| искусстве XV-XVI вв. представлены рядом икон с ростовым изображением: иконой из собрания Н. П. Лихачёва (нач. XV в., ГРМ) - Д. С. извлекает из ножен меч; небольшой иконой-врезкой из собрания Мараевых (1-я пол. XV в., ГТГ) - парной иконе вмч. Георгия; изображением в среднике житийной иконы из с. Поникарова (позднее - в с. Гуменец) близ Ростова (рубеж XV и XVI вв., ГМЗРК) - Д. С. с обнаженным мечом в правой руке; 2-частной иконой с композицией «Огненное вознесение прор. Илии» и фигурой Д. С., происходящей с погоста Лядины Каргопольского р-на (1-я пол. XVI в., ГЭ); иконой «Димитрий Солунский и прп. Антоний Сийский» (2-я пол. XVI в., МИИРК); изображением на сударе из Ипатиевского мон-ря, вероятно вклад Д. И. Годунова (90-е гг. XVI в., ГММК); иконой из Успенского собора в Дмитрове (10-20-е гг. XVII в., ЦМиАР) и др. (в ряде произведений этого типа Д. С. держит мученический крест). Изображения Д. С.-воина встречаются на мерных иконах царских детей: царевичей Димитрия Иоанновича Угличского (образ в основных чертах повторяет древнюю икону из Димитриевского собора во Владимире) и Димитрия Алексеевича (обе в ГММК); в XVII в. возникла основанная на этой патрональной теме традиция совместного изображения Д. С. и св. царевича Димитрия Угличского (иконы из собрания П. Д. Корина и ЦАК МДА). Довольно редкий пример поясного варианта - образ с детализированным изображением доспехов, напоминающим памятники палеологовского и поствизант. периодов (2-я пол. XVI в., ГТГ). Изображения Д. С.-воина включались в состав минейных циклов, напр., изображение вместе с вмч. Георгием на иконе-таблетке из Рождественского собора в Суздале (2-я пол. XVI в., ГВСМЗ), вероятно восходящее к утраченной таблетке из комплекта новгородского Софийского собора кон. XV в. В XVI в. распространился обычай размещать фигуры Д. С. и Георгия - воинов на створках киотов резных изображений свт. Николая (Николы Можайского): к числу этих произведений относятся створки из с. Едома Архангельской обл. (АМИИ) и собрания С. П. Рябушинского (ГТГ) и створка с фронтальным изображением Д. |
| «В конце концов, – продолжает А.Мельник, – решением архиепископа Ярославского Симеона в 1824 г. " Поникаровская церковь с утварью и крестьянами села Поникарова приписана в приход церкви села Гуменца " » (из статьи А.Мельника «К истории комплекса художественных памятников, поступивших в Ростовский музей из церкви села Гуменца»). Неоднократно искусствоведы, десятилетиями пристально изучающие поникаровско-гуменецкий иконостас, задавались вопросом о том, как столь уникальное, цельное произведение высокого письма могло оказаться в небольшой сельской церквушке, затерянной в лесах и долах Ростовских пределов. Практически доказан тот факт, что писан иконостас был в Оружейной палате Московского кремля мастерской самого Дионисия; А.Мельник не раз проводил тщательные исследования и сопоставления этих икон с авторизованными памятниками Дионисия из Ферапонтова и из Московского кремля. Как, когда и почему оказались здесь иконы столь выдающегося письма?.. Была некая гипотеза о том, что в конце 15 века архиепископом Тихоном, владельцем села Гуменец, была украшена так Покровская церковь. Но гипотеза эта, на мой взгляд, неверна. Ведь известно, что на Гуменец иконостас этот был перемещен из храма села Поникарова. А каким образом он попал в Поникарово? И какое отношение архиепископ Тихон имел к Поникарову? Предоставим слово все тому же Александру Мельнику: «К счастью, история данного села прослеживается по письменным источникам с 20-х гг. XVI в. В это время им владел московский дьяк Данила Киприанов сын Мамырев. В конце 1520-х гг. он дал с. Поникарово Троице-Сергиеву монастырю, который продал его московскому же дьяку Захарию Панфилову, затем Поникарово вторично было отдано Троице-Сергиеву монастырю Иваном Панфиловым в 1555/56 г. В последующем оно оставалось за этим монастырем вплоть до секуляризации 1764 г.». Появление упомянутых древних икон можно связать и с каким-либо из названных частных московских владельцев села, либо с Троице-Сергиевым монастырем. Однако все-таки наиболее вероятным заказчиком икон Одигитрии, Димитрия Солунского в житии и деисусного чина церкви с. |
| Schol. Hist. eccl. II 22). В поддержку А. В. было собрано ок. 400 подписей епископов из различных частей империи (Египет, Кипр, Палестина, Галлия, Италия, Африка), что показало, сколь много Церквей находятся с ним в общении ( Athanas. Alex. Apol. contr. arian. 50). Имп. Констанций решил смягчить свою позицию; удобный момент для перемены политики возник в связи со смертью епископа-арианина Григория (26 июня 345 - SC. T. 317. P. 76). Запретив арианам выбирать епископа на Александрийскую кафедру ( Athanas. Alex. Hist. arian. 21. 3), Констанций трижды приглашал А. В. вернуться, но Констант, не слишком доверяя брату, не спешил отпустить святителя, к-рый и сам не сразу собрался в обратный путь. Из Аквилеи А. В. отправился в Галлию к Константу ( Athanas. Alex. Apol. ad Const. 4), затем в Рим к папе Юлию и только потом через Адрианополь выехал в Антиохию, где был дружелюбно принят Констанцием, направившим послания духовенству, властям и народу Египта, в к-рых отменялись все меры против А. В. и даже предписывалось исключить из прежних офиц. документов всякое осуждение его. В Антиохии А. В., не вступая в общение с арианским еп. Леонтием, служил в частном доме, где устроили церковь православные, верные памяти свт. Евстафия Антиохийского (их общину возглавлял пресв. Павлин). Император предложил А. В. отдать одну из александрийских церквей арианам; не отказывая прямо, святитель попросил передать одну из антиохийских церквей «евстафианам», что было воспринято арианами весьма враждебно. Минуя митрополию Палестины Кесарию, кафедру к-рой занимал арианин Акакий, А. В. посетил Иерусалим, где его чествовал Собор епископов во главе с местным еп. Максимом. 10 лет мира (346-356) Свт. Афанасий Великий. Икона из ц. Покрова Божией Матери с. Гуменец. 1-я треть XVI в. (РЯАХМЗ) Свт. Афанасий Великий. Икона из ц. Покрова Божией Матери с. Гуменец. 1-я треть XVI в. (РЯАХМЗ) 21 окт. 346 г., после более чем семилетнего отсутствия, святитель вернулся в Александрию, встреченный народом и властями с небывалой торжественностью (Hist. |
| Разработанные в средневек. иконографии типы продолжают использоваться и в поствизант. время в греч. литургических рукописях (Служебник из б-ки Преображенского мон-ря в Метеорах - Cod. 221. Fol. 11v, XVI в.,- И. З. стоит под узорчатой аркой на колоннах, облачен в саккос с крестами, в левой руке Евангелие, в правой воздвизальный крест), а также в рус. Служебниках (Служебник из б-ки собора Св. Софии в Вел. Новгороде - РНБ. Соф. 711. Л. 116, XVI в.). Изображение И. З. сопровождает тексты в рукописях «Фикара» (молитвенника, составителем к-рого был афонский инок Фикара), написанных на бумаге и украшенных рисунками пером. Они представляют писателей, святителей и иноков, расцвечены черной краской и охрой, имитирующей золото. И. З. здесь изображен в 3/4-ном развороте или в профиль, со свитком в руке, правая рука поднята в ораторском жесте обращения и указания; его облачение составляют крещатые ризы, омофор с большими крестами, подризник с источниками, шитые золотом поручи и епитрахиль - напр., в рукописях афонских мон-рей Дионисиат (Ath. Dionys. 471. Fol. 27v, XV в.) и Кутлумуш (Ath. Cutl. 193. Fol. 3v, XV в.). Изображение И. З. в миниатюрах может соединять черты иконографии святителя и пророка, как на миниатюре из серб. рукописи Симеона Метафраста письма Стефана Доместика (Ath. Chil. 400. Fol. 4v, 1465 г.) - И. З. в красно-оранжевом саккосе стоит фронтально на подножии, правая рука поднята в жесте именословного благословения, в левой держит раскрытый свиток с текстом: «Приидите да послушайте стра…». Оригинальной чертой является гуменец (тонзура) на голове И. З.; в левом углу миниатюры в небесном сегменте помещена фигура благословляющего Иисуса Христа. Имп. Никифор III Вотаниат, арх. Михаил и свт. Иоанн Златоуст. Миниатюра из Гомилий свт. Иоанна Златоуста. 1079–1081 гг. (Paris. Coislin. 79. Fol. 2v) Имп. Никифор III Вотаниат, арх. Михаил и свт. Иоанн Златоуст. Миниатюра из Гомилий свт. Иоанна Златоуста. 1079–1081 гг. (Paris. Coislin. 79. Fol. 2v) Помимо иллюминированных Служебников образ И. |
| Но это – «темные» предки, чьим тщанием и возобновлена была Покровская церковь в камне к 1809 году, а в 50-х годах 20-го века их – уже, по-видимому, «просвещенные» потомки из Ломов ломами и подручными средствами разламывали оскверненные церковные стены, – добывали, прости Господи, кирпич для своих хозяйственных нужд, – прямо над могилами собственных предков и крушили неподатливый камень. А что такого?.. Нас же научил Губельман-Ярославский, что нет Бога, – верим ему, он же наш, Ярославский, не так ли?.. И довыламывали до такой степени, что церковная руина грозила обрушением и неминуемой опасностью для наших гробокопателей из Ломов. На гуменецком холме к той поре уже никто не жил, последние посадские дома либо были разрушены, либо перевезены в нашу деревню. В Ломах было 2 гуменецких избы, одна сгорела в 80-х годах на наших глазах – ради получения страховой премии, другая – самая нарядная из всех наших домов, жива до сих пор. Совхозная власть в середине 50-х годов решила проявить своеобразный гуманизм: чтобы никого не завалило ненароком, вызвали военных саперов, заложили взрывчатку и подорвали. Как ни печально, но ни у кого из местных не было (или не сохранилось) ни одной фотографии гуменецкого храма. До 1941 года иконостас каким-то неисповедимым чудом продолжал находиться в стенах закрытой Покровской церкви, вокруг которой бушевала уже совершенно другая и неисповедимая жизнь – с колхозами, раскулачиванием, с тектоническим социальным сдвигом общества, с недавними войнами – Великой, гражданской, финской и скорой уже Отечественной, пока его не перевезли в исторический музей града Ростова, где он является ныне главным художественным сокровищем всего богатого собрания, располагающегося в стенах бывшего Архиерейского дома. Что есть жизнь человеческая? «И что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?», как сказано в одном из псалмов. Давным-давно сгинула невесть где могила государева дьяка Данилы Киприанова сына Мамырева. Сгинули, затерялись на гуменецком погосте погребения 3-х священнических поколений – Ивана Иванова, Александра Иванова и Василия Александрова, прозванных Розовыми, – причастных к переносу из Поникарова уникального иконостаса. Практически исчезло с лица земли само Поникарово. Исчез наш Гуменец – груда мелкого битого кирпича на месте храма Покрова Богородицы, заросшая деревьями и кустарником. Едва не исчезли и Ломы – все забыто и быльем поросло, но приходишь в музей и видишь: вот висят они, родные и дорогие, иконы с исчезнувшего Гуменца, перед которыми веками возносили молитвы свои неведомые тебе 20 поколений здешних русских людей (если считать по 4 поколения в столетие), – и это потрясает тебя до основания; и хотя корни твои далеко от сих мест, но и тебя коснулась сила этой любви, которая некогда «со властью», как сказано в Евангелии, осенила дьяка Данилу, – малая частичка этой любви, неразличимый эон достался от нее и тебе, – и этого ведь уже достаточно. |
| Появление на Руси изображений «Чуда о царе Калояне», видимо, было обусловлено распространением житийных икон святого. Кроме того, в 1466 г. на внутренней стороне Фроловских (Спасских) ворот Московского Кремля была установлена каменная статуя Д. С. (ПСРЛ. Т. 23. М., 2004. С. 158), очевидно, напоминавшая исполненную в 1464 г. для этих же ворот скульптурную композицию «Чудо вмч. Георгия о змие». На житийных иконах кон. XV-XVI в. (напр., икона из с. Гуменец, Ростовский музей; икона из Борисоглебской ц. Новгорода, НГОМЗ) одно из клейм посвящено гибели царя Калояна. С 1-й пол. XVI в. эта сцена часто занимает средник житийной иконы Д. С., как, напр., на одной из самых ранних рус. икон на этот сюжет (1-я пол. XVI в., НИАМЗ). В этом произведении уже присутствуют характерные черты рус. иконографии сюжета: в отличие от балканских произведений, царь представлен на коне, в царском венце на голове, Д. С. восседает на черном коне, к нему подлетает ангел с мученическим венцом. Эта иконография, сформировавшаяся и распространившаяся под воздействием аналогичных изображений «Чуда вмч. Георгия о змие», встречается как в средниках житийных образов, так и на отдельных иконах (иконы 1-й пол. XVI в. из дер. Вахонькино Кадуйского р-на Вологодской обл., ЧерМО; кон. XVI в. из Музея икон в Рекклингхаузене; 2-й пол. XVI в. из собрания А. В. Морозова; 1-й пол. XVII в. из церкви Новинской жен. тюрьмы; нач. XVII в. из собрания С. П. Рябушинского - все в ГТГ; сер. XVII в. из Свято-Духовской ц. в Каргополе, КИАМЗ; житийный образ кон. XVI в. из ц. Казанской иконы Божией Матери в Калуге, Калужский художественный музей); пример сопоставления сцен «Чудо вмч. Димитрия» и «Чудо вмч. Георгия о змие» - житийная икона рубежа XVI и XVII вв. из ц. вмч. Георгия на Площадке в Костроме (ГТГ), где сцена с Д. С. помещена в левом верхнем углу средника. Уже с XVI в. встречаются случаи непонимания или переосмысления сюжета: Калоян может именоваться царем Максимианом (икона кон. XVI в. из частного собрания в Скандинавии; см.: Kjellin H. Ryska ikoner i Svensk och Norsk ägo. Stockholm, 1956. Ill. 174), «богатырем Люем», т. е. Лием (икона кон. XVI в. из Кирилло-Танищевской ц. Кадуйского р-на, ЧерМО), «царем Люем» (икона XVII в., там же) и даже Мамаем (икона XVIII в., МСПЦ) в память о победе рус. войск во главе с кн. Димитрием Донским (соименным святому) над татарами в битве на Куликовом поле (1380). Вероятно, заказчики и создатели мн. рус. икон Д. С. не помнили о чудесном избавлении Фессалоники от царя Калояна и воспринимали сюжет как изображение события из рус. истории или как сцену, свидетельствующую о торжестве святого над силами зла в лице императора и гладиатора-язычника или татар. военачальника. |
| Преподобный Макарий Великий Египетский 5 июля 2013 г. 12:00 Облик православного священника Православный храм, его убранство, богослужебные одеяния духовенства несут совершенно определенную смысловую нагрузку, выражая богословские идеи невербальными средствами. Однако и внебогослужебная одежда, и даже внешний вид священнослужителей играют существенную роль с точки зрения христианской миссии, проповеди православия миру. Практически любой элемент облика священника имеет то или иное значение для «внешних». Некоторые детали священнического обличья особенным образом выделяют духовное сословие. К их числу относится борода. Многовековая традиция сделала брадоношение символом принадлежности человека к духовному сану. Историк Вселенской Церкви М.Э. Поснов, говоря о подготовке в IV веке монахов к принятию сана священства, пишет: «Требовались коротко остриженные волосы. Острижение лишь верхней части головы (тонзура, гуменец) с оставлением венца из волос заимствовано у монахов к концу V beka» 1 . Он отмечает, что, согласно Священному Писанию, мужчина должен стричь волосы на голове, а женщина растить (ср.: 1 Кор. 11, 14–15; Деян. 21, 24). Очевидно, в последующее время священнослужители отращивали волосы, но в IV веке еретики-донатисты «ввели стрижение волос священнослужителей», что вызвало критику в их адрес. «Около этого времени изданные Апостольские постановления внушают (IV, 28), наоборот, не носить длинных волос. На Западе стрижение волос предписывается с VI века, на III Толедском Соборе» 2 . После кончины Папы Николая V (1447–1455) кандидатом на Папский престол за свои способности и знание дел Восточной Церкви был кардинал Виссарион, первоначально византийский митрополит Никеи, активный участник Флорентийской унии. Но на конклаве кардиналов возобладало противодействие ему, так как он «неофит, что он еще не брил своей бороды» 3 . На Востоке сформировалась традиция, когда православное духовенство и монашество в силу своего посвящения Богу не стригли свои волосы и носили бороды. Здесь может быть некоторая связь с ветхозаветным назорейством, представители которого давали обет не стричь волосы 4 . Ветхозаветный назорей был прообразом Христа, Который «по чину назорейскому» не стриг власов. Сие показывают издревле иконы Его, начиная от Нерукотворенного образа. Очень естественно, что последователю Христа Спасителя, и наипаче служителям веры по особенному призванию, вожделенно было подражать Ему не только в духовном, но и во внешнем» 5 . |
| В процессе работы над историей «Ростовской Йокнапатофы» (если перефразировать Уильяма Фолкнера) – лоскута земли между двумя холмами невдалеке от Ростова Великого – Ломским и Гуменецким, на котором некогда стоял храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, разрушенный в 1950-х годах, мне пришлось отчасти коснуться и истории сельца Поникарова, откуда в 1824 году был перенесен на Гуменец знаменитый иконостас, ныне являющийся главной достопримечательностью исторического музея Ростова. Почему мне кажется важным рассказать читателям «Дня литературы» как об этом, сегодня уже практически не существующим сельце, так и о некоторых людях, некогда причастных к его возвышению и закреплению в отечественных исторических анналах? Потому, что в сугубой и вроде бы такой частной судьбе этого места, как в капле воды, отразились причудливые противоречия русского человека – с возвышением созидательного духа, с умозрением глубин промысла Божия о каждом живом существе, и до бездн падения в сугубое небытие. Ведь только кажется, что грех, допускаемый нами в потаенном частном углу, касается только нас. Нет, коллективный грех отступления от веры, грех попрания Божественных заповедей мертвит и убивает не только души, но даже самое землю, щедрую и благодатную прежде. Говоря другими словами, сельцо Поникарово – в крошечной капле своего исторического бытия – несет некую умозрительную формулу, разгадав которую, можно приблизиться к ответу на главный вопрос, метафорически поставленный когда-то певцом Игорем Тальковым в знаменитой песне «Россия»: Листая старую тетрадь Расстрелянного генерала, Я тщетно силился понять: Как ты могла себя отдать На растерзание вандалам, Россия? Итак: «Село Поникарово на речке на Шулохме, – писано полууставом в Писцовых материалах 1629 года, когда по приказанию первого царя из династии Романовых Михаила дошло дело до описи сел, храмов и людей, переживших Русскую смуту в Ростовских пределах. – А в ней церковь страстотерпца Христова Дмитрея Селунского да предел на полатех Николы чюдотворца, древян, вверх. А церковь, и в церкве образы и свечи, и книги, и ризы, и сосуды церковные, и на колоколне колокола, и всякое строенье мирское. У церкви поп Иван Осипов, дьячок Грязнушка Михеев, пономарь Ерофейко Ондреев, просвирница Ульяница». |
| Острижение лишь верхней части головы (тонзура, гуменец) с оставлением венца из волос заимствовано у монахов к концу V-ro века. Содержание духовенства составляли дары, приношения общины, личное имущество, а также занятие делами торговли, что не обходилось без злоупотреблений. Служение при определенной церкви или клире было узаконено еще на IV-oм Вселенском Соборе (пр. 6); перемещение без нужды не дозволялось. О высших и средних ступенях клира до диаконов включительно сказано выше: теперь вспомним об остальных. Диакониссы не причисляются более к клиру, тем более вдовы. С распространением обычая крестить детей теряет силу институт экзорцистов ; мало-помалу они совершенно исчезают, а их обязанности переходят на других клириков. Для наставления готовившихся к крещению существовали катехисты (катехеты, учители) большею частью пресвитеры или диаконы, очень редко чтецы. Герменевты были, по Епифанию, толмачи или переводчики, которые переводили проповеди и чтения народу не знавшему или по-гречески или по-латыни. Псалты — певцы, без всякого посвящения, в Африке могли быть поставляемы просто пресвитером, без знания епископа. Мансионарии (ср. Халкидонский Собор, прав. 2) назывались стражи путешествовавших клириков — преимущественно у пресвитеров, в отдельных церквах. Были еще копиаты или фоссарии, не имевшие никакого посвящения; число их в Александрии и Константинополе нормировалось законом; они погребали умерших, особенно бедных. — упоминаются еще параволаны (от παραβαλλεσθαι την ζωην, ср. ψυχην Cod. Theod. VII, 20.12) составлявшие братство, заботившееся о больных. Церковное Законодательство. О Соборах Поместных и Вселенских. Еще в первые три века Христианская Церковь свои общие нужды касательно догматических вопросов и канонического устройства обсуждала на соборах епископов. Напомним о соборах против монтанистов, относительно празднования Пасхи, о падших в Карфагене, в Риме по различным случаям, в Антиохии по поводу лжеучения Павла Самосатского и других. Но тогда было время в общем непрекращающихся гонений на Церковь, и епископы были затруднены и в своих передвижениях и собраниях. |
| 165 Указат. для обозрен. Моск. Патр. разницы, изд. 2, 1858 г., Поясн. Словарь слово «панагия», стр. 20. 167 Посему и иерей, совершающий проскомидию, должен быть с открытой головой, без скуфьи или камилавки. 168 В XVIII веке носили скуфью (Σκοφια, Σκοφος – чаша для пития) священники и диаконы и не во время только богослужения, но и в житейском быту. Они днем ее не снимали, разве лишь когда требовалось остричь волосы. С ношением духовными лицами скуфьи существовал особый обычай, который обязательно требовал иметь на голове «прострижено зовемое гуменцо не мало, власы же оставляти по округлости главы, яже являет терновый венец, его же носи Христос» (Киевск. Епарх. Вед. 1868 4 стр. 155). Эта остриженная часть головы покрывалась скуфьею. Весьма вероятно, что обычай иметь гуменец не нравился духовным пастырям. Духовная власть должна была уступить народному взгляду – отказаться от поддержки нерусского обычая о гуменце. За сим и в домашней жизни, а потом и при богослужении прекратился обычай носить скуфью. (О скуфье и камилавке, употребляемых священнослужителями в древней греческой и русской Церкви. К. Невоструева . Μ. 1867. Из Душепол. Чтен. 1867 г. и Киевск. Епарх. Вед. 1868 г. 4 о скуфье и камилавке). Скуфья; как награда (фиолетового цвета бархата) вошла в употребление со времени указа Императора Павла I-ro, от 18 декабря 1797 г. (Истор. Росс. Иер. Т. I. стр. 397). Священнослужителям, не имеющим фиолетовой скуфии при погребальном шествии дозволено надевать черную скуфию. 169 Камилавка (καλομμαχιον), (от καμα – жар и ε=λανω – укрощаю) есть шапка, защищающая от жара солнечного, или шапка из верблюжьего волоса (от κμηλος – верблюд), какую носили на востоке, и αχν – затылок. Она духовно означает умерщвление плоти, которое должно быть, по слову апостола: «яко мир мне распятся, и аз миру» ( Гал.6:14 ). 170 Клобук у русских означал шапку и покрывало. В прежнее время клобук – шапка имел вид колпака с меховым околышем. Клобук носили князья. Так, читаем в летописи: «Но перенесении мощей Бориса и Глеба в новую церковь , построенную Изославом, во время литургии рече» Святослав: нечто мя на главе будет и сня клобук» (Полн. Собр. русск. летоп. т. V, стр. 146). Князья носили клобуки вместо короны и не снимали их в церкви (Карамз. Истор. Госуд. Росс. т. II, примеч. 126. Савваитова Описание старин. царск. утвари 1865 г., стр. 197. В памятниках XIV века князья изображены в клобуках пред образом (Христ. Древности, изд. Прохоровым 1863 г., 9. Статьи Срезневского: Древния изображения Бориса и Глеба. Древности Росс. госуд. отд. 1, стр. 133. Археол. опис. Новгорода Арх. Макария ч. 2, стр. 350). У монашествующих клобук означает покрывало. |
|
|
