| Кириллов. Кирилло-Белозерский монастырь. Церковь Гавриила Архангела. Карта и ближайшие объекты To navigate, press the arrow keys. Церковь Архангела Гавриила и церковь Введения Кирилло-Белозерского монастыря Справа от Успенского собора располагается четырехстолпная церковь Архангела Гавриила, построенная в 1531-1534 годах Василием III в благодарность за рождение у него сына - Ивана Грозного. С церковью Архангела Гавриила соединяется массивная невысокая колокольня (1757-1761 гг.), к которой с северо-запада примыкает квадратная одностолпная трапезная палата с церковью Введения. Самое значительное здание монастыря - Трапезная палата с церковью Введения Марии в храм (1519 г.). Размеры этого здания определены укладом жизни. Традиционно церковь, трапезная палата, келарская выстроены по одной оси, что придает архитектурному ансамблю большую строгость. Стройный граненый столп церкви контрастирует с массивным объемом трапезной палаты. Вплотную к трапезной пристроена колокольня. Массивные формы и высота этого сооружения предопределялись большим количеством и значительным весом находящихся на ней колоколов. С востока к колокольне примыкает церковь Архангела Гавриила (1531 -1534гг.). Церковь Архангела Гавриила выстроена на вклад великого московского князя Василия III, приезжавшего в монастырь в 1528 году со второй женой Еленой Глинской молиться о даровании наследника, рождение которого отмечено сооружением двух храмов. В архитектурных формах церкви Гавриила и построенной одновременно с ней церкви Иоанна Предтечи в Ивановском монастыре отразились новые черты, внесенные в русское зодчество итальянскими мастерами, много строившими в Москве в XV-XVI вв. Особенно интересно решена верхняя часть церкви. Она выполнена в виде яруса звона, в северо-западном углу которого размещалась и часовая палатка. В 1638 году ярус звона переделали в ризницу с небольшими окнами, перекрытую сомкнутым сводом. К сожалению, уже в XVII веке верх храма был перестроен в ризничную палатку: при этом проемы звона заложили, превратив их в окна. В самом начале XIX века оба барабана и верхний ярус кокошников были разобраны и сделано новое покрытие с одной деревянной, обшитой лемехом главой. |
| Таким образом, протограф Сибирской редакции «судного списка» соборов 1525 в 1531 гг. должен был возникнуть где-то между 1531 и 1548 гг. Памятник этот не только не является подлинным официальным протоколом соборов, но и смешивает причудливым образом материалы 1525 и 1531 гг./в речи Даниила на суде 1531 г., в приговоре/, имеет невозможные для официальной записи судоговорения пропуски/отсутствие приговора и значительной части судебного разбирательства суда 1525 г. и др./. Поэтому, видимо, трудно говорить о возникновения этого памятника не только в ходе самих соборных заседаний, но и в первые годы после соборов. Это не значит, конечно, что официальной записи хода соборных заседаний вообще не существовало. Без такой записи наш памятник не мог бы быть создан, он, несомненно, опирается на эти официальные записи и чрезвычайно широко использует их. Однако, повторяем, компиляция из этих записей была сделана настолько неумело, с такими противоречиями, что вряд ли можно говорить о создании этой компиляции сразу же после 1531 г. Например, завершение собора 1531 года приговором о посылке Максима не в Тверской Отрочь монастырь/как было на самом деле/, а в Иосифо-Волоколамский монастырь/куда он был послан в 1525 г./, – грубая ошибка, в любом случае достаточно бросающаяся в глаза, но особенно нелепая, конечно, в 30-х годах, сразу после собора 1531 г. 22 . В тексте нашего «судного списка» есть и одно неопровержимое доказательство того, что в таком виде он не мог быть создан ни в 1531 году, ни вскоре после этого: в приговор 1531 г, весьма непоследовательно включено сообщение о каком-то более позднем соборе, вторично осудившем Исака Собаку. В то время, когда митрополичью кафедру занимал противник Даниила Иоасаф/1539–1542 гг./, очень маловероятно создание памятника полуофициального характера, посвященного оправданию линии Даниила в 1525 и 1531 гг.; ведь создатель этого памятника был допущен к официальным протоколам соборов. Таким образом, время создания протографа Сибирской редакции «судного списка» Максима Грека вероятнее всего падает на первый период правления митрополита Макария: 1542–1548 гг. |
| Это объединение Максима и Саввы в тексте приговора позволяет предполагать, что и для Саввы, как и для Максима, здесь приведен текст решения 1525 г., а не 1531 г. Однако сопоставление с другими источниками показывает, что составитель судного списка», видимо, допустил здесь большую неточность: Типографская летопись и Боровский летописец единодушно сообщают, что Савва был послан хотя и в Волоколамск, но не в Левкеин, а в Возмищенский монастырь. О приговоре 1531 г. здесь не может быть и речи: по данным «Выписи о втором браке Василия III» и всех связанных с «Выписью» источников, опубликованных С. А. Белокуровым , в 1531 г. Савва был отправлен в совершенно другой конец России – в Вологодскую Зосимину пустынь. Таков тот противоречивый итог, которым завершается «судный список» Максима Грека , столь же противоречиво сочетающий в своем тексте материалы соборов 1525 и 1531 гг. Большая часть сведений приговора относится, как мы видели, к собору 1531 г. К решениям 1525 г, принадлежит лишь начальная часть этого приговора, сообщающая о самом Максиме Греке и, вероятного изрядными неточностями, о Савве Греке. Если вспомнить о тесной связи начальной части приговора с письмами 1525 г. о суде над Максимом Греком, то можно попытаться дать следующее объяснение всех вышеперечисленных странностей завершающего «судный список» приговора. В распоряжении составителя «судного списка» были подлинные письма 1525 г. и подлинный приговор 1531 г.; в то же время этот составитель знал о традиционном объединении обвинений против Максима и Саввы в 1525 г. в единое дело Максима и Саввы Греков/ясные следы этого объединения есть и в речи митрополита Даниила на соборе 1531 г./. Завершая свой «судный список», в котором и раньше материалы соборов 1525 и 1531 гг. были перемешаны, составитель этого памятника взял за основу приговора текст решения собора 1531 г. и объединил его с подлинной перепиской 1525 г. о Максиме Греке. Это заставило его начальную часть приговора, посвященную Максиму и Савве, привести в соответствие с письмами 1525 г., сообщающими о заточении Максима в Иосифо-Волоколамском, а не в Тверском Отроче/как в 1531 г./монастыре. В отношении Максима Грека это было сделано достаточно «удачно» 72 . О судьбе Саввы в 1525 г./в отличие от Максима/у составителя «судного списка» не было точных документальных данных, быть может, он восстанавливал по памяти эту часть решения 1525 г., поэтому ошибочно назвал один волоколамский монастырь вместо другого. |
| Упомянутый в приговоре «судного списка» Максима Грека последним переписчик Исак Собака, несомненно, был осужден впервые соборным судом 1531 г. Из «судных списков» Максима Грека и Вассиана Патрикеева, как и из письма митрополита Макария от 9 ноября 1548 г., бесспорно следует, что Исак Собака обвинялся лишь в переписке Кормчей Вассиана Патрикеева и жития Богородицы Симеона Метафраста , переведенного Максимом Греком. А оба эти обвинения возникли только на соборе 1531 г.: Исак Собака переписывал обе книги для Вассиана Патрикеева, который передал их великому князю, где они были обнаружены в 1531 г. Пока Вассиан был в силе, подобное обвинение Исаку Собаке не могло быть предъявлено: это было еше в большей мере обвинение против Вассиана. К тому же из «судных списков» Вассиана Патрикеева и Максима Грека известно о доносе старца Вассиана Рушанина новгородскому архиепископу Макарию о «хульных строках» в житии Богородицы. В. С. Иконников , как уже говорилось, считает этот донос главным формальным поводом для нового суда над Максимом в 1531 г.; донос был сделан во всяком случае после 4 марта 1526 г., когда Макарий стал новгородским архиепископом, и, скорее всего, незадолго до собора 1531 г., на котором впервые стал вопрос об этом житии. Вассиан Рушанин написал свой донос будучи еще на свободе. О неразрывной связи процессов Максима Грека и Вассиана Патрикеева на соборе 1531 г. свидетельствует и тот факт, что приговор сообщает и об осуждении старца Вассиана Рогатая Вошь, который перед этим в «судном списке» Максима Грека вообще не упоминался! Зато он известен по «судному списку» Вассиана Патрикеева в связи с тем же самым разбирательством 1531 г. о «хульных строках» в житии Богородицы: на очной ставке с Вассианом Патрикеевым он подтверждал свои показания о попытках Вассиана уничтожить «хульные строки» в экземпляре жития, посланном им на Белоозеро, в Нилову пустынь. Это его участие в деле Вассиана и Максима датируется, бесспорно, 1531 годом. Можно уверенно говорить поэтому, что заключительные строки приговора, относящиеся к Исаку Собаке и старцам Вассиану Рушанину и Вассиану Рогатая Вошь, сообщают о решениях собора 1531 г., а не собора 1525 г. |
| В своем письме к Иоасафу Макарий пишет, что до находки в царской казне 2 ноября 1548 г. «судного списка» собора 1531 г., отлучившего от церкви вместе с Максимом и Исака Собаку, «мы на того Исака того соборнаго списка и отлучения в конец не ведали»/л. 349 об./. Однако на деле Макарий должен был хорошо знать о событиях, связанных с собором 1531 года. Во-первых, в качестве новгородского архиепископа он обязан был присутствовать на соборе. Во-вторых, важным формальным поводом для нового церковного преследования Максима в 1531 году было доношение Макария Даниилу о показаниях старца Вассиана Рушанина против Вассиана Патрикеева и Максима Грека в связи с переводом жития Богородицы Симеона Метафраста 23 . Между тем Исак Собака обвинялся на соборе 1531 г. как раз в переписке этого самого перевода. Осуждение Вассиана Патрикеева, Максима Грека и близких к ним лиц на соборе 1531 г. было весьма громким церковным и политическим делом, неосведомленность одного из высших иерархов русской церкви в исходе этого дела для Исака Собаки исключается не только из-за той важной роли, которую играло доношение Макария в ходе собора 1531 г., но и потому, что приговором этого собора Исак Собака был отправлен в заточение как раз в Новгородский Юрьев монастырь, находившийся в ведении Макария. Сделанное же Макарием в 1548 году заявление о том, что он не подозревал об осуждении Исака Собаки вместе с Максимом Греком , можно объяснить особенностями отношений между Макарием и Исаком в 40-х годах XVI в. Макарий, став митрополитом, сначала покровительствует Исаку и делает его архимандритом привилегированного Чудова монастыря в Кремле. Затем, однако, эта дружба сменяется враждой, и Макарий предпринимает большие усилия, чтобы добиться нового соборного осуждения Исака в связи с неотмененным приговором собора 1531 г. Сделать это Макарий мог только заявляя о своей неосведомленности об отлучении Исака в 1531 г., иначе соборное проклятие грозило бы и ему самому за поставление отлученного Исака в чудовские архимандриты. |
| Чрезвычайно важен и характерен в этой связи упоминавшийся выше факт включения в текст приговора 1531 г. сообщения о вторичном осуждении Исака: «И после того на того же Исака Собаку взошли речи богохулные, и осудиша его соборне, и послан бысть в митрополичь монастырь на Волосово, держати его в велицей крепости неисходно»/л. 343 об./. Вставка эта сразу же делает ясным для всякого, что перед нами не подлинный текст приговора 1531 г., а его позднейшая обработка. Тем не менее включение ее сочли необходимым – факт этот, если и существовал, мог быть известен тогда лишь в устной передаче, никаких документальных материалов об этом втором соборе на Исака Собаку не было, иначе они были бы обязательно упомянуты или процитированы хотя бы в сообщении Макария Ивану IV об этом деле, в его письме Иоасафу или же в решении собора февраля 1549 г. Между тем когда во всех этих случаях говорится о документальных основаниях для обвинения Исака Собаки, называется один только «подлинной соборной список Данила митрополита всея Русии» с осуждением Исака Собаки, то есть протограф Сибирской редакции «судного списка». Включением в этот список известий о втором соборе на Исака Собаку придавалась, независимо от его достоверности, какая-то видимость документального обоснования, и в дальнейшем Макарий ссылается на факт вторичного соборного осуждения Исака. Это делается и в письме Макария Иоасафу от 9 ноября 1548 г., где приговор 1531 г. цитируется вместе с этой вставкой, и в обосновании решения собора от 24 февраля 1549 г. Мы видим, таким образом, что во всяком случае та стадия обработки материалов о суде над Максимом Греком , которая отражена в древнейшей из дошедших до нас рукописей «судного списка», тесно связана с подготовкой осенью 1548 г. осуждения Исака Собаки. Вне этой связи появление вставки о судьбе Исака после 1531 г. необъяснимо: никто другой из лиц, замешанных в соборном разбирательстве 1531 г., не интересует составителя «судного списка» в такой мере, он ничего не сообщает, например, не только о наказании в 1531 г. Силуяна/сосланного в Соловецкий монастырь/, но и даже о приговоре Вассиану Патрикееву, судное дело которого имелось. О дальнейшей судьбе всех лиц, упомянутых в приговоре 1531 г., за исключением одного Исака, в «судном списке» нет вообще никаких сведений. |
| Монастырь Ватопед, Святая Гора Афон Находит объяснение и еще одна особенность Судного списка – отсутствие в нем отдельного приговора 1531. Разбирательство 1531 г. завершается решениями 1525 г., изложенными в грамотах великого князя и митрополита в Иосифо-Волоколамский монастырь. Они лишь дополнены решениями относительно тех лиц, которые были привлечены в 1531 г. (в частности, Михаила Медоварцева и Исака Собаки). 7 Эта особенность – не случайность, не следствие утраты документов, не результат неопытности редакторов-составителей. Помещая грамоты 1525 г. после суда 1531 г., они демонстративно заявили о невозможности иного решения для волоколамского узника, о ненужности, с их точки зрения, нового приговора, о сохранении действенности решений 1525 г. Это была тенденция памятника, который представлял собой не столько публицистическую обработку подлинных протоколов, сколько такую обработку, которая призвана была выполнять своего рода правовую функцию, была создана вскоре после суда 1531 г., хотя нельзя исключить, что в том виде, в котором она дошла до нас в составе Сибирского сборника, она могла быть подвергнута некоторой обработке при соединении ее с материалами Собора 1548–1549 гг. Тенденциозность Судного списка проявилась и в том, что он умолчал о фактах раскаяния обвиняемого; сам он позже напоминал митрополиту Даниилу: «Тогда отвечал я вашему священному Собору, что если и оказалась в моих переводах некоторая дерзость, то не из-за ереси или лукавства какого-то. Бог свидетель – случайно, либо по забывчивости, либо по скорби, смутившей тогда мою мысль, или по излишнему винопитию, в которое я погрузился, было что-то написано тогда. Но еще и трижды падал ниц перед вашим священным Собором, прощения просил за то, что по неведению допустил описка. А ваши преподобия – не знаю, как они обо мне советовались – вместо прощения и милости оковы снова дали мне, и снова я был заточен и снова затворен и снова окружен озлоблением». 8 Но в Судном списке этого нет. Последние слова особенно важны для понимания судьбы узника после 1531 г. |
| Оказывается, он вовсе не сразу получил «ослабу», но, напротив, снова был заключен в оковы и отправлен в заточение.Об этом же свидетельствует и краткое сочинение, в котором обозначена дата – 7040-й год (т. е. период между сентябрем 1531 – августом 1532 г.). Даты встречаются в сочинениях этого автора далеко не часто, как правило, тогда, когда он пишет о каких-то очень важных событиях. Так, среди сочинений первого периода дата обозначена лишь в одном из посланий В. И. Карпову против астрологии 1524 г. Это был год, когда ожидалось предсказанное в венецианском астрологическом Альманахе всеобщее «преиначение, в котором увидели предсказание нового всемирного потопа. В России его распространял Николай Булев, полемике с ним, обличению астрологических предрассудков посвящено датированное послание Карпову. 9 В 1531/32 г. он пишет сочинение, озаглавленное «сия словеса сътворил есть инок в темници затворен и скорбя... в 7040-е лето». 10 Обозначая дату, автор, надо полагать, выделяет такую веху своей жизни как возвращение к литературной деятельности, возможность писать (что было запрещено в 1525 г. Видимо, лишь в этом заключалась некоторая «ослаба» после суда 1531 г., лишь в таком ограниченном объеме была удовлетворена просьба прота. Но затвор, темница и скорбь сохранялись по крайней мере осенью 1531 г. или на протяжении части 1532 г. (суд, напомним, состоялся в мае 1531 г.). Однако остается неясным, в каком монастыре находилась эта темница и куда он был отправлен после второго суда. Единственным источником, содержащим известие о том, что после Собора Вассиана отправили в заточение в Иосифов монастырь, «Максима же – во град Тверь, ко Акакию епископу, до уреченных лет», является «Выпись о втором браке Василия III – памятник тенденциозный, содержащий неподтверждаемые другими источниками известия. 11 В выписи смешаны Соборы 1525 и 1531 г., составитель их различает. Не ясно, откуда взяты и достоверны ли сведения об «уреченных летах», т. е. о заранее обозначенном определенном сроке. Выпись создана позднее описываемых в ней событий. |
| Н. Покровский , издатель данных материалов, считает процитированное место о вторичном осуждении Исаака вставкой и обвиняет святителя Макария в неискренности, так как он, будучи Новгородским архиепископом (1526–1542), должен был присутствовать на Соборе 1531 г., и к тому же «Исак» был заточен в новгородский монастырь, а, следовательно, Святитель должен был быть в курсе всех событий (с. 38–39) 217 . Но в 1531 г. святитель Макарий не был в Москве. В течение новгородского периода он ездил в стольный град только дважды: в 1535 г. по вызову государевой власти и в 1539 г. на поставление Митрополита Иоасафа. Поэтому события 1531 г. представляются таким образом. Сразу после Собора 1531 г. на «Исака Собаку» действительно «взошли речи богохульные» и он был вторично осужден, в результате чего и был направлен не в новгородский Юрьев монастырь, куда был определен первоначально, а в монастырь «Волосов Николаевский, от Владимира в 10 верстах, существовал в XV веке: потом был домовой Митрополии Московской». Так сообщает об этой обители П. Строев, указывая список ее настоятелей 218 . Следовательно «Исак Собака» оказался не в Новгородской епархии, а под Владимиром. При постулировании интерполяции сообщения о вторичном осуждении «Исака Собаки» вполне логично предположение о «странности» соборного осуждения Исаака Собаки в феврале 1549 г. на основании только приговора 1531 г., «когда его прокляли лишь за переписку произведений Максима Грека и Вассиана Патрикеева» (c. 43). Однако сам преподобный Максим Грек в 1531 г. дал иную характеристику «лишь переписке» своих переводов М. Медоварцевым и «Исаком Собакой». «И Данил Митрополит на том же священном Соборе велел чести перед Максимом те хулные еретические строки, что писали в житии Пречистой Богородицы Михаиль Медоварцев да Исак Собака. И Максим Грек , выслушав, да о тех хулных строках рек: То, господине, ересь жидовская, а яз так не переводил, и не писал, и писати не веливал, то на меня ложь, яз так не глаголю, ни мудрствую, ни пишу. Аще ли буду такой хулу мудрствовал или писал, да буду проклят» (c. 128). А в 1549 г. преподобный Максим Грек в своем послании Собору приводит библейские примеры ревности по отношению к таким ветхозаветным беззаконникам, как Финеес и др. При этом он обращается с просьбой к участникам Собора «противу же пререкущих и противящихся благоверию» 219 : «...вы, якоже сотаинники и тех же им таинств строители подражающе, туюж им ревность и подвиг за благочестие воспримите» 220 . |
| Н. Покровский, издатель данных материалов, считает процитированное место о вторичном осуждении Исаака вставкой и обвиняет святителя Макария в неискренности, так как он, будучи Новгородским архиепископом (1526–1542), должен был присутствовать на Соборе 1531 г., и к тому же “Исак” был заточен в новгородский монастырь, а, следовательно, Святитель должен был быть в курсе всех событий (сс. 38–39) 4 . Но в 1531 г. святитель Макарий не был в Москве. В течение новгородского периода он ездил в стольный град только дважды: в 1535 г. по вызову государевой власти и в 1539 г. на поставление Митрополита Иоасафа. Поэтому события 1531 г. представляются таким образом. Сразу после Собора 1531 г. на “Исака Собаку” действительно “взошли речи богохульные” и он был вторично осужден, в результате чего и был направлен не в новгородский Юрьев монастырь, куда был определен первоначально, а в монастырь “Волосов Николаевский, от Владимира в 10 верстах, существовал в XV веке; потом был домовой Митрополии Московской”. Так сообщает об этой обители П. Строев, указывая список ее настоятелей 5 . Следовательно “Исак Собака” оказался не в Новгородской епархии, а под Владимиром. При постулировании интерполяции сообщения о вторичном осуждении “Исака Собаки” вполне логично предположение о “странности” соборного осуждения Исаака Собаки в феврале 1549 г. на основании только приговора 1531 г., “когда его прокляли лишь за переписку произведений Максима Грека и Вассиана Патрикеева” (с. 43). Однако сам преподобный Максим Грек в 1531 г. дал иную характеристику “лишь переписке” своих переводов М. Медоварцевым и “Исаком Собакой”. “И Данил Митрополит на том же священном Соборе велел чести перед Максимом те хулные еретические строки, что писали в житии Пречистой Богородицы Михаиль Медоварцев да Исак Собака. И Максим Грек, выслушав, да о тех хулных строках рек: То, господине, ересь жидовская, а яз так не переводил, и не писал, и писати не веливал, то на меня ложь, яз так не глаголю, ни мудрствую, ни пишу. Аще ли буду таков хулу мудрствовал или писал, да буду проклят” (с. 128). А в 1549 г. преподобный Максим Грек в своем послании Собору приводит библейские примеры ревности по отношению к таким ветхозаветным беззаконникам, как Финеес и др. При этом он обращается с просьбой к участникам Собора “противу же пререкущих и противящихся благоверию” 6 : “…вы, якоже сотаинники и тех же им таинств строители подражающе, туюж им ревность и подвиг за благочестие воспримите” 7 . |
|
|
