| «По усиленной просьбе духовных детей старца, – передает г-жа N., – иеромонахом В. расшит был наглазник (большой параман), и нам показали лицо старца. Оно было чудное, светлое и с выражением привета, такое, какое бывало у батюшки, когда он встречал после долгой разлуки дорогих своих духовных детей. От жара ли свечей или тесноты даже капельки пота были заметны на светлом личике старца, как у живого. Но тут случилось со мною нечто из ряда вон выходящее. Я стояла с правой стороны гроба подле самого подсвечника, так близко, что мои руки касались края гроба; смотрела пристально на родного батюшку, стараясь запечатлеть в своей памяти навсегда черты его лица. Сзади меня неподалеку находилась дверь кельи М. Т., батюшкиной внучки, в которой последнее время часто батюшка находился и занимался с народом. Слышно, кто-то оттуда сзади подошел ко мне и с правого моего плеча нагнулся над самым моим ухом; и вот я услыхала недовольный, даже гневный, громкий голос самого батюшки отца Амвросия. Смысл слов его выражал то, зачем смотрят его лицо. Это была одна минута. Со страшным испугом я отлетела в противоположную сторону и очутилась у дверей настоятельских келий. Не скоро я оправилась от испуга. Больше я лица батюшкина уже не видала, хотя его открывали много раз до того времени, как совершен был над ним чин погребения. Я каждый раз отходила. Сказала я тогда об этом только одному батюшке отцу Иосифу. Чтобы разъяснить это обстоятельство, я должна несколько отклониться в прошлое. Почти за четыре года до кончины старца умерла матушка София, первая настоятельница Шамординской общины. Бывши еще мирской, я приезжала на похороны ее. После похорон поехала в Оптину к старцу, чтобы побывать у него лично для себя, а кстати и выразить ему сожаление о кончине его любимой ученицы монахини Софии. Попала я к батюшке поздно вечером и была принята им на общем благословении. Тут много было приехавших сестер из Шамордина. На выраженное мною сожаление о покойной батюшка сказал: «Да! Мало пожила, а заставила многих полюбить себя». На мои же слова: «Как она мертвая была хороша! Спаси Господи сестер, – они мне ее открывали и показывали, хотя я и не просила их об этом», – батюшка грустно сказал: «Прибежали ко мне все в слезах в первую минуту (матушка София скончалась в Оптиной, и тело ее перенесено было в Шамордино): позволь да позволь расшить схиму и открыть, чтобы им смотреть; а схимников по уставу открывать не следует. Я, на их горе, поддался; а теперь кто видел ее лицо и клади поклоны целый год с молитвой: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешную и прости мою неслыханную дерзость смотреть лицо схимника», – и при этом три поклона утром и вечером». Я так и клала поклоны с молитвой целый год. Вот старец и за себя был недоволен, что дерзко смотрели его лицо, а больше всех я, грешная». |
| Написала также: «Думаю, что ему покажется странно, что мирская женщина обращается к нему, монаху с этим». В таком случае просила ее передать ему мой сон про него. Через несколько дней после отосланного письма, переменяя положение ноги больного, я с ужасом увидала, что опухоль уже захватила низ живота. Притом страдания больного так были велики в ту минуту, что, не зная чем их облегчить, я вздумала почему-то вдруг сделать бинт и перевязать около паха ногу. Больной от сильной боли не чувствовал, как я своими слабыми неумелыми руками, насколько возможно, приподняла его ногу, и в несколько раз обернула бинт. Руки у меня тряслись. Туго сделать я боялась. И, конечно, мысль о бинте, пришедшая почему-то мне в голову, была только утешением для меня самой. Но вот не прошло и часу, как больной громко позвал меня, сказав: «Посмотри, что-то у меня все мокро кругом ноги». Открыв ногу, я увидала, что самая первая ранка, т.е. первый прорез, сделанный доктором за три месяца до этого, который настолько зарос, что и знака его почти не оставалось, открыт во всю его бывшую глубину, и из него бьет материя фонтаном. Трое суток шла материя беспрерывно, после чего больной заметно стал поправляться в силах. Списавшись об этом со своей родственницей как можно было подробно, я, к моему крайнему поражению, узнала, что день и час открытия ранки на больной ноге мужа совпадали с часом прочтения моего письма старцу моею родственницею. Настала весна. Здоровье мужа моего настолько поправилось, что он мог выходить на воздух. Оставшись с заботой после его отъезда, я в первый раз написала старцу сама. Не описывая дела подробно, так как боялась и ему открыть тайну, я назвала только имена дочери и ее жениха, прося его усердно помолиться за здоровье обоих. Очень скоро, сверх моего ожидания, я получила от батюшки такой же короткий ответ, как и мое письмо. О таких-то, писал он, помолюсь. «Но и ты молись сама, – это принесет пользу и им, и тебе. Многогрешный иеромонах Амвросий». Тут же мне вскоре передали, что старец, вышедши на общее благословение, сказал при всех: «Я получил письмо из г. |
| Однако, по некоторым признакам, все уже догадывались, что батюшка думает ехать в Шамордино. Еще за несколько дней до отъезда начнутся в хибарке разговоры об этом и расспросы друг у друга, не слыхал ли кто, когда батюшка едет и надолго ли. Не получая же ни от кого удовлетворительного ответа, обращались обыкновенно к келейнику с теми же вопросами. Келейник отвечал как бы нехотя: «Ничего еще не слышно». На несколько времени все успокаивались, хотя по тону келейника и не совсем доверчиво относились к его ответу. Но только что успокоятся, войдет в хибарку какое-нибудь новое лицо с тем же вопросом: «Говорят, батюшка собирается в Шамордино?» Опять начнется волнение. Приезжие из опасения, что не успеют со старцем заняться, решаются наконец спросить его самого. Выйдет батюшка на общее благословение, и все с нетерпением ждут удобной минуты, когда можно будет обратиться к нему с этим вопросом. Но и ответ батюшки тоже не успокаивал: «Думал, – скажет старец, – да вот, за вашими молитвами, сегодня с утра чувствую себя нехорошо». После того появлялась скорбь и забота, как бы батюшка не заболел. Последний отъезд старца в Шамордино имел некоторые особенности. Прежде всего, сборы в этот раз затянулись надолго: то одно дело задерживало его, то другое. Затем, всегда прежде старец брал с собою в общину для послужения своего старшего келейника, бывшего уже в сане иеромонаха, отца Иосифа, но теперь, собираясь к отъезду, почему-то долгое время ничего ему о сём не говорил. Наконец уже как-то нерешительно уклончиво обратился к нему с вопросом: «Как же в Шамордино-то ехать?» Нужно заметить, что так как этот старший келейник старца Амвросия по его назначению и благословению, конечно, с согласия отца настоятеля был в это время, как упомянуто выше, уже духовником и начинал старчествовать, а потому и в отсутствие старца Амвросия к нему ежедневно ходил народ, то, при разговоре об отъезде в Шамордино, он спросил старца Амвросия: «А тут-то как же быть, батюшка?» В ответ на этот вопрос старец тут же решил оставить его в скиту на своем месте, а с собой взять младшего келейника, монаха Исаию. |
| В этой деревне – верстах в семи от Шамордина 168 – еще покойная монахиня Амвросия Ключарева , по благословению старца Амвросия, приобрела для своих внучек помещичью землю с усадьбой. После того там заведено было хозяйство: убирали сено, обрабатывали землю и пользовались доходами. Больше оно ничего собою но представляло. В 1890 году пришел к батюшке отцу Амвросию рудневский староста с письмом на имя старца. В этом письме говорилось, что много лет тому назад в помещичьем имении, которое теперь принадлежит Шамординской общине, под именем Рудневской дачи, был вырыт какими-то подвижниками колодец, утолявший жажду многих путников, а теперь это место в небрежении. Подпись письма была такая: «Любитель благочестия». В Рудневе старец доселе был только однажды, вскоре после покупки Ключаревой рудневского имения, и, вероятно, для того только, чтобы полюбопытствовать, что там есть. Но когда он через письмо осведомился о бывшем там колодце, то в то же лето, отправляясь по обычаю в Шамордино, предварительно вознамерился проехать в Руднево, а затем, во время пребывания своего в Шамордине, уже и часто начал посещать это место. Стал там заводить разные хозяйственные постройки, лично указывал рабочим, где и что нужно строить, приказывая вместе с тем строить поскорее. Между тем старец приступил к отысканию древнего колодца. Он приказал в одном месте рыть землю, не оглашая о сём. Скоро показалась вода. Но странно, все говорили одно: когда стали давать эту воду больным, в особенности бесноватым, страдания их увеличивались. Летом 1891 года, бывши в Рудневе, старец сам осматривал место вблизи вырытого колодца. Несколько ниже он предварительно стал на молитву, приказал и всем, бывшим с ним, молиться. После чего и все, вместе со старцем, начали осматривать место. Но вдруг тут же находившаяся настоятельница общины стала чувствовать, что почва под нею опускается, и в страхе воскликнула, что она тонет. Стали на этом месте рыть и нашли старый колодец, именно тот, о котором прочитал старец в таинственном к нему письме. |
| Один мудреный юродивый 53 толкует: «Гусь да гагара − неладная пара». Впрочем, у нас на скотном дворе умер столетний старец Пахомий, который и среди множества людей умел сохранять глубокое молчание. Благое говорить − серебро рассыпать, а благоразумное молчание − золото. Царствие Божие не в словах, а в силе; нужно меньше толковать, большее молчать, никого не осуждать, и всем мое почтение. Лучше предвидеть и молчать, чем говорить и потом раскаиваться. На безрыбье и рак рыба, а на безлюдье и Фома дворянин Повторяю тебе: бойся осуждать и ревновать не по разуму. А что тебя назначают в казначеи, сам ты виноват, потому что избрал неудобное место; разве тут только дело Промысла Божия, чего не постигаю... Ты, кажется, сам повторяешь русскую пословицу: на безрыбье и рак рыба, а на безлюдье и Фома дворянин. Ты засел в многолюдном городе безмолвствовать, забыв слова св. Ефрема Сирина , который говорит, что если орел совьет гнездо на жилом доме, то не только не получит успокоения, но и лишится зоркого зрения от дыма. Что тебя понуждает идти к бесчинствующим и стоя на коленях, упрашивать их и увещевать к благочинию, как не дым, разъедающий и раздражающий твои душевные очи. От грошовой свечи Москва сгорела От грошовой свечи Москва сгорела Схиархимандрит о. Агапит (Беловидов) писал: «Старец Амвросий тщательно вникал во все духовные нужды преданных ему лиц, не упуская из внимания, по-видимому, самых маловажных обстоятельств, нередко повторяя в таких случаях старинную мудрую поговорку: от грошовой свечи Москва сгорела, давая этим разумевать, что все великое, и доброе и злое, начинается всегда с малого, и даже едва приметного». «...Мелочей для Старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену и свои последствия». Батюшка также говорил: «Из мелочей составляется крупное». «С малого начнешь, привыкнешь к большему». Обращение к духовным чадам и чадцам преп. Амвросия Оптинского Батюшка Амвросий очень любил своих духовных детей, называя их чадами и чадцами, помогал им духовно и материально, но и часто, для их же пользы, обличал их недостатки. Причем делал он это очень метко, остроумно и с большой любовью к чадам и чадцам. Ниже мы приводим фрагменты из его писем. |
| Приводили к старцу отцу Леониду и многих бесноватых. Было также немало и таких, которые прежде сами не знали, что они одержимы бесом, и только в присутствии старца по обличении им таившейся в них прелести начинали бесноваться. Так нередко бывало с теми из мирских неразумных подвижников, которые, пришедши к старцу, сами открывались ему, что они носят вериги, а вместе с тем жаловались, что не обретают душевного мира. Оказывалось, что, проходя самопроизвольно суровые телесные подвиги, они не переносили со смирением ни ниспосылаемых от Бога скорбей, ни укоризненных слов от людей и, удручая тело свое веригами, в душе питали вражду и злопамятность против оскорбителей, увлекаясь самомнением, и вообще нисколько не заботились об очищении сердца от страстей, доходя иногда таким образом и до прелести. С таких безрассудных подвижников отец Леонид приказывал снимать вериги 54 , научая их, что чрезмерные телесные подвиги без смиренномудрия и духовного рассуждения не только не приносят пользы, но и вредят ревнующим о своем спасении и что христиане прежде всего должны обращать внимание на необходимейшие и обязательные для всех евангельские заповеди Господни, без соблюдения которых спастись нельзя. Когда же по воле старца вериги снимались, на некоторых из закованных ими нападало беснование. На всех таких страдальцев старец возлагал епитрахиль и читал над ними краткую заклинательную молитву из Требника, а сверх того помазывал их елеем из лампады или давал им оный пить. Вследствие сего было очень много поразительных случаев исцелений. Некоторые тогда говорили, а может быть, скажут и теперь: да это не трудно, и всякий может помазать елеем и прочитать заклинание. В ответ на такое их возражение можно напомнить пример сыновей иудея Скевы, которые начинали было, по примеру святого апостола Павла, изгонять бесов именем Иисуса Христа: Иисуса знаю, – ответил бес, – и Павла свем, вы же кто есте? ( Деян.19:15 ). Победа над бесами одержана была отцом Леонидом, конечно, после победы над своими страстями. |
| В то время, к которому относится рассказ, дорога эта пролегала среди густых непроходимых лесов. Проезжая однажды этим путем, Лев встретил волка, который начал нападать на молодого парня. Но Лев обладал большой телесной силой – он мог поднимать тяжесть до двенадцати пудов. Потому, схватив имевшуюся при нем дубину, он ошеломил волка. Оправившись от удара, разъяренный зверь вскочил к Льву в сани и вырвал у него из икры правой ноги часть мяса, как впоследствии говорил старец: «Пожалуй, в фунт не уберешь». Затем опять бросился на него с разинутой пастью, в которую Лев успел всунуть руку и своими мощными пальцами крепко уцепился за горло зверя, что и обессилило его. Между тем испуганная лошадь во всю мочь, как на крыльях неслась с двумя седоками. Наконец в виду деревни совсем обессиленный волк свалился с саней. А Лев, при помощи Божией, добрался до своего Волхова. Рана у молодого дюжего человека скоро зажила, однако оставила след на всю его последующую жизнь – он на правую ногу несколько прихрамывал, а в шрам, образовавшийся от раны, мог вмещаться волоцкий 4 орех. Проезжая часто по торговым делам из Волхова в Сухиничи и обратно, Лев имел случай нередко сталкиваться с людьми разных званий и состояний. И так как он одарен был хорошими умственными способностями, имел прекрасную память, любознательность, наблюдательность, дальновидность и соображение, то приобрел через это весьма много разнообразных нужных и полезных сведений. Память же у него была такова, что, услышав однажды от путешественников о какой-либо местности, в другой раз через долгое время он говорил о ней уже как очевидец и коренной житель того места. Знал все слышанные им подробности – хозяйство обитателей, промышленность, семейный быт и прочее. Прекрасно понимал жизнь наших бар, их быт, воспитание, службу, утонченность обращения; также военный быт, флотскую службу, полевую и морскую нужду – все это как будто он видел своими глазами и вымерял своими шагами. И потому, разговаривая обо всех этих и подобных предметах, он как будто читал развернутую книгу. Таким-то образом, он хорошо знал почти всю Россию. Имея же общение с людьми всех сословий, Лев Данилович через это еще в мире приобрел большое знание людей и опытность, которую впоследствии употреблял для пользы ближних, обращавшихся к нему за духовными советами. |
| " Теперь все доказано, – сказал преосвященный. – Я счастлив, что имею случай с вами заняться». Взявши меня за руку, ведет в кабинет и спальню и приказывает мне расположиться по-домашнему. Сам снимает с меня камилавку и рясу, и сам же указал на все удобства для старика. Этого дня был обед у владыки весьма скромный, вероятно, всегдашний для него одного; а в следующие дни, более недели, уж чем-чем он меня ни угощал. Но прежде спросил: «Что вы, отец Леонид, кушаете то и то?» Отвечаю: «Ваше преосвященство, я человек ядца и винопийца». – «О, это, значит, наш брат!» Келейнику: «Подавай все» (конечно, рыбное). Сам мне накладывает и наливает. Говорю: «Помилуйте, ваше преосвященство, ведь это много». Владыка: «Вы мне ненадолго достались; вот отправитесь в скит, там поститесь себе как угодно, а теперь пусть ваша косточка наливается мозжечком». И так я пробыл в архиерейских покоях более недели. В это время владыка до того ко мне благорасположился, что, отпущая меня и благословляя в обратный путь, прощался со слезами». Старца Леонида сопровождал в это время в Калугу один из близких его учеников, отец Павел (Тамбовцев). Когда старец задержан был владыкой в своих покоях, Тамбовцев жил в гостинице и ежедневно с возрастающим страхом и недоумением расспрашивал о старце и только получал ответ, что старец находится в архиерейских покоях, как редкий гость. По возвращении батюшки в скит все его приверженцы были в великой радости. Сам же старец суток двое по приезде ничего не ел, отговариваясь тем, что сыт от архиерейского угощения. На второй день его приезда, – продолжает иеросхимонах отец Антоний, – я в первый раз имел счастие за всю мою прошедшую жизнь быть им принятым и отечески обласканным, быв утомлен как странник полугодичным путешествием по разным монастырям. Потом старец приказал мне побыть в скиту, где я готовился к принятию Святых Христовых Таин и сподобился быть его духовным сыном. На первый раз я стеснялся рассказать ему, что мог слышать в валаамской гостинице от двух странников из Оптиной пустыни о ските и о батюшке, а в другое и третье свидание он сам высказал мне все следующим порядком: «Ну что же ты в странствии полезного для себя приобрел?» – так начал он. |
| – При появлении помыслов, побуждающих тебя к осуждению ближнего за нанесенную им тебе обиду, когда рассвирепевшая буря мысли устремится ко взаимному отмщению, сообрази состояние скорби твоей с бывшим состоянием скорби Спасителя мира. Сей Великого Совета Ангел, Сын Божий, будучи без греха, терпел великодушно величайшие скорби. Не тем ли более должны терпеть горестные случаи мы, люди грешные, достойные наказаний? Мы должны также более и обвинять себя. В сем случае оружием самоосуждения мы будем сражаться с возмутителем духа нашего невидимым филистимлянином, окрадывающим богообразный кивот души нашей. Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение. Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями. И когда начнем приучать себя к самообвинению, тогда неприметно успеем во внутреннем обвинении (себя); тогда сердце наше, с помощью Вышнего, может сделаться в духовном смысле мягким, кротким. Человек соделается вместилищем благодати и мира духовного. Тогда душа почувствует такой мир, которого мы в состоянии горести ощущать, или, лучше сказать, вкушать, не можем. Сей-то мир будет просвещать разум подвижника. Заря кротости духовной прострет свои лучи на ум, слово, умное чувство. Тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно. Неудовольствия будут уже казаться радостными и приятными. 10 . Когда никакая святая мысль и представление не действуют на сердце раздраженное или предавшееся нечувствию, что должно делать, дабы умягчить себя? – Должно уединяться, принудить себя к молитве, к излиянию души пред Богом. Когда несколько ослабеют волны нечувствия, тогда изыскивай причину такой хладности. Если возникло от какой-либо страсти, удали оную от себя. А когда сие столь горестное ожесточение водворилось от непроницаемых причин, то более проси Вездесущего, да отразит благодатью Своей все причины неверия – злые порождения нечувствия. |
| Что же вы, дочь, жалуетесь: яростная и плотская страсти хотя отступили на время, но недуг малодушия временем наиболее гнетет вас; то, о мати и дочь! да будет твоей любви известно, что всеобщий враг диавол, свои брани и козни всегда пременяя, обманывает и побеждает нас таковыми злохитрыми и коварными злоухищрениями; и вы не утверждайтесь в том, чтобы у вас вовсе угасла ярость и плотская страсть; но разве на некое время дан вам отлог для отдохновения. И не враг сию ослабу преподает, но милосердием Божиим благодать Его невидимо за молитвы отец и матерей вспомоществует; ибо аще бы не Божия благодать невидимо защищала и подкрепляла, то едва бы кто возмог соблюсти в непорочности себя. А как вы откровенно объясняетесь, что даже ни малейшего слова претерпевать не можете и что даже всякая малость вас трогает до самого сердца, то, дочь моя... сие меня опечаляет до избытка; поскольку нам Сам Спаситель во Святом Евангелии Своими пречистыми усты изрек тако: в терпении вашем стяжите (то есть приобучите) души ваша и: претерпевый до конца, той спасен будет ( Лк.21:19 ; Мф.10:22 ). И святой Илия Экдик в главе 62 пишет: «Дом убо души есть терпение, обдержится бо в нем; имение – смирение, питается бо тем». Из сих причин явственно, что в нас с тобою мало обретается смирения; а потому еще нам пренужно самим изыскивать, кому повиноватися и объясняти свои деяния и помышления, отчего и сами ведомее будете и, по возможности сил, и к вам приходящим благоуспешнее будете преподавать благие советы. Да и не будет места мысленному врагу влагать мысли тщеславия, что вы своими дарованиями утешаете приходящих, но между тем должны воображать, что за молитвы отца или наставницы своей; таким образом пребудешь неподвижима от высокомудрия, но, по апостолу Павлу, смиренными мысльми утверждатися. А что вы с прискорбием извещаете о постигающей вас, по мнению вашему, неудобоносимой буре искушений, то я, грубый, со дерзновением напоминаю вашей любви Духом Святым изреченный чрез пророка Давида псалом 26: Господь просвещение мое и спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моя: оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое: аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю ( Пс.26:1–3 ) и прочее. Хотя сила выражения псалмов сих относится к невидимым всеобщим врагам, но, однако, по наущению сих врагов и человецы восстают и смущаются и нас в смущение приводят. А что нас укоряют и поносят, и нарицают холопницами, мы должны совестию своею довольствоваться, и по заповеди Господней да потщимся молитися за творящих нам бури – и в мгновение ока превратит в благоприятную тишину. |
|
|
