| Елена Андреевна . Ничего, Иван Иваныч, мы и холодный выпьем. Телегин . Виноват-с… Не Иван Иваныч, а Илья Ильич-с… Илья Ильич Телегин, или, как некоторые зовут меня по причине моего рябого лица, Вафля. Я когда-то крестил Сонечку, и его превосходительство, ваш супруг, знает меня очень хорошо. Я теперь у вас живу-с, в этом имении-с… Если изволили заметить, я каждый день с вами обедаю. Соня . Илья Ильич наш помощник, правая рука. (Нежно.) Давайте, крестненький, я вам еще налью. Мария Васильевна . Ах! Соня . Что с вами, бабушка? Мария Васильевна . Забыла я сказать Александру… потеряла память… сегодня получила я письмо из Харькова от Павла Алексеевича… Прислал свою новую брошюру… Астров . Интересно? Мария Васильевна . Интересно, но как-то странно. Опровергает то, что семь лет назад сам же защищал. Это ужасно! Войницкий . Ничего нет ужасного. Пейте, maman, чай. Мария Васильевна . Но я хочу говорить! Войницкий . Но мы уже пятьдесят лет говорим и говорим, и читаем брошюры. Пора бы уж и кончить. Мария Васильевна . Тебе почему-то неприятно слушать, когда я говорю. Прости, Жан, но в последний год ты так изменился, что я тебя совершенно не узнаю… Ты был человеком определенных убеждений, светлою личностью… Войницкий . О, да! Я был светлою личностью, от которой никому не было светло… Пауза. Я был светлою личностью… Нельзя сострить ядовитей! Теперь мне сорок семь лет. До прошлого года я так же, как вы, нарочно старался отуманивать свои глаза вашею этою схоластикой, чтобы не видеть настоящей жизни, – и думал, что делаю хорошо. А теперь, если бы вы знали! Я ночи не сплю с досады, от злости, что так глупо проворонил время, когда мог бы иметь все, в чем отказывает мне теперь моя старость! Соня . Дядя Ваня, скучно! Мария Васильевна (сыну). Ты точно обвиняешь в чем-то свои прежние убеждения… Но виноваты не они, а ты сам. Ты забывал, что убеждения сами по себе ничто, мертвая буква… Нужно было дело делать. Войницкий . Дело? Не всякий способен быть пишущим perpetuum mobile, как ваш герр профессор. |
| В тот же вечер он поехал к Стаховым. Анна Васильевна встретила его ласково, попеняла ему, что он совсем их забыл, и, найдя его бледным, осведомилась о его здоровье; Николай Артемьевич ни слова ему не сказал, только поглядел на него с задумчиво-небрежным любопытством; Шубин обошелся с ним холодно; но Елена удивила его. Она его ждала; она для него надела то самое платье, которое было на ней в день их первого свидания в часовне; но она так спокойно его приветствовала и так была любезна и беспечно весела, что, глядя на нее, никто бы не подумал, что судьба этой девушки уже решена и что одно тайное сознание счастливой любви придавало оживление ее чертам, легкость и прелесть всем ее движениям. Она разливала чай вместо Зои, шутила, болтала; она знала, что за ней будет наблюдать Шубин, что Инсаров не сумеет надеть маску, не сумеет прикинуться равнодушным, и вооружилась заранее. Она не ошиблась: Шубин не спускал с нее глаз, а Инсаров был очень молчалив и пасмурен в течение всего вечера. Елена чувствовала себя до того счастливой, что ей захотелось подразнить его. – Ну что? – спросила она его вдруг, – план ваш подвигается? Инсаров смутился. – Какой план? – проговорил он. – А вы забыли? – ответила она, смеясь ему в лицо: он один мог понять значение этого счастливого смеха. – Ваша болгарская хрестоматия для русских? – Quelle bourde! – пробормотал сквозь зубы Николай Артемьевич. Зоя села за фортепьяно. Елена едва заметно пожала плечом и показала Инсарову глазами на дверь, как бы отпуская его домой. Потом она с расстановкой два раза коснулась пальцем стола и посмотрела на него. Он понял, что она ему назначила свидание через два дня, и она быстро улыбнулась, когда увидела, что он ее понял. Инсаров встал и начал прощаться: он чувствовал себя нездоровым. Явился Курнатовский. Николай Артемьевич вскочил, поднял правую руку выше головы и мягко опустил ее на ладонь обер-секретаря. Инсаров остался еще несколько минут, чтобы посмотреть на своего соперника. Елена украдкой лукаво покачала головой, хозяин не счел нужным их представить друг другу, и Инсаров ушел, в последний раз обменявшись взором с Еленой. Шубин подумал, подумал – и яростно заспорил с Курнатовским о юридическом вопросе, в котором ничего не смыслил. |
| – Папенька, – проговорила Елена (она вся дрожала с ног до головы, но голос ее был тверд), – вы вольны делать со мною все, что угодно, но напрасно вы обвиняете меня в бесстыдстве и в притворстве. Я не хотела… огорчать вас заранее, но я поневоле на днях сама бы все вам сказала, потому что мы на будущей неделе уезжаем отсюда с мужем. – Уезжаете? Куда это? – На его родину, в Болгарию. – К туркам! – воскликнула Анна Васильевна и лишилась чувств. Елена бросилась к матери. – Прочь! – возопил Николай Артемьевич и схватил дочь за руку, – прочь, недостойная! Но в это мгновение дверь спальни отворилась и показалась бледная голова с сверкающими глазами; то была голова Шубина. – Николай Артемьевич! – крикнул он во весь голос. – Августина Христиановна приехала и зовет вас! Николай Артемьевич с бешенством обернулся, погрозил Шубину кулаком, остановился на минуту и быстро вышел из комнаты. Елена упала к ногам матери и обняла ее колени. Увар Иванович лежал на своей постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную шею и расходилась широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на постели, сидел, подгорюнившись, Шубин. – Да, – задумчиво говорил он, – она замужем и собирается уехать. Ваш племянничек шумел и орал на весь дом; заперся, для секрету, в спальню, а не только лакеи и горничные, – кучера все слышать могли! Он и теперь так и рвет и мечет, со мной чуть не подрался, с отцовским проклятием носится, как медведь с чурбаком; да не в нем сила. Анна Васильевна убита, но ее гораздо больше сокрушает отъезд дочери, чем ее замужество. Увар Иванович поиграл пальцами. – Мать, – проговорил он, – ну… и того. – Племянник ваш, – продолжал Шубин, – грозится и митрополиту, и генерал-губернатору, и министру жалобы подать, а кончится тем, что она уедет. Кому весело свою родную дочь губить! Попетушится и опустит хвост. |
| «Видно, Ксения!» – подумала она, стараясь себя успокоить, но в это время слышит, что возле нее лежит Ксения, и вздохнула... Тогда Елена Васильевна вся затряслась с испуга. Видение притягивало ее взор, и луна освещала молящуюся фигуру у ее изголовья. Она хотела подняться, вскрикнуть, но не могла и замерла... Когда проснулась Ксения, никого не было, а несчастная Елена Васильевна лежала в обмороке. Однажды во время дневного чтения Псалтири Елена Васильевна увидала, как из пустого алтаря вышла девушка необыкновенной красоты с распущенными волосами, остановилась перед Царскими дверьми, помолилась неспешно и исчезла в боковую же дверь. Также днем была она раз одна в церкви, читала Псалтирь перед каким-то большим праздником, и услышала стук в запертую дверь церкви, повторившийся несколько раз. Полагая, что это стучится пришедшая ей на смену сестра, она отворила дверь и тут же упала, так как перед нею стоял кто-то в саване. Все это, часто повторявшееся, заставило Елену Васильевну нарочно сходить к батюшке Серафиму, рассказать ему и просить его указания, заступления и молитвы. Отец Серафим утешил, ободрил ее и навсегда запретил ей оставаться одной в церкви. С тех пор ничего подобного не являлось уже более. Как предсказал о. Серафим Михаилу Васильевичу Мантурову, так и случилось все в продолжение его службы управляющим имением генерала Куприянова. Крестьяне были разорены дурными управителями, поэтому отличались грубостью, недоверчивостью, ожесточенностью и почти все были вовлечены в раскол. Помня завет и приказание батюшки, Михаил Васильевич стал обходиться с ними честно, терпеливо, ласково, снисходительно, вместе правдиво и мало-помалу приобрел такую любовь в них, что недоверие и жестокость исчезли, крестьяне начали стекаться к нему отовсюду, как дети к отцу, совершенно изменились и преобразились из нищих в самостоятельных крестьян. Местность этого имения была болотиста и подвержена злокачественной лихорадке; сам Михаил Васильевич еле остался жив, а народ умирал непрестанно. Он тотчас написал сестре Елене Васильевне, прося сообщить о. |
| Программа Читинского телевидения «Возьми крест свой…» отметила 10-летний юбилей Москва, 29 сентября 2008 г. 27-го сентября 1998 года на экраны Читинского телевидения (ЧГТРК) вышел первый выпуск программы «Возьми крест свой…». Жизнь православной епархии Забайкалья, церковные торжества и будни нашли отражение в этой передаче. Ее героями становились многие: священнослужители, и просто верующие люди самых разных профессий и возрастов... За десять лет было подготовлено около ста двадцати выпусков программы. Как пришла идея создать такой проект? В конце 20-го века, после тягостных лет безверия, люди стали искать смысл бытия. Православная вера могла стать единственным правильным ориентиром в житейском море для многих забайкальцев. Только как сделать веру понятной и доступной для людей? С помощью тележурналистики, которая поистине стала мостиком между светским миром и порогом храма. В теле и радио эфире появились программы с участием церковных служителей, которые рассказывали о вере. Елена Вдовяк – автор будущей программы «Возьми крест свой…», решила пойти немного дальше и дать возможность далеким еще от веры людям не только услышать проповедь, а еще и увидеть жизнь церкви, ее обряды, а самое главное - то, почему люди приходят к вере в Бога. Вскоре, по благословению правящего тогда архиерея епископа Иннокентия вышла в эфир эта программа. Передача «Возьми крест свой…» принимала участие в различных телевизионных конкурсах, была отмечена дипломами и призами. В 2001-м году эта передача получила диплом конкурса в Благовещенске и бронзовую медаль за третье место в седьмом международном фестивале «Православие на телевидении», в Москве, за вклад в духовное просвещение. Бывали и трудные времена, когда программа оказалась под угрозой закрытия. К счастью, главные сложности преодолены. Передача выходила и выходит в эфир каждый месяц. Все эти годы Елена Васильевна Вдовяк, журналист читинской телерадиокомпании остается бессменным автором передачи. Автором в полном смысле слова – сценаристом, режиссером, оператором и звукорежиссером. Теперь в этом помогают Елене Вдовяк ее дети – журналисты. Операторскую работу взял на себя сын – Дмитрий. Передача « Возьми крест свой…» - на протяжении десяти лет является единственной просветительской передачей, освящающей духовную жизнь нашего края, проповедующей нравственные ценности русского народа, рассказывающей об истории православного Забайкалья. Хочется верить, что Елена Васильевна Вдовяк и ее единомышленники продолжат свои труды на благо Забайкальского края. 29 сентября 2008 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| – Вы позволите Дмитрию прийти благодарить вас? – спросила Елена свою мать, как только та немного успокоилась. – Подожди, душа моя, не могу я теперь видеть нашего разлучника… Перед отъездом успеем. – Перед отъездом, – печально повторила Елена. Николай Артемьевич согласился «не поднимать истории»; но Анна Васильевна не сказала своей дочери, какую цену он положил своему согласию. Она не сказала ей, что обещалась заплатить все его долги да с рук на руки дала ему тысячу рублей серебром. Сверх того, он решительно объявил Анне Васильевне, что не желает встретиться с Инсаровым, которого продолжал величать черногорцем, а приехавши в клуб, безо всякой нужды заговорил о свадьбе Елены с своим партнером, отставным инженерным генералом. «Вы слышали, – промолвил он с притворною небрежностию, – дочь моя, от очень большой учености, вышла замуж за какого-то студента». Генерал посмотрел на него через очки, промычал: «Гм!» – и спросил его, в чем он играет? 32 А день отъезда приближался. Ноябрь уж истекал, проходили последние сроки. Инсаров давно кончил все свои сборы и горел желанием поскорее вырваться из Москвы. И доктор его торопил. «Вам нужен теплый климат, – говорил он ему, – вы здесь не поправитесь». Нетерпенье томило и Елену; ее тревожила бледность Инсарова, его худоба. Она часто с невольным испугом глядела на его изменившиеся черты. Положение ее в родительском доме становилось невыносимым. Мать причитала над ней, как над мертвою, а отец обходился с ней презрительно холодно: близость разлуки втайне мучила и его, но он считал своим долгом, долгом оскорбленного отца, скрывать свои чувства, свою слабость. Анна Васильевна пожелала наконец увидеться с Инсаровым. Его провели к ней тихонько, через заднее крыльцо. Когда он вошел к ней в комнату, она долго не могла заговорить с ним, не могла даже решиться взглянуть на него; он сел возле ее кресла и с спокойной почтительностью ожидал первого ее слова. Елена сидела тут же и держала в руке своей руку матери. Анна Васильевна подняла наконец глаза, промолвила: «Бог вам судья, Дмитрий Никанорович…» – и остановилась: упреки замерли на ее устах. |
| священник Димитрий Дружинин Раздел 1. Этапы формирования теософии. Деятельность и письменные труды её основоположников. Глава 1. Е.П. Блаватская и Г.С. Олькотт. Елена Петровна Блаватская родилась в 1831 г. в дворянской семье. Отец её, обрусевший немец, был военным, а мать, происходившая из знатного русского рода Долгоруких – довольно известной в свое время писательницой. Елена лишилась её в одиннадцать лет, после чего со своей сестрой Верой и братом Леонидом долго жила у бабки и деда по материнской линии. Впоследствии она вспоминала: «Жили в Саратове, когда дедушка был гражданским губернатором, а до того в Астрахани, где у него под началом было много тысяч (что-то около 8 000 или 10 000) калмыков-буддистов» 21 . Там она уже в раннем детстве познакомилась в какой-то степени с буддизмом махаяны. В детстве Елена любила подолгу фантазировать вслух и рассказывать свои грёзы, казалось, не менее реальные для неё, чем настоящая жизнь. Сестра Елены впоследствии вспоминала, что она собирала в музее бабушки детей и там поражала их воображение рассказами о невероятных приключениях экспонатов в якобы бывших их прошлых жизнях с твёрдой уверенностью и убеждением очевидца, который твёрдо знает, о чём говорит 22 . Свойство это не исчезло с годами. По свидетельству двоюродного брата Елены С.Ю. Витте она «могла, смотря в глаза, говорить и рассказывать самые небывалые вещи, выражаясь иначе – неправду, и с таким убеждением, с каким говорят только те лица, которые никогда кроме правды ничего не говорят» 23 . Ещё одной важной стороной характера Елены было своенравие. Именно по причине его она в семнадцатилетнем возрасте в 1848 г. вступила в брак с сорокалетним Никифором Васильевичем Блаватским, вице-губернатором Еревана. В своей биографии Блаватской теософка Е.Ф. Писарева утверждает, что Елена вышла замуж за намного старшего её и нелюбимого человека чтобы «вырваться на волю» из уз предрассудков и этикета «высшего света» 24 . Это объяснение явно не соответствует действительности: брак с человеком более высокого положения никак не мог освободить Елену от «высшего общества» с соответствующими нормами поведения. |
| И вот молодые в Венеции. Позади трудный переезд и два месяца болезни в Вене. Из Венеции путь в Сербию и потом в Болгарию. Остается дождаться старого морского волка Рендича, который переправит через море. Венеция как нельзя лучше помогла на время забыть тяготы путешествия и волнения политики. Все, что мог дать этот неповторимый город, любящие взяли сполна. Лишь в театре, слушая «Травиату», они смущены сценой прощания умирающей от чахотки Виолетты и Альфреда, ее мольбой: «Дай мне жить… умереть такой молодой!» Ощущение счастья оставляет Елену: «Неужели же нельзя умолить, отвратить, спасти Я была счастлива… А с какого права?.. А если это не дается даром?» На другой день Инсарову становится хуже. Поднялся жар, он впал в забытье. Измученная, Елена засыпает и видит сон: лодку на Царицынском пруду, потом оказавшуюся в беспокойном море, но налетает снежный вихрь, и она уже не в лодке, а в повозке. Рядом Катя. Вдруг повозка летит в снежную пропасть, Катя смеется и зовет ее из бездны: «Елена!» Она поднимает голову и видит бледного Инсарова: «Елена, я умираю!» Рендич уже не застает его в живых. Елена упросила сурового моряка отвезти гроб с телом мужа и ее саму на его родину. Через три недели Анна Васильевна получила письмо из Венеции. Дочь едет в Болгарию. Для нее нет теперь другой родины. «Я искала счастья — и найду, может быть, смерть. Видно… была вина». Достоверно дальнейшая судьба Елены так и осталась невыясненной. Некоторые поговаривали, что видели ее потом в Герцеговине сестрой милосердия при войске в неизменном черном наряде. Дальше след ее терялся. Шубин, изредка переписываясь с Уваром Ивановичем, напомнил ему давний вопрос: «Так что же, будут ли у нас люди?» Увар Иванович поиграл перстами и устремил вдаль свой загадочный взор. Г. Г. Животовский Первая любовь Повесть (1860) Действие повести происходит в 1833 г. в Москве, Главному герою — Володе — шестнадцать лет, он живет с родителями на даче и готовится к поступлению в университет. Вскоре в бедный флигель по соседству въезжает семья княгини Засекиной. |
| Долго Олимпиада Палеолог оставалась одна, в робком ожидании. То выходила она на крыльцо смотреть, не идет ли муж с тяжелою вестью, или Елена с радостью. То, возвращаясь внутрь дома, она спешила заняться каким-нибудь хозяйственным устройством, стараясь заглушить в себе бесполезное волнение. То вдруг, обливаясь горькими слезами, она бросалась перед Распятием, произнося самые пламенные молитвы. То опять выходила слушать, не идут ли с вестью. беспокойство ее все больше усиливалось. Она попеременно придумывала себе то отчаянные, то радостные мысли. Наконец, утомившись внутренними усилиями, она села на кресла под раскрытым окном и неподвижно осталась в этом положении, не замечая течения времени. Вдруг кто-то стукнул в двери. Дрожь пробежала по ее членам. «Это Елена! – думала она – верно добрая весть, верно радость! И как могла я мучиться так напрасно! Как могла я сомневаться в нем! Елена, друг мой, иди!» Эти мысли разом и с быстротой молнии пробежали в ее сердце. И по какомуто закону предустановленного разногласия души с жизнью, закону, который чаще повторяется, чем обыкновенно думают, она всего больше предавалась надежде, отворяя дверь печальному известию. Так в изнурительной болезни, в самую последнюю минуту жизни, является неожиданная уверенность в выздоровлении. Но недолго оставалась она в заблуждении. В двери взошел не отец, – взошла Елена; но мертвая бледность ее лица, но ее сильно открытые глаза и какая-то странная окаменелость во всех чертах, слишком ясно высказывали истину. Бедная мать не сказала, не спросила ничего; но опустила голову п возвратилась на прежнее место. Елена также не нарушала молчания. Возвратился Александр; но и тогда никто не начинал разговора. Между тем солнце село. Наконец, пришел и отец: «решено, – сказал он жене своей – ему позволено ехать». «Александр! мне удалось, наконец, получить согласие нашего общества. Завтра ты отправишься отсюда. Здесь, я вижу, ты счастлив быть не мог. Но смотри теперь, смотри на твою мать, смотри на Елену; видишь ты, чего нам стоит эта разлука? Горе тебе, если когда-нибудь забудешь ты это чувство, или сделаешься его недостойным! Бог с тобой! Над тобою будет всегда мое благословение и моя молитва». |
| В мечтах виделась Академия художеств. Девочка ощущала в себе дар художника и все-таки сомневалась в успехе, а между тем успехи уже были. В одиннадцать лет Елена победила на Первом Всероссийском конкурсе детских рисунков и была принята в школу юных дарований при Академии художеств. Война нарушила лучезарные мечты и надежды бывших школьников. Взрослая Елена Оскаровна вспоминает, что с началом войны она внезапно почувствовала, что ее собственного «я» больше нет, есть только «мы» и мы непременно победим. Военная опасность пробудила в ней острое чувство гражданской ответственности за Ленинград и ленинградцев. В первый же день войны выпускники ленинградских школ пришли в райком комсомола в надежде попасть на фронт. Мальчиков направили в военкомат, девочек — на курсы Красного Креста. Мальчики сражались на передовой, девочки обороняли город, рыли траншеи и строили блиндажи, работали в госпиталях, в сорокаградусные морозы разбирали развалины домов, то и дело падая в голодный обморок, теряя сознание. Слабые руки, погрубевшие от промозглого холода, кирки и лопаты, спасали ленинградцев, погребенных под каменными обломками зданий, разрушенных бомбами и снарядами. Это был трудовой фронт, и Елена работала на этом фронте наравне со взрослыми ленинградцами. А ведь совсем недавно девочку лелеяли родители, любили одноклассники, ласково называли Леночкой, Лялей. Вечерами, после напряженной работы, приходилось заниматься на курсах медсестер. Через два месяца Елена получила диплом медицинской сестры запаса. Она работала в госпитале, в детской больнице, помогала учителям своей школы эвакуировать детей. Из трагического поколения выпускников ленинградских школ живыми остались единицы — всего четыре процента. На фронте погибли все мальчики из Елениного класса, кроме одного. Многих одноклассниц убил лютый голод и промозглый холод застывших улиц и промерзших квартир. Им было всего лишь по семнадцать—восемнадцать лет, но они сознательно шли навстречу своей гибели, защищая умирающий город. Низко склоняю голову перед Еленой Оскаровной и перед убитыми и живыми одноклассниками Елены Оскаровны, в 1941 году окончившими ту же 12ю школу на 13й линии Васильевского острова, которую окончила и я девять лет спустя. Младшие блокадники обязаны им жизнью. Между тем мы — одно поколение. Сверстники Елены Оскаровны ненамного старше нас, но эта «малость» превратилась в трагедию. |
|
|
