| Ныне, по словам Антуана де Сент-Экзюпери, мы все связаны вместе, «уносимые одной и той же планетой» Экономические и социальные преобразования, научно-технический прогресс, демографические сдвиги, развитие культуры способствуют сплочению некогда разрозненно существовавшего человеческого рода в некую целостность, хотя весьма и неоднородную, пронизанную все умножающимися разнохарактерными взаимоотношениями. Все народы включены ныне в общую историческую картину мира. Национальная замкнутость уступает место всесторонней связи и всесторонней зависимости народов друг от друга. Воочию, по словам известного католического религиозного философа и ученого отца Пьера Тейяра де Шардена (1881–1955), происходит своеобразный «мегасинтез» — планетизация человека и человечества, как реального социального организма Сочинения. Μ., 1964, с. 288. П. Тейяр де Шарден. Феномен человека. Μ., 1965, с. 247. Человечество — вот та действительная перспектива, в которой современный человек может и должен воплотить свои земные, «предконечные», как говорит Бонхёффер, идеалы, этот отблеск Божественной премудрости. Человечество, целый Адам (по выражению прп. Макария Великого), соединено посредством Воплощения, Креста и Воскресения Адама Последнего (1 Кор 15:45). второго Человека — «нас ради человек» Господа с небес (1 Кор 15:47), Который, вкусив «по благодати Божией, смерть за всех» (Евр 2:9), «есть Спаситель всех человеков» (1 Тим 4:10). Целый Адам! Ибо «Бог, сотворивший мир и все, что в нем… от одной крови… произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы селения их» (Деян 17:24, 26). Все мы, по неизреченной премудрости Божией, изначала связаны узами единства и братства. Ибо, по словам св. Климента Александрийского, человечеству в его множественности предшествовало природное единство в Адаме во всечеловеке, по св. Григорию Нисскому, заключающем в себе всё человечество Ибо мы все сотворены братьями и покорены заповеди Божией о любви друг ко другу (Ин 13, 34; 15, 12, 17). |
| Именно для реализации этого проекта и была объявлена «великая перезагрузка», а три года назад создан Совет по насаждению «инклюзивного капитализма» во главе с Клаусом Швабом, Лин де Ротшильд и тогда ещё принцем английским Чарльзом (ныне королём Карлом Третьим). А духовным лидером этой организации стал верховный жрец экуменизма папа-иезуит Франциск. Именно этот эзотерический социализм, лукаво именуемый «инклюзивным капитализмом» призван стать тем «справедливым» строем, долгожданного «мира и безопасности», на котором будет зиждиться абсолютно левая диктатура того ставленника «князя мира сего», коего христианская традиция именует антихристом. Именно под эту цель создаётся мировой порядок электронного концлагеря (под шумиху борьбы с терроризмом, диктаторами-изгоями, а в общем – за всеобщую безопасность). Альтернативой этому беспределу «справедливого мира» и избавлением от ужасов, опасностей и рукотворного хаоса, создаваемого «творцами катаклизмов» (они же – «хозяева денег», стремительно превращающиеся в «хозяев мира») при посредстве пандемий, провоцирования войн и прочих «голодоморов», может стать только социализм истинный, основанный на христианстве. Именно он и именно сейчас (завтра будет поздно!) может стать тем «светом из России», о котором пророчествовал Ф.М. Достоевский. Возрождённый на русской почве (в основе своей) он распространится по всей земле как сакральная идея «всеединства». Ибо русский, как утверждал наш гений Достоевский, суть «всечеловек». Итак, русский в ядре своём этот социализм центра будет расширяться и прирастать/обогащаться национальными особенностями и традициями других народов (периферии) и превращаться в «интегративный»; становиться не российским только, но и мировым явлением. (Мы вводим этот термин – «интегративный» – потому, что этот обновлённый социализм – воссоединяющий, восполняющий, собирающий расколотый мир в единое целое как единый организм. Что и было задумано Творцом, посему и Сын Божий был послан в этот грешный мир, чтобы спасти всех.) Интегративный социализм позволит восполнить красоту правды, стать её плацдармом в последнем бою света и тьмы. Повторюсь, что мне он видится единственной альтернативой наступающей власти тьмы с её «инклюзивным капитализмом». В этом смысле интегративный социализм подобен встречному огню, способному сбить вал все поглощающего огня со стороны служителей Ваала-Молоха. А для этого, в свою очередь, нужен интернационал нестяжателей и правдолюбов против сговора поклонников мамоны и лжецов – «обезьянобожников». Интегративный социализм – это не очередная попытка построить «рай на земле», а «общее дело», борьба со злом, рядящимся в одежды правды с тем, чтобы подготовиться к переходу к «жизни будущего века». Нас, как повелось, «прогрессоры» обзовут утопистами и мракобесами (даже сумасшедшими). Нам не привыкать. Но как бы ни корёжило этих сынов мира сего, гностиков и «светобесов» (просвещённых светом Люцифера) – «свет во тьме светит, и тьма не объяла его». |
| Из этого и предыдущего отрывков можно понять, что «вся в совокупности полнота естества» – это все совокупно человечество: от Адама, «образованного в начале создания мира, и того, который придет в конце его» . Святитель говорит и о некоем предшествовании сотворению Адама и всех последующих людей усматриваемого во всей человеческой природе образа Божия, и что «нет никакого различия между человеком, образованным в начале создания мира, и тем, который придет в конце его: они одинаково носят в себе образ Божий». Святитель также говорит: «вся в совокупности полнота естества» сотворена «прежде бытия вещей». Что это значит? Можно ли утверждать, как это делает Лосский, будто речь идет о некой «природе, понимаемой как целое»? Да, но в том смысле, что все человеческие индивиды даже еще прежде своего бытия уже суть те, кого «Божественное Провидение и Сила охватывают в первозданном» Адаме, то есть (скажем, заканчивая цитату) – «весь род человеческий» . Спросим теперь, возможно ли представить, что свт. Григорий понимает «всецелое естество» еще и иначе? Здесь нам кажется полезным напомнить, что речь идет о трактате Об устроении человека, и вновь высказать мысль, уже высказанную прежде, когда мы писали о взглядах несомненно оказавшего здесь влияние на Лосского де Любака: единство «всецелого естества» есть единство морфологическое , оно заключается в едином устроении человеческой природы таким образом, что одно и то же устроение (включая и сообразность Образу) имеют «и явленный при первом устроении мира человек, и тот, который будет при скончании Вселенной». Разумеется, это единое устроение не принадлежит какому-то отдельному индивиду, но всем одинаково. Святитель очень подробно описывает устроение человека, его души и тела, свойств их. Но если мы предположим, соглашаясь с Лосским 92 , некое предшествующее единство Адама как существование какого-то «Всечеловека», которого грехопадение разрывает на части, то трудно будет представить последствия грехопадения иначе, чем хаосом фрагментов тела и души Адама, присвоенных несводимыми к этим фрагментам личностями, разве только если не допустить, что у Адама было иное устроение в виде, например, грандиозной матрешки , набитой индивидами. Впрочем, данное понимание вовсе уж никак и не следует из греческого текста свт. Григория, так как никакого «всечеловека» там не обретается, а сказано лишь то, что «человек» «есть имя сотворенного человека не как кого-то конкретного, а общее» (νομα τ κτισθντι νθρπ οχ τς, λλ» καθλου στν), то есть оно именует равно всех людей, начиная с Адама. |
| Мой друг, епископ Нафанаил (Львов), в молодости знавший Тейяра лично, участвовавший в его археологических раскопках в Китае, рассказывал мне о том, как эти раскопки убедили его лично в подлинности открытий палеонтологии о прошлом как нашего мира, так и человека. Но в комментариях на известную книгу о. Сергия Желудкова " Почему и я - христианин? " , где о. Сергий ставит проблему отношения Библии к науке, в частности, к теории эволюции, владыка Нафанаил откровенно признался, что у него лично для решения проблемы ответа нет, многое здесь остается для него тайной. Другие богословы, как, например, митрополит Антоний (Храповицкий), давали свой ответ, почерпнутый из богословской философии знаменитых святителей-каппадокийцев Василия Великого, его брата Григория Нисского и Григория Богослова. Эти три православных светила четвертого века, предваряя прозрение де Шардена о " высшей точке достижения человечества во Христе " - " точке Омега " , писали об эволюции как развитии человека - от грехопадения до Богочеловека Христа, - Высшей точки человеческого развития. Митрополит Антоний (Храповицкий) в конце прошлого века заявлял: " Мы не отвергаем эволюцию, мы ее видим в совершенствовании человека на пути ко Христу " . Когда сербского богослова XX века отца Иустина (Поповича) спросили, каково его отношение к теории эволюции, он ответил теми же словами: " Мы верим в эволюцию человека на пути ко Христу " . Тейяр де Шарден совместил подобное суждение с наукой нашего времени, создал философское движение, опирающееся на богословие, как и на науку. Зная как ученый прошлое земли и человека, все его долгое развитие, изучив в палеонтологических исследованиях раздробленность мира и человека, Тейяр увидел эволюционное преодоление этой раздробленности в особого рода мутации человека - повороте эволюции от развития организма особи, животного в древнейшем человеке к развитию общечеловеческого мышления, духа человека в целом, все большего возрастания " Всечеловеческого Ума " . Тейяр прозрел поворот в феноменальном положении человека на земле, при котором люди все больше и больше дополняют друг друга во всех областях своего развития - в науке, культуре, цивилизации, технике, мысли, в философии, искусстве и религии, создавая " одного нового человека " во Христе, по выражению св. |
| Заметим, что Бога в этой картине нет. Человек создан «колоссальным количеством процессов». Роль Творца забыта. В лучшем случае она может быть сведена (как у деистов) лишь к тому, чтобы «запустить столь гигантский котёл». При этом человек связан по своему происхождению со всеми прочими созданиями во вселенной. Отца Александра не смущало, что библейская точка зрения иная - человек создан в день шестый (Быт. 1, 31) из праха земнаго (Быт. 2, 7), а не из других видов. Библейские выражения « день шестый » и « из праха земнаго » о. Александр воспринимал аллегорически. Исходя из этого понимания, он писал: «Человек создаётся в один день с животными. Значит, он связан с ними, он является их братом» с. 30]. Неужели из-за того, что «в один день» в царских палатах родился наследник престола, а на псарне - щенок, мы должны объявлять их обоих «братьями»? Утверждая родственные узы человека и животных, о. А. Мень, как и его учитель, о. Т. де Шарден, отрицал историческое существование библейского Адама - первого человека. При этом в позициях двух мыслителей-эволюционистов была определённая разница. Тейяр исходил из того, что научными методами невозможно корректно выделить «первого человека» и подразумевал под Адамом родовое «множество праотцев». Протоиерей А. Мень, напротив, понимал под Адамом «всеединство человека». Он признавал Адама как совокупность людей, «человечество» и писал, будто Адам - это не отдельная личность, а «целокупная душа человечества» с. 34], «некое множество, заключённое в единстве» с. 557]. Протоиерей Александр защищал Тейяра от критики, содержащейся в энциклике папы Пия XII «Humani generis» 1950 года, в которой осуждалось шарденовское толкование Адама «как некое множество праотцев». В частности, о. А. Мень писал: «Он не исключает понимание «Адама» как Всечеловека, Папа имел в виду коллектив, подменяющий единство «Адама». Если же «Адам» есть всеединство человека, то снимается сама альтернатива «одного» и «множества». Грех поразил «Адама» как Всечеловека» с. XIX]. |
| Представьте, г-н Градовский, что вы сделали какое-нибудь доброе дело или идете только сделать его, и вот вы дорогою, в добром умилении вашем думаете и воображаете: «Как обрадуется этот несчастный неожиданной помощи, которую я ему несу, как воспрянет духом, как воскреснет, пойдет расскажет о своей радости своим домашним, своим детям, заплачет с ними…» — думая и воображая это, вы, конечно, сами почувствуете умиление, иногда даже слезы (неужели этого с вами никогда не случалось?), и вот подле вас умный голос вам в ухо: «Это ты гордишься, воображая всё это себе! Это ты от гордости проливаешь слезы!» Помилуйте, да одна уже надежда на то, что и мы, русские, можем хоть что-нибудь значить в человечестве и хотя бы в конце концов удостоимся братски послужить ему, — одна уж эта надежда вызвала восторг и слезы восторга в тысячной массе слушателей. Я ведь не для похвальбы, не из гордости это припоминаю, я только обозначаю серьезность момента. Дана была только светлая надежда, что и мы можем быть чем-нибудь в человечестве, хотя бы только братьями другим людям, и вот один только горячий намек соединяет всех в одну мысль и в одно чувство. Обнимались незнакомые и клялись друг другу впредь быть лучшими. Ко мне подошли два старика и сказали мне: «Мы двадцать лет были врагами друг другу и вредили друг другу, а по вашему слову мы помирились». В одной газете поспешили заметить, что весь этот восторг ничего не выражает, что было-де такое уж настроение «с целованием рук» и что напрасно ораторы всходили и говорили и доканчивали свои речи… «Что бы они ни сказали, всё тот же де был бы восторг, ибо такое уж благодушное настроение в Москве объявилось». А вот поехал бы этот журналист сам туда и сказал бы что-нибудь от себя: кинулись ли бы к нему так, как ко мне, или нет? Отчего же три дня перед тем говорили речи и были огромные овации говорящим, но того, что случилось после моей речи, ни с кем там не было? Это был единственный момент на празднике Пушкина и не повторялся. Видит Бог, не для восхваления своего говорю, но момент этот был слишком серьезен, и я не могу о нем умолчать. Серьезность его состояла именно в том, что в обществе ярко и ясно объявились новые элементы, объявились люди, которые жаждут подвига, утешающей мысли, обетования дела. Значит, не хочет уже общество удовлетворяться одним только нашим либеральным хихиканием над Россией, значит, мерзит уже ученье о вековечном бессилии России! Одна только надежда, один намек, и сердца зажглись святою жаждою всечеловеческого дела, всебратского служения и подвига. Это от гордости они зажглись? Это от гордости пролились слезы? Это к гордости я их призывал? Ах, вы! |
| Это пророчество матери только отчасти исполнилось: он действительно не был любим, но любил — и не «свое удовольствие». Очаровательная женщина «с некрасивым длинным желтым лицом, с крупною нижнею челюстью, как у лошади» и с очень крепкой головой, г-жа Виардо отомстила ему за Фетисткину «слабую голову». «Если бы она была ваша законная дочь, вы бы ее иначе воспитывали», — заметил Л. Н. Толстой, когда Тургенев начал хвастать перед ним воспитанием своей незаконной дочери. «Тут уж я света не взвидел, сказал ему что-то вроде того, что размозжу ему голову, хлопнул дверью и выбежал вон из комнаты». Толстой послал Тургеневу вызов, но потом извинился. «Он писал, что сознает себя кругом виноватым, но что, хотя он понимает, насколько его чувство дурно, непростительно, он не может себя побороть, что он меня ненавидит, что встречаться со мной не в состоянии, от дуэли же он отказывается и просит простить его… С тех пор мы с ним не видались» («Сборник». Н. А. Островская, «Воспоминания»). Ненавидят друг друга, а почему, за что — не знают; знают только, что им нельзя встречаться, дышать одним воздухом, быть в одном мире: бытие одного исключает бытие другого. Это ненависть порядка нездешнего, трансцендентного. Не только ненавидят друг друга физически, как две стихии — огонь и вода, но отрицают метафизически, как две антиномии. Тургенев так до конца и не понял Толстого. Когда умолял его в последнем предсмертном письме (1883) «вернуться к литературной деятельности», он понимал его, может быть, меньше, чем когда хотел «размозжить ему голову». Совет Толстому вернуться к литературе — все равно что совет реке, впадающей в море, вернуться к источнику или яблоне, отягченной плодами, опять зацвести по-весеннему: хорошо, что Толстой не послушался и дал нам все, что мог дать, — и цвет, и плод. Достоевского Тургенев также не понял — отрицал и ненавидел метафизически. Что Достоевский просто «сумасшедший», он «нисколько не сомневается» (Полонскому, 1871). «Я заглянул было в этот хаос; Боже, что за кислятина, и больничная вонь, и никому не нужное бормотанье, и психологическое ковырянье» (Салтыкову, 1875). Сравнивает его с маркизом де Садом. «И как подумаешь, что по этом нашем де Саде все российские архиереи совершали панихиды и даже предики читали о вселюбви этого всечеловека» (Салтыкову, 1882). |
| «Принцип разрушения привел к революции в трех странах — Испании, Португалии, Неаполе — и грозит распространиться по всей Европе, — пишет Александр в 1821 году князю А. Н. Голицыну. — Принципы разрушения, как враги престолов, направлены еще были против христианской религии… С тех пор, как они (революционеры) убедились в том, что правительства руководятся христианством, все общества и секты, основанные на антихристианстве, на философии Вольтера и ему подобных, поклялись отомстить правительствам… Вся адова преисподняя обрушилась на нас». С этой точки зрения, главное дело жизни его — борьба с Наполеоном — есть тоже борьба с духом революционным, духом антихристовым, потому что Наполеон — порождение этого духа, «зверь из бездны», чудовище, выброшенное океаном революции. Нам теперь кажется безумной надежда спасти христианство, подменив волчий зуб Марата и Робеспьера лисьим хвостом Талейрана и Меттерниха. Но нам через сто лет легко быть умными; люди вообще крепки задним умом, особенно в делах всемирно-исторических. Не глупее нашего был современник Александра, граф Жозеф де Местр а ведь и он так же смешивал религию с реакцией, так же видел в революции явление «духа сатанинского». И в 30-х годах Карлейль, человек не только ума гениального, но и ясновидения пророческого, высказывал почти тот же взгляд на революцию. И в 1848 году умнейший из русских славянофилов, Тютчев, говорит словами Александра: «Революция прежде всего враг христианства; антихристианское настроение есть душа революции». Если все это — «духовно-политический сумбур», то сумбур в уме не только одного Александра, а всей России, всей Европы. Да и полно, мы, теперь поумневшие, так ли уж ясно и точно отделяем религию от реакции? Не от этого ли «сумбура» и мы сейчас погибаем? Объяснения реакции, наступившей в последние годы Александрова царствования, ищут во внутреннем душевном состоянии государя. Кажется, вернее наоборот: объяснения внутреннего душевного состояния его искать в наступившей реакции, не русской, а общеевропейской, потому что русская — только отражение общеевропейской, только волна этого отлива всемирно-исторического. Не Александр поднял волну, а он сам был поднят ею. Его трагедия не личная, а всечеловеческая. |
| Советую посмотреть по видео хотя бы парады армии ГДР, особенно в 1956-1985 годы. И предали ГДР и ее армию в лице нашего, как ни тошно это осознавать, Горбачева – мы сами. Говорят, были случаи, когда германские генералы стрелялись, узнав о том, что все кончено. И это тоже часть нашей совместной истории. Поэтому особенно важно узнать подлинную историю наших взаимоотношений, осознать и нашу долю вины в том, что не смогли они стать теми, что нужны тем и другим, какими, как говорится, « Сам Бог велел». Тем более, что русские и немцы исключительно взаимодополняют друг друга, что не раз уже отмечалось многими проницательными людьми. Надо помнить, что геополитические закономерности никуда не делись, и если Господь положительно посмотрит на утверждение генерала де Голля, что « будущее длится долго», то нам уже сейчас надо психологически готовиться к возможному возобновлению германо-русского или русско-германского альянса, когда «всечеловеческие глобальные политкорректность и толерантность» наконец удушат сами себя. А в России и в Германии вновь возродятся и возрастут ныне забытые национальные добродетели и доблести. Мы не знаем будущего, но должны быть готовы к нему , в том числе и верно понимая прошедшее. - Работа является естественным продолжением цикла статей « К 106 годовщине начала Мировой войны » РНЛ, 2020. См. напр. Галенин Б.Г. Памяти Государя.//РНЛ. 17.07.2020. Бисмарк Отто фон. Мысли и воспоминания (в 3 томах). T. III. - М.: ОГИЗ, 1940. - 202 с. Глава первая. Принц Вильгельм. С. 3-6. Вильгельм II. Мемуары. События и люди. 1878-1918/перевод с нем. Д.В. Триуса; пред. А.В. Луначарского. - М.-П.: Издательство Л. Д. Френкель, 1923. - 177 с. Цит. по переизданию 2007 года Исторической библиотеки. С. 8-10. Сестра Александра III, великая княгиня Мария Александровна, вышла замуж за принца Альфреда герцога Эдинбургского, второго сына английской королевы Виктории. Равалпинди (урду , англ. Rawalpindi, з.-пандж. ) город в Пакистане. До основания Исламабада в 1960-х Равалпинди был столицей страны. В 1849 году город был отобран у сикхов английскими колонизаторами. В городе расположился генеральный штаб английской колониальной армии. В 1880 году сюда была проложена железная дорога, а 1 января 1886 года началось регулярное железнодорожное сообщение, нужда в котором возникла, поскольку город стал местом дислокации крупнейшего британского гарнизона в Индийской империи. |
| Христианство вообще «есть дело личности» 986 . «Глубина религии дается лишь в личном творчестве» 987 . Порой слово «творчество» он употребляет в отношении деяний самого Спасителя 988 . И в «Основах христианства» он настойчиво говорит о праве личности на «полную свободу интимной религиозной жизни» 989 . «Царство Божие, – по Тарееву, – есть царство личностей, абсолютно-ценных, духов но – свободных» 990 . Не раз цитировались такие парадоксальные его суждения: «Свобода духа необходимую точку опоры может иметь только в свободе плоти. Свобода плоти – в полноте и самобытности плотской жизни, – в полноте ее радостей, ее страстей, особенно радостей брачных... Плотская жизнь, во всей полноте своего развития, имеет в себе этические основы» 991 . «Так как Евангелие не может определить плотской жизни, то ей должна быть предоставлена полная свобода» 992 . «Для Евангелия – плотская жизнь есть природная жизнь, которая сама по себе ни свята, ни греховна» 993 . Идея свободы плоти столь же дорога Тарееву, как идея автономии этического разума, ибо свобода гения в художественном творчестве не может иметь опоры в началах рассудочных, а нуждается в бессознательном, сокровенном разуме природы, проявляющем себя в жизни тела… Идея «свободы плоти», сопряженная к тому же с обостренно личностным, если не индивидуалистическим пониманием христианского подвига, высказанная Тареевым и произвольно трактуемая его критиками, проявлялась вполне определенно до Тареева, и именно в той традиции, которая не чужда была знакомства с Фомой Кемпийским и Фенелоном, то есть с мистической книжностью devotio moderna и квиетизма. Я имею в виду И. Гаманна, великого современника Канта. Этот, можно сказать, самый «русский» из всех немецких мыслителей – если под русскостью понимать отрицательное отношение к «системам», дискурсивным построениям, «метафизике», короче – рационализму, а с другой стороны – тягу к афористичности, метафоре, загадке, impromptu… У Гаманна уже выражена идея индивидуальности как всечеловечности, – которую Достоевский развернет по отношению к русским (мы-де – «всечеловеки»), а его последователь Карсавин оформит в виде понимания личности как стяженного всеединства. |
|
|
