| и таковых в пресвитеры посвящать, мне ся мнит, отнюд не надлежит. Паче учения надлежит в пресвитерах умного рассудительства, чтобы он мог пастырем быть словесных овец» (с. 2). «Надлежит о священницех великое попечение приложити, дабы пресвитеры были всему благочестию опора» (Посошков. Книга о скудости и богатстве, в: Памятники русской истории. Т. 2/Изд. М. К. Любавский и др. М., 1911. С. 2, ср. с. 5). ПСЗ. 12. 8904. ПСЗ. 5. 3245, 3287; 7. 4533, 4536, 4996. О том, в силу каких социальных и правовых условий церковнослужители были переведены в разряд налогообязанных, см. также: Ключевский В. О. Подушная подать и отмена холопства в России, в: Опыты и исследования. Первый сб. статей. Пг., 1918. С. 268–357; первая публикация в: Русс. м. 1886. 5, 7, 9, 10. Подушная подать (подушный оклад) была введена Петром Великим для содержания армии в мирное время (указ от 26 ноября 1718 г.: ПСЗ. 5. 3245). ПСЗ. 12. 8981; ПСПиР. Е. П. 2. 677. ПСЗ. 20. 14475; 22. 15978, 15981. См. ниже § 19; Владимирский-Буданов М. Ф. Государство и народное образование в России в XVIII в. Ярославль, 1874. С. 107 и след. ПСЗ. 20. 14831. Ст. 1. ПСЗ. 24. 17675, 18273; ср. 18726. Ст. 15, 18880, 19434. 2 ПСЗ. 4. 3323; 6. 4563; Извлечения... за 1869 г. С. 221. Свод законов. 3. Ст. 32–33; 9. Ст. 275, 276, 291. Извлечения... за 1867 год; о распоряжениях и дополнениях к закону по этому вопросу см.: Нечаев, Чижевский и Калашников. 2 ПСЗ. 44. 47138; 46. 49361, 49382; Извлечения... за 1869 г. С. 224–227, 241–243; Извлечения... за 1871 год. С. 210–212. 2 ПСЗ. 7. 5585; Знаменский, в: Прав. соб. 1871. 3. С. 340 и след.; Церк. вед. 1905. 52. С. 575. ПСПиР. 2. 596. Ст. 27; ПСЗ. 6. 4022. Об этом см. ниже. ПСЗ. 7. 5202; 8. 5264, 5432; 10. 7836 и др. Об отдельных чертах, характеризующих приходское духовенство в связи с порядком наследования, см.: Знаменский, в: Прав. соб. 1871. 3. С. 422 и след.; Шпачинский. Арсений Могилянский. С. 319. Впрочем, на Украине сыновья священников часто не имели возможности унаследовать отцовский приход, так как в силу принципа выборности, когда он еще действовал, парохии могли избрать и других, более подходящих кандидатов. Еще |
| Для иллюстрации сказанного приведем хотя один пример. На стр. 122 автор говорит: „При выдаче антиминсов кафедра взимала деньги, смотря по тому, из какого материала сделан антиминс: за шелковый („материальный“) антиминс уплачивалось 4 рубля, за полотняный („голындерскаго полотна“) по 2 руб. 50 коп. или 1 р. 50 к. (2 р. 50 к. за антиминс голландского полотна, а 1 р. 50 к. московского „ивановского“). Единственный указываемый автором документ, откуда им заимствуются означенные сведения – хранящаяся в Архиве Киевской консистории ведомость о сборах, сочиненная в 1770 году реентом Самойловичем. Но эта ведомость, составленная в год кончины митрополита Арсения Могилянского († 8 июня 1770 г.) не обнимает затронутого вопроса за все время его управления киевскою митрополиею. Плата за антиминсы в первые годы управления митрополиею Арсения была иная, чем за последние. Именно до 1762 года она взималась (как и при предшественнике Арсения Тимофее Щербацком) в следующем размере: за материальные антиминсы по три рубля, а за полотняные по два. Указываемая о. Шпачинским плата начала взиматься только с 1762 года. Причиною к возвышению платы послужило то обстоятельство, что заграничные церкви, но своей крайней бедности, не в состоянии были вносить деньги в киевскую кафедру и им антиминсы стали выдаваться бесплатно. (В 1761 году „в архимандрию слуцкую“ отпущено было безденежно 11 полотняных антиминсов). Брать более указанной возвышенной платы за антиминсы митрополитом Арсением было воспрещено, как это видно из следующей его резолюции на одном из отчетов ,,об отпущенных“ антиминсах: „1763 года, декабря 23. По сему и впредь отпущать (т. е. по 4 р. и 2 р. 50 к ), и то в разсуждении сего, что антиминсы и миро в заграничнии церкви отпущаются ныне безденежно и дворового числа от ставленников ничто не берется“. Я для иллюстрации недосмотров отца Шпачинского остановился на приведенной детали потому, что в особенности об антиминсах (поколику дело касается хозяйственной стороны) имеются самые обстоятельные, бывшие автору доступными, сведения, – сведения о том, за какую цену в те или иные годы покупались для антиминсов материя и полотно, во что обходилась стоимость каждого антиминса, сколько в год их освящалось, сколько отпускалось и т. д. и т. д. включительно до обозначения „презентов отцу типографу“ (,,вина сулея“, „водки сулея“, „вишневки сулея“) и послушникам печатальщикам („сало“, „пшена мех“, „сивухи ведер пять“ и т. п.). |
| В этом рассуждении очень ясно сказывается, насколько внимание Платона ущемлено школьной традицией и как мало он чувствует церковные потребности ... Между тем самое слабое место духовной школы XVIII-ro века было именно в ее латинском характере. Несколько позже Евгений Болховитинов , сам тоже человек просветительного века, с полным основанием говорил так: «Нынешний наш курс до самой философии отнюдь не есть курс наук, а курс только латинской литературы..». В XVIII-м веке о русском языке преподавания говорили всюду с какой-то странной неуверенностью, как о несбыточной мечте, и вряд ли не опасной. Осталось неисполненным смелое пожелание, объявленное в грамоте об учреждении Харьковского Коллегиума (16 марта 1731): «а учить всякого народа и звания детей православных, не токмо пиитики, риторики, но и философии и богословии славяно-греческим и латинским языки, такожда стараться, чтобы такия науки вводить на собственном Российском языке..». Латинский язык и здесь был преобладающим... Когда в 1750-м году в Киеве митр. Арсений Могилянский распорядился «Православное Исповедание» читать по-русски, это распоряжение было принято, как напрасная уступка слабости и незнанию. Основной богословский курс продолжали читать все-таки по латыни, «сохраняя чистый латинский штиль и оберегаясь грубого простого наречия..». Не для школьного употребления была издана по-русски уже в самом начале нового века «Система христианского богословия» архим. Ювеналия Медведского (3 части, М. 1806)... В этом упорном школьном латинизме, прежде всего, действовал, конечно, западный пример, – впрочем, уже с некоторым опозданием. Последствием была отсталость русского языка. «Русский научно-богословский язык, образчик которого можно видеть, например, в тезисах для публичных диспутов в Московской Академии, был до того мало развит, что стоял несравненно ниже даже языка наших старинных переводчиков святых отцов и оригинальных богословских произведений древней Руси» (Знаменский)... «Кто какие аргументы говорил, кто какой именно фундамент подложил своей опугны, как сольвован от дефендента и его учителя всякий аргумент..». |
| Лит.: ИРИ. Т. 4. С. 103-105; [Лебединцев И.] Состояние Правосл. Церкви в Польше, по взятии преосв. Виктора под арест в Варшаву//Киевские ЕВ. 1861. 12. С. 372-385; Похилевич Л. И. Сказания о населенных местностях Киевской губ. К., 1864. С. 617-618; Антонов В. Г., свящ., Воронов А. Д. Памятная книжка Киевской епархии. К., 1882. С. 93; Рункевич С. Г. История Минской архиепископии: (1793-1832 гг.). СПб., 1893. С. 102; Орловский П. Харитатыва//Киевская старина. 1894. Т. 44. 3. С. 382-402; Шпачинский Н. А., свящ. Киевский митр. Арсений Могилянский и состояние Киевской митрополии в его правление (1757-1770 гг.). К., 1907. С. 595-596; Титов Ф. И., прот. РПЦ в Польско-Литовском гос-ве в XVII-XVIII вв. К., 1916. Т. 3. С. 30-31; Гайдамацький рух на Ykpaïhi в XVIII ст.: Зб. дok-mib. К., 1970. С. 359-360; Семенченко П. Ohyфpiïbcьkuй монастир//Серп i молот: Газ. 1971. 31; Кат. koлekцiï дok-mib Киïвськоï археогр. koмiciï (1369-1899). К., 1971. С. 77; Мариновський Ю. Садиба Жаботинського Ohyфpiïbcьkoro мон-ря//Черкаси: Газ. 1992. 11 вересня; он же. Дokyмehmaльhi cbiдчehhя про ocmahhi роки мoh-pib на Чepkaщuhi: 20-mi роки ХХ ст.//Украïнський археогр. щopiчhuk. К., 1993. Вип. 2. С. 68-91; Присяжнюк В. Cycniльho-npabobe становище правосл. мoh-pib на Npaboбepeжжiy XVII ст.//Poдobiд. К., 1993. 5. С. 79-82; Кривенко С. До icmopiï biдhocuh установ та Правосл. церкви Черкащини 1944-1965 рр.//Там же. 1996. 13. С. 31-56; Марченко О. В. Hobi дocлiджehhя Жаботинського Ohyфpiïbcьkoro мон-ря//Apxeoлoriчhuй лimonuc Лiboбepeжhoï Украïни. 2001. 2. С. 130-133; Cbяmi новомученики i cnobiдhuku чepkacьki: Життя, подвиги, страждання. Черкаси, 2001. С. 105-114, 237-243; Ластовський В. В. Правосл. Церква у cycniльho-noлimuчhoмy жummi Украïни XVIII ст.: (Nepeяcлabcьko-Бopucniльcьka Черкаси, 2002. С. 73-74, 127; Пашковський О. А. Обитель давня з намоленим храмом//Черкаський край. 2002. Газ. 90; он же. Господарська, ocbimhя та блaroдiйhuцьka дiяльhicmь Жаботинського Cb.-Ohyфpiïbcьkoro чoлobiчoro мон-ря//Православ " я - наука - cycniльcmbo: Проблеми Мат-ли II Всеукр. наук.-практ. конф. Черкаси, 2004. С. 111-113; он же. Жаботинський Ohyфpiïbcьkuй мон-р у cbimлi icmopiorpaфiï та джерельноï бази//Там же: Мат-ли III Всеукр. наук.-практ. конф. К., 2006. С. 21-23; он же. Жаботинський мон-р у XIX-XX ст.: Miж минулим i мaйбymhiм//Роль правосл. духовних цihhocmeй у фopмybahhi нац. cbiдoмocmi та громадянськоï noзuцiï сучасноï мoлoдi: Мат-ли 3 Miжhap. наук.-практ. конф. Киïв, 25 березня. 2005 р. К., 2006. С. 126-128; Лabpihehko Н. П. Бiorpaфicmuka чорного духовенства Киïвських губернських правосл. мoh-pib у XIX ст.: (На npukлaдi Жаботинського Ohyфpiïbcьkoro та Moшhoripcьkoro Вознесенського чoлobiчux мoh-pib)//Украïнська icmopuчha бiorpaфicmuka: Забуте i hebiдoмe: Мат-ли Всеукр. наук. конф. Tephoniль, 2005. С. 27-30. |
| В этом рассуждении очень ясно сказывается, насколько внимание Платона ущемлено школьной традицией и как мало он чувствует церковные потребности… Между тем самое слабое место духовной школы XVIII-ro века было именно в ее латинском характере. Несколько позже Евгений Болховитинов, сам тоже человек просветительного века, с полным основанием говорил так: «Нынешний наш курс до самой философии отнюдь не есть курс наук, а курс только латинской литературы…» В XVIII-м веке о русском языке преподавания говорили всюду с какой-то странной неуверенностью, как о несбыточной мечте, и вряд ли не опасной. Осталось неисполненным смелое пожелание, объявленное в грамоте об учреждении Харьковского Коллегиума (16 марта 1731): «а учить всякого народа и звания детей православных, не токмо пиитики, риторики, но и философии и богословии славяно-греческим и латинским языки, такожда стараться, чтобы такия науки вводить на собственном Российском языке…» Латинский язык и здесь был преобладающим… Когда в 1750-м году в Киеве митр. Арсений Могилянский распорядился «Православное Исповедание» читать по-русски, это распоряжение было принято, как напрасная уступка слабости и незнанию. Основной богословский курс продолжали читать все- таки по латыни, «сохраняя чистый латинский штиль и оберегаясь грубого простого наречия…» Не для школьного употребления была издана по-русски уже в самом начале нового века «Система христианского богословия» архим. Ювеналия Медведского (3 части, Μ. 1806)… В этом упорном школьном латинизме, прежде всего, действовал, конечно, западный пример, — впрочем, уже с некоторым опозданием. Последствием была отсталость русского языка. «Русский научно-богословский язык, образчик которого можно видеть, например, в тезисах для публичных диспутов в Московской Академии, был до того мало развит, что стоял несравненно ниже даже языка наших старинных переводчиков святых отцов и оригинальных богословских произведений древней Руси» (Знаменский)… «Кто какие аргументы говорил, кто какой именно фундамент подложил своей опугны, как сольвован от дефендента и его учителя всякий аргумент…» |
| В этом рассуждении очень ясно сказывается, насколько внимание Платона ущемлено школьной традицией и как мало он чувствует церковные потребности ... Между тем самое слабое место духовной школы XVIII-ro века было именно в ее латинском характере. Несколько позже Евгений Болховитинов, сам тоже человек просветительного века, с полным основанием говорил так: “Нынешний наш курс до самой философии отнюдь не есть курс наук, а курс только латинской литературы...” В XVIII-м веке о русском языке преподавания говорили всюду с какой-то странной неуверенностью, как о несбыточной мечте, и вряд ли не опасной. Осталось неисполненным смелое пожелание, объявленное в грамоте об учреждении Харьковского Коллегиума (16 марта 1731): “а учить всякого народа и звания детей православных, не токмо пиитики, риторики, но и философии и богословии славяно-греческим и латинским языки, такожда стараться, чтобы такия науки вводить на собственном Российском языке...” Латинский язык и здесь был преобладающим... Когда в 1750-м году в Киеве митр. Арсений Могилянский распорядился “Православное Исповедание” читать по-русски, это распоряжение было принято, как напрасная уступка слабости и незнанию. Основной богословский курс продолжали читать все- таки по латыни, “сохраняя чистый латинский штиль и оберегаясь грубого простого наречия...” Не для школьного употребления была издана по-русски уже в самом начале нового века “Система христианского богословия” архим. Ювеналия Медведского (3 части, М. 1806)... В этом упорном школьном латинизме, прежде всего, действовал, конечно, западный пример, — впрочем, уже с некоторым опозданием. Последствием была отсталость русского языка. “Русский научно-богословский язык, образчик которого можно видеть, например, в тезисах для публичных диспутов в Московской Академии, был до того мало развит, что стоял несравненно ниже даже языка наших старинных переводчиков святых отцов и оригинальных богословских произведений древней Руси” (Знаменский)... “Кто какие аргументы говорил, кто какой именно фундамент подложил своей опугны, как сольвован от дефендента и его учителя всякий аргумент...” |
| К выдающимся иерархам XVIII в. относится также Арсений Верещагин, который еще до своего посвящения в сан активно помогал Гавриилу Петрову в улучшении монастырской жизни в Твери; позднее, уже будучи епископом Тверским, а затем Ростовским, он был известен своей заботой о семинариях и народных Предметом особого попечения Тамбовского епископа Феофила Раева (1778–1811) были монастыри, и прежде всего старчество. Платон Левшин (1775–1812) образцово поставил в Москве дело духовного Что касается малороссийских епархий, управление которых было приведено к великорусскому образцу лишь в конце XVIII в., то здесь следует упомянуть Черниговского архиепископа Иродиона Жураковского (1722–1738), проявлявшего большую заботу о духовенстве, а также митрополитов Арсения Могилянского (1757–1770), Гавриила Кременецкого (1770–1783), Самуила Миславского (1783–1796) и Рафаила Заборовского (1731–1757) ради их трудов на пользу Киевской И в 1-й половине XIX в. бывали епископы, считавшие объезды приходов своей главной обязанностью, вызывая, впрочем, одним известием о своем приближении (как выразился в своих записках священник 40-х гг.) «трепет и смятение» Примером для епископов того времени мог служить первый предстоятель новообразованной Олонецкой епархии Игнатий Семенов (1828–1842): он организовал управление епархией, заботился об образовании духовенства, с помощью которого завел приходские школы, и боролся с Прежде чем во 2-й половине XIX в. церковная политика в Грузинском экзархате роковым образом приняла националистический и русификаторский характер, многое для улучшения положения буквально нищенствовавшего духовенства сделал здесь Иона Василевский (1821–1832). И при мягкосердечном Моисее Богданове-Платонове (1832–1834) управление экзархатом также оставалось на высоте. Преемник же его Евгений Базанов (1839–1844), напротив, принес огромный вред своей жестокостью и Выдающимся администратором, помимо прочих его достоинств, был Московский митрополит Филарет Дроздов (1821–1867). Он вникал в каждое отдельное дело и обосновывал свои всегда очень точные решения подробными разъяснениями, которые превращались в общие административные установки. |
| В 1746 году, благодаря учреждению в лавре семинарии (которая открыта в ней 2 октября 1742 года, см. гл. X), заведена была в монастыре школа иконописания, именно: архимандрит лавры архиепископ Переяславский Арсений Могилянский предписал в нашем году обучать иконописанию желающих обучаться ему семинаристов, к которым потом, в 1753 году, присоединены были мальчики из принадлежавшей монастырю известной Холуйской слободы (Вязниковского уезда Владимирской губернии). Обучение живописи семинаристов, как кажется, скоро было прекращено; ученики из Холуян удалились из лавры, когда в 1764 году освобождены были монастырские крестьяне, но школа все-таки не прекратила своего существования: в нее начали быть набираемы дети оставленных лавре после 1764 года штатных служителей. Впрочем, в продолжение целых семидесяти лет – с 1764 года до покойного наместника лавры Антония – школа едва-едва существовала: обучалось в ней мальчика по три-четыре, а многое – по пяти-шести. При этом в продолжение наших 70-ти лет и число иконописцев-мастеров было у лавры самое незначительное. Антоний, назначенный в наместники лавры в 1831 году, начав принимать в школу не одних детей штатных служителей, но и всех желающих, постепенно довел школу до значительной многолюдности. Вместе с этим он же придал нынешние значительно широкие размеры и существующей в монастыре со школою иконописной мастерской. В 1885 году переведено было в лавру для присоединения к ее школе иконописания Московское епархиальное училище иконописания, заведенное в 1873 году и в Москве помещавшееся там, где теперь епархиальное Мариинское женское училище [в Замоскворечье, на Большой Ордынской улице], причем переданы были лавре и отпускаемые на содержание училища средства. В 1902 году в лаврской иконописной школе с присоединенным к ней епархиальным училищем обучалось семьдесят мальчиков, из которых сорок, принадлежащих к духовному званию, суть «епархиальные», представляющие собою переведенное в лавру училище, а тридцать, набранных из всяких других званий, суть собственно лаврские, представляющие собою в точнейшем смысле лаврскую школу. Все епархиальные, содержимые на переданные лавре средства, жили в самом монастыре и именно помещались в Пятницкой башне; из собственных лаврских шестнадцать жили также в самом монастыре и, находясь на полном содержании лавры, помещались при самой иконописной, а остальные четырнадцать, будучи детьми жителей Посада, ходили ночевать к родителям. В иконописной мастерской число мастеров не всегда одинаковое – иногда большее, иногда меньшее, смотря по количеству работ, но вообще или немного большее, или немного меньшее пятнадцати человек |
| И о. Шпачинскиму, и г. Каманину осталось неизвестным расчетное доношение Епифания, из-за которого весь сыр бор и загорелся. Означенное расчетное доношение, в связи с другими данными, дают основание осветить это дело с иной стороны. Нам все это дело представляется в следующем виде. У лавры был богато обставленный трактир, находящийся „на Василковском тракту“. Заведывал этим трактиром монах Епифаний. Между ним и ведущим монастырские счеты упомянутым Иеремиею существовала большая дружба, вероятно, на почве собутыльничества. Епифаний проворовался и удален был от должности. Предстояли ему большие неприятности В это время мстителем за друга и является Иеремия, человек, по-видимому, образованный и во всяком случае хорошо владеющий пером. Он составляет для Епифания черновик расчетного доношения лавре, которое тот, переписав, и подал Духовному собору. Но лаврская братия сразу догадалась об авторе доношения (увидела в нем „слог Иеремиин“), вследствие чего Иеремия тоже подвергся опале: удален был (а не сам удалился) в Китаевскую пустынь. Тогда он снял забрало и из его пера посыпались на лавру сатиры, в свое время наделавшие много скандального шума. Одну из этих сатир в стихотворной форме приводит – как мы сказали г. – Каманин в своей статье. Но стихи Иеремии значительно уступают по силе и, пожалуй, ядовитости прозе, представляемой упомянутым расчетным доношением от имени Епифания. Доношение это (помеченное декабрем 1772 года) довольно велико по объему. Приводим из него только некоторые выдержки. „При перемене моей (так начинается доношение) от командования лаврским Васильковским трактиром, в поданной от меня в Василькове соборному старцу Леонтию о приходах ведомости, за скоропостижность оной востребования, запамятовал я показать по трактиру нижеследующего расходу: 1) Прошлаго 1771 года летним временем взято у меня в лавру до келии пастырской келейным монахом Ионафаном аглицкаго пива сто бутылиок, каждая ценою по 52 коп.; итого 52 рубля“ (идет перечень других расходов всего на сумму 157 руб.)... „А как по присланному ко мне ныне из лавры Святой ордеру значится, что но щету находится на мне лаврского долгу с трактирными прибылями полагаемаго 521 руб. 32 коп., так покорнейше прошу оные, правилно по трактиру расходи состоящие 157 руб., из той щисляемой на мне лаврской суммы исключить. А за тем остается на мне начитаемаго трактирнаго долгу 364 руб. 32 коп., которые я и заплатить бы в лавру долженствовал, если бы не поте-ряны были на воинских и таможенных чинах, за набранные ими напитки, трактирные денежные долги, которых число по поданным от меня при смене реестрам состояло 627 р. 88 коп. “ |
| IV глава (181–226 стр.) носит не совсем удачное название. Устройство епархии и церквей. Здесь ведутся речи о многих материях, как-то: о постройке храмов и колоколен; кладбищах при них; об украшении храмов иконами и мастерских, где они изготовлялись (причем попутно говорится об иконах явленных); о церковной утвари; богослужебных книгах; свечной продаже; о братствах и шпиталях при церквах; об особенностях при совершении таинств, проповедничестве и т. п. Глава эта не принадлежит к лучшим в рассматриваемом сочинении. Автор большею частию с высоты птичьего полета бросает взгляд на трактуемые предметы и, вследствие этого, многого не досматривает, а по местам ограничивается общими фразами. Такой характер носят, напр., речи автора о братствах, относительно которых ему, очевидно, не удалось найти ни одного документа за рассматриваемое время, хотя они в киевских архивах в некотором количестве встречаются (напр. в архиве Выдубицкаго монастыря имеются сведения и даже устав братства в местечке Летках, вотчине означенного монастыря). Таковы же речи автора и об особенностях большинства таинств. Для образца приведем трактацию автора о таинстве покаяния. „Что касается таинства покаяния и исповеди, – говорит отец Шпачинский, – то в этом отношении следует отметить более внешние обстоятельства, нежели внутренние, так как последняя сторона осталась в тайне и неизвестною. В некоторых местах таинство это совершалось с тою же формальностью и надменностию (sic!), как и все другое. Оттого-то исповедь являлась в руках священника средством для мщения и наказания чем нибудь провинившихся против него прихожан. Конечно, это больше относилось к самим священникам, чем к таинству“ (стр. 207). И при этом ни одной ссылки, ни одного указания, никакого разъяснения!!! О таинстве елеосвящения у автора одна строка, где заявляется, что об нем (т. е. о какой-либо особенности при совершении его) он ничего не встретил (стр. 208). Но не подлежит сомнению, что в руках о. Шпачинского перебывало много грамот того времени, выдававшихся священникам при их посвящении. В этих же грамотах вменялось им в обязанность „последнее елеомазание над болящими совершати, над здравыми же никако дерзати творити“. Подчеркнутые слова показывают, что давний обычай (совершать елеомазание и над здоровыми) перешедший в Южную Русь из Греции, – обычай, относительно которого вынужден был давать разъяснение автор Лифоса при полемике с Саковичем, настолько укоренился здесь, что относительно его нужно было упоминание в ставленнических грамотах. |
|
|
