| Я Вас не обидел, то есть в Калугу также не писал доныне 28 . Постараюсь написать, и, если забуду дать отчет, можете допросить меня еще раз. Хорошо, что уединение позволяет Вам заниматься желаемым и полезным. Бог да благословит Ваши занятия, особенно то, которое имеет целью пользу духовную. Мне, видно, не прийти, чтобы вмешаться в беседу между Вами и почтенным родителем Вашим. Будьте Вы перед ним свидетелем моего почтения и благодарности за его воспоминание обо мне. Сего довольно, в среду после всенощной, а завтра, в четверг, праздник, и надобно не писать к Вам, а молиться, и о Вас, аще дарует Господь с любовию и с желанием всякого блага. Филарет, м[итрополит] Московский Письмо 10(50). 22 июня 1839 г. М[илостивый] Г[осударь] Анд[рей] Ник[олаевич]! Не должно пропустить добрый случай, чтобы не сказать Вам: мир. На письмо Ваше я Вам отвечал. Если можно иметь от Вас другое, хорошо бы узнать от Вас, если что знаете, о времени прибытия в Москву Государя Императора, в Москву ли прямо или мимо нее в Бородино и уже оттуда в Москву. Я получил повеление быть в Бородине, но ничего не знаю, когда там быть и что там потребуется. Наугад распорядиться не очень удобно. Не худо бы знать, что делается с изданием правил. Показан ли Греческий текст академику Грефе и как он отозвался? Дело позволяет надеяться отзыва благоприятного, а если бы случились замечания, желательно знать, чтобы видеть правду или показать ее. Каково кончено дело Чудовской церкви, спросите Ивана Акимовича, который ее видел. А я начинаю в сем деле видеть Промысл Божий. Медленность и запутанность надобны были, чтобы оно сделалось. Если бы сначала узнал я правду, какая потребуется издержка, я не почел бы ее возможною и отказался бы от дела. Если бы дело сделалось скорее, я не знал бы, как платить. И теперь дивлюсь, что за один иконостас отдано более 100 000 р., и мы еще не слишком затруднены. Благодарение Богу и Святителю Алексию. При стеснении делами и людьми меня несколько расстраивает лечение. Чувствую, что оно нужно и не без пользы, но уменьшает количество работы, которая от меня требуется. |
| Внезапно, увидев богато одетого Вавилевскрго, к нему подсел какой-то мужичок: - Пожалуйте, барин, угостите, значится… - Да, не барин я, не жалко мне для народа! – дрожащим голосом ответил Александр и налил ему стопку. - Да, как не барин-то… Воно, как одет! – удивился мужик. А потом, подумав, почесав затылок, добавил: - А….ааа! Так вы ж этот, как его, … рыбеляр! Этоть как барин, а не барин, за народ, за мужика! - Во-первых, не рыбеляр, а либерал! А, во-вторых, я не либерал! Я революционер-передвижник, свободный радикал! И тут, видимо, подхватив смысл исполняемой песни, собеседник заговорил: - А места-то наши дикие, проклятые! И опушкою ходить не надоть… После этого мужик, выпучив глаза и перекрестившись, продолжил: - В лесу, слышь-ко, сам атаман Бешбармак Тимофеевич клад свой проклятый стережет… …Был, сказывают, у прошлого барина мужик крепостной, Мартын. Исправно работал, да не любили его приказчики. Лупили до костей, весь урожай и сено отнимали. Со всей семьею Мартынко голодал… И вот, значится, услыхал от стариков, что в лесу клад старинный закопан. Вот и думает Мартынко: «Найду клад и заживу как барин Бефстроганов, а то и как сам Амператор». И вот, значится, на Ивана Купалу, в полную луну, пошел он клад искать. Глядит, - папоротник зацвёл. Ну, ведомо, копать принялся… Выкопал ларь. А в нём, слышь-ко, сам Атаман Бешбармак Тимофеевич и был! – Мужик снова перекрестился. - Ох, и страшен! Ну, мертвец-то, он, знамо, страшен. Так и убил он Мартынку…. Наутро мужики в канаве нашли. Без головы и сердце вырвано. Так вот, с той поры, на каждого Купалу, Атаман из земли выходит и по Округе бегает! Кур да коров давит! А, сказывают, что и барыню новую во прошлом годе съел… Вот. Вавилевский думал рассказать невежде, что сие есть антинаучный бред, но после третьего штофа язык не поворачивался. Александр погрузился в сон… - Защищайтесь, Бондаренко! Не видать Вам, ч..т возьми, доньи Хуаниты… - Отнюдь, дон Эрнесто Паскуале, сегодня я Вас отправлю на корм грифам. Бондаренко и Паскуале скрестили шпаги над пропастью, в сердце самих Анд, куда наконец-то добрались христиане. Святая конкиста Испанской короны распространилась и на Новый Свет! |
| — Да нет, я не обижаюсь. Прости, не привыкну ещё — ряса, приход, детдом, отец Флавиан. Как из другого мира. — Да, собственно из другого и есть, ну об этом потом, если Бог даст. Алёш, извини, мне ехать пора, я на своём «козле» до дому и так лишь ночью доеду, а мне ещё в два места заскочить. Вот тебе «из этого мира» — визитка моя, тут адрес, телефон, к сожалению только мобильный — место у нас глухое — не телефонизировано. Ты может в гости когда надумаешь, у нас рыбалка — я помню ты любил — знатная. Баньку деревенскую тебе организую, мне нельзя теперь — сердце. Ну и мало ли, может жизнь так прижмёт, что потянет кому душу излить, так это моя профессия — души-то. В общем, будь здоров, думаю — увидимся. — Счастливо Анд… отец Флавиан! Ой, подожди! Возьми вот для детдомовцев твоих сотку «баксиков», купи им чего-нибудь за моё здоровье. — Спаси тя Господь, Алёша! Будем за тебя молиться с детьми. — Да ладно! Счастливо! И, глядя как мой бывший однокурсник уносил свои, прикрытые потрёпанной рясой, многие килограммы, опираясь на палочку и слегка прихрамывая, сопровождаемый, что-то ему взволнованно говорящей, чёрной старушонкой, я в третий раз за час произнёс новые для меня слова: — Господи помилуй! Ну, дела! Туфли я взял итальянские. Андрей-Флавиан оказался пророком. Жизнь прижала гораздо раньше чем я мог предполагать. И прижала так, что я чуть не взвыл. Во первых: вся моя, весьма прилично оплачиваемая, работа оказалась под вопросом. На руководство «наехали» ревизоры, аудиторы, все виды проверок, счета нашей фирмы арестовали — началась какая-то большая закулисная игра вокруг больших денег. Всему нашему отделу было предложено уйти в неоплачиваемый отпуск. Ориентировочно — на месяц. Но большинство моих коллег мигом отправило свои «резюме» в Интернет. Некоторые начали искать новую работу по знакомым. Я же, будучи измотан внеплановыми командировками и плановым ухаживанием между ними за оператором счётного отдела Леночкой, за последний месяц умотался вконец, и ещё до начала событий хотел просить неделю «за свой счёт». Поэтому, плюнув на неопределённость своего положения, положившись на некоторые сбережения, могущие в самом худшем случае продержать меня на плаву какое-то время, я решил не суетиться с работами и сколько-нибудь отдохнуть. |
| м борных ц о р . . при (Ст. 2) б(о)ж …… тъ ор. изстари пре[ж] сево при ми[трополитехъ] и св(я)тейшхъ и патриархе[х] п[о mi]p- [ски]м(ъ) ц(е)р[ква]м не [бы]вало и о том в ц ..м (Ст. 3). Москве уч[и]нила[сь] м[о]лва великая и всяких чинов православни[е] людие от ц(е)рквей Б(o)ж[iu]x учали отлуча[тися] за долгим и безвременным пением. И г(о)с(у)д(а)рь ц(а)рь и великий кн(я)зь Алексей М[ихайло]- вич всея Руси указал своему г(о)с(у)д(а)р(е)ву б(о)гомолцу св(я)тейшему Иосифу п[атри]- арху московскому и всея Руси с митрополи[ты] и архиеп(и)ск(о)пы и еп(и)ск(о)пом и с черным[и] властьми о том посоветоват… как лутче быти. И св(я)тейший Иос[иф] патриарх московский и всея Русии с митрополиты и со архиеп(и)ск(о)пы и еп[ископом] с Варлаамом митрополитом Ростовским и Ярославским, с Серапионом митро[по]- литом Сарским и Подонским, с Маркел[ом] архиеп(и)ск(о)пом Вологоцким и Великоперм- ским, с Моисеем архиеп(и)ск(о)пом Резан[ским] и Муромским, и Ыоною архиеп(и)ск(о)пом (Ст. 4). Тверским и Кашинским, с Рафаил[ом] еп(и)ск(о)пом Коломенским и Кошинским[ъ] и со архимандриты с Троецким Анд[ре]- яном, с Рождественским из Воло[ди]- меря Варсунофьем, с Чюдовским[ъ] Кирилом, с Симановским Ильею, с Онд[ронь]- евским Селивеством и с ыгумены з [Бого]= явленским изза Ветошного ряд[у] с Пафнот(ь)ем, з Знаменским Варламом, с Соловецким Ильею, с Угретс[кимъ] Нифонтом, з Даниловским из[за] Москвы реки с Ыванномъ, пр(е)ч(и)ст[ы]е Донские 11 , с Новинским Кирилом и с протопопы з Б(о)городицким Григорием, со Архангельским Никифор[ом], с Р(о)ж(е)ственским из под колокол с Ондреем, с Стретенским с сеней Тимофеем, с Спа[ски]м, что на дворе, с Силою, с Никольск[им] Густунсково Климанто, с Черниговским Михаилом да с Олександровским Феодором, с Вознесенским Иакимом, с Покровским, что на рву, с Володимером и со всем осв(я)щенным собором со[ве]- товали и уложили: как бы[ло] при прежних св(яти)т(е)лех митрополитех[ъ] и пратиархех по всем приход[ским] ц(е)рквам б(о)ж(е)ственной службе быти по прежн[ему], а внов[ь] ничево не всчинати. К сему при- |
| — Разве нам придется перевалить через Анды? — живо спросил Дик Сэнд. — Нет, юный друг мой, нет, — улыбаясь, ответил американец. — Ведь я сказал: «нужно перевалить», я не сказал: «мы перевалим через горы». Не беспокойтесь, нам не придется выходить за пределы этого плоскогорья, а на нем самые высокие вершины не превышают полутора тысяч футов. При тех средствах передвижения, какими мы располагаем, было бы чистейшим безумием предпринимать поход через Анды. Я бы ни за что этого не допустил! — Много проще было бы идти берегом, — сказал Дик Сэнд. — О да, во сто раз проще, — согласился Гэррис. — Но ведь гациенда Сан-Феличе расположена по эту сторону Анд. Таким образом, в течение всего путешествия нам не представится серьезных препятствий. — А вы не боитесь заблудиться в лесу? — спросил Дик Сэнд. — Ведь вы впервые путешествуете здесь. — Нет, мой юный друг, не боюсь, — ответил Гэррис. — Я отлично знаю, что этот лес подобен безбрежному морю или, скорее, морскому дну, где даже моряк не смог бы определить своего положения. Но ведь я привык странствовать по лесам и умею находить в них дорогу. Я руководствуюсь при этом расположением ветвей на некоторых деревьях, направлением, в котором растут их листья, рельефом и составом почвы, а также множеством мелочей, которых вы не замечаете. Будьте покойны, я приведу вас и ваших спутников прямо в нужное нам место. Обо всем этом Гэррис говорил очень уверенно. Дик Сэнд и американец шли рядом впереди отряда дорогой они часто обсуждали подобные вопросы, и никто не вмешивался в их разговор. Если у юноши и оставались кое-какие сомнения, которые американцу не удавалось рассеять, то он предпочитал хранить их пока про себя. Дни восьмого, девятого, десятого, одиннадцатого и двенадцатого апреля миновали без всяких происшествий. В среднем отряд проходил восемь-девять миль за двенадцать часов. Остальное время уходило на остановки для еды и на ночной отдых. Путники чувствовали некоторую усталость, но, в общем, состояние здоровья у всех было удовлетворительное. |
| На следующее утро в восемь часов маленький отряд двинулся вдоль тридцать седьмой параллели на восток. Во главе ехал катапас, замыкали шествие пеоны. Дорога пересекала плодородные земли, обильные виноградниками и пастбищами. Но постепенно местность становилась пустыннее. Лишь изредка то тут, то там попадались хижины «растреадорес» — индейцев-охотников за дикими лошадьми, знаменитых на всю Америку, или же какая-нибудь брошенная сменная почтовая станция, а ныне приют бродяги туземца. Две реки преградили за этот день путь отряду: река Раке и река Тубаль, но катапас нашел брод, и путешественникам удалось переправиться на противоположный берег. На горизонте простиралась горная цепь Анд, становясь все выше по направлению к северу, с все более частыми и частыми пиками. Но это были еще только предгорья огромного станового хребта Нового Света. В четыре часа пополудни, после перехода в тридцать пять миль, путешественники сделали привал на просторе, под сенью гигантских миртовых деревьев. Мулов разнуздали, расседлали и погнали пастись на густой траве пампы. Из мешков вынули мясо и неизменный рис. После ужина все улеглись на землю, пелионы заменили им одеяла и подушки, и путешественники погрузились в глубокий, восстанавливающий силы сон. Катапас и пеоны бодрствовали поочередно всю ночь. Так как погода была очень благоприятной, так как все участники экспедиции, не исключая Роберта, хорошо себя чувствовали и так как путешествие началось при столь счастливых предзнаменованиях, то следовало воспользоваться этим, идти вперед и не «упускать счастья», как говорят игроки. Таково было общее мнение. На следующий день двигались быстро, благополучно переправились через пороги Рио-Бель, а вечером, когда расположились лагерем на берегу реки Био-Био, протекавшей на границе между Чили испанским и Арауканией, Гленарван мог отметить в походном дневнике еще тридцать пять пройденных миль. Местность не меняла своего облика. То был плодородный край, кругом обилие амариллисов, фиалковых деревьев, дурмана, кактусов, покрытых золотистыми цветами. Какие-то звери, среди них дикая кошка, притаились в чаще. Пернатых было мало, лишь порой мелькали то цапля, то одинокая сова, то спасающиеся от когтей сокола дрозды и чомги. |
| Мак-Наббс попытался отвлечь Гленарвана от его горестных мыслей. Долго уговаривал он друга, но тот, казалось, не слышал его и только отрицательно качал головой. Наконец он пробормотал: — Выступать? — Да, выступать. — Подождем еще час. — Хорошо, подождем, — согласился майор. Час прошел, Гленарван стал умолять переждать еще час. Казалось, что это приговоренный к смерти молит о продлении жизни. Так шло время приблизительно часов до двенадцати. Наконец Мак-Наббс, посоветовавшись со всеми, решительно заявил, что надо отправляться в путь, ибо от этого зависит жизнь всех его спутников. — Да, да, — отозвался Гленарван, — надо, надо отправляться. Но, говоря это, он не глядел на Мак-Наббса. Его взор был устремлен на какую-то черную точку высоко в небе. Вдруг он поднял руку и замер. — Вон там, там! — крикнул Гленарван. — Смотрите! Смотрите! Все взглянули туда, куда он так настойчиво указывал. В это время черная точка заметно увеличилась. Это была птица, парившая на неизмеримой высоте. — Это кондор, — сказал Паганель. — Да, кондор, — отозвался Гленарван. — Как знать! Он несется сюда, снижается… Подождем. На что надеялся Гленарван? Не помутился ли его рассудок? Что значили слова: «Как знать»? Паганель не ошибся: все яснее и яснее можно было разглядеть кондора. Этот великолепный хищник, перед которым некогда благоговели инки , был царем Анд. В этом краю он достигает необычайно крупных размеров. Сила его изумительна, он нередко сталкивает в пропасть быка. Он набрасывается на бродящих по равнинам овец, козлят, телят и, вцепившись в жертву, поднимается с ней на большую высоту. Нередко кондор парит на высоте двадцати тысяч футов, то есть на высоте, недоступной человеку. Отсюда этот невидимый царь воздушных пространств зорко оглядывает землю и замечает там такие неуловимые глазом предметы, что изумляет естествоиспытателей. Но что такое заметил этот кондор? Быть может, труп Роберта Гранта? — Как знать! — повторял Гленарван, не спуская с него глаз. А чудовищная птица приближалась, то паря в воздухе, то стремительно падая вниз, словно неодушевленное тело, брошенное в пространство. Но вскоре хищник начал описывать большие круги не выше, чем семьсот футов над землей. Теперь кондора можно было рассмотреть ясно: ширина его могучих распростертых крыльев превышала пятнадцать футов, он держался в воздухе, еле взмахивая ими, так как большим птицам свойственно летать с величественным спокойствием, тогда как насекомым, чтобы удержаться в воздухе, приходится беспрестанно махать крыльями. |
| Но, положим, от внешнего холода можно защититься, как защититься от того, который в здешних продувных домах? Боюсь этого потому, что это имеет большое влиянье на мои занятия. Вообще в этом году я весьма поздно распорядился со всеми моими делами, и причиною этому лень, одолевшая мною в Малороссии. Нечувствительно я выучился откладывать до завтрашнего дня, чего у меня прежде никогда не было. Это самая скверная и губительная привычка. Замечанье это для сестер, которые, пока молоды, еще не могут чувствовать всю ее гадость. Особенно не нужно отлагать исправленья себя в чем-либо уже замеченном, но нужно начинать его с сегодняшнего дня, а не с завтрашнего. Человек нечувствительно с летами набирает столько гадостей, что сам не ловит себя заблаговременно на всех мелочах. Можно сделаться нечувствительно из доброго несносным для всех. Уведомьте меня, говорили ли вы Юркевичу за лес, который возле Черныша , пришло ли разрешенье продавать его? Хорошо бы воспользоваться перевозкой в то время, когда дороги еще хороши. Прощайте. Прилагаю при сем два письмеца — к Андрею Андреевичу и Дмитрию Анд . Передайте поклон мой отцу Антону , Ивану Григор Крикуневичу и Немченко . Обнимаю вас всех. Гоголь А. В., октябрь — ноябрь 1850 198. А. В. ГОГОЛЬ. Я не сержусь на тебя и даже не удивляюсь твоему отъезду потому что ты еще ни одного разу меня не послушалась. Я вовсе не забочусь о том, чтобы мои советы исполня , уверенный, что бог всё строит к лучшему. Так и теперь могут тебе представиться многие обязанности, важнейшие тех, которые были бы дома. Но я только прошу тебя, ради бога, обрати сама внимание на самую себя. В твоем характере, незаметно от тебя самой, вырастает строптивый дух своеволья и непокорства. Покорись хоть себе, если не хочешь никому покориться. Говорю тебе, что, если не приобретешь той милой кротости, того радушного желанья всем служить, всем угождать, думать о других, позабывши себя, которые одни только придают неизъяснимую прелесть всем движен женщины и на лицо кладут постоянную ясность, — ты никому не понравишься и не исполнишь тем обязанностей, о которых помышляешь. |
| «В Казани, – писал он, в частности, – с большою торжественностию встречают 28 Июля Смоленскую Божию Матерь. В торжестве принимают участие не только жители Казани, но и живущие в её окрестностях; составляется и парад со всех частей войск. К этому времени прибыл в Казань и наш бригадный командир А.С.Анд-ев, а вслед за ним и инспектор всех военно-учебных заведений, генерал Б.Л.Зейд-р 61 . Первый отдал приказ о назначении в парад всех кантонистов. Вот тут то и мы волей-неволей должны были сделаться участниками христианских торжеств; а Иван Авимович 62 , любивший щеголять нами, распорядился, по прибытии нашем на плац-парадное место, поставить нас на правом фланге так, чтобы мы сделались первыми зрителями христианской святыни, которая для нас, как иудеев, была ненавистна (евреи считают поклонение иконам идолопоклонством, почему и отворачиваются при виде иконы); но тут случилось другое: независимо от нашего жестоковыйного сердца, глаза наши должны были видеть, как говорится, в оба, то, чего мы не хотели – христианскую святыню. Как только стало приближаться многочисленное духовенство в светлых ризах с хоругвями и св[ятой] иконою, наш высший начальник скомандовал: «Смирно! Шапки долой, глаза направо»! Все мы, как один человек, увидели пред собою величественную благолепную икону Богоматери и смотрели на неё безотчётно внимательно, даже с некоторым удовольствием. Этому могло способствовать благоговение и поклонение, которое оказано было святой иконе тысячами христиан, горячо молившихся пред Богоматерью. Казалось, что весь, стоявший тут, православный народ обратился, как бы в молитву. Глядя на всё это, нельзя было не заключить нам, что есть что-то в святой иконе, достойное почитания и поклонения. Так думали мы и рассуждали долго о виденном. С того времени перестали мы отворачиваться от св[ятых] икон. Сила чудотворной иконы Богоматери видно коснулась нашего иудейского бессилия, и мы скоро почувствовали это». 63 В Вольске: от иудейского «законника» к православному миссионеру Простившись с Казанью, где у него остались друзья среди евреев-кантонистов, Вульф Нахлас оказался в городе Вольске Саратовской губернии – в Саратовских батальонах военных кантонистов (СБВК). Именно за Саратовскими, а также Симбирским, батальонами военных кантонистов к тому времени уже закрепилась репутация признанных центров миссионерства среди приписанных к военному ведомству евреев. Среди подвизавшихся на этом поприще священнослужителей здесь находились такие известные православные деятели, как епископ (а затем – архиепископ) Симбирский и Сызранский Феодотий (Ф.А.Озеров), епископ Саратовский и Царицынский Иаков (И.И.Вечерков), протоиереи П.И.Бибиков и Г.И.Чернышевский 64 . |
| О исходе душ праведников и грешников, то есть, каким образом они разлучаются с телом, и в каком состоянии пребывают Источник Скачать epub pdf Греческий подлинник сего слова в первый раз издан в свет ученым Вильгельмом Каве по рукописи Лейпцигской Павловской Библиотеки с Латинским переводом Генр. Вартона (Cav. Hist. Litt. Тот. I. pag. 258). После с той же Лейпцигской рукописи, по снесении ее с другими двумя Венскими, вновь. Перевел его и издал Ян. Толлий (Toll. Insign. Itiner. Ital. pag. 192–199). Сему последнему изданию, как исправнейшему, следовал Анд. Голландий в своей Библиотеке Отцов (Тот. VII. pag. 237), откуда сделан и настоящий Русский перевод. Лейпцигская и одна из Венских рукописей приписывают сие слово самому Макарию Александрийскому . Одинакового содержания с сим словом, впрочем гораздо обширнейшее и более к деятельному наставлению направленное находится в следованной Псалтири под именем того же Писателя. Но другая пергаментная рукопись той же Императорской Библиотеки усвояет оное ученику Макария Александрийского . Ибо в оной оно начинается так: τος αγιος Μακαριος τος Αλεξανδρεως ο μαθητης, διηγησατο, οτι ποτε κ. τ. а. Впрочем сие разногласие в рассуждении подлинного писателя сего слова, очевидно, не столь велико, чтобы могло повредить достоинству самого слова. Мнения первых двух издателей его, сомневающихся в достоверности содержащегося в нем учения, теряют свою важность, когда заметим с Фабрицием, (Fabric, Bibl. gr. Тот. VII. pag. 495. et in Cod. Apocr. N. Т. Тот. II. pag. 849), что таковое же учение находится у Антония Великого , (см. Pallad. Histor. Laus. cap. XXVII. pag. 941) и много подобного встречается в жизнеописаниях и достопамятных изречениях Отцов. Некогда, как мы шли по пустыне, видел я двух Ангелов, которые сопровождали Св. Макария, один с правой стороны, другой с левой. На пути случайно мы нашли поверженный и смердящий труп. Св. Макарий, чувствуя смрад, зажал рукою свои ноздри, доколе не прошел мимо. То же сделали и Ангелы. Старец, увидев сие, спросил их: ужели и вы также обоняете смрад мира? Они отвечали: нет, но мы подражая тебе сие сделали, ибо мы не чувствуем смрада, а только обоняем смрад от душ грешников. Он так нам отвратителен, как тебе отвратителен смрад сего трупа. Удивленный сим Старец говорит им: изъясните мне, прошу вас: смрад от душ грешников в сей ли жизни их вы чувствуете, или после их смерти? И как вы различаете души грешников, уверовавших Господу, от душ нечестивых неуверовавших? Скажите мне, если я приобрел вашу благосклонность. Ангелы ответствовали: слушай, Макарий, избранный Божий! |
|
|
