| Разделы портала «Азбука веры» Оглавление Опыт анализа дискурсивных практик Моей Родине, Маше и Кате. Предисловие Все: Ура! Н. Кукольник «Рука Всевышнего Отечество спасла», финал исторической драмы Эта книга начиналась несколько раз и возникла из попытки создать словарные дефиниции для существительных Родина, Отечество, Отчизна, родина, отечество и отчизна. Семантический, прагматический и культурологический комментарий к этим статьям читатель теперь держит в руках, сам же словарь так и остался ненаписанным. Этот комментарий вылился в анализ Родины как фигуры отечественной коммунальной автомифологии. Фразеология Родины — это фрагмент публичного языка и корпус дискурсивных практик. Мы рассматриваем свой объект в двух аспектах: синхронически, деконструируя Родину как дискурсивную машину, и диахронически, в плане культурной археологии ее фразеологии. Дискурс о Родине, ее мифологемы и сакральные символы, ее ритуалы и культовые практики — это прямой результат того, что Вальтер Беньямин в 1934 году назвал «эстетизацией политики». Родина представляет собой идеал красивого и любимого сообщества — в отличие от идеала сообщества прозрачного и рационального, которым является гражданское общество. Демократия подразумевает порядок иерархических организаций, который обеспечивается скучными, протокольно расписанными бюрократическими операциями строго дифференцированных специалистов — парламентариев, присяжных заседателей, чиновников и пр. Драматизация, эстетизация демократического сообщества достигается в масс-медиа, которые способны выполнять свою роль всеобщего медиатора только при условии превращения докучной бюрократической процедуры в масс-культурный аттракцион. Наоборот, Родина — это гражданская религия, секуляризованный алтарь власти. Она не нуждается в эстетизирующей медиации, поскольку заключает момент драматического переживания в самой себе, в поэтическом мифе собственной конструкции и в поэтической красоте своей политической фразеологии. Рассматривая Родину как продукт коллективного воображения, мы заметно расширяем границы того, что называют политическим языком. Мы не сводим последний лишь к языку господствующей политической партиии ее органов принуждения. Мы видим признаки политического и в языке обыденного общения, в культуре повседневности. Родина гораздо глубже внедрена в коллективное тело своего субъекта, чем думают те, кто считают ее не более чем лозунгом. Смерть за Родину — это серьезное решение, жест сознательного экзистенциального выбора. Отрицать субъектность такого жеста по меньшей мере легкомысленно. Тем более важно понять поэзис Родины и содержащийся в Родине момент обольщения ее возвышенной красотой, момент работы воображения (а не, скажем, юридической нормы), момент обострения чувства причастности к переживанию коллективного идеологизированного тела, момент любви и желания. |
| Об инициативах по ликвидации Церкви через реформацию РЕЛИГАРЕ RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_100174.html 12 марта 2013 Александр Щипков Об инициативах по ликвидации Церкви через реформацию Источник: http://www.odnako.org/blogs/show_24461/ Однако Статья Станислава Белковского ( " Папа указал путь патриарху. Программа реформации Русской церкви: вкратце и по существу " ), напечатанная в " Московском комсомольце " , вызывает ощущение дежа вю. Программный характер материала очевиден. Тезисы и аргументы знакомы, они не первый месяц используются автором, чтобы вбрасывать в общество идею переустройства церкви на секулярных началах. Этой идее, помимо самого Белковского, подвержены и некоторые менее известные публицисты (см., например, Петр Пименов, " Иона, Бенедикт... Кирилл? " ( " Ежедневный Журнал " ). Новая статья стала еще одним пробным шаром. Как отреагирует на него церковная общественность? Поводом для вброса стал уход на покой папы Бенедикта XVI, но в принципе могло стать что угодно. Поскольку сама " реформационная " концепция манипулятивна, и цель её очевидна: социальная изоляция РПЦ, подмена церковности её секулярной имитацией. Фон, на котором политтехнолог проводит свои изыскания, чрезвычайно широк – в диапазоне от " генералиссимуса Сталина " до запрещенного в служении священника Дмитрия Свердлова. Иногда автор банально проговаривается. Например, приводя примеры " жестких и стремительных реформ " , он наряду с петровскими и ельцинскими упоминает " ленинско-сталинскую " (это без комментариев). Но весь этот богатый исторический антураж играет в тексте явно подчиненную роль. В целом она сводится к созданию информационного шума. Тогда как суть авторских намерений заключена в недвусмысленно провокационных предложениях клиру (по принципу " а вдруг да прокатит? " ). Разберем матрешку Белковского на составные части и достанем самую маленькую и самую главную. Помимо упомянутого " толстого слоя " исторического шоколада в тексте есть и более тонкая теоретическая оболочка. Это собственно " Программа реформации " , которую Станислав Белковский предъявляет в самом конце, сократив до пяти коротких пунктов. Но и здесь не стоит читать всё подряд. Два пункта из этих пяти – о необходимости катехизации и введении конфирмации – отложим ввиду демагогичности первого и бестолковости второго. Практическая же часть ( " умная " , смысловая) сводится к тому, что остаётся. А именно: " РПЦ МП как общественная организация, единое бюрократическое целое должна быть ликвидирована... Русская церковь должна трансформироваться в конфедерацию независимых приходов... Прихожане будут избирать себе пастырей, пастыри – епископов, епископы – патриарха " . |
| Принять На сайте используются cookie-фaйлы, которые помогают показывать Вам самую актуальную информацию. Продолжая пользоваться сайтом, Вы даете согласие на использование ваших Метаданных и cookie-фaйлob. Управление cookie Брат ты мне или не брат? Афанасий Зоитакис, кандидат исторических наук. Преподаватель Кафедры истории Церкви (Исторический факультет МГУ) В XVIII-XIX веках во многих православных странах Церковь оказалась в подчинении у государства, которое стремилось сделать ее частью бюрократического аппарата. Приходские священники вынуждены были выполнять функции чиновников: вести регистрацию рождения, браков, помогать в переписи населения и проведении выборов. Кроме того, зачастую изымались церковные земли и ценности, закрывались монастыри. Феномен, получивший название «секуляризация», затронул и православные народы Балкан: греков, сербов, румын, болгар. Государственная политика сковала Церкви руки и серьезно ограничила возможности миссионерского служения. Один из греческих иерархов не скупился на слова, описывая сложившееся положение: «Церковь корчится от боли под пятой государства… и даже чтобы чихнуть, обязана попросить разрешения у министра!». Не правда ли, очень похоже на то, что происходит сегодня в ряде стран?! Пастырская деятельность Церкви в этот период практически умерла, хотя нужда в ней была особенно острой – общество переживало натиск новейших философских течений и утверждалось в безверии. Ответом на подобные вызовы стало создание православных братств – уникального феномена в истории Православной Церкви. Христиане Балкан организовались в могущественные общественные организации, которые в течение нескольких десятилетий влияли не только на Церковь, но и на государственные дела. Наивысшего могущества православные братства достигли в Сербии и Греции. Они и сейчас, пусть уже и под другими именами, продолжают «делать» историю своих стран. «Жизнь» и другие Первопроходцами греческого религиозного обновления стали «народные богословы» – странствующие проповедники (миряне и монашествующие) собирали людей на площадях и рассказывали им о Боге и Церкви. Именно народные богословы создали первые греческие православные братства. |
| Сколько ненависти и лжи вылито им на большой народ и почву, заодно и на часть своих партнёров из государства! Чтобы и почва и государство и не пытались быть самостоятельными! Что только не делалось, чтобы разрушить сознание народа! Ему десятилетиями прививалась криминальная культура и блатной жаргон, - язык антисистемы, - как якобы русский и народный. Олигархия - политически правящий и экономически господствующий в России слой, субъект одновременно власти и крупной собственности, - это, в основном, по идейно-психологической матрице, «государство», а не «малый народ». Но и представителей «малого народа» много в верхушке государства и олигархии. Культура и философия малого народа - это не культура народа в целом, его большинства, и не общемировое достояние, а достояние узкого слоя и культуры глобализма, а часто - вообще антикультура и антисистема. В этом плане мы должны смотреть не только на спектакли Серебренникова и последний фильм Учителя, но и на так называемое «современное искусство», на артефакты мировой культуры вообще, как бы они ни превозносились, что не исключает относительную ценность некоторых из них. Культуроцентризм - это идеология малого народа, который проталкивает свою продукцию под этой этикеткой. Для нас важны не артефакты культуры, а душа, личность и её связь с Богом. Культура может быть минималистична. Для бюрократии характерно формалистское рационально-бюрократическое сознание и идеология, для малого народа, - релятивизм, идеологическая софистика, постмодернизм, атеизм и нигилизм. Для почвы - интуитивно-волевое, личностное мышление, которое только и совместимо с Православием, поскольку только такой человек вменяем и способен на религиозную веру, а не просто согласие с какими-то навязанными мнениями. Поэтому ни государство, ни малый народ не стремятся к пробуждению самостоятельной воли, это может делать сам народ и его представители. Что такое русская почва? Почва многослойна. То есть в сознании и подсознании одного человека могут быть разные слои, накопившиеся за тысячелетия жизни народа. Так, например, представлял себе структуру личности К.Г. Юнг, мнивший себя представителем немецкой языческой почвы. Это и многие тысячелетия язычества и анимизма, и базовая индоевропейская личность славян, возникшая до Крещения и распространения Православия, и христианская православная душа, и советское секулярное социалистическое наследие, и позднейшие наслоения. Все эти слои очень сильно смещены, перемешаны у русских. |
| Господствующее церковное суждение в отношении секуляризма является однозначно негативным (пусть и вариативным в своих нюансах): секуляризация - как символ отхода европейской культуры от христианских духовных основ - является предательством Божественной воли и, соответственно, религиозного образа жизни. Поэтому богословы в основном консервативного направления категорично оценивают секуляризацию как «апостасию», или вероотступничество. Констатация этого выливается либо в образе ностальгического желания нового христианского общества или государства вроде традиционных религиозных теократий, либо в виде напряженного эсхатологического ожидания окончательного, предельного отступления от веры в событии поклонения народов апокалиптическому антихристу. Некоторые русские богословы видели в секуляризации и ее этико-нормативных следствиях, возможно, органичный для общественного развития, но негативный для религиозности, естественный исторический процесс. Для Н. А. Бердяева секуляризация Нового времени - лишь правдивое внешнее выражение духовных изменений человечества. Секуляризация - лишь подлинный показатель исторической неудачи всех теократий. Протоиерей В. В. Зеньковский, негативно оценивая это явление, все-таки постулировал то, что частично и в известном смысле секуляризация многих социальных и культурных институций происходила уже в недрах самого церковного сознания, а также и вне его, но, не противопоставляя себя ему, то есть не в борьбе с Церковью. Оценка секуляризации в социологии (М. Вебер, Т. Парсонс, Р. Белла, Д. Мартин, П. Бергер, Т. Лукман. Б. Уилсон, К. Доббелер) Когда М. Вебер предупреждает нас о процессе рационализации, он обращает наше внимание к проблемам разочарования, вызванного последней. Один из наиболее общих тезисов М. Вебера заключается в том, что вследствие рационализации западный мир все более разочаровывается. Разочарование предполагает вытеснение « магических составляющих мышления ». Вебер увидел, что история покинула околдованное прошлое по пути к разочарованному будущему - путешествие, которое постепенно лишает природный мир его магических свойств и осмысленности. По мнению Вебера, в рамках скоростного развития науки и бюрократической социальной организации разочарование все дальше будет отступать от институциональных центров нашей культуры. Доведенный до конца, данный процесс превратит жизнь в повесть, которая, безусловно, не будет означать ничего, так как смысл из нее выхолощен. |
| Умение сочетать в одной стране разные уклады, разные общественные модели всегда было сильной стороной России. Если мы сейчас обновим такое умение, нас будет необычайно трудно «развести на революцию». И не случайно отечественные секуляристы, требующие жесткой верности правовым идеям, рожденным в крови «великой» Французской революции и сейчас утрачивающим жизненность, так часто апеллируют к Западу и получают оттуда ответную поддержку. Кстати, о политике. При всем уважении к политическим партиям, парламентским и непарламентским, старым и только рождающимся, при всем удовлетворении от диалога и сотрудничества с ними, при всем понимании того, что они сейчас обращают свои взоры к христианским ценностям, — я все-таки считаю, что их корреляция с группами, объединенными реальными общественными настроениями и интересами, все более относительна. Похоже, у нас есть только три реальных «партии» — православных, мусульман и неверующих. И именно они будут определять будущее российской политики (малые группы, а также перебежчики из одной «партии» в другую, все равно войдут в орбиту в одной из них). У первых двух — немало активных членов и во многом общие нравственные и социальные ценности. У третьей — много денег, шоу-бизнес, возрастная часть бюрократической, экспертной и медийной элиты, некоторое количество зависимой от этих элит молодежи. Все три будут вести борьбу не только за десятки миллионов пока «не определившихся» граждан, но и за общественное устройство. При этом предлагая не совпадающие друг с другом модели устройства семьи, локального социума, закона, общества, государства. Впрочем, ни одна из них не уничтожит и не вытеснит из страны другие. И значит, нам нужно вместе гармонизировать наши ценности и социальные модели, в том числе думая о том, как сделать правовое и общественное устройство максимально приемлемым для каждой из трех «партий». И значит — есть возможность систематизировать дискуссию и провести разумные реформы, которые всегда лучше, чем противостояние и вражда. |
| Митрополиту Арсению не суждено было долго управлять Тобольской кафедрой, но, не смотря на то, что период архиерейства святителя Арсения в Сибири был непродолжительный, он сразу обозначает приоритеты своего будущего служения – защита Церкви от посягательств светских властей. В 1742 году святитель едет в Москву для участия в торжествах коронации Елизаветы Петровны. Здесь им подается доклад, в котором выражается сомнения в преимуществе синодального управления перед патриаршим. На удивление, императрица принимает доклад благосклонно, но правительство отвергает его и вскоре митрополита Арсения переводят на Ростовскую кафедру. Молодой митрополит не боится говорить о том, что смущает его архиерейское сердце, он единственный кто отказывается принимать присягу, в которой Крайним Судией именуется императрица. Святитель отвергает этот вариант присяги заменив его на следующие слова: « исповедую с клятвою Крайняго Судию и законоположителя духовного своего церковного правительства бытии Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощную Главу Церкве и Великаго Архиерея и Царя, всеми владычествующаго и всем имущаго судити живым и мертвым ». Вступив в управление Ростовской епархией, святитель Арсений продолжает отстаивать свои церковные взгляды. За 20-летний период архиерейства на Ростовской кафедре митрополит Арсений ревнует о просвещении духовенством народа Божиего, через проповедь и катехизические поучения, следит за порядком в храмах, основывает епархиальную семинарию. Святитель становится инициатором торжественного крестного хода с чудотворной Владимирской иконой Божией Матери из Ростова в Ярославль и возглавляет торжества открытия мощей своего предшественника по кафедре святителя Димитрия Ростовского. И все это время он отстаивает интересы Церкви, противясь государственной политике секуляризации. «Благо яко смирил мя еси» Но рано или поздно последовательность владыки должна была столкнуться с последовательностью светского начальства, которое вовсе не собиралось пересматривать свои позиции. Курс на полное подчинение церковного руководства бюрократической имперской машине и есть отличительная особенность политики просвещенного абсолютизма. 10 марта 1763 года святитель Арсений подает в Синод доклад о церковных имениях, в котором он доказывает, что светский контроль над церковной собственностью подрывает не только церковные каноны, но и основы российской государственности. |
| Как бы то ни было, Библия жила и живет в Китае. Оставляющая равнодушными одних, вызывающая раздражение у других, она для многих стала равной книгой. Вряд ли имеет смысл спорить о том, что горе и страдание неотделимы от китайской жизни. И именно Библия, а точнее – Евангелие, дали китайской душе утешение и сострадание. Конечно, в радостный и спокойный день прагматичные китайцы толпами отправятся в буддийскую кумирню полировать ладонями пузо смеющемуся Милэ, жертвовать мандарины и фальшивые ритуальные деньги на успех в торговле или продвижение по службе. Но после гражданской войны, лишившиеся родных, крова и родины беженцы искали утешения в христианстве, а не в кумирнях. После расстрела на площади Тяньаньмэнь пекинские студенты положили в карман маленькие издания Нового Завета. Рассуждения о духовном вакууме как о характерном явлении, сопровождающем разрушение тоталитарного общества, стали для России общим местом. Однако не надо забывать, что мы получили свободу этот вакуум заполнять. А уж кто как это делает – другой вопрос. В Китае же такой свободы до сих пор нет. Трудно говорить об адекватной статистике религиозных процессов в КНР. Даже официальные данные за 1987 г. впечатляют более 50 млн членов различных христианских общин и более 80 тыс. храмов и молельных домов. В нынешних условиях оказывается, что закона, запрещающего иностранцам и тайвань-цам заниматься миссионерской деятельностью в КНР, уже недостаточно для подчинения религии государственному контролю. Электронные СМИ, действующие на Тайване, в Южной Корее и США, доносят христианскую проповедь (в исполнении различных деноминаций) до самых глубинных районов страны. Помню, как меня поразила кирха, отделявшая горный даосский монастырь от мечетей Синина, столицы провинции Цинхай. Есть сведения о большом числе христиан среди национальных меньшинств далекой южной провинции Юньнань. Сказанное вызовет раздражение у либерального читателя: Китай никогда не был и не будет христианской страной. Это царство синкретизма, в лучшем случае буддизма, – общество религиозное в большей, может быть, степени, чем секуляризованное западное, – но совершенно далекое от христианства. Что же, в сказанном есть доля правды. Но не будем забывать о том, что современное китайское общество на материке – это общество несвободное, грубо атеистически стерилизованное, духовная тюрьма людей, истощенных цепью испытаний: мучительными попытками строительства коммунистического рая, кровавыми муками «культурной революции», миражами дэнсяопиновского бюрократического обновления. Время духовных поисков для них еще только наступает. Там, где китайцы свободны в Гонконге, на Тайване, в рассеянии – они имеют возможность знать о христианстве, и оно значит для них неизмеримо больше, чем для соотечественников на материке. Хотя и оттуда, из внутренних районов, приходят вести о многотысячных паломничествах к местам, почитаемым китайскими католиками. |
| Как отмечает протопресвитер Иоанн Мейендорф: «Взгляд Оригена на Августа как на исполнителя провиденциальной миссии поддерживается внушительным согласием Отцов ( consensus patrem ) на Востоке и на Западе, включая не только Евсевия Кесарийского, но и Иоанна Златоуста, и Григория Богослова, так же как Пруденция, Амвросия, Иеронима и Орозия… В свете этой традиции Константин был не революционером, а скорее первым из императоров, понявшим истинное значение римского царства, которое другие осуществляли прежде него: Pax Romana создал не Август, а Христос» Согласно св. Григорию Богослову «государство христиан и римское государство выросли одновременно и Римское превосходство зародилось с призванием Христа на земле, а до этого никогда не достигало монархического совершенства» (Слово 4. Против Юлиана, 37). Таким образом в стихире, на образном поэтическом языке песнопевец выражает тот догмат, который лежал в основе византийской «политической теологии» – Сын Божий в своем воплощении не только стал Богочеловеком Иисусом Христом, но и соединил с Богом, «усыновил» Отцу и обожил Свое мистическое Тело – Церковь. А зримым физическим воплощением этого Тела, так сказать «телесностью» этого Тела, стала именно Империя Ромеев. Империя представляет собой «политическое тело» Христа и Церкви и только в этом способе существования находит свой смысл. Для современного секуляризованного и политически нейтрализованного сознания такая мысль может показаться дикой. Известный британский историк Византии Стивен Рансимен специально предупреждал слушателей своих лекций о «византийской теократии»: «Для восточных христиан греческое слово ecclesia , или «церковь» всегда обозначало собрание верных, живых и умерших… Противопоставляя Церковь государству мы делаем различие, не имевшее смысла для византийцев; причем одновременно мы делаем историческую и филологическую ошибку. Именно отсутствие означенного противопоставления и стало главной проблемой византийской теократии» Не надо забывать, что политически нейтрализованное понимание Церкви у нас формировалось европейским протестантизованным и секуляризованным образованием, которое, в свою очередь, наследует догматической логике папизма, уравнявшего Церковь и клерикальную иерархию. Именно папство со времен «клюнийской реформы», идей Гильдебранда о Dictatus Papae и Раскола 1054 года сформировала идею Церкви как клерикальной бюрократической республики во главе с пожизненным президентом. |
| В итоге огромное количество людей, в основном крестьян, снималось с мест и перебиралось в города, на заводы, смешивались в безликие городские общины трущоб, теряли живую связь с родной землей. Русский мир постепенно превращался в мир огромного числа русских гастарбайтеров в своей стране. Удивительно, но эти проблемы социального броуновского движения перекочевали в следующие эпохи, регулярно проявляя себя весь XX век. Мы до сих пор пожинаем их плоды: массовый исход народных масс в период гражданской войны, раскулачивание и расказачивание, беженцы Великой Отечественной войны, освоение целины и ударные стройки послевоенного периода, принудительное распределение специалистов и новый исход в города сельского населения. Тем не менее, удивительно, что в основе своей - крестьянстве - исходная идентичность мира Третьего Рима частично сохранялась даже после революции. В этом существует определенный парадокс, так как при всей своей чудовищности общенационального геноцида и кровавом богоборчестве, революция 1917 года уничтожила вместе с историческим Царством и здоровыми частями русского общества также и политические традиции секулярно-бюрократического официоза и либерально-демократической парадигмы, точившие цивилизацию Третьего Рима изнутри в предыдущие столетия. Хоть и лишенная полноценного духовного окормления под гнетом большевистского террора, но цивилизация Третьего Рима досталась в наследство коллективной ментальности в очень большой степени носителям традиционного архетипа русского человека. Отголосок этого процесса живет до сих пор в большинстве из нас. Например, вплоть до сегодняшнего дня вряд ли многие из нас готовы потребовать расписку за долг у своих друзей и знакомых, либо ссуживать деньги под проценты собственным родителям или детям. Это - влияние традиционного крестьянского сознания русского человека, распространение которого в качестве общепризнанной нормы было бы невозможно в русском обществе XIX века. Действие этого архетипа даже в ограниченных условиях советской идеологической системы частично восстановило полноту ментальности Третьего Рима, а именно - вернуло в ценностное пространство социально-общественных норм прежние идеалы Служения. |
|
|
