| Этот Епифаний также есть человек в своём роде знаменитый, представляющий собой между нашими писателями житие святых писателя до того выдающегося, что удивлявшиеся ему современники дали ему громкий титул премудрого. (« Епифаний премудрый »). Он вполне обладал способностью писать жития; но если вообще у наших писателей житий, вслед за их предшественниками греческими, поставлялось главное достоинство их творений не в подробной и обстоятельной передаче сведений о святых, а в риторической благоукрашенности речи, в риторическом, так или иначе достигаемом, многословии и затейном краснословесии: то Епифаний выдавался между нашими писателями житий святых в этом отношении более чем в каком-нибудь другом, и был любителем риторической благоукрашенности и затейного много-краснословия, за что именно и получил от своих современников титул премудрого, до nec plus ultra или до самых крайних пределов возможного. Благодаря этому-то человеку, который мог бы написать очень хорошее житие св. Стефана в смысле биографии, и подарил нас преукрашенным, по выражению Степенной книги 497 , житием его, которое в этом смысле далеко не может быть названо очень хорошим. Епифаний написал два жития, – наше св. Стефана и преподобного Сергия Радонежского. В житии Сергиевом, потому ли что он подчинялся чьему-нибудь доброму стороннему влиянию или же, может быть, потому, что он не хотел быть в обоих житиях совершенно однообразными риторика находится у него в большем или меньшем равновесии с фактическим содержанием и он совсем увлекается первой только изредка. Но в житии Стефановом фактическое содержание решительно принесено в жертву необузданной, можно сказать, риторике, вследствие чего житие это, будучи подобно житию Сергиеву весьма обширно по объёму, очень бедно фактическим содержанием и очень неудовлетворительно в отношении к этому последнему: К фактической стороне своего повествования Епифаний относится как будто с намеренной небрежностью, а что касается до последовательности рассказа, то не только не заботится о ней, но как будто нарочно хочет спутать её. |
| Из последних четырех разделов «Плачь пермьскых людей» по содержанию наиболее историчен, а «Плачь церкви» наиболее близок к устной народной традиции похоронных плачей. В целом в этой заключительной части Слова различают три стилистических слоя: фольклорный, летописный и традиционный для житий похвальный. Литературные достоинства «Жития Стефана Пермского» бесспорны. Следуя традиции, Епифаний Премудрый был во многом оригинален. Так, композиция этого сочинения со всеми ее особенностями, судя по всему, принадлежит самому автору. Во всяком случае, исследователям не удалось найти среди греческих и славянских житий ни его предшественников, ни его последователей. Повествовательная структура сочинения Епифания является наилучшим выражением стиля «плетения словес». Произведение пронизано библейским (в нем насчитывают 340 цитат, из которых 158 из Псалтири), святоотеческим и церковно-историческим контекстом. Изложение конкретных фактов перебиваются в нем отвлеченными размышлениями мистико-религиозного, богословско-историософского, оценочно-публицистического содержания. Помимо автора в нем говорят и персонажи, и многие сцены основаны на диалогах и монологах. Вместе с тем автору присуще тяготение к афористичности высказывания, смысловой и звуковой игре словами; орнаментации текста посредством лексических повторов, умножения, или нанизывания связанных общей темой синонимов, метафор, сравнений, цитат, образов, а также посредством его морфологической, синтаксической и композиционной ритмизации. Как установлено, Епифаний широко использовал приемы искусства слова, которые восходят к античной литературной традиции. Используя, например, прием гомеотелевтона (созвучия окончаний) и гомеоптотона (равнопадежья), откровенно ритмизуя при этом текст, он создает периоды, имеющие, в сущности, стихотворную природу. В подобные панегирические медитации автор впадает обычно, когда что-нибудь пробуждает у него чувство вечного, о чем неуместно говорить просто. Тогда Епифаний насыщает свой текст выстроенными в длинные цепочки метафорами, эпитетами, сравнениями, пытаясь выявить символическое значение предмета своей речи. |
| Ивановой и Д. Кенанова [cxliii] . Ораторскому мастерству Григория Цамблака посвящены статьи П. Русева, В. Велчева, Д. Кенанова и др. [cxliv] В этом отношении, как ни странно, мало повезло литературному наследию святителя Киприана [cxlv] , хотя интерес к его личности и деяниям весьма устойчив в научно-исследовательской литературе. И почти совсем без внимания оставлено после Яблонского искусство построения текста, присущее Пахомию Логофету. Предпринимались также попытки сравнительного анализа стилистических приёмов, предпочитаемых книжниками эпохи «плетения словес». В этом отношении особенно важны наблюдения Р. Пиккио над изоколическими структурами [cxlvi] ряда славяно-русских агиобиографий, позволившие учёному выявить специфические особенности ритма и синтаксиса как «основных компонентов стиля», которыми отличается, в частности, творчество Епифания Премудрого от творчества Евфимия Тырновского и Доментиана Сербского [cxlvii] . При этом важно отметить, что у Епифания, как и у Евфимия, ритм текста был обусловлен его структурой, — рифмой, ассонансом, повтором логико-фонетических перекличек, логико-синтаксическими соответствиями [cxlviii] . Это очень важное, принципиальное отличительное свойство литературной манеры, в которой они работали. Что же касается Пахомия Логофета, то оценка его литературных трудов (в частности, рассмотренных здесь похвальных речей в их самостоятельных разделах) сквозь призму известных характеристик стиля «плетения словес» обнаруживает лишь довольно относительную, во всяком случае весьма умеренную их связь с данной литературно-стилистической традицией. И действительно, сравнение не доставляет дивидендов Святогорцу. Обычно его словесное искусство сопоставляют с авторским почерком Епифания Премудрого, ввиду, вероятно и прежде всего, общности агиографических интересов этих двух писателей. Так, ещё Д. С. Лихачев вслед за В. П. Зубовым отметил, что «стиль произведений Пахомия Серба более прост и лишен талантливой изощрённости Епифания» [cxlix] . Позднее свои довольно детальные наблюдения изложил В. |
| К какому же именно времени надобно отнести написание ее? . Некоторые ученые критики прежнего времени полагали, что книга Премудрости Соломоновой написана была в царствование Птоломея Филадельфа одним из переводчиков Св. Писания. Но так как писатель этой книги, как это можно заключать из многих мест ее, читал Св. Писание Ветхого Завета не на еврейском, а на греческом языке и стало быть жил в такое время, когда греческий перевод его, начатый в царствование Птоломея Филадельфа, вошел у иудеев александрийских во всеобщее употребление и уважение, то мы гораздо с большей основательностью, вслед за Кальметом и другими новейшими критиками должны положить, что писатель книги Премудрости Соломоновой, по всей вероятности, жил и написал эту книгу после времен Филадельфа. И так время написания книги Премудрости Соломоновой по всем вышеприведенным соображениям должно падать на период времени, определяемый с одной стороны царствованием Птоломея Филадельфа, а с другой царствованием Птоломея Филометора, и обнимающий собой три царствования – Птоломея Евергета I, Птоломея Филопатора и Птоломея Епифана. Определивши таким образом крайние пределы времени написания книги Премудрости Соломоновой постараемся теперь обозначить, с большей хронологической точностью те исторические обстоятельства, под влиянием которых она написана. Есть в книге Премудрости Соломоновой одно обстоятельство, о котором мы уже несколько раз упоминали, но которое до сих пор намеренно оставляли без разъяснения. А между тем, если бы это обстоятельство выяснилось с надлежащей ясностью, то, можно надеяться, оно дало бы нам возможность определить время и обстоятельства написания книги Премудрости Соломоновой с такой точностью, какую только допускают исследования этого рода. Мы разумеем то состояние, в каком находились египетско-александрийские иудеи в период жизни писателя книги Премудрости Соломоновой. И именно: почти все критики новейшие согласны в том, что писатель книги Премудрости Соломоновой, как это можно заключать из многих мест этой книги, жил во время какого-то сильного гонения, воздвигнутого на единоплеменников его кем-либо из царей Египетских и написал эту книгу или прямо по поводу этого гонения, или по крайней мере под влиянием чувств, возбужденных в нем этим гонением. Вникнем же теперь внимательно в характеристические черты, коими писатель книги Премудрости изображает, как самое гонение, воздвигнутое в его время на иудеев, так и личность самих гонителей. |
| В Псалтыри же находим: «Идоли #зыкъ сребро и злато днла р@къ человеческъ, иста им#ть и не глагол#ть, очи им#ть и не вид#ть, иши им#ть и не слыш@ть. Нибо есть диха въ истнх тних. Подобни им да б@д@ть твор#щеи и въси наде#щеис# на н#» ( Пс.134,16–17 ) 96 . Как можно видеть, Епифаний внес изменения в этот текст Псалтыри сообразно со своим предметом (в частности, «кумиры» пермяков не золотые и серебряные, а деревянные). Кроме того, он перестроил период в духе присущей ему стилистической манеры, изобилующей симметрическими элементами. Наконец, некоторые тексты не имеют прямых аналогий в Псалтыри, но общим строем и стилем напоминают славящие Бога псалмы: ««Слава Бorq о неизреченннмъ его дарн, иже wбpaщaemъ «зыки зaблqждьшaa u norыбшa# во спасен¿е, иже wбpaщaemъ невнрны# в bhpq, иже приводитъ к собн некрещены# въ крещен¿е!» 97 . Понятие «своего» и «чужого» текста у Епифания (как и у его предшественников) не имеет четкого разграничения не только в отношении Псалтыри. В науке отмечалось, что Епифаний следовал традиции Нестора в построении своих произведений, особенно это очевидно в «Житии Сергия Радонежского». Зависимо от несторовского «Жития Феодосия» описание обычая Сергия обходить вечером кельи, а утром «притчами» добиваться раскаянья от тех, кто был замечен в неподобающем поведении. То же можно сказать о чудесном пополнении запасов, которые накануне истощаются, и др. Однако Епифаний допускает и прямые заимствования – не только во вступлении и заключении, где преобладают топосы, но и в повествовательных частях произведения. Например, рассказывая о пермской земле до прихода Стефана, Епифаний использует фрагмент из «Чтения о житии и погублении Бориса и Глеба», относящийся к Русской земле: Нестор: Епифаний «не убо бн слышала/Русская земля – Е. К./ни отъ кого же слово о Господне нашемь Исусн Христн, не бнша бо ни апостолы ходили к нимъ, никто же бо имъ проповндалъ слова Божия 98 ». «Ни от кого же бо бяxq слышали слова, да бы имъ кто проповндалъ Господа нашего Iucyc Христа. Не бяxq бо ни апостоли заходили к нимъ, или qчumeлu, или проповндатели, и никтож имъ благовнстилъ слова Бож¿а» 99 . |
| Отдав дань традиционной авторской топики, Епифаний излагает, можно сказать, программу своего сочинения: «w немже слово изначала приходить, еже wm рождения его, и изднтска, и въ qhocmu, i bw иночьстве, i въ священничестве, i въ святительстве, даже и до самого преставлениа его, еже дoбpwдhahua его, еже и похвала, i елико подобнаа симъ» 9 .Дважды такую же программу заявляет Епифаний в «Житии Сергия». Сначала она вкладывается в уста старцев, к которым автор обращался за советом: «Аще не писано будет житие его, то по чему вндати не знавшим и не ведавшимь его, каковъ былъ, или откуду бн, како родися, и како възрасте, и како пострижеся, и како въздръжася, и како поживе, и каковъ имн конець житию»» 10 . Затем он сам заявляет, что «хотенлъ убо бых писати от самого рожества его, и младеньство, и днтьство, и въ юности, и во иночьствн, и въ игуменствн, и до самаго преставлениа»...» 11 . Возможно, такого рода программу имели в виду и другие авторы житий, когда говорили, что изложат жизнь святого «по ряду», но развернутое представление ее в авторском предисловии характерно именно для Епифания и может служить подтверждением осознанности агиографом ее реализации. Указывая свои источники в «Житии Стефана Пермского», Епифаний говорит: «ciaжe qбo снискахъ, и здн i whдe собравъ, предположихь, «же w жumiu его wba cлqxoм qcлышaxъ, wba же wm qчehukь его qbhдaxь, «же w qчumeльcmbh, qnpabлehuu. Есть жe u дpqroe, «ко и своима wчuмa виднхъ, иное же и с самнм бесндовах мhwraжды u wm того навыкох, и проча# елико впрошахъ wm старыхъ мqжъ» 12 . Очевидно, что центром этого текста является сам Епифаний. Обычно в ссылке на источники главным является перечисление тех, от кого получил информацию агиограф. У Епифания же на первом месте оказывается сам автор, и именно к нему относятся глаголы: «снискахъ», «собравъ», «предположихъ», «услышахъ», «уведахъ», «видехъ», «беседовахъ», «впрошахъ», – обилие которых складывается в картину обширной деятельности по сбору сведений о святом. Расстановка акцентов в данном тексте не оставляет сомнения в том, кому в этом сборе материала принадлежит главная заслуга, преуменьшить которую Епифаний явно не стремится. |
| В «Житии Стефана», исповедника и просветителя, таковой является ученость и интеллектуальное превосходство главного героя. Во вступлении Епифаний, говоря о себе, распространяет топос о непосещении Афин: «ни Платоновыхъ, ни Аристотелевыхъ бесндъ не ст#жахъ, ни duлocod¿a, ни хитрореч¿а не навыкохъ», – и говорит, что пишет «испроста – wmuhqдь весь heдoqмhh¿a наполнихс#» 21 . Этот традиционный мотив Епифаний вводит, по-видимому, совершенно формально. Отрицание греческой учености не только ограничивается лишь этими вступительными словами, но и, можно сказать, опровергается всем дальнейшим текстом «Жития». Ибо все «Житие» – апологетика учености. Образованность, ученость, книжность Стефана, согласно Епифанию, – одна из главных его заслуг. С детских лет Стефан «вданъ бысть грамоте qчumu, юже вскоре извыче; всю rpaмomq, #ко до года» 22 . В ростовском Затворе «книгы многы бяxq mq доволны cqщa eмq на nompeбq, почитаниа ради при епископе Ростовстнмь Парфении» 23 . При этом он глубоко вникал в толкование каждой строки: «Прилежно имяше обычаи почитати почитание книжное, и не бедно qчehua ради qмeдлubaa въ qчehuu, но да доньдеже до конца по истине paзqмhemъ w koeмqждo стисе словеса, w чем глаголетъ» 24 . Изучив пермский язык, «желая же болшаго paзqмa, #ко образомъ любoмqдpua uзqчec# u rpeчeckou грамотн и книги греческиа извыче, и добрн почиташе #, и присно им#ше # q себе» 25 . Наконец, в заслугу Стефану ставится не только знание Священного Писания , но и «внешнеи duлocoduu», «книжнни мqдpocmu u rpaмomuчheu хитрости» 26 . Эти знания Епифаний называет «даром благодатным», подкрепляя цитатой: «Сего ради всяк книжник, haqчubcя царствию heбechoмq, подобен есть чeлobekq дoмobumq, иже износить от сокровищ своих ветхая и новаа» 27 . При этом всячески подчеркивается способность Стефана к наукам, его ум. Стефан «превзыде паче многыхъ сверстникъ в родн своемъ, добропам#тствомъ и скоровычениемъ npeqcnhbaa, и wcmpoqмueмъ же и быстростию смысла превъсход#. И бысть wmpokъ дoбpopaзqмuчehъ знло, qcnhbaшe же paзqмoмъ дqшebhымъ» 28 . Так же и далее при описании успехов Стефана в книжной премудрости Епифаний замечает, что этих успехов он добился благодаря дарованной ему Богом «естественой остроте qмa своего» 29 . |
| М., 1967, с. 136–182; Воронин Н. Н. 1) Литературные источники в творчестве древнерусских зодчих//ТОДРЛ. М.; Л., 1957, т. 13, с. 364–374; 2) Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв. Т. 2. XIII–XV столетия. М., 1962, с. 184, 415–420; Коновалова О. Ф. 1) К вопросу о литературной позиции писателя конца XIV в.//ТОДРЛ. М.; Л., 1958, т. 14, с. 205–211; 2) Сравнение как литературный прием в Житии Стефана Пермского, написанном Епифанием Премудрым : (Из наблюдений над стилем панегирической литературы XIV–XV вв.)//Сборник статей по методике преподавания иностранных языков и филологии. Каф. иностр. яз. и филол. Ленингр. технол. ин-та холодильной промышленности. Л., 1963, вып. 1, с. 117–137; 3) Похвальное слово в «Житии Стефана Пермского»: (Форма и некоторые стилистические особенности)//Там же. Л., 1965, вып. 2, с. 98–111; 4) «Плетение словес» и плетеный орнамент конца XIV в.: (К вопросу о соотнесении)//ТОДРЛ. М.; Л., 1966, т. 22, с. 101–111; 5) Принцип отбора фактических сведений в Житии Стефана Пермского//ТОДРЛ. М.; Л., 1969, т. 24, с. 136–139; 6) Об одном типе амплификации в Житии Стефана Пермского//ТОДРЛ. М.; Л., 1970, т. 25, с. 73–80; 7) Панегирический стиль русской литературы конца XIV – начала XV в.: (На материале Жития Стефана Пермского, написанного Епифанием Премудрым . Автореф. канд. дис. Л., 1970; 8) Изобразительные и эмоциональные функции эпитета в Житии Стефана Пермского//ТОДРЛ. Л., 1974, т. 28, с. 325–334; 9) Конструктивное и стилистическое применение цитат в Житии Стефана Пермского, написанном Епифанием Премудрым//Zeitschrift für Slawistik, 1979, Bd 24, Heft 4, S. 500–509; 10) К вопросу о традиционной схеме и сюжетном повествовании в Житии Стефана Пермского, написанном Епифанием Премудрым//Wissenschaftliche Zeitschrift der Ernst-Moritz-Arndt-Universitat Greifswald, 1982, Jhrg 31, H. 1, S. 27–29; Соловьев А. В. Епифаний Премудрый как автор «Слова о житии и преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго»//ТОДРЛ. М.; Л., 1961, т. 17, с. 85–106; Dane М. |
| В создании торжественного риторического стиля Епифаний опирался на традиции литературы Киевской Руси, и в частности – на «Слово о законе и благодати» Илариона. «Житие Стефана Пермского» нарушало традиционные рамки канона своим размером, обилием фактического материала, включавшим этнографические сведения о далеком Пермском крае, критику симонии («поставление» на церковные должности за деньги); новой трактовкой отрицательного героя; отсутствием описания как прижизненных, так и посмертных чудес; композиционной структурой. По-видимому, Епифаний предназначал его для индивидуального чтения и, подобно своему другу Феофану Греку, писал, невзирая на канонические образцы. Около 1417 – 1418 гг. Епифаний создал «Житие Сергия Радонежского» . Оно написано с большой исторической точностью, но стиль изложения менее риторичен. Епифаний хорошо передает факты биографии Сергия, с лирической теплотой говорит о его деятельности, связанной с борьбой против «ненавистной розни», за укрепление централизованного Русского государства. О роли Сергия Радонежского и Стефана Пермского в политическом и нравственном возрождении Русской земли говорил В. О. Ключевский : «Сергий своею жизнью, самой возможностью такой жизни дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем не все еще доброе погасло и замерло... он открыл им глаза на самих себя». «Божии угодники», хоть и отказывались от житейских волнений, а постоянно жили лишь для мира. «Не от омерзения удалялись святые от мира, а для нравственного совершенствования. Да, древние иноки жили почти на площади», – отмечал Ф. М. Достоевский. Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе стиля «плетения словес». Этот стиль обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы, изображая психологические состояния человека, динамику его чувств. Деятельность Пахомия Логофета. Развитию риторическо-панегирического стиля способствовала литературная деятельность Пахомия Логофета (Словоположника). Серб по национальности, Пахомий получил образование на Афоне. Прибыв на Русь в 30-е годы XV в., он прожил здесь до конца своих дней (ум. в 1484 г.). Пахомий охотно выполнял заказы Москвы, Новгорода: создавал риторические переработки многих произведений предшествующей житийной литературы, создавал новые, угождая политическим и литературным вкусам заказчиков – правящих верхов Москвы и Новгорода. |
| Об источниках написания говорится следующим образом: Житие Стефана Похвальное слово Сергию «яко о житии его ова слухом ус-лышах, ова же отученик его уведахь,… яко и своима очима ви-дех,… ипрочая, елико въпрашах от старых муж. Яко же речесвятое писание: вопросж отца твоего и възвестит тебе,и старцы твои ре-кут тебе» (Житие святого Стефанаепископа Пермского, написанное Епифанием Премудрым .Изд. Археографической комиссии, под ред. В. Г. Дружинина .СПб., 1897. С. 2). «Яко же въ святомь писании ре-чеся: въпроси, рече,отца твоего и възвестить тебе, старца твоя и ре-кутьтебе… Елици бо их бышя, великому тому и святому старцуса-мовидци же и слугы, ученици и та-ибници, паче жепослушници, иже своима очима видеша его и уши их слышашаи» (Тихонр. 705. Л. 112 об. – 113). Сходна ситуация, связанная с оплакиванием обоих героев: «восплакаша со слезами и в тузе сердечнеи вопиаху,умилением, жалостно сетующе… а нас сирых ос-тавил еси,пастуше нашь добрыи… быхом бо бес тебе скорбни и смуще-ни,быхом яко овца не имуще пастуха, быхом имуще печальбез утешениа» (Житие святого Стефана епископа Пермского,написанное Епифанием Премудрым . С. 86–87). «многа плачя и печали наполни-шяся, наипаче непрестанных слез …зело вси скръбни быша и хождаху сетующе, въздыхающеи рыдающе, стенюще, смерени, слезни, дряхли, печални,умилени… от нас к Господу отиде и нас сирых оставивъ…яко стадо бес пастыря и корабль бес кръмника» 705. Л. 119 об. – 120). Примечательно также желание пермичей видеть раку Стефана в своей земле и сходное замечание в Похвальном слове Сергию: «да бы был гроб твои в земли нашеи прямо очиманашима» (Житие святого Стефана епископа Пермского,написанное Епифанием Премудрым . С. 88). «се бо мощии твоих гроб пред очима нашима видимьесть всегда» (Тихонр. 705. Л. 121). Наконец, одинаковы обращения в обоих случаях к святому: «Поминаи нас в своих си мо-литвах, помолися о своемси ста-де» (Житие святого Стефана епископа Пермского,написанное Епи-фанием Премудрым. С. 90). «Поминаи нас всегда в святыхь своих и благоприятныхмолитвах к Господу. Помяни стадо свое, яже сам паствил еси " (Тихонр. 705. Л. 120 об.). |
|
|
