| Благоговейное отношение к книгам еще не означало, что все монахи были большими любителями чтения. Если в трапезной предписывалось надвигать капюшон, чтобы никто не видел, кто и сколько ест, то в библиотеке, наоборот, требовалось не опускать капюшон на глаза: под видом чтения монахи могли сладко спать. Образование До появления светских университетов все, что было связано с образованием, литературой и наукой, сосредотачивалось в монастырях. Поначалу в монахи шли в основном представители аристократических семейств, люди благородные и знатные, получившие образование еще старого, римско – языческого образца. Культура в то время существовала только островками, чаще не в городах, а в поместьях магнатов – богачей, изолированных от внешнего, разоренного и неустроенного мира, погрязшего в варварстве и беззаконии. Эти люди создавали мощные укрепленные замки, содержали собственную армию и жили сами по себе, словно владетельные князья небольшой страны. Сохраненная ими культура переносилась в монастыри, где, в отличие от восточного монашества, высоко ценились знания и книги. Монастырские школы долгое время были единственным источником просвещения в Европе. Существовало правило, по которому каждое аббатство должно было иметь свою школу, где «дети могли бы научиться чтению Псалтыри, счету, пению и письму». Учили всех желающих, и мальчиков, и девочек, причем бесплатно. Некоторые дети учились прямо в монастыре – их называли облатами, «пожертвованными», потому что родители отдавали их в монастырь во младенчестве как дар, часто сопровождая его каким – нибудь материальным или денежным подарком. Судьба этих младенцев была предопределена заранее: вырастая, они становились монахами, не зная никакой другой жизни, кроме монастырской. Иногда аббаты сами искали среди бедноты талантливых и умных детей, проявлявших способности к чтению и письму, и брали их в монастырь с согласия родителей. Детство облатов было суровым, они воспитывались в строжайшей дисциплине, никогда не бывая наедине с собой и даже вдвоем с кем – то другим, включая учителя: дети ходили только парами в присутствии наставника. Им запрещалось что – либо передавать друг другу из рук в руки или брать вещи у других, не считая великого приора и самого аббата. За малейшую провинность их секли розгами, а постоянных нарушителей связывали, сажали в карцер и морили голодом. Правда, жестокость иных настоятелей все же осуждали: самого Вернона, основателя Клюни, называли «живодером, а не воспитателем». |
| 144. Германос — скорее всего речь идет о греческом митрополите Фиатирском Германе (1872-1951) — одном из православных пионеров экуменизма, создателе теории «широкой Церкви». 145. Цанков Стефан, протопресвитер (1881-1965) — видный болгарский богослов, историк церковного права. Доктор наук. Профессор кафедры церковного права богословского факультета Софийского университета св. Климента Охридского (1923). Декан факультета (1923). Настоятель храма-памятника св. Александра Невского в Софии в течение 35 лет. Оказывал содействие Свято-Сергиевскому богословскому институту в Париже. Один из основателей экуменического движения. Преподавал церковное право и христианскую социологию около 40 лет. Юрист, специалист в области семейного и государственного права. Академик Болгарской Академии наук. 146. Булгаков Сергий, протоиерей (1881-1944)— русский философ, православный богослов и священник. Один из основателей экуменического движения. 147. Макдональд Джеймс Рамсей (1866-1937) — британский политический и государственный деятель, трижды занимал пост премьер-министра Великобритании в 1924, 1929-1931 и 1931-1935 годах (в 1931 году подал в отставку с поста главы кабинета лейбористов и в тот же день был назначен главой коалиционного правительства). Один из лидеров и основателей Лейбористской партии. В годы Великой депрессии (1931-1935) сформировал коалиционное правительство с консерваторами, отдав последним большинство мест в кабинете, за что был исключен из Лейбористской партии. 150. Шотан Камиль (1885-1963)— французский политический деятель, юрист, в 1930 и 1933-1934 годах премьер-министр Франции. Во время деятельности первого правительства Народного Фронта отошел от дел, но после отставки правительства Блюма непродолжительное время занимал пост премьер-министра с 1937 по 1938 год. 151. volonte generale (фр.) — общая воля. Понятие, введенное Ж-Ж. Руссо. Оно описывает общую волю нации и является ключевым понятием в теории демократии. 152. кагуляры — данное французской прессой и закрепившееся наименование членов тайной профашистской организации «Секретный комитет революционного действия», образованной и бывшей активной между 1935 и 1937 годами. Название кагуляры получили от La Cagoule (капюшон, маска) — капюшон с прорезями для глаз, который надевали члены организации на тайных собраниях и при принесении присяги. |
| Согласно орденской традиции, изложенной приором Гвиго II, основу монашеской жизни составляет прохождение 4 ступеней (чтение, благочестивые размышления, молитва, созерцание). В целом аскетические практики ордена являются одними из самых суровых в католич. Церкви. У К. принят т. н. монашеский пост, к-рый начинается 14 сент. и продолжается до Пепельной среды - 1-го дня Великого поста, по сути мало отличающегося от монашеского. В этот период К. предписывается лишь 1 трапеза в день (кроме воскресений и праздников), состоящая из пищи растительного происхождения. От Пасхи и до начала монашеского поста разрешается употребление яиц, молока и сыра. По пятницам в течение всего года К. разрешены только хлеб и вода. Желающие вступить в орден должны пройти испытательный срок, соблюдая устав К. в течение года, но не принося обетов. Новициат продолжается 2 года, после чего кандидаты приносят т. н. простые обеты. Через 3 года происходит обновление первых обетов, а спустя еще 2 года - принятие всех обетов и вступление в орден. Одеяние К. состоит из длинной белой туники (в наст. время с широкими рукавами), подпоясанной кожаным поясом, и белого скапуляра, соединенного по бокам на уровне бедер широкими лентами (vittae), с белым капюшоном (в средние века и в Новое время капюшон имел коническую форму с заостренным верхом и был небольшого размера, так что при надевании плотно облегал голову, в наст. время капюшон в профиль стал более квадратным по форме, просторным и при надевании скрывающим часть лица). За пределами обители К. носят черную мантию ( каппу ) (новиции носят ее постоянно). В жен. общинах К. сохранился чин диаконисс , к-рые могут читать Апостол во время мессы (поэтому имеют право носить манипулу , хотя после реформ II Ватиканского Собора это облачение практически вышло из употребления), а в случае отсутствия священника и Евангелие на службах суточного круга (тогда они надевают столу и крест). У К. совершается древний чин посвящения дев (см. ст. Velatio ). Посвященные девы носят черный покров, а также золотое кольцо и венец (но в полном облачении бывают только в день совершения чина, на каждое 5-летие посвящения и во время погребения). |
| – В жизни отца Даниила был случай: еще будучи молодым, он хотел узнать волю Божию о себе. Вместе со своей матушкой Юлией он поехал в Псково-Печерский монастырь к архимандриту Иоанну (Крестьянкину), а старец вроде бы ничего существенного ему не сказал. Он как бы показывал: мол, сам узнаешь. На обратном пути, когда они возвращались в Москву, отец Даниил вышел из машины на минуту в лес и подцепил энцефалитного клеща. И с этого момента его мучили головные боли, он стал бледным, про таких людей в народе говорят «не жилец». При всем при этом отец Даниил никогда не унывал, всегда был таким «солнечным батюшкой», он всегда светился. У него были огромные очки, и еще он носил такой капюшон, ему подарил миссионер из Китая, и когда он заходил в какое-то помещение, из-под этого капюшона сверкали огромные очки. А когда он капюшон снимал, поражал струящийся свет его глаз, похожих на два драгоценных камня на фоне бледного лица. Это был такой светящийся человек. Я знал, кроме отца Даниила, еще только одного такого солнечного батюшку: отца Димитрия Дудко. У того была огромная шевелюра седых волос, и, когда свет падал, это все играло солнечными красками. – Отец Даниил действительно искал мученичества? – Он считал себя недостойным такой смерти. Считал, что для такой смерти надо быть очень чистым. Однажды зашел разговор о мученичестве, и он меня спросил: «Как ты думаешь, почему первыми мучениками за Христа стали Вифлеемские младенцы?» Я сказал, что мне надо посмотреть комментарий к Священному Писанию, и переспросил: «А ты как думаешь?» И он ответил: «Чтобы стать мучеником, надо быть чистым, как Вифлеемский младенец». Когда умер мой духовник, отец Димитрий Дудко, я позвонил отцу Даниилу и говорю: я буду у тебя исповедоваться. Он сказал, что не согласен, а потом перезвонил и говорит: хорошо, только одно условие – тогда и я буду исповедоваться у тебя. Так мы стали исповедовать друг друга, и это взаимное окормление продолжалось до его смерти. И когда я исповедовал его в первый раз, у меня было полное ощущение, что я исповедую ребенка. Ему важно было не оставаться в состоянии греха, потому что это наносит урон миссионерскому служению, если миссионер пребывает в состоянии греха. Другое дело, что считать грехом. У него отношение к грехам было как у ребенка, который исповедуется в чем-то очень серьезно, но со стороны может показаться, что это какие-то несерьезные вещи. Он «отшлифовывал» свой внутренний мир, понимая, как это важно. Когда я исповедовал его в первый раз, у меня было полное ощущение, что я исповедую ребенка |
| Эту мантию я использую, чтобы прикрывать себе спину, а, поскольку капюшон для меня слишком велик, собираюсь сделать из него тапки”. И несчастный сразу же сделал так, как сказал, и немедленно вынужден был испытать на себе силу отмщения Божия. Как только отрезал он капюшон, сделал из него тапки и надел их на ноги, то сразу же упал на землю, одержимый бесом. Он был тогда в доме один, и никто не мог помочь бедняге. И пока он плевал кровавой пеной изо рта, протянув ноги к очагу, огонь сжег его ноги вместе с тапками. Вот это я хотел сказать вам об отмщении. 6 . Агиульф, наш дьякон, возвращался из Рима, нес нам благословенные мощи святых. По пути домой он свернул в сторону, чтобы помолиться в месте, где покоится Святой, и, зайдя в храм, начал было просматривать записи чудес, которые там бывали, как вдруг увидел огромную толпу людей рядом с могилой, которые собирались, как рой пчел у улья. Некоторые брали у священника, стоявшего там, крошки воска и уносили их как благословение; другие немного праха; некоторые забирали ниточки из покрывала на могиле – и все уносили одинаковую благодать исцеления для разных случаев. Дьякон, исполненный веры, наблюдал это со слезами, говоря: “Раз благочестие моего Епископа понудило меня пересечь текучие воды моря, чтобы я смог посетить гробницы мучеников Востока и привезти с собой их мощи, почему же мне не взять то же самое у Исповедника галлов и этим хранить здоровье свое и близких?” И он при этом подошел поближе и взял травок, которые благочестивые люди разложили вокруг святой могилы 81 и которые священник сам дал ему, завернутые в ткань. Дьякон принес их домой, аккуратно сложил, и его вера при этом вознаграждена была произошедшими чудесами. Ибо когда он измельчил часть травы, положил в воду и дал это питье простуженным, они, выпив, сразу же выздоровели, и позднее так же было и со многими другими. Рассказывая нам это, он сказал, что таким образом исцелились от болезни уже четыре человека. Иоанн, наш священник, возвращаясь из Марселя с тем, что он там наторговал, пошел помолиться у могилы Святителя, а затем, поднимаясь с колен, заметил сломанные кандалы и звенья цепей, которыми заковывали шеи и ноги осужденных, и подивился этому. И даже во время его визита не обошлось без чуда: когда он вернулся домой, то клятвенно уверял, что там в его присутствии обрели зрение три человека, которые ушли домой исцеленными. Когда мощи Святителя с почестями, при пении псалмов переносили в Орлеан, один из главных городов галлов, Господь явил такую милость, что смиренно поклонявшиеся мощам слепцы прозрели, исцелились и хромые. Никто не сомневался в близости Исповедника, видя, какому количеству больных даруется исцеление. |
| Вокруг него стояли братцы в бурых одеждах, и они любили его, хотя потом и спорили между собой. Бернард, его первый друг, и Ангел, его помощник, и Илия, его преемник, которого предание пыталось приравнять к Иуде, хотя он, наверное, был не хуже чиновника, занявшего чужое место. Беда его в том, что под францисканской одеждой билось не францисканское сердце или францисканский капюшон покрывал не францисканскую голову. Он не был хорошим францисканцем, но мог бы стать хорошим доминиканцем. Франциска он, во всяком случае, любил; даже последние негодяи любили Франциска. Как бы то ни было, он стоял с другими, а часы уходили, и удлинялись тени в доме Порциункулы. Не надо думать о нем плохо, не надо подозревать, что он уже лелеял в мыслях будущие разлады, ссоры и самолюбивые распри осиротевших братцев. Наверное, птицы узнали, когда это случилось, и всполошились на вечернем небе. Когда–то, повинуясь знаку, они полетели на четыре стороны света и образовали крест; сейчас таким же пунктиром они могли бы начертить на небе знаки новых пророчеств. В лесу притаились маленькие твари, которых никто с той поры не сумел так пожалеть и понять. Говорят, животные чувствуют то, чего не чувствуем мы, их духовные владыки; и я не знаю, встревожились ли воры, изгои и преступники, догадались ли они, чт о случилось с тем, кто не умел презирать. Но в переходах и портиках Порциункулы все застыло, и люди в бурых одеждах обратились в бронзовые изваяния, ибо остановилось сердце, которое не могло разбиться, пока держало мир. Глава 10. ЗАВЕТ СВЯТОГО ФРАНЦИСКА Конечно, хотя бы в одном смысле есть грустная ирония в том, что святой Франциск, который всю свою жизнь хотел согласия, умер среди растущих неладов. Но не надо, подобно многим, преувеличивать эти разногласия и говорить о крушении его идеалов. Не надо думать, что дело его рухнуло под тяжестью порочного мира или, как теперь считают, еще более порочной Церкви. Я пишу о святом Франциске, а не о францисканском ордене, тем более не о католической Церкви, и не о папстве, и не о том, как отнеслись Церковь и папа к крайним францисканцам. Поэтому я очень кратко расскажу о разладе, который последовал за смертью великого святого и омрачил его последние дни. |
| Вокруг храма в честь Воскресения образовалось самое крупное на горе Галисий монашеское братство (ок. 1042). Л. Г., сотворивший много чудес и сделавший много предсказаний, скончался на своем столпе после тяжелой болезни. В это время число братии насчитывало 40 чел. О внешности Л. Г. известно, что он был высок и весьма худ из-за постоянных аскетических подвигов. Основной чертой его характера помимо усердия к служению Богу была решительность, с к-рой подвижник стоял на своем, не боясь ни церковных, ни светских властей, если видел в своих действиях Божию волю. Л. Г. отличался строгим воздержанием еще в начале своего монашества, а в конце жизни вкушал только вареные овощи без масла. В течение Великого поста он воздерживался от пищи всю неделю, кроме субботы и воскресенья. Такой же строгий пост был и в основанных им обителях: из устава известно, что в мон-рях Спасителя и Пресв. Богородицы не готовили еду по средам и пятницам. Будучи уже в преклонном возрасте и страдая от болезней в течение 3 последних лет, Л. Г. принимал пищу, по-прежнему приготовленную без масла, ежедневно. Весь год в любую погоду он носил кожаную тунику. Кроме туники у Л. Г. были капюшон и легкая накидка. В конце жизни он позволял себе укрываться шерстяным покрывалом. Еще подвизаясь в мон-ре св. Марины, он надел под одежду железные вериги, которые были сняты с него только после кончины. Для сна он использовал небольшое кресло. Столпы, на к-рых Л. Г. в общей сложности провел более 40 лет, были лишены крыши или навеса, защищающего его от солнца и осадков. У столпов была опорная стена, образовывающая нечто вроде крошечной камеры, где святой и обитал, скрываясь от посторонних взглядов. У этой камеры было лишь маленькое окно, через к-рое Л. Г. общался с посетителями и принимал пищу. Посетители поднимались на столп по лестнице и ожидали беседы с подвижником на небольшой платформе. Нек-рые споры вызывает устройство столпа в мон-ре Воскресения. В тексте содержатся противоречивые сведения: в гл. 249 сообщается, что столп, возможно, находился внутри церкви, но из др. указаний Vita A можно понять, что столп прилегал к церкви и имел некое отверстие, благодаря к-рому подвижник мог даже участвовать в службе. О высоте столпов ничего не сообщается, но они, вероятно, были не очень высокими, поскольку иногда Л. Г. вел беседы с посетителями, стоящими на земле, и они могли хорошо его слышать. |
| — Десять! Одиннадцать! Двенадцать! После этого остановился, ожидая дальнейшего развития событий. В глубине коридора снова показалось голубоватое свечение, быстро превратившееся в человеческий контур. Одновременно раздался подземный удар — и теперь уже в бетонном полу галереи, в нескольких шагах от того места, где остановился отец Игорь, образовалась глубокая трещина. — Скрижали Откровения — это ключи Звездных Врат, которыми израильтян провели через Чермное море, — контур стал отчетливее. — Мне, новому Моисею, открыт Божественный код Райской галактики. Это значит, что пришло время Исхода новому роду Победителей. Мои люди уже не повторят ошибок колен Израиля при Синае. Ты же станешь первым свидетелем этого великого чуда и сам ступишь на Калинов мост. Но лишь после того, как сразишься со Змеем… Готовься к битве, безумец! Теперь отец Игорь ясно видел перед собой светящуюся фигуру, облаченную в длиннополую одежду — нечто вроде сутаны или черного балахона. Капюшон, в котором появлялась эта таинственная личность, теперь был откинут назад: проявились очертания лица, длинная борода, вьющиеся, спадающие на плечи, волосы. — Ты хотел увидеть меня, — злобно засмеялся «новый Моисей». — Что ж, смотри… Все равно умрешь… Даже евреи не дерзали смотреть на своего пророка, когда тот спустился с горы Синай. А ты дерзнул, безумец… Отец Игорь не успел ничего ответить, как от мощного подземного толчка едва не упал на бетонный пол. Он уперся руками в стенки галереи, не зная, что произойдет дальше. Трещина в полу становилась все шире, начав расползаться в его сторону. Сзади стояла стена оползня: отступать, уходить было некуда. — «И подвижеся, и трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог, — зарокотал зловещий голос. — Взыде дым гневом Его, и огнь от лица Его воспламенится, углие возгореся от Него. И приклони небеса, и сниде, и мрак под ногама Его». Земля задрожала, а из ее черного зева раздался страшный стон, словно оттуда поднималось неведомое чудовище. Демонический голос «нового Моисея» зазвучал еще яростнее и злее: |
| Регентша падает к ногам святого отца и просит не забывать ее в своих молитвах, как вдруг патриарх встает, подпрыгивает, поворачивается спиной к императрице... и пусть прочтут у самих летописцев, что он пустил в лицо Феодоры. Затем, повернувшись к ней лицом, заявил: «Ты никак не можешь сказать, царица, что даже и в этом мы не постарались оказать тебе почесть». Тут он откинул капюшон и явил свой лик: воображаемый патриарх был не кто иной, как любимый шут императора. При этой выходке такого высокого тона Михаил разражается смехом. Возмущенная Феодора громит сына проклятиями: «О, злой и нечестивый! с этого дня Бог отринул тебя от Себя!» и вся в слезах она оставляет зал. Но, несмотря на такую грубую непристойность поведения, опекуны не смели вмешиваться и остерегались порицать василевса, от крайней ли снисходительности или потому, что думали сохранить этой уступчивостью собственный кредит. Выказывая особенную снисходительность ко всем подобным забавам племянника, Варда старался подчинить его своему влиянию. Благодаря заступничеству своего друга, оберкамергера Дамиана, ему удалось добиться, что его вернули из ссылки по приказанию императора, и очень быстро он стал пользоваться милостивым вниманием Михаила III. Понятно, что он терпеть не мог Феоктиста, ставившего преграды его честолюбивым замыслам; поэтому он непрестанно возбуждал в василевсе недоверие к министру. Он внушал ему страх, что логофет способен подготовить какой-нибудь государственный переворот, не смущался даже тем, что клеветал на сестру свою, регентшу Феодору, и представлял сыну в самом черном свете поведение матери. Он действовал так успешно, что по поводу одного пустяшного случая (дело шло об одном личном друге царя, которому министр отказал дать какое-то повышение) между монархом и Феоктистом произошло довольно крупное столкновение. Это случилось в 855 году. Варда, пользуясь своим преимуществом, постарался еще больше обострить злобное чувство Михаила: он дал ему понять, что его устраняли от дел; грубыми замечаниями он уязвил его самолюбие. |
| Когда пришел определенный римским законом срок для оглашения завещания покойного, завещание Епископа принесли на собрание, вскрыли там, и судья в присутствии народа прочитал его. Священник базилики, разозлившись оттого, что Святитель ничего не оставил храму, где был погребен, сказал: “Многие говорят, что Никита был нищ духом, сейчас это вполне очевидно, поскольку он ничего не оставил базилике, в которой погребен”. Но на следующую ночь Святой в сияющем облачении, с двумя иными святителями – Иустином и Евхерием 80 – явился священнику и сказал: “Этот священник, возлюбленные братия, клевещет на меня, говоря, что я ничего не оставил храму, в котором покоюсь, забывает о том, что я оставил ему самое дорогое – свой прах”. И они отвечали: “Это он зло сотворил, принизив раба Божия”. Затем Святитель повернулся к священнику и ударил его по горлу кулаками, затем ладонями, приговаривая: “Грешник, которого ногой следовало бы растоптать, прекрати свои глупые разговоры”. Священник проснулся и почувствовал, что его распухшее горло терзает такая боль, что он едва может сглотнуть слюну. Сорок дней после того пришлось ему пролежать в постели, жестоко страдая, но, призвав имя Исповедника, он вернул себе здоровье и после этого уже не осмеливался произносить такие слова, что позволял себе раньше. Епископ Приск, который, как всем известно, всегда был ярым противником Святого, дал одному дьякону мантию Никиты. Она была просторной, ибо Божий угодник был телом крепок. Капюшон мантии был широким, пришитым, как того требовал обычай для белых мантий, которые духовные лица одевали на праздник Пасхи. И вот этот дьякон ходил в этой мантии, мало обращая внимания на то, к чему она была предназначена. Он в ней и спал, и на форум ходил, не думая о том, что и края этой одежды могли бы исцелять тех больных, у которых была сильная вера. Кто-то сказал ему: “О дьякон, если бы ты знал силу Господа и кем был тот, чье одеяние ты носишь, ты бы с большой осторожностью его использовал”. Он ответил: “Я тебе вот что скажу. |
|
|
