| Там прежде на кровельной площадке служивали молебны пред этим образом, коего чудеса начертаны в летописи церковной. В восточной части видно совершенное нарушение символической симметрии, вероятно, для особенных причин. Она состоит только из двух полукружий; но третье, южное занято колокольней, у которой низ круглый, средина осмигранная с пролетами, а верх шатровой; подобно другими древним звонницам, она ниже самой церкви. Глава ее увенчана таким точно древним крестом, какой был на Кремлевской Предтеченской церкви: вопреки запрещению Стоглавого собора гл. 41. на трех концах креста приделаны еще меньшие. Из этого можно предполагать существование этого креста до Стоглава, т. е. до 1551 года. В нижнем ярусе колокольни до 1812 года помещался Дмитриевский придел, напоминающий нам древние круглые церквицы. Большею частию, колокола литы в царствование Елисаветы Петровны; но на одном из них прочтете следующую надпись: «7190 (1682) году построен сей колокол к церкве Пресвятыя Богородице Гребневская по Володимере Ивановиче, по жене его Феодоре Батанове, Княгини Феодоры, дан колокол 200 рублев, лил сей колокол мастер Федор Моторин». Внутреннее расположение главного храма показывает, что не колокольня к нему пристроена: но что он пристроен к колокольне, по-видимому, для того, чтобы не сдвинуть с места Дмитриевской церкви. Закладенная же в южной стене Успенской церкви арка, ведущая в придел, подтверждает такое предположение. Внутренность церкви освещается окнами сквозного трибуна и вновь пробитыми в северной и южной стенах. Свод в этой церкви крестовой, а в алтаре коробовой. Там помост каменный – здесь из дубовых лещадей, возвышенный на две ступени. Алтарный иконостас с резьбой и позолотою, в пять поясов иконопись в нем относится ко времени поновления церкви в 1711 году. Верх осеняется резным из дерева Распятием. В первом поясе замечательны местные образа Спасителя, Богоматери Одигитрия, храмовой Успения Божия Матери, Гребневския Богоматери, ознаменованные греческим пошибом. Последняя блистает драгоценными украшениями: ее убрус и риза унизаны жемчугом; золотой венец с семью городками осыпан алмазами, изумрудами и яхонтами; поля ее покрыты позолоченым серебром с репьями из драгоценных камней. |
| Порча проникла в нравы даже простого народа не только в романских землях, но и в Германии. Если наш Стоглав, без всякой пощады, гремит своими запретами и проклятиями против грубейшего язычества русского простого народа в XVI веке (см. гл. 41), то и на Западе, и гораздо раньше, еще в XIII веке, какой-нибудь Вернер Гартенер, с грустной иронией, описывает уже не первобытное дохристианское невежество, а пагубную порчу нравов простого народа, вследствие вредного влияния утонченной рыцарской жизни. Мужик уже хочет быть рыцарем, и легкомысленно меняет свои мирные земледельческие труды на постыдную жизнь рыцарствующей ватаги грабителей, и вместе с собою увлекает на погибель и свою сестру-крестьянку, мечтавшую выйти замуж за рыцаря 344 . В XIV, но особенно к концу XV века чаще и громче стали раздаваться голоса благомыслящих людей против повсюду распространявшейся порчи старых благочестивых нравов. То были роковые предвестия реформации, необходимость которой чувствовалась повсюду, но нигде так сильно, как в Германии. В этой стране ряд таких деятелей, как Гейлер, Паули, Фома Мурнер, но особенно Себастиан Брант, со своим знаменитым произведением Дурацкий Корабль 345 , не только замечательнейшие писатели конца XV и начала XVI века, но и преобразователи общественных нравов, изрекавшие свой строгий суд в эпоху нравственного упадка. Как наш Стоглав восстает против мусульманской моды – носить тафьи: «занеже чюже есть православным таковая носити безбожного Бахмета (то есть, Магомета) предание»; и как в этом же памятнике возбраняется православным брить бороду и усы, и даже подстригать их, – так и моралисты западные XV и XVI веков, вместе с порчей нравов, порицают моду, как одну из современных им язв, смеются над покроем платья, над формой сапогов и башмаков, над поддельными волосами, называя их мертвыми, и т. п 346 . Люди нравственные особенно неприличным, даже срамным находили узкие панталоны и короткое верхнее одеяние. Нападки на такой костюм, в связи с рыцарским служением дамам, с Запада перешли и к нам, может быть, еще в XV веке. В Летописце Переяславском, первоначальный состав которого относят к эпохе древнейшей 347 , встречается любопытная, без сомнения, значительно поздняя вставка, в которой порицаются рыцарские обычаи, приписываемые Латинам: именно, как Латине, взяв безстудие от худых Римлян, а не от витязей, начали к чужим женам мысль держати и предстояти пред девами и женами, службы содевающе, и знамя носити их – то есть рыцарски служить дамам и носить их девизы и цвета, – а своих жен не любити, и как стали они, подобно скоморохам, надевать срамную одежду, кротополие носити, то есть, короткое верхнее платье, и т. п. |
| Образец западной религиозной живописи: «Ангельское пение». Вильям Бугро. 1881. Музей Гетти. Нередко изделия церковного и православного обихода: иконы, лампады, подсвечники, малая пластика и т.д., которые продаются в светских и интернет-магазинах, а порой и в церковных лавках, – сделаны вульгарно и даже пошло. Отдельно можно выделить ставшие уже привычными фигурки ангелов-куколок. Выполненные в инфантильно-мультипликационной манере, они искажают образ бесплотных духов, служащих Богу (см.: Евр. 1: 14), при явлении которых люди в Ветхом (см.: Суд. 13: 3–22) и Новом Завете (см.: Мф. 28: 2–8; Откр. 7: 1; 8: 2) испытывали страх и ужас. Вместо этого подобная «продукция» настраивает ее обладателей на фамильярно-сентиментальное восприятие слуг Божиих. В таком виде их задача не возвещать волю Творца – защищать (см.: Пс. 33: 8), извещать (см.: Лк. 1: 11–20; 26–38) или карать (см.: Пс. 34: 5–6), – но «порхать» и играть на скрипке в духе выхолощенной религиозности западной христианской живописи. В результате этого священные изображения, по определению являющиеся святыней, превращаются в своего рода «православный китч», профанирующий само церковное искусство, предназначенное для содействия благоговейной молитве. Фигурки «ангелов» в церковной лавке рядом с православными иконами Кич профанирует церковное искусство, предназначенное для содействия благоговейной молитве Корнем названной проблемы является вольность авторов и производителей подобной продукции, их пренебрежение церковной иконописной традицией ради собственного самовыражения или получения прибыли. Однако не лишне будет напомнить предостережение Священного Писания: Проклят, кто дело Господне делает небрежно (Иер. 48: 10). Поместный Собор Русской Православной Церкви 1551 года (Стоглавый Собор) запретил писать иконы по суемудрию, «от своего замышления», то есть по произволу художника, но писать «с древних образцов, как греческие иконописцы писали и как писал Андрей Рублев и прочие пресловущии иконописцы» (гл. 41. 1) . В особой главе, посвященной иконописи (гл. 43), Собор предписывает иконописцам с особым благоговением создавать святые образы, а именно: чтобы они |
| Числом статей Соборных вышло 98. Они составили одно целое. Дело тотчас послано было, при Царском и Соборном послании, к предместнику Преосвященного Макария, Митрополиту Иоасафу, для того чтобы он прочел положения Собора и дал об них отзыв свой. Иоасаф, по лишении некогда кафедры Боярами, жил в то время на покое в Троицком Сергиевском Монастыре. В послании сказано, что оно относится вместе и к бывшему Ростовскому Архиепископу Алексию, к бывшему Чудовскому Архимандриту Вассиану, к бывшему Троицкому Игумену Ионе и ко всем соборным старцам Троицкой обители. Упоминаемые поименно лица все, приметно, жили здесь на покое. В письменном отзыве на послание сказано: «Иоасаф Митрополит со всеми вышеозначенными лицами, выслушав Царское и Святительское уложение, и все тому Соборному уложению согласуют вкупе, и о которых делах порассудя, и писанием согласуются с Царем и Святители». Впрочем, Иоасаф присовокупил от себя 12-ть примечаний, частью в изъятие, частью в исправление, частью в пополнение Соборного уложения. Но примечания сии не касаются настоящего дела нашего; а относятся только к церковному хозяйству, в особенности для живущих в Монастырях на покое. Между тем, с посланием к Митрополиту Иоасафу и с ответом от него составилось, в книге Собора, всего 100 глав или статей: отчего книга и стала называться «Стоглавом, Стоглавником, Собор – Стоглавным, или, также, Стоглавом». Из Стоглавника к Истории Расколов, по настоящему нашему обозрению относятся только следующие главы: Глав. 5, вопр. 5. – о Божественных книгах и ответ; гл. 27, и 28, вопр. 26. – о Крестном знамении и ответ; гл. 31, вопр. 35 и гл. 41, вопр. 8. – о Кресте на церквах; гл. 9. – о чине Божественный службы; гл. 17, – о порядке при требах Христианских; гл. 42, – о Трегубой Аллилуия. Об них были недоумения, даже раздоры, и будут видимы вновь по истории впоследствии. О книгах Государь изволил изъясниться: «Божественные книги писцы пишут с неправильных переводов, а написав не правят же; опись к описи прибывает, и недописи и точки есть непрямые, и по тем книгам в церквах Божиих чтут и поют и учатся и пишут с них. Что о сем небрежении и о великом нашем нерадении от Бога будет по Божественным правилам». |
| Царь Иван Васильевич жаловался на Стоглавом Соборе: «Злыя ереси – «Рафли», «Шестокрил», «Воронограй», «Остромий», «3одий», " 3вездочетьи», «Аристотелевы врата» и иные составы и мудрости еретическия, и коби бесовския многих людей прельщают, и от Бога отлучают, и погубляют». И хотя Собор, выслушав это, просил царя издать в Москве и по всем городам грозную царскую заповедь, а всем святителям повелел заповедать и запретить каждому в своем пределе с великим духовным запрещением, чтобы православные христиане таких богоотреченных и еретических книг не держали у себя и не читали и других не учили и не прельщали, а которые и впредь начнут держать у себя такие книги, и читать, и других прельщать, тем быть в великой опале от царя и в конечном отлучении от святителей (Стоглав. Гл. 41, вопрос и ответ 22); но, без сомнения, и эта мера не в состоянии была поправить дело, искоренить зло. И суеверие, самое грубое суеверие во всех возможных видах господствовало в массах русского духовенства и народа и потемняло, подавляло в сознании как пастырей, так и пасомых те немногие истинные и здравые понятия, какие могли они иметь о догматах своей православной веры. «Волхвы и чародейники, – говорил царь на Стоглавом Соборе, – кудесы бьют, и в «Аристотелевы врата» и в «Рафли» смотрят, и по звездам и по планитам глядают, и смотрят дней и часов, и теми дьявольскими действы мир прельщают и от Бога отлучают» (Стоглав. Гл. 41, вопрос 17). Весьма многие еще верили в волхвов, знахарей, чародеев и думали, что они имеют сношения с злыми духами, знают таинственные силы природы, настоящее и будущее, что они могут портить людей и исцелять их, наводить на людей и на скотов всякие болезни и врачевать их, насылать народные бедствия и удалять их, могут предсказывать судьбу человека, удачу или неудачу его предприятий, могут заговаривать его от огня, меча, потопления. И не только простой народ – сами князья, в том числе, как известно, и великие – Василий Иванович и Иван IV, обращались к этим ведунам и волшебникам, просили их совета и помощи, пользовались их нашептываниями, заговорами, чарованиями, заклинаниями, брали от них врачебные зелия, коренья, камни и пр. |
| В 1551 году в Москве под председательством митрополита Макария состоялся Собор, вошедший в историю под именем Стоглава . Этот Собор был созван для упорядочения разных сторон церковной жизни, в том числе искусства, потому что, по выражению царя, «поисшатались обычаи и самовластие учинилось по своим волям». Среди правил Стоглава, касающихся церковного искусства, одни являются определениями по частным и конкретным вопросам иконографии (глава 41, вопросы 1 и 7), другие относятся к самым основам и принципам иконописания, а также к иконописцам. Из двух частных вопросов, обсуждавшихся Собором, один (7-й, гл. 41) касается возможности изображать на иконах людей не святых, живых и мертвых. В качестве примера ставивший вопрос царь ссылается на икону «Приидите, людие, триипостасному Божеству поклонимся». Здесь «в исподнем ряду пишут цари и князи и святители и народ, которые живы суще [...], також пишут и Пречистыя Богородицы образ в деянии иж есть на Тифине [...]. И о том рассудити от святых отец писаний, достоит ли писати живых и мертвых на святых иконах молящихся». Собор отвечает, что предания и писания «древних святых отец» и «пресловущих живописцев греческих и русских», так же как и сами иконы, свидетельствуют о таком обычае . Как известно, традиция изображать в церковных росписях и на иконах людей не святых там, где сюжет этого требует, восходит к первым временам христианства. Такого рода изображения, следовательно, не были новшеством, а обычным явлением в практике церковного искусства. Собор и перечисляет в качестве примера существующие в его время такие иконографические темы: Воздвижение Креста, Покров, Происхождение Древ Креста, Страшный Суд. В последнем случае «пишут не токмо святых, но и неверных многие и различные лики от всех язык» . В эту эпоху изображения не святых людей как на иконах, так и в церковных росписях должны были получить особое распространение в связи с новыми темами и композициями, в частности, в житийных иконах. Равновесие нарушалось, и не святым отводилось в композиции слишком часто и слишком большое место. И естественно, что возникает вопрос правильности таких изображений. |
| Иконы письма А. Р. необыкновенно ценились. По свидетельству «Сказания о святых иконописцах», все они считались чудотворными. Среди знатоков и собирателей рублёвских икон был прп. Иосиф Волоцкий, из 4 икон, к-рые он принес с собой на Волок из Пафнутиева боровского мон-ря как вклад в буд. обитель, 3 были «Рублева письма Андреева» ( Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. С. 57). Впосл. неск. рублёвских икон волоцкий игумен получил в дар от сына иконописца Дионисия - Феодосия (Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959. С. 212). Иконы «Рублева письма» упоминаются во вкладных книгах и описях Иосифо-Волоколамского мон-ря ( Казакова. С. 311). В 41-й гл. Стоглава (1551) сказано о том, что икона Св. Троицы, написанная А. Р., наряду с древними изображениями, созданными греч. и др. «преславущими» художниками, является образцом для иконописцев (С. 304). Уважение, к-рым при жизни был окружен А. Р., «муж превосходящий всех в мудрости», «иконописец преизрядный», вскоре после смерти переросло в почитание его как преподобного. В XVI в. появились изображения А. Р. в нимбе на миниатюрах: лицевое житие прп. Сергия Радонежского (РГБ. Ф. 304/111. 21. Л. 229об.- 230об., кон. XVI в.) и прп. Никона Радонежского (БАН. 34.3.4. Л. 269об.- 270, XVII в.). «Сказание о святых иконописцах» сообщает об А. Р. и Данииле как о преподобных иконописцах. В числе святых иноков Андроникова мон-ря А. Р. и Даниил названы в Месяцеслове Симона (Азарьина) сер. 50-х гг. XVII в.: «Преподобнии иконописцы, иж церковь святыя Троицы подписаша, а потом в Андроневе монастыре церковь подписаша и, произвидевше от Бога конец своему житию, к Богу отидоша, имяна ж им инок Данило, инок Андрей» (РГБ. МДА. 201. Л. 332об.- 333). А. Р. также упомянут в «Описании о российских святых» (известно в списках кон. XVII-XVIII в.). А. И. Успенский отмечал: «В памятниках древней письменности, а также на иконах... Андрей и его спостник называются святыми преподобными» (Переводы с древних икон, собранные и исполненные иконописцем и реставратором В. П. Гурьяновым/Текст А. И. Успенского. М., 1902. С. 22). Архим. Никодим (Кононов) в списке «святых русских Москвы и Владимира» указывал, без ссылки на источник сведений, день памяти А. Р.- 4 июля ( Никодим . С. 59). |
| Обряд – слово русское, происходить от слова рядить, украшать. В широком смысле обрядом называется все то, что относится к внешней стороне религиозной жизни: церковные чины и уставы, порядки церковного управления, разные предметы и действия, имеющие символическое значение, за исключением того, что составляет вещество и видотворение тайн (Б. Кат., л. 309, в перев. изд. л. 358), т. е. материю и форму таинств. Касаясь внешней стороны религии, обряды не относятся к существу её, а служат к усвоению и поддержанию веры и благочестия и показывают, как христианин должен выражать свое отношение к Богу во внешнем богослужении и как подобает христианину в дому Божии жити ( 1Тим. 3:15 ). Смысл и значение их всецело зависят от выражаемого ими учения: если православно учение, то православен и символизирующий его обряд и наоборот. Внешняя же форма обряда обусловливается, с одной стороны, степенью понимания самого учения, а с другой – степенью совершенства того обряда, при помощи которого оно выражается. Вследствие этого обряды явились не сразу в своем строго определенном виде, а вырабатывались постепенно Церковью, которая сама вводила их в употребление и, когда находила нужным, то изменяла их, а некоторые и совсем уничтожала, заменяя новыми, лучшими. Так, первое правило апостолов Петра и Павла повелевает пять дней в неделю работать, а в субботу и воскресенье праздновать (Кормч., л. 27), того же требует и Стоглавый собор (в гл. 41 и 95); между тем Лаодикийский собор совершенно упраздняет это правило (29 пр., Кормч., л. 78 об.). В малоазийских церквах был обычай, ведущий свое начало от ап. И. Богослова, праздновать Пасху 14 Нисана, в какой бы день это число ни случилось, но I вселенский собор отменил его и установил праздновать в первый воскресный день после весеннего полнолуния (Барон. лето Госп. 167, число I; Синакс. в 7 нед. по Пасхе; Кормч., л. 6). 5 пр. св. апостол запрещает епископам отпускать своих жен под видом «благоговения» (Кормч., л. 2), а 12 пр. 6 вселенского собора, под угрозою извержения из сана, запрещает им жить с женами (Кормч., л. |
| «Да по погостам, и по селам, и по волостем, – говорил также царь на Стоглавом Соборе, – ходят лживые пророки, мужики, и женки, и девки, и старыя бабы, наги и босы, и, волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются и сказывают, что им являются св. Пятница и св. Анастасия и велят им заповедати христианом каноны завечивати; они же заповедают крестьяном в среду и пятницу ручнаго дела не делати, и женам не прясти, и платья не мыти, и каменья не разжигати, и иныя заповедают богомерзкия дела творити кроме Божественных писаний» (Стоглав. Гл. 41, вопрос 21). Были и «невегласы попы», которые по суеверию клали в Великий Четверг соль под престол и держали ее там до седьмого четверга по Пасхе, а потом давали на врачевание людям и скотам (гл. 41, вопрос 26); принимали от мирян сорочки, в которых дети родятся, и те сорочки клали на престол на шесть недель (гл. 41, вопрос 2); принимали также по желанию прихожан мыло, которое они приносили на освящение церкви, и держали на престоле до шести недель (гл. 41, вопрос 3). Только при таком состоянии религиозных верований, при таком глубоком невежестве и преобладании суеверий в среде духовенства и мирян могло случиться у нас то странное, доселе небывалое явление, какое представила собою ересь жидовствующих. Некто жидовин, наученный «всякому чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии», составлявшим тогда наиболее господствовавший вид суеверия, случайно прибыл в Новгород и начал дерзко говорить против христианства, отвергал троичность Лиц в Боге, Божество Христа, таинство искупления и вообще все собственно христианские догматы и установления, а взамен христианства предлагал свою жидовскую веру. И что же? Тотчас нашел себе последователей... В ком? В новгородских попах. Они не сумели ничего сказать в защиту самых основных истин своего православного исповедания, «прельстились» чарованиями и темными знаниями жидовина, отверглись от Христа и приняли иудейство с своими семействами. А потом? Они же, эти жалкие попы, сделались фанатическими проповедниками новой ереси, т. |
| кн. Ярославе, даже и до сих мест, святители и монастыри грады и села и волости держали и держат, а отдавать их не смеют, понеже вся таковая стяжания церковная – Божия суть стяжания, возложена и наречена и дана Богу, и не продаема и не отдаема, ни емлема никим никогда же вовеки века». (Калачов. О Кормчей, прим. 15). Наконец дошла очередь и до еретиков жидовствующих. По настоянию Иосифа игумена Волоколамского, Иоанн III созвал собор в 1504 году на жидовствующих, на котором присутствовал сам князь Иоанн III вместе со своим сыном Василием. Под влиянием того же Иосифа Волоколамского, который был вызван в Москву на собор, было постановлено на соборе предать жидовствующих церковному проклятию и градской казни на основами византийских градских законов, помещавшихся в Кормчей. 41. Московский собор 1551 г. называемый Стоглавым Этот собор был созван царем Иоанном IV по соглашению с митрополитом Макарием. Его задачей было пересмотреть „многоразличные церковные чины» и принять меры к устранению недостатков в церковной дисциплине и разных нестроений в жизни духовенства и мирян. Его постановления в их совокупности должны были составить сборник местнорусских постановлений по делам церковным, подобный судебнику изданному в предыдущем году для исправления чина гражданского. Для большего внешнего сходства между тем и другим кодексом, и соборное уложение было разделено на столько же глав, сколько было их в судебнике, именно на сто, от чего получил собор и свое наименование Стоглавого. Собор был открыт 23 февр. 1551 года в царских палатах в присутствии самого царя и его речью. В речи царь указал отцам собора на необходимость издания такого же уложения по делам церковным, какое уже составлено по его указанию по делам земским, обещая им быть „сослужебным им поборником веры и церковных уставов». Предметы соборных рассуждений были указаны в особой записке, переданной царем членам собора. Они были формулированы в 37 вопросах. По рассмотрении этих вопросов были сообщены собору еще 32 новых царских вопроса. В конце занятий собора было поднято и рассмотрено еще много других предметов, не упомянутых в царских вопросах. Постановления собора 1551 года по своему содержанию касаются почти всех сторон церковной жизни. Их можно подвести под след. шесть общих отделов: 1) О правильном совершении церковного богослужения (гл. 6–28.41. вопр. 2. 3. 5–13. 16. 28. 29. 31. гл. 42. 43 и др.), 2) о поведении духовенства (гл. 25. 26. 29. 30. 34. 50–52. 78–81), 3) о монастырской дисциплине (гл. 41. вопр. 13. 18. 31. гл. 49. 50. 52. 68. 84–86.), 4) о поведении мирян (гл. 32. 33. 36–41. вопр. 16–27. гл. 52. 91–95), 5) о церковном управлении (гл. 6. 29. 35. 53–67. 69.), 6) о церковных пошлинах и о финансовых отношениях церковных учреждений (гл. 44–48. 69. 71–73. 75–77. 87–89. 101). |
|
|
