтения о свв. Борисе и Глебе, и Нестор Летописец – ничего общего между собою не имеют, кроме имени ( П. С. Казанский , Голубинский, А. И. Соболевский). В современной исторической науке все права гражданства получил взгляд на Начальную Летопись, как на свод самого разнообразного исторического и литературного материала, нечего в роде исторической хрестоматии. Высказанное еще в 1820 г. Строевым, эхо мнение вполне подтвердилось учеными наблюдениями Соловьева, Срезневского, Сухомлинова, Веляева, Костомарова, Бестужева-Рюмина, Ключевского, A. А. Шахмахова, E. Н. Щепкина, M. С. Грушевского, С. Ф. Платонова и др. Самыми типичными выразителями такого взгляда на Начальную Летопись являются Костомаров, Бестужев-Рюмин и A. А. Шахматов. В летописный свод, известный под именем Повести временных лет, вошел целый ряд статей и заметок, касающихся специально истории Киево-Печерской обители, короче сказать – Печерская Летопись. В деле составления этой Печерской Летописи ближайшее участие принимал преп. Нестор: связываемый с его именем (в Печерском Патерике) «летописец» есть не что иное, как летопись Печерской обители за вторую половину XI-ro столетия. Вот единственно возможное решение давнего вопроса об отношении Нестора, составителя Жития Феодосия и Чтения о Борисе и Глебе, к нашей Начальной Летописи. Совершенно игнорировать свидетельство Печерского Патерика или различать двух Несторов современников: младшего, диакона, автора житий, и старшего – летописца, мы не имеем ни исторического, ни литературного права. |
| Л.А. Ольшевская. «Прелесть простоты и вымысла...» Жанр «патерика», сборника произведений о святых какой-либо одной местности, имел широкие географические рамки хождения и многовековую историю до того, как стал развиваться в русской литературе, поэтому так трудно выделить «свое» и «чужое», оригинальное и заимствованное в памятниках русской патерикографии. Переведенные с греческого на славянский язык в вв. Скитский, Синайский, Египетский и Римский патерики рано вошли в круг чтения древнерусского человека, приобщая его через простые по стилю и занимательные по форме рассказы о жизни монахов к высоким истинам христианства. По мнению В.Р. Федера, славянские переводные патерики принадлежали к золотому фонду Священного предания, которое по авторитетности не уступало Священному писанию 452 . Видимо, именно этим объясняется популярность патериков в древнехристианском мире и то, что многие из них стали своеобразными «народными книгами» средневековья. Позднее переводные патерики послужили литературной основой для составителей первых русских патериковых сводов 453 . Киево-Печерский патерик самый известный и в идейно-художественном отношении значительный памятник русской патерикографии, который только в рукописной традиции бытования имел около 10 редакций и свыше 200 списков. Феномен Киево-Печерского патерика, когда он стал первым и вершинным явлением в истории жанра в русской литературе, во многом объясняется «соборностью» средневекового сознания, преимущественно коллективным характером творчества, что ослабляется к столетиям, когда возникают поздние патериковые своды, а также, в немалой степени, внутренними потенциями самого жанра, который позволял резко раздвинуть границы русского сонма святых за счет геройного ряда патерика. Открытость формы приводила к «подпитке» патерика за счет кон тактов с другими жанрами и жанровыми системами (летописание, учительная проза, жития святых, монастырский эпос и др.). Авторы Киево-Печерского патерика были открыты и к восприятию художественного опыта других национальных культур, выступив в роли прилежных и талантливых учеников 454 . |
| Издания: Яковлев В. Памятники русской литературы XII и XIII вв. СПб., 1872 (первое критич. изд. с пропусками и перестановками, неудовлетворительно); Абрамович Д.И. Патерик Киевского Печерского монастыря. (Памятники славяно–русской письменности. Вып.2). СПб., 1911 (2-я Кассианова ред. 1462 г.: С. 1–134; Арсениева ред. 1406 г.: С. 137–219); он же. Киево-Печерский Патерик. (Пам’ятки мови та письменства 4). Киев, 1930 (перепеч.: Das Paterikon [прим. 156]) (2-я Кассианова ред.); Поп Р. (Pope R.) Древнейший отрывок послания Симона к Поликарпу//ТОДРЛ. 1969. Т.24. С.98–100 (новое изд. фрагмента слова 14) [Киево-Печерский патерик/Подг. текста и перев. Л.А. Дмитриева//ПЛДР, XII век. Μ., 1980. С.413–626 (2-я Кассианова ред. по изд. Абрамовича). – Прим. изд. (А.Н.)]; нем. перев.: Benz Е. (прим. 678). S.82–156 (слово 8: Житие Феодосия); S. 175–243 (слова 1, 18, 20, 22, 25, 28–34 с некоторыми сокращениями) (по 2-й Кассиановой ред. в изд. Д. Абрамовича 1911 г.); Onasch К. Altrussische Heiligenleben. Wien, 1978. S. 107–137 (пять слов по изд. Д. Абрамовича ); Zenkovsky S.A. Aus dem Alten Rußland – Epen, Chroniken, Geschichten. München, 1968. S. 102–124; Das Väterbuch des Kiewer Höhlenklosters/Hg. D. Freydank, G. Sturm. Leipzig, 1988 (=Graz, Wien, Köln, 1989); англ, перев.: Casey R.P. (прим. 279). P. 387–392, 396 (слова 14:24); Heppell Μ. (прим. 279). P. 220–233 (слова 14, 24, 27 [в сокращ.]); Puhalo L., Novakshonoff V. The Kiev Caves Paterikon. (The Russian Millenium Series. 1). Chilliwoch, B.C. (Canada), 1980 (сокращ.); Heppell Μ. The Paterik of the Kievan Caves Monastery. (Harvard Library of Early Ukrainian Literature. Engl. Translations. 1). Cambridge (Mass.), 1989. (Польск. перев.: Pateryk Kijowsko-Pieczerski czyli opowiešci o šwi§tych oj each w pieczarach kijowskich poloonych/Oprac. przel. L. Nodzyska. (Slavica Wratislaviensia. 66). Wroclaw, 1993.) Всякое обсуждение Патерика, с исторической или богословской точки зрения, осложняется тем обстоятельством, что отдельные его части были созданы различными авторами или подвергались обработке разных редакторов. В результате текст в нынешнем его виде не обнаруживает единства (либо поступательного, структурного или языкового, развития) ни в жанровом, ни в содержательном отношении. Дополнительные проблемы возникают вследствие наличия для отдельных частей текста параллельной традиции (Повесть временных лет) или текстуальных вариантов (Житие Феодосия, Слово о латынех). И все же единая внешняя и внутренняя история монастыря a posteriori образует некую красную нить сборника. |
| пол. XVI в.; 4°; VII 253 л. III; полуустав двух почерков (I – л. 1–4, II – л. 5–253). Печерский патерик занимает л. 5–132 об.; список полный. 55. Гос. архив Ярославской обл. 456(201) 554 . Сборник житий, слов и повестей перв. пол. XVII в.; 8°; 426 л. III; полуустав. Печерский патерик занимает л. 1–255; дополнения читаются на л. 255–267; список полный. Третий вариант (А I V,3 ) восходит к редакции А . Литературный «конвой», кроме Поучения Феодосия к келарю, включает Слово об авве Логине из Скитского патерика. Дополнительные статьи расположены в конце списков. 56. РНБ. Собр. М.П. Погодина (Ф. 588) 899. Ркп. XVI в.; 4 ; 176 л. I; полуустав. Список полный. О ркп. см.: Ш – с. 47. 57. РГБ. Собр. Г.М. Прянишникова (Ф. 242) 92. Сборник слов, поучений, житий кон. XVI – нач. XVII в.; 1°; 183 л. (8 чист.); полуустав. Печерский патерик занимает л. 68–164; список полный, после Слова об авве Логине следуют другие статьи из переводных патериков. Четвертый вариант (А ). Известен в единственном списке, отличном по составу и расположению материала от всех предшествующих. Он содержит Слово о первых черноризцах печерских (Дамиане, Иеремии, Матфее), житие иконописца Алимпия, разбитое на три самостоятельных части, имеющие киноварные заголовки, рассказ о Спиридоне, начало «слова» об Онисифоре. Поучение Феодосия к келарю и Слово об авве Логине не завершают Патерик, а, вторгаясь в пятериковый ансамбль, стоят между рассказом о Феодоре и Василии и житием Прохора Лебедника. Список включает второй отрывок из Скитского патерика – Слово о Конане, «сухом мнихе», который тематически близок к сказанию Симона о Никоне, поэтому и предваряет его. Причина изменения состава и структуры Патерика, скорее всего, кроется в попытке сверить текст памятника с первоначальным (по спискам редакции О II ), что привело к включению статей, обычно отсутствующих в списках Арсеньевской редакции. Перегруппировка «слов» внутри сборника ликвидировала деление на основной и дополнительный состав Патерика. Однако в целом она не противоречила тенденции «равнения» редакции А на традиции переводной патериковой литературы. |
| «Монашество было», говорит он (21), «тем учреждением, которое выработало дисциплину тайной исповеди и институт духовника. Поэтому (курсив наш) наиболее обстоятельные данные о древнейшей покаянной дисциплине на Руси мы получаем из источников о Киево-Печерском монастыре». Нам кажется, что обилием сведений об устройстве исповеди в Киево-Печерском монастыре мы обязаны тому, что вообще сохранилось большое количество источников, говорящих об этом важнейшем из древне-русских монастырей (летопись, патерик и др.). – Характеризуя приходское духовенство, автор правильно на наш взгляд поступает, вводя подразделение характеристики по местностям и отмечая отличие порядков в северной Руси с ее волостями-приходами, редкими церквами и малочисленным духовенством. В северной Руси духовническая организация связана с приходской, в остальной независима от нее и проникнута полнейшей свободой с обеих сторон, и со стороны духовника, и со стороны духовного сына. Следует однако сделать —613— оговорку, что характеристику приходской организации духовничества нельзя распространять на большие северные города с их многочисленными церквами и монастырями. В главах II и III проф. Смирнов дает обстоятельную характеристику нравственного значения, бытового положения и официальной деятельности древне-русского духовника. В представлении древнерусского общества нравственное значение духовника было очень высоко. Духовному отцу подобает безусловное послушание. Его воля в нравственно-религиозной сфере – закон для его духовных детей. Духовный отец – молитвенник и предстатель за духовных детей пред Богом. «Покаяльная семья», как автор обозначает союз духовного отца с детьми, отражает на себе черты древнерусской юридической семьи с безусловной властью в ней отца. Идеально духовный отец не сменяем, и разлучает его с покаяльной семьего только смерть. Однако в жизни этот идеал оказывается недостижимым и в действительности наблюдается и смена духовников, и одновременное существование нескольких отцов духовных у одного духовного сына. |
| В другой раз бесы приходят под видом кирилловских жителей: «Да и во многие дни великие беды бси творили, являяся овогда служками их, кириловскими, овогда старцами, грозяся всякими злобами...» Внешний облик антропоморфных демонических персонажей неконкретен, расплывчат. Однако бесы, досаждающие Никону в зооморфных видах, «выглядят» в соответствии с народными средневековыми представлениями о «масках» нечистой силы и её способностях перевоплощаться в животных и птиц, а также с представлениями об окне как нерегламентированном входе в жилище 684 : «А в окна и нынча пакостят, какъ не затворены, овогда зврми страшными являются, грозяся, овогда птицами нечистыми показуются». Внешний вид бесов, охарактеризованный Никоном, соответствует и восходящим к местной народно-поэтической традиции представлениям 685 монахов Киево-Печерского монастыря об облике нечистой силы. В рассказе о преподобном Исакии пещернике из Киево-Печерского патерика (Слово 36) говорится о том, как Исакий, обретя чудесную власть над нечистой силой, пройдя испытание бесовским прельщением и обманом, в очередной раз увидев пришедших к нему бесов, заключил: «Якоже бсте вы мене прелстили во образ Иисуса Христов и в аггельстм, недостойни суще таковаго сана, но се въистинну является в образ зврином и скотием, и змиами и всякым гадом, аци же и сами есте» 686 . Вечером, накануне появления бесов, внимание Никона привлекла птица, залетевшая в кельи: «И того вечера птица, невдомо откуды взявшися, яко вранъ черна, пролетла сквозь кльи во вс двери и исчезла, неведомо куды» 34, л. 219). Тенденция видеть мистический «знак», символический смысл в происшествиях с залетевшими в помещение птицами была свойственна Никону и раньше. Например, в начале лета 1666 г. патриарху Никону стало известно, что 20 мая в алтарь соборной церкви Иверского монастыря влетел соловей, сел на горнем месте на окне «и пел дивно». Настоятель велел пономарю его поймать и посадить в приготовленную клетку. Соловья поймали в шапку живого и принесли архимандриту, «и тот, де, соловей у тебя, архимандрита, умер в руках». |
| «В ряду препятствий, мешающих успехам в деле изучения русских древностей языка и словесности, нельзя забыть и еще одного, испытанного многими исследователями: это – трудность, иногда невозможность овладеть всеми нужными сведениями и пособиями по христианской греческой литературе… Не редко приходится остаться только при знании, что искомый подлинник не издан, или что он даже и не найден. Нередко вместо греческого подлинника приходится довольствоваться латинским и притом не совершенно верным переводом. Не редко вырывается сожаление или даже досада, что после стародавних прекрасных трудов по византийским и вообще христианским древностям, явившихся в прошлые века, ученая деятельность по ним слабела все более и теперь почти что прервана, так что редко, редко издается что-нибудь напоминающее по достоинствам выполнения удивительные работы старинных ученых. Во всяком случае, работая над переводными книгами нашей древности, надобно работать и над подлинниками " … К сожалению, со всеми этими затруднениями приходится считаться и теперь, более 25-ти лет спустя после Срезневского и Яковлева. Представленным нам наличным положением вопроса о Киево-Печерском Патерике, как историко-литературном памятнике, я и могу мотивировать появление своего скромного труда. Последний историк нашей древней литературы, проф. П. В. Владимиров, вынужден лишь выразить сожаление, что «остаются невыясненными вопросы о древнейшем составе этого памятника, о его источниках и самих авторах» 7 . Конечно, я далек от мысли, что вся недоконченнная исправил и, как на смягчающее вину обстоятельство, сошлюсь на необходимость многогранности в моей работе, требовавшей экскурсов в довольно разнообразные научные сфера, при том такие, где вообще трудно было ожидать радушного приема: напомню, напр., вековой вопрос о Несторовой Летописи или вопрос о греко-славянских Патериках с их «mira varietas». Сравнительно очень много место отведено в моем исследовании внешней литературной истории памятника: в данном случае я исхожу из той несомненной мысли, что это, действительно, одна из ближайших задач изучения древнерусской книжности 8 . |
| Наконец, замечу, что и киево-печерская точка зрения на просвещение напоминает богомильскую нетерпимость. Умение говорить на иностранных языках: еврейском, греческом, латинском и других Поликарп причисляет к болезненным припадкам бесноватого. Прилежное чтение книг, в ущерб молитве, и изучение ветхозаветных писаний в Киево-Печерском Патерике считается бесовским прельщением. Симптоматично также отношение к Ветхому Завету в послании к архимандриту печерскому Акиндину 321 , где Поликарп рассказывает «о Никите затворнице, иже бысть посем епископом Новуграду» 322 : «Не можаше никтоже стязатися с ним (т.е. Никитою) книгами ветхаго закона, весь бо из оуст имеаше: бытие, исход, левита, числа, соудии, царства и вся пророчества по чину, и вся книгы жидо- вскиа сведяше добре; евангелиа же и апостола, яже в благодати преданыя нам святыя книга на утверждение наше и на исправление сих николи же восхотел видети и слышати ни почитати». Всем стало ясно, что Никита «прельщен от врага». Тогда преподобные отцы во главе с игуменом Никоном помолились о прельщенном и отогнали от него беса. Когда же после этого они стали расспрашивать исцеленного о ветхом законе, «хотяще слышати от него что; сий же кленяшеся, яко николи же читав, иже преже умеяше из оуст жидовскиа книги, ныне же ни едина слова не съвес(ть), испроста рещи. Отци едва наоучиша его грамоте». Из этого рассказа видно, что знание Ветхого Завета в Печерском монастыре считалось бесовским наваждением. Между тем известно, что и в богомильстве Ветхий Завет не пользовался авторитетом. Указанными примерами, число которых можно бы значительно увеличить, я, конечно, не имею в виду проводить знак полного равенства между богомильством и основным содержанием древнерусской церковной книжности. Такого равенства быть не могло. Во-1-х, на русском кругозоре не могли не сохраняться и отпечатки светской идеологии, с которою искали и должны были искать примирения более поздние взгляды. Во-2-х, указанные точки зрения не были единственными в древнерусской книге. Напротив, содержание ее обнаруживает замечательное многообразие взглядов, частью скрещивающихся, частью взаимно противоречащих, которые остались историческим отслоением разных эпох и, постепенно вливаясь в состав церковной книжности, лишали ее единства общего мировоззрения. |
|
|
