| ЗАПАДНЫЕ ЭКЗЕГЕТЫ ПЕРВЫХ ЧЕТЫРЕХ ВЕКОВ Западные отцы того времени в большей или меньшей степени следовали методам восточных экзегетов и находились в большой зависимости от них самих и их методологии. Тертуллиан 86 , наряду со св. Августином – величайший богослов Африки, доказывает в произведении Против иудеев ( Adversus Judaeos ), что старый Израиль отстранился от Спасителя, потерял благодать ( χρις) и не в состоянии найти духовный смысл Ветхого Завета. Ветхий Завет требует духовного толкования, так как духовный смысл – единственно правильный смысл. [Св.] Ипполит Римский 87 был современником Оригена , и его влияние на Западе оставалось громадным вплоть до средневековых мистиков. В экзегезе он использовал и типологический, и аллегорический методы, которые в это время были распространены на Востоке, где, судя по всему, он и получил образование. Из ветхозаветных книг он толковал Книгу пророка Даниила, Песнь Песней; в произведении О благословениях Исаака, Иакова и Моисея он применял типологию, а в Истории Давида и Голиафа и в Проповедях на псалмы дополнил типологический смысл аллегорическим. В толковании на Книгу пророка Даниила под четырьмя царствами он подразумевает вавилонское, персидское, греческое и римское, а в Песне Песней понимает, вслед за Оригеном , под женихом – Христа, а под невестой – Церковь . Иногда он называет и душу невестой Христовой, полной любви. Этим методом пользовался св. Амвросий Медиоланский 88 . (Толкование Книги пророка Даниила сохранилось в старославянском переводе.) Толкуя притчу о Сусанне, под Сусанной он понимает прообраз пречистой невесты Христовой – Церкви, которую преследуют два народа: евреи и язычники; Сусанна – «образ» Церкви, а ее муж Иоаким – Христа, сад около ее дома – это общность святых ( κοινονα γων), посаженная, как деревья, посреди Церкви, город Вавилон представляет собой целый мир, а два старца – обрезанных евреев и безбожников, преследующих Церковь . Св. Амвросий Медиоланский в экзегезе следует Оригену и св. Василию, в догматике – [св.] Афанасию Великому , Дидиму Слепцу и [св.] Григорию Богослову , а в катехетике – [св.] Кириллу Иерусалимскому . Он всему дает символическую окраску. Экзегезой он занимался в проповедях на Шестоднев, а также на другие главы Книги Бытия и псалмы (PL 14) 89 . |
| В современной богословской науке до сих пор распространено мнение о св. Иоанне Златоусте как экзегете, занятом поиском только прямого, буквального значения Священного Писания. На наш взгляд это несколько искажает портрет св. Иоанна Златоуста как экзегета. Это происходит из-за недостаточно глубоко исследованных внутренних течений как в самой антиохийской экзегетической традиции, так и, в частности, не совсем полно исследованных методов экзегезы ее ярчайшего представителя св. Иоанна Златоуста. Действительно, Златоуст как истинный представитель антиохийской школы экзегетики, чаще использовал историко-филологический метод, предпочитая его остальным. Но Златоуст был чужд сухого буквализма отдельных представителей антиохийского направления, таких как Федор Мопсуестийский и др. Святитель подходил к толкованию Священного Писания с глубоким пониманием его высокого «духовного» значения, и свободно оперировал при его интерпретации различными экзегетическими методами. Эта относительная малочисленность примеров «духовного» толкования, в сравнении с тем же Оригеном, происходит на наш взгляд не от того, что Святитель пренебрегал этими методами, а происходит, прежде всего, из герменевтической цели, которую он себе ставил, комментируя текст Священного Писания. А цель у него была одна - привести ко Спасению каждого, слушающего его. Отсюда такое обилие нравственных отступлений, нравственных выводов из текста Священного Писания, и так относительно мало примеров т. н. «возвышенной» экзегезы. Больше как пастырь, чем комментатор, Златоуст толкует Священный текст. Он сам видит, когда полезно предложить простое толкование, а когда возвысить ум слушателя до восприятия божественных истин, заложенных в Писании, и часто он предлагает и тот и другой вариант, призывая своего слушателя как бы размышлять над Писанием. Анализируя комментарий св. Иоанна Златоуста на Послание ап. Павла к Римлянам, можно выделить следующие подходы в толковании Священного Писания, которые дополняли у него историко-филологический метод. Прежде всего, это различные варианты т. н. «духовного» или «анагогического» толкования (от греч. «ναγωγα»). Таких разновидностей возвышенного толкования у Златоуста несколько. Первой разновидностью является типологическое толкование , основанное на внутренней связи Ветхого и Нового Завета. Вторая разновидность это θεωρα , основанная на созерцании, способности проникновения в скрытый смысл текста, третьим «высшим родом «θεωρα» является смысл анагогический», , когда события Ветхого и Нового Заветов указывают на грядущую, эсхатологическую, вечную реальность, четвертая - символическое или тропологическое толкование, когда события или лица Ветхого Завета символизируют, состояние души человека. В данной статье нам бы хотелось рассмотреть два вида таких «возвышенных» толкований текста Послания к Римлянам, используемых Златоустом: «θεωρα» и тропологическое толкование. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Толкование канона на Воздвижение «Толкование на канон Воздвижения» — сочинение прп. Никодима Святогорца, жанр которого не так легко определить. Во-первых, конечно, как явствует из названия, это некий комментарий на поэтическое творение Косьмы Маюмского. Так как толкуемый текст — литургический, «Толкование» попадает в рубрику литургического богословия. «Канон» переполнен библейскими аллюзиями, Никодиму тем самым приходится толковать Библию — так «Толкования» — пример святоотеческой экзегезы (экзегезы как аллегорической и типологической, так и чисто троплогической, направленной на изменение жизни христианина). Крест — центральный момент всего богословия, тем самым Никодим пишет богословский труд. Наконец, как увидит читатель, Никодим большую часть своего текста тратит на наставления в морали, аскетике и духовной жизни. Добавим, что преподобный почти во всем опирается на труды Святых Отцов. Приведем пример никодимовского толкования: «четвертая песнь есть произведение пророка Аввакума, находящаяся в 3-й главе его пророчества […] Простираясь к воплощенному Сыну Божию, пророк говорит; “Господи: услышал я тайну домостроительства Твоего воплощения» […] Уразумев же глубоко, говорит, страшные дела и ужасные чудеса, которыми Ты, воплощенное Слово, соделаешь спасение человеков, и особенно крест и смерть Твою, размыслив, говорю, о сем, я не мог иного ничего сделать, как прославить Твое Божество; потому что ему одному свойственно творить такие дивные чудеса, т. е. уничижением на кресте победить надменного дьявола; страстью доставить бесстрастие и смертью даровать жизнь всем людям. […] Сей ирмос приложим и к тебе, возлюбленный. Ибо если ты, подобно Аввакуму, станешь на стражу твою и ступишь на камень, как он говорит: на стражи моей стану, и взыду на камень (Ав. 2, 1), то и ты удостоишься благодати пророка Аввакума. Что же обозначает стража эта и что – камень? Послушай! Стража есть внимательность и охранение разума от всякого богохульного, постыдного и лукавого помышления, а камень есть сердце, или лучше, камень есть сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, служащее предметом занятия сердца. Сам Иисус Христос есть тот твердый камень, о котором сказал великий Павел: камень же бе Христос (I Кор. 10, 4)» |
| Аннотация Впервые на русском языке публикуется перевод послания свт. Кирилла Александрийского , содержащего толкование описанного в книге левит жертвоприношения. в предисловии выясняется личность адресата, время написания и дается обзор содержания послания. Отмечается типологический характер предложенного толкования и его тесная связь с христологическими и сотериологическими воззрениями святителя, упоминаются другие типологические толкования этого места в ранней патристике. К толкованию описанного в книге левит жертвоприношения двух козлов 1 свт. Кирилл Александрийский обращался трижды: в раннем сочинении «Глафиры» 2 , в обширном апологетическом труде «против юлиана Отступника» 3 и, наиболее пространно, в специально посвященном этому вопросу трактате – послании епископу Акакию 4 , перевод которого предлагается читателю. В прежнее время его адресата отождествляли со св. Акакием Мелитинским 5 , однако сохранившиеся во Florilegium Cyrillianum и у свт. Фотия Константинопольского свидетельства позволили уточнить, что это другой Акакий Скифопольский 6 . Кроме титула и обращенного к нему послания, о нем ничего не известно, так что с уверенностью можно сказать лишь то, что он был епископом Скифополя 7 и принадлежал к палестинскому кругу близких друзей и почитателей свт. Кирилла. Послание датируют 432 г., то есть после III Вселенского (Эфесского) Собора до заключения мира с Антиохией 8 , либо относят к более позднему времени 9 , сближая его с теми событиями, о которых сообщает в письме патриарху Диоскору Александрийскому (448 г.) блж. Феодорит Кирский . От него мы узнаем, что свт. Кирилл, помимо Акакия, выслал свой трактат «О козле отпущения» (вместе с сочинением «Пр отив Юлиана Отступника») Антиохийскому архиепископу Иоанну с просьбой показать «известным на Востоке учителям». Это способствовало окончательному примирению двух оппонентов: блж. Феодорит «не без удивления» прочитал высланные книги, и они со свт. Кириллом обменялись посланиями, засвидетельствовав взаимное уважение 10 . Это могло иметь место после того, как блж. Феодорит склонился к признанию мира между Александрией и Антиохией, до смерти архиепископа Иоанна, за исключением времени спора вокруг Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуэстийского, то есть в период с 434 по 437 г. или с 439 по 441 г. 11 . Отметим, что в творениях самого кирского пастыря дважды встречается толкование этого же места книги Левит, в основном сходное с толкованием свт. Кирилла 12 . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АЛЛЕГОРИЧЕСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ [от греч. λληγορω - говорить иначе, объяснять в переносном смысле], выяснение иносказательного смысла Свящ. Писания, литургического чина, религ., философских и пр. текстов. В эллинистической философии а. т. применялось для истолкования мифологии, напр. Гесиода и Гомера. В палестинском иудаизме на фоне юридической казуистики мишнаистских толкований (см. Мишна ) а. т. малоупотребительно, тогда как в эллинистическом иудаизме, гл. обр. в александрийской диаспоре, Аристовул и Филон Александрийский с помощью а. т. пытались согласовать учение Пятикнижия с древнегреч. космологией, этикой, антропологией и др. Суть а. т. в этом случае заключалась в замещении прямого смысла иносказательным: мифические и библейские персонажи и образы рассматривались как персонификация нравственных или космических начал, а их взаимосвязи расшифровывались гл. обр. в этико-психологическом плане. В словах Господа Иисуса Христа, донесенных евангелистами, встречаются все типы истолкования Писаний, обычные для иудейских раввинов того времени (см. Экзегетика ). Ап. Павел в своих посланиях нередко прибегает к а. т. и его частному случаю - типологическому толкованию Писания (напр., 1 Кор 5. 6-8; 9. 8-10; 10. 1-11). В Гал 4. 21-31 ап. Павел, объясняя рассказ Быт 16. 1-16 о 2 сыновьях Авраама , прямо указывает используемый тип толкования: «В этом есть иносказание (λληγορομενα). Это два завета…» Начиная со II и III вв. в христ. апологетической лит-ре остро встает вопрос о пределах допустимости а. т. Свт. Ириней Лионский в труде «Против ересей» отверг аллегорезу гностиков, к-рые, продолжая традицию эллинистической философской экзегезы, строили свои мифологические космогонии путем аллегорического замещения новозаветных лиц и образов абстрактными понятиями (Adv. Hear. I 3. 1-6; III 12. 11). Тем не менее свт. Ириней подчеркивал аллегоричность пророческих Писаний (Ibid. II 22. 1; V 26. 2) и нек-рых мест НЗ (Ibid. |
| Предисловие Предлагаемый перевод толкования Блаженного Августина на Псалом 125, один из Песней восхождения, – не первое экзегетическое произведение выдающегося учителя Церкви на страницах журнала “Альфа и Омега”. В 1(8) был представлен перевод ряда пасхальных проповедей Августина, связанных с огласительной практикой. Некоторые из них, например, “О молитве Господней”, можно отнести и к жанру толковательной проповеди . В истории библейской экзегезы блаженный Августин занимает видное место как плодовитый автор толковательных произведений, а также как теоретик толкования, обобщивший герменевтический опыт нескольких поколений христианских писателей. Теория и практика изъяснения Писания нашла отражение в целом ряде его трудов разных периодов 1 : О Книге Бытия против манихеев, Об учителе, корпус Толкований на Псалмы, О Книге Бытия буквально (неоконченная книга), О Нагорной проповеди Господа, Разъяснение некоторых положений из Послания к Римлянам, Неоконченное разъяснение Послания к Римлянам, Разъяснение Послания к Галатам, О христианской науке 2 , Заметки на Книгу Иова, О согласии евангелистов, Об обучении оглашенных, О Книге Бытия буквально (12 книг), О Духе и букве, О граде Божием, Рассуждение на Евангелие от Иоанна, Рассуждение на Послание Иоанна к Парфянам, Беседы на Семикнижие, Разыскания на Семикнижие, а также в других трудах, письмах и проповедях. Развитие взглядов блаженного Августина на Писание и его им осмысление, особенности его экзегетико-проповеднической практики, его представления о каноне и текстологические предпочтения кратко и достоверно описаны в содержательной статье Дж. Боннера “Августин как исследователь Библии ” – главе из “Кембриджской истории Библии” 3 . Эта статья способна стать хорошим введением в проблемы Августиновой экзегезы. На русском языке частичное обсуждение этого круга вопросов можно найти в известной книге В. В. Бычкова “Эстетика Аврелия Августина ”, особенно в главе IX (“Знак”) 4 . Эти же труды помогут сориентироваться в библиографии. Толкование на Псалом 125 принадлежит к серии экзегетических проповедей на тему псалмов с надписаниями “Песнь восхождения”. Эти проповеди блаженный Августин произнес, вероятно, в конце 412 г. 5 в Карфагене 6 . К этому времени уже выработался его метод трактовки библейских текстов в рамках толковательной проповеди, и данный образец такой трактовки вполне характерен. На этом примере можно наблюдать многие особенности, свойственные корпусу “Толкований на Псалмы” в целом: господство аллегорических (в частности, типологических) объяснений 7 , стремление расслышать в псалмах указание пути внутреннего совершенствования христианина, христоцентричность толкования и связанность изъяснительной проповеди с нуждами пастырского назидания Церкви, а также некоторые “технические” стороны изъяснения: использование текста Италы, отличное знание Псалтири наизусть и умение вовремя привести нужную цитату и другие. |
| Сочинение прп. Никодима Святогорца, жанр которого не так легко определить. Во-первых, конечно, как явствует из названия, это некий комментарий на поэтическое творение Космы Маюмского. Так как толкуемый текст — литургический, «Толкование» попадает в рубрику литургического богословия. «Канон» переполнен библейскими аллюзиями, Никодиму тем самым приходится толковать Библию — так «Толкования» — пример святоотеческой экзегезы (экзегезы как аллегорической и типологической, так и чисто троплогической, направленной на изменение жизни христианина). Крест — центральный момент всего богословия, тем самым Никодим пишет богословский труд. Наконец, как увидит читатель, Никодим большую часть своего текста тратит на наставления в морали, аскетике и духовной жизни. Добавим, что преподобный почти во всем опирается на труды Святых Отцов. Приведем пример никодимовского толкования: «Четвертая песнь есть произведение пророка Аввакума, находящаяся в 3-й главе его пророчества […] Простираясь к воплощенному Сыну Божию, пророк говорит: “Господи: услышал я тайну домостроительства Твоего воплощения” […] Уразумев же глубоко, говорит, страшные дела и ужасные чудеса, которыми Ты, воплощенное Слово, соделаешь спасение человеков, и особенно крест и смерть Твою, размыслив, говорю, о сем, я не мог иного ничего сделать, как прославить Твое Божество; потому что ему одному свойственно творить такие дивные чудеса, то есть уничижением на кресте победить надменного дьявола; страстью доставить бесстрастие и смертью даровать жизнь всем людям. […] Сей ирмос приложим и к тебе, возлюбленный. Ибо если ты, подобно Аввакуму, станешь на стражу твою и ступишь на камень, как он говорит: на стражи моей стану, и взыду на камень (Ав., 2, 1), то и ты удостоишься благодати пророка Аввакума. Что же обозначает стража эта и что — камень? Послушай! Стража есть внимательность и охранение разума от всякого богохульного, постыдного и лукавого помышления, а камень есть сердце, или лучше, камень есть сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, служащее предметом занятия сердца. Сам Иисус Христос есть тот твердый камень, о котором сказал великий Павел: камень же бе Христос (1 Кор., 10, 4)». |
| В VI столетии на христианском Западе появилось толкование на Книгу Иова, которое, пожалуй, можно считать самым ярким, самым глубоким, самым многогранным из всего того, что было создано святоотеческой мыслью в области экзегезы этой Библейской книги. Я подразумеваю здесь «Моралии на Книгу Иова», созданные святителем Григорием Великим (Двоесловом) (ок. 540–604). Следует отметить, что в своем толковании святитель Григорий постоянно и настойчиво отыскивает нравственный смысл библейского текста, в соответствии с которым Иов, превосходя своей святостью ветхозаветную реальность и будучи устремленным уже к реальности новозаветной, по выражению Двоеслова, «символизирует избранных» 1 , то есть прообразует стремящихся к совершенству христианских подвижников и святых. Это понимание значения личности Иова и позволяет святителю Григорию систематически и последовательно прилагать к нему понятия и принципы христианской аскезы, в том числе монашеского духовного делания. По сути, подвиг Иова здесь оказывается образным символическим описанием пути восхождения человека к богопознанию и богообщению, портретом христианского подвижника, святого, мученика. При этом и в таком толковании у святителя Григория также может присутствовать заметный типологический элемент. Кроме этого, одной из важнейших тем «Моралий» является тема мистического богословия, также раскрываемая с помощью типологии и тропологического изъяснения библейского текста. В духе и традиции православного мистического богословия святителем Григорием трактуются многочисленные библейские речения Иова. Вместе с тем следует отметить, что не только слова самого Иова, но и речения его друзей зачастую также толкуются святителем Григорием в русле положительного мистического опыта, таинственного Богооткровенного богословия. При этом следует сразу же подчеркнуть, что это тем более неожиданно, что в понимании Двоеслова друзья Иова – Елифаз, Вилдад и Софар – прообразуют враждебных Церкви Христовой еретиков. Иов же, по его убеждению, предуказует не только на Самого Спасителя, на Его страдания и Жертвенный подвиг, но вместе с тем и на Его Церковь – как на Тело Господне 2 . |
| Значение ветхозаветных образов в осмыслении ступеней аскетической лествицы (πρξις, θεωρα, θωσις) прп. Максима Исповедника Источник В статье рассматриваются избранные толкования Ветхого Завета преподобного Максима Исповедника и их связь с его представлением о духовном познании и этапах аскетического делания. Подробно анализируются три ступени духовной жизни, преображающие падшего человека: πpξις (делание), θεοpα (созерцание) и θωσις; (обожение). Христианство представляет человека как существо падшее, но, тем не менее, стремящееся к преодолению своей падшей природы, к обожению (θωσις). Каждый человек, по мысли преподобного Максима Исповедника , имеет внутреннюю потребность жить в соответствии с логосом нашей природы, т. е. замыслом о ней Бога, потребность, которая не исчезла и с грехопадением и ощущается нами благодаря мукам совести. Эта потребность удовлетворяется через аскезу (спасающую нас от страстей), труд (утверждающий нас в добродетели) и учение (просвещающее нас ведением Бога). Восстановление и преображение падшей человеческой природы, таким образом, происходит постепенно, подобно восхождению по ступеням лестницы. Учение о трех ступенях духовной жизни (делании, созерцании и обожении) у прп. Максима Исповедника излагается следующим образом: «...посредством делания мы научаемся повелевать страстями и исцелять болезни души. Посредством созерцания мы восстановим наше естество сообразно с ним самим. Посредством проповеди Слова мы явимся огнем для внимающих, с одной стороны, будто огонь испепеляя их страсти, а с другой, просвещая их» 73]. Задачи и особенности изучения Священного Писания у прп. Максима связаны с его представлением о духовном познании и ступенях аскетического делания. Восхождение в умозрении от буквы и плоти «вещи» к ее логосу, составляющему истинное бытие этой вещи, то есть созерцание ее такой, какой ее замыслил Бог (а в святых этот замысел совершенно исполнен), характеризует принцип умозрений в Духе, относящихся у прп. Максима как к созерцанию творения, так и к созерцанию смыслов Священного Писания. Толкование библейских текстов у преподобного становится опытом богопознания: «Тот, кто с помощью дебелых примеров и речений, соответствующих способности слушающих, преподносит [им] нравственное научение Слова, делает это Слово плотью. А тот, кто с помощью возвышенных умозрений излагает таинственное богословие, делает Слово Духом» c. 64]. Нравственно-назидательная экзегеза имеет важное воспитательное значение, однако Бог Слово открывается только монашеской экзегезе Священного Писания. Толкования преподобного лишено всякого психологизма, оно развивается в аскетико-антропологической сфере, где важно отношение человека к Богу. Постепенно опыт подобной экзегезы утрачивается Церковью, и Максим Исповедник становится едва ли не последним, как полагает Г. Беневич, представителем аллегорического, анагогического и типологического методов толкования Священного Писания с. 64–70]. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла НАПРЕСТОЛЬНЫЙ КРЕСТ Предмет христ. богослужения, один из важнейших предметов в наборе литургической утвари и в церковном убранстве каждого правосл. храма, название к-рого определяется местом его нахождения на престоле (жертвеннике) в алтаре. От др. типов крестов, используемых во время литургии и в иных чинопоследованиях, отличается тем, что содержит мощи, а также размером, определенной формой, богатством и изысканностью декора. Особым видом Н. к. является воздвизальный крест, содержащий частицу истинного Древа Креста Господня, т. е. Креста Распятия, и используемый в богослужениях нек-рых праздников (Воздвижения Креста Господня и ряд др.). В древнейших толкованиях на литургию, таких как «Мистагогия» прп. Максима Исповедника (VII в.) или «Сказание о Церкви и рассмотрение таинств» свт. Германа I, патриарха К-польского (715-730), среди покровов и сосудов на престоле крест как предмет из дерева или металла в драгоценном окладе с изображением Распятия не упоминается. В поздневизант. сочинениях этого жанра Н. к. назван среди алтарной утвари: в соч. «О святой церкви» архиеп. Симеона Солунского (до 1424) короткая 13-я глава посвящена тому, для чего полагаются на престол Евангелие и крест - как символы Христа, Его жертвенности (PG. 155. Col. 706). В трудах по литургике синодального и более позднего периода указаны точное положение Н. к. среди богослужебных предметов на престоле - сразу после покровов, мощей, Евангелия и перед ковчегом-дарохранительницей,- его символическое значение, отмечено, что Н. к. могут быть разного вида ( Вениамин. Новая скрижаль. С. 15; Никольский К., прот. Руководство к изучению богослужения правосл. Церкви. М., 2002. С. 13). При всем типологическом и функциональном многообразии служебных крестов разграничение их форм и функций в средние века не было точно определено. В церкви Св. Софии в Фессалонике алтарный крест (Н. к.) использовался в церковных процессиях, станциональных службах ( Darrouz è s J. Sainte-Sophie de Théssalonique de après un rituel//REB. 1976. T. 34. P. 63). Напрестольные отличаются от др. храмовых крестов, напр. от выносных (запрестольных) или благословенных, размерами: в сохранившихся памятниках XII-XVIII вв. они достигают 30-50 см. |
|
|
