| Например, голоса многоголосных песнопений развиваются самостоятельно, в их гетерофонном плетении отсутствуют гармония и цснтрализованная тоника: «Тем же и гласове суть три – низ, путь, верх свой каждо чин имущий и воедино согласующий» 1045 ; «В тристочном тону обрести немощно, понеже не яа един тон сложена литургия» 1046 . На самом деле стиль строчного многого лосия представляет собой поразительно цельное явление: унисонное начало, переплетение голосов, рассредоточенная тоникальность. Русский многоголосный опыт сделал довольно странную вещь. Он интуитивно соединил то, что существовало в певческой практике раздельно – церковное одноголосие и народное многоголосие, и создал уникальный хоровой стиль. Особый подъем полемической страсти Коренев демонстрирует по отношению к деместву – записям строчных песнопений в идеографической (демественной) нотации. Певческая рукопись «Демественник», примеры из которой приводит Коренев в своей работе, считалась утерянной. Ознакомившись с певческой рукописью середины XVII в., хранящсйся в Парижской национальной библиотеке 1047 , мы предполагаем, что на этом материале Коренев писал разделы о деместве. Кстати, оказалось, что примеры из рукописи автор выбирал лишь те, которые соответствовали его обличительной концепции. Так, в тексте некоторых демественных песнопений встречаются так называемые «хабувы» и «аненайки» – внесмысловые частицы типа «ха», «хе», «хо», «бу», «ве», «а», «не», «на» и др., которые при прямом прочтении до неузнаваемости искажают семантическую структуру текста. Например, причастный стих «Чашу спасеиия прииму» с «хабувами» распевали так: «Чашу спахабува ахасе хехебуве ния ахабува прииму» 1048 . Анализируя эти напевы, Коренев умалчивает о том, что подобный прием распевания текста восходит к византийской традиции пения, что аналогичные напевы помещены и в рукописях одноголосных песнопений, не указывает на то, что в той же демественной книге имеются русские редакции песнопений на те же слова, но без асемантических образований» 1049 . |
| Г. Пожидаева, как один из крупных современных исследователей пространных певческих структур считает, что эти сложные знаки сравнимы с «большими ипостазами» – византийскими знаками-символами, обозначающими мелодический оборот, ритм, характер исполнения. В традиции древнерусских нотаций подобные ипостазы сравнимы с тайнозамкненными начертаниями лиц и фит, тогда как простые знаки – с их разводом, так называемым «дробным знаменем». Т. Владышевская отмечает, что «большие ипостази служили графическим выражением попевок, поскольку изображение попевок с помощью кратких формул всегда яснее и напевы скорее запоминаются» (38, 366). И, как уже говорилось ранее, происхождение кондакарной нотации идет от палеовизантийской, преимущественно в ее шартрской разновидности (см. рис. 32). Следует отметить еще некоторые важные особенности кондакарного письма и соответственно образа пения – растягивание гласных и полугласных Ъ и Ь одного слога. В словесном тексте под каждым певческим знаком повторяется растягиваемая буква. В текстовой строке также могут содержаться глоссолалические (слоговые) вставки, получившие название ананеек хабув. Это несмыслонесущие слоги – а не на или хе бу ве. О происхождении подобных вставок в кондакарном пении существуют разные мнения. Можно ли здесь провести аналогию с кратимами византийского калофонического пения? Напомним, что как одну из версий появление кратим мы рассматривали как излияние души Богу от изобилия благодати, уподобление ангельскому пению. Однако Г. Пожидаева объясняет появление подобных вставок как технический вокальный прием, который «возник из особого произношения гласных при их повторах, в вокализах здесь использовалось предыхание для того, чтобы придать хотя бы небольшую акцентность гласным звукам. Вероятно согласный звук в хабувах произносился как промежуточный между «х» и «г», как смягченное «г» в архаическом произношении слов «Бог», «Господь» и т.д. Запись предыхания буквой «х» отражала фонетическую легкость его звучания, которая относилась ко всем подобным случаям «хо хо хо» «ха ха ха» и др.» (115, 182). |
| Так, догматики столпового З. р. в редакции посл. трети XV в. приобрели обозначение «меньших» после того, как в XVII в. была записана их новая, «большая» версия; их «меньший» распев стилистически ничем не отличался от традиц. столпового мелоса стихир Октоиха. Иначе соотносятся по времени мелизматическая и силлабо-невматическая версии евангельских стихир: «большая» первична, она возникла неск. веками раньше, чем «меньшая», созданная на основе формульного словаря стихир Октоиха в кон. XVI в. Развитие знаменной мелизматики, наряду с др. мелизматическими певч. традициями ( путевым распевом и демественным пением ), связанное, очевидно, с влиянием греч. калофонического пения и культивировавшее орнаментальные вставки в текст песнопений, распеваемые на различные слоги («не-на», «хо-бу», «хе-бу-ве» и т. п.), вызвало ряд полемических выступлений. Аноним, составивший во 2-й пол. 1600-х гг. послание сщмч. патриарху Ермогену о включении в столповое пение распева «хабува» («ине хебуве»), писал о том, что «та фита хабува… по разуму в слове раскол чинит» и что бывшие тогда в России греч. иерархи отрицали присутствие подобных слов в греч. языке, книгах «конархистных» и певчих. Он возражал не против самого распева фиты, а против ее подтекстовки - вставки в текст песнопений Стихираря ничего не значащих слогов, искажающих и затемняющих его смысл (см.: Послание сщмч. патриарху Ермогену. 1973. С. 59-65). Сщмч. Ермоген во время своего Патриаршества заботился об исправности богослужения, в т. ч. возражал против многогласия , распространение к-рого было обусловлено непомерно разросшейся певческой составляющей чинопоследований («Послание наказательное… об исправлении церковного пения»; см.: Преображенский. 1904. С. 8-10). За появлением разнообразных вариантов распева богослужебных текстов, особенных мелодических версий песнопений, отличавшихся от традиционной, вскоре последовала реформа нотации З. р. После оформления обновленной системы нотации во 2-й пол. XV в. в запись песнопений вносились небольшие изменения, процесс редактирования записи знаменных песнопений на протяжении XVI в. |
| Аще бо и нецыи и самогласия умиленных противотворений осмогласных пений, по чину степеней благих и многогласных, паче же и от святых отец не прияша и возбраниша, кроме мирских и властелинских храмов, в них же паче сего ради пение прекрасное составляху, яко же мирстии людие, поне пения ради многогласнаго в церковь приходят, и от сего во умиление приходяще, вмале и к совершенну пению возвышаются, еже сердцем и умом воспевати... В тристрочном же и демественном составлении не токмо гласовом согласие суть, но и зело разумевающим, безчинно гласящим, яко ничтоже ведущим, многий вопль приятен есть... Пение убо сего ради, яко да лучше внимают словеса божественная в пениих поющих, умиленне, тихо, яснозрачне и всем благовнимательне, да тем паче силу стихов божественных зрят. Аще ли же ни, то что глас токмо гудящ, безсловесным бездушным арганом подобящийся, паче же и хулительный? И на бездушных бо арганех когда играют, словеса устнами и умом божественных стихов святых отрыгают, тако никогда же се в демественной книге в великороссийстей обретох же гласования, на гнев паче, а не в умиление и Бога подвизающаяся, иже гласования, на гнев паче, а не в умиление Бога подвизающаяся, иже всем благоразсмотрительным узрев безумию христианскому, имже прельстишася, чудящеся посмеют, нам же не смеятися, но паче плакати о сих подобает... 147 Причастен бо, иже со страхом и трепетом пети подобает, да всем слышит не гласа разум. Что бо ми глас волоревущий или козлоблеющий, аще писма словес не будет речения, но словес божественных сказание, имже хвала Богу дароносится... се же ли разумом, или вещания сего, иже ни поющий, ни слышащий ничтоже смыслит и разумеет, еже есть сие: Во памя ахабува ахате. хе хе бу вее вечную охо бу бува, ебудете праведе енихи ко хо бу бу ва? И паки другий причастен: Радуйте хе хе буве хе ся ха ха бува, епрахабува, еведене охо Господне, охо бу бу ва...». Коренев приводит заглавие одного демественника – такое же заглавие имеет и демественник середины XVII в., принадлежащий Парижской Национальной библиотеке 148 , Fonds slaves, 59 (в каталоге библиотеки эта рукопись указана ошибочно как относящаяся к XVIII в., тогда как в ней упоминаются царь Алексей Михайлович († 1676) и патриарх Иосиф († 1652)). |
| Шишков стоит в церкви и, охая, приговаривает, вспоминая сегодняшнего святого: «О-хо-хо! О-хо-хо! Святителю отче... моли Бога о нас! Пресвятая Богородица, спаси нас! (Соседу Вот этот священник – такой-сякой, то и се, так и так. (Подпевая Господи, по-ми-луй... (Приговаривая про себя вслед за дьяконом Христианския кончины живота нашего, безболезненной, непостыд... (К соседу У священника в прошлом году было в семье то-то, а он ведь сам-то пьяница, картежник и сутяга, табак курит... О-хо-хо, о-хо-хо... Подай, Господи. Тебе, Господи. (Соседу Где вы теперь служите? (Или Не знаете ли, кто эта барышня (или барыня), какие миленькие у нее дети!» И Шишков сейчас отходил от соседа, шел к детям, ласкал их, говорил даме комплименты, спрашивал, давно ли она замужем, как ее фамилия и прочее. Сейчас же, оставив даму, Шишков шел в алтарь принять благословение от того самого священника, которого только что описал незнакомому соседу как весьма непочтенного; потом смотрел различные иконы или делал выговор псаломщику за невнятное чтение «О-хо-хо, о-хо-хо, а вы слышали, батюшка... впрочем, нет... Где у вас в храме икона Тихона Задонского ?» и тому подобное. Совершенно другой был Шишков в надобных случаях, когда он чувствовал себя «тайным» [советником] или вообще в положении крупной административной единицы, особенно же если Шишков в кругу присутствующих оказывался старшим. При своей живости и подвижности, вспыльчивости и даже бестактности Шишков был способен и к действиям явно несправедливым, пристрастным, мстительным, даже и к фальшивым, если к тому представлялась надобность для достижения каких-либо целей. Эксплуатация им своего генеральства и своего служебного положения, способность к внезапным переменам фронта, к забвению только что бывшего своего слова и к толкованию его в ином уже смысле совсем уже не гармонировали с седою старостью. Старец бывал в этих случаях невыносимо груб, дерзок, криклив и затем весьма злопамятен и мстителен, а при своей болтливости и подвижности – очень зловреден, вполне оправдывая кличку Победоносцева «сумасшедший старик». |
| Я–то внес бы только уточнения… — Ах, уж эти мне уточнения!.. — вздохнула Капитолина Ивановна. — Давайте уточнения потом… Ну, хотите, я буду у вас председателем? Слово принадлежит Александру Федоровичу! И она с торжеством коварного злодея взглянула на мрачного виолончелиста, который сидел за столом тут же, рядом с нею. — Но почему же вдруг Александр Федорович? — заерзал Чегодаев. — Я ведь не просил слова… — А я вам говорю, что слово принадлежит вам… Я председатель или нет? — Собственно говоря, вы… — Что я? Не председатель? Все улыбались. — Да брось ты его! Что ты, в самом деле, к нему привязалась? — опять заговорил Михаил Иванович. — А он мне нравится!.. Этакий мрачный, неразговорчивый, музыкальный кутила… Ну как отстать от этакого бутуза? — Ты его как пуделя… — засмеялся Михаил Иванович. — Господа, — с шутливой серьезностью заговорил Чегодаев (шутки Капитолины Ивановны ему нравились, и он был не прочь поболтать на эти темы), — призываю все наше собрание к порядку… Что же это такое? Будем мы обсуждать Михаила Ивановича или нет? — Слово принадлежит Александру Федоровичу! — с игривой настойчивостью опять крикнула Капитолина Ивановна. — Ну что ты тут с ней сделаешь! — ударил себя рукой по коленке Михаил Иванович. — Придется… — Придется, — поддержал я, — начать все–таки вам, — обратился я к Чегодаеву. — Хе–хе–хе! — продребезжал второй сосед–помещик, Никольский. — Хе–хе–хе! С женщиной спорить… Хе–хе–хе! — Ладно, Александр Федорович, валите, — махнул рукой Запольский. — Начинайте, пока целы. — Да я… я… — Слово принадлежит Александру Федоровичу Чегодаеву, — с необычайной серьезной торжественностью произнесла Капитолина Ивановна. Чегодаев почесал в затылке и начал: — Ничего не попишешь… Уж ради вас, Капитолина Ивановна… В общем, я согласен почти со всем, что сегодня говорил Михаил Иванович. Я бы только, пожалуй, все это выразил несколько иначе, хотя то, как выражено это у Михаила Ивановича, и прекрасно, и увлекательно. Я бы, прежде всего, опустил все рассуждение об Абсолюте. И не потому, что проблема самого Абсолюта решалась мною иначе, чем у Михаила Ивановича. |
| – Только, может быть, сначала лучше говорить бы тем, кто больше расходится с Михаилом Ивановичем. Я-то внес бы только уточнения... – Ах, уж эти мне уточнения!.. – вздохнула Капитолина Ивановна. – Давайте уточнения потом... Ну хотите, я буду у вас председателем? Слово принадлежит Александру Федоровичу! И она с торжеством коварного злодея взглянула на мрачного виолончелиста, который сидел за столом тут же, рядом с нею. – Но почему же вдруг Александр Федорович? – заерзал Чегодаев. – Я ведь не просил слова... – А я вам говорю, что слово принадлежит вам... Я председатель или нет? – Собственно говоря, вы... – Что я? Не председатель? Все улыбались. – Да брось ты его! Что ты, в самом деле, к нему привязалась, – опять заговорил Михаил Иванович. – А он мне нравится!... Этакий мрачный, неразговорчивый, музыкальный кутила... Ну, как отстать от этакого бутуза? – Ты его как пуделя... – засмеялся Михаил Иванович. – Господа, – с шутливой серьезностью заговорил Чегодаев (шутки Капитолины Ивановны ему нравились, и он был не прочь поболтать на эти темы), – призываю все наше собрание к порядку... Что же это такое? Будем мы обсуждать Михаила Ивановича или нет? – Слово принадлежит Александру Федоровичу! – с игривой настойчивостью опять крикнула Капитолина Ивановна. – Ну, что ты тут с ней сделаешь! – ударил себя рукой по коленке Михаил Иванович. – Придется... – Придется, – поддержал я, – начать все-таки вам, – обратился я к Чегодаеву. – Хе-хе-хе! – продребезжал второй сосед-помещик, Никольский. – Хе-хе-хе! С женщиной спорить... Хе-хе-хе! – Ладно, Александр Федорович, валите, – махнул рукой Запольский. – Начинайте, пока целы. – Да я... я... – Слово принадлежит Александру Федоровичу Чегодаеву, – с необычайной серьезной торжественностью произнесла Капитолина Ивановна. Чегодаев почесал в затылке и начал: – Ничего не попишешь... Уж ради вас, Капитолина Ивановна... В общем, я тоже согласен почти со всем, что сегодня говорил Михаил Иванович. Я бы только, пожалуй, все это выразил несколько иначе, хотя то, как выражено это у Михаила Ивановича, и прекрасно, и увлекательно. |
| 6:27 Ууоун саатар биир тоолох уатынар кыахтаах дуо? – эбэтэр «Олоун кыратык дааны уатынар кыахтаах дуо?» 10:4 Кананит – Палестинаа Рим былааын утарар религиознай-националистическай блх чилиэнэ. 12:46 Бырааттара – «аделфой» ( грек. ) диэн хомуур суолталаах тыл: убайа-быраата араарыллыбат, хайалара да буолуон сп. 14:24 Муора ортотугар тиийбитэ – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга «кытылтан хас да стадия ырааппыта». Стадия ( грек. ) – 185 м. 15:2 Манна ыраастаныы сиэрин-туомун туунан этиллэр. Фарисейдар туох эмэ быртаы таарыйбыппыт буолуо диэн, аыахтарын иннинэ илиилэрин тоолохторугар диэри кичэйэн сууналлара. 16:18 Петр (грек.) – таас. Церковь ( грек. экклесиа) – мунньах. Айыы Тойон Иисус Христоу итээйээччилэр тмслэрэ, Таара норуота. 17:21 Оттон абааы бу бииин ууа мэлииппэ уонна пост эрэ кнэн рллэр – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 17:24 Таара Дьиэтин тардыыта – грек. «дидрахма». Дидрахма (икки драхма), эбэтэр шекель ааара – икки кннээх лэ тлбрэ. Иудей эр дьоно сылга биирдэ Таара Дьиэтигэр тлр нолуоктара. 18:11 Кии Уола сппт крдн быыыы кэлбитэ – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 19:9 Оттон арахсыбыт дьахтары ойох ылыы – ол эмиэ ксслэии – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 19:17 Миигин тоо т диэн ыыраын? Таараттан ураты т атын ким да суох – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга «Миигиттэн тоо т туунан ыйытаын? Соотох т Таара эрэ баар». 20:16 Ыырыллыбыт элбэх эрээри, талыллыбыт аыйах – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 20:22 Мин срэхтэнэр срэхтэниибин ааар кыахтааххыт дуо? – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 20:23 Мин срэхтэниибинэн срэхтэниэххит – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга бу тыллар суохтар. 21:4-5 Сион – Давид ыраахтааы дьоно сэриилээн ылбыт Иерусалимнааы кириэппэстэрин аата. Кэлин Таара Дьиэтэ турар томторун маннык ааттыыр буолбуттара. 22:30 Халлааа баар Таара Аанньалларын курдук буолаллар – сорох былыргы гректии илиинэн суруйууга «Халлааа баар Аанньаллар курдук буолаллар». |
| Ишь бутылочек-то отцы наставили, хе-хе-хе! А кто это всё доставлял сюда? Это мужик русский, труженик, своими мозольными руками заработанный грош сюда несет, отрывая его от семейства и от нужд государственных! Ведь вы, отцы святые, народ сосете! — Это уж совсем недостойно с вашей стороны, — проговорил отец Иосиф. Отец Паисий упорно молчал. Миусов бросился бежать из комнаты, а за ним и Калганов. — Ну, отцы, и я за Петром Александровичем! Больше я к вам не приду, просить будете на коленях, не приду. Тысячу рубликов я вам прислал, так вы опять глазки навострили, хе-хе-хе! Нет, еще не прибавлю. Мщу за мою прошедшую молодость, за всё унижение мое! — застучал он кулаком по столу в припадке выделанного чувства. — Много значил этот монастырек в моей жизни! Много горьких слез я из-за него пролил! Вы жену мою, кликушу, восставляли против меня. Вы меня на семи соборах проклинали , по околотку разнесли! Довольно, отцы, нынче век либеральный, век пароходов и железных дорог. Ни тысячи, ни ста рублей, ни ста копеек, ничего от меня не получите! Опять нотабене. Никогда и ничего такого особенного не значил наш монастырь в его жизни, и никаких горьких слез не проливал он из-за него. Но он до того увлекся выделанными слезами своими, что на одно мгновение чуть было себе сам не поверил; даже заплакал было от умиления; но в тот же миг почувствовал, что пора поворачивать оглобли назад. Игумен на злобную ложь его наклонил голову и опять внушительно произнес: — Сказано снова: «Претерпи смотрительне находящее на тя невольно бесчестие с радостию, и да не смутишися, ниже возненавидиши бесчестящего тя». Так и мы поступим. — Те-те-те, вознепщеваху ! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон Зон, не упускай своего счастия! Он вышел, крича и жестикулируя. |
| Об отправлении канона уставы говорят: «И поем канон вос-кресен со ирмосом на 4, и крестовоскресен на 2, и Богородицы на 4, и в Минеи на 4. Песней же не глаголем „Господеви поем», но абие ирмос. Ведомо же буди, яко аще есть празднуется святый, иже в Минеи, на ряду на 6, не оставляем канона крестовоскресна, иже на ряду во 0[кгоихе], но поем канон носкресен на 4 со ирмосом, и крестовоскресен на 2, и Богородицы на 2, и святому на 6, и начинаем его от стиха „Дондеже ироидоша людие Твои» 822 . Из данного указания уставов видно, ч то канон в Русской Церкви отправлялся с пением стихов библейских песен в соответствии с количеством положенных тропарей. В полном же составе библейские песни, как и на Востоке, не исполнялись. Ирмосы к канонам, как видно из ирмологов, исполнялись распевно, иногда с применением хабув и аненаек. В одном из ирмологов (рукопись Московской синодальной библиотеки 524/748) отрывки ирмосов 8-й песни 3-го гласа (несколько листов рукописи утрачено) даны с таким текстом: «Роци муче-пици Господьни. Господа поите. Пойте, благословите, ано пои-ти, благословите. Людье превзносите, о ги го но хо но хо хо е ги ге не хе не хе хе и превзносите Его о о в веки вься его, о в веки вься. Мучинительно ооо злато, оооо льяное вььь телесо, иааако Богууу противьно, а не но и то ие но и но. Огнушении не поклонишася дети сионьския» 823 . Распевное исполнение ирмосов занимало значительное время и выделяло их из общего строя канона, исполняемого на основе связи библейских стихов с тропарями. Отсюда в некоторых случаях сами библейские стихи заменялись особыми припевами в соответствии с праздником. Сводный устав Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей (рукопись Московской синодальной библиотеки 400/534) в одном случае говорит: «В суботоу сырноую на утрени, запевают „Филистимы», а инже запев[ают:] „Преподобнии отцы, молите Бога о нас " " 824 . Уставы Соловецкой библиотеки 1117 (л. 123 об. и 124), Московской синодальной библиотеки 902 (л. 214 об. и 215; 814, л. 59), Волоколамской библиотеки 338 (л. 92–94) указывают петь в Рождество Христово на каноне припев «Слава, Господи, Рождеству твоему», а в Богоявление – «Слава, Господи, Крещению Твоему» 825 . |
|
|
