| Среди других способов дробления и выведения камней был метод дистанционной литотрипсии. Это дробление ультразвуком, но, к сожалению, при этом методе камни распадаются на мелкие осколки и оседают в слизистой ЖП и после вновь формируются камни в еще большем количестве. Дистанционная литотрипсия себя не показала, ею пользуются в одной-двух клиниках в России, в мире – тоже в единичных медучреждениях. Результаты метода отдаленные плохие. Еще врачи пользовались химической литотрипсией. Через небольшой прокол в передней брюшной стенке в желчный пузырь вводилась трубочка диаметром со стержень шариковой ручки, и подавался препарат Метил трет-бутиловый эфир (МТБЭ), также известный как метил-трет-бутиловый эфир и трет-бутиловый метиловый эфир. (Представляет собой органическое соединение со структурной формулой (CH3)3COCH3) Этот эфир интересен тем, что не вызывает образование перекиси, и считалось, что для человеческого организма он безвреден. С ним проводили эксперименты в конце 90х годов прошлого века. Самая большая серия опытов была в Швеции, примерно 900 человек лечили этим эфиром. На этот метод возлагали большие надежды. Эксперименты проводились и в Америке, и в Европе, и в нашей стране. В России Рафик Галимзянович Сайфутдинов, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки Татарстана, главный гастроэнтеролог МЗ РТ, председатель общества гастроэнтерологов Татарстана, провел две серии пациентов, в них участвовало по 25 человек в Иркутске и Казани. Результаты наших врачей и западных коллег были хорошие. Единственное, что насторожило медиков и ученых, это что препарат показал отдаленную токсичность. Подчеркну, не острую, которая, допустим, проявляется в течение суток – двух, а отдаленную – через несколько месяцев после проведения химической литотрипсии. Из-за этого работы были свернуты по всему миру. Этот препарат шикарно растворяет камни, например, в пробирке под действием данного эфира камни любой формы и размера исчезают в течение 10 минут. Можно в конце разговора коротко сказать о полипах в пузыре? |
| Но самой показательной, я полагаю, стоит считать историю, происшедшую с самим Кашпировским в Киево-Печерской Лавре, и рассказанную московской журналисткой Н. Ставицкой: «Кашпировский вместе с мужчиной-экскурсоводом пошел в Дальние пещеры. Подойдя к раке с мощами Ипатия Целебника, он почувствовал одеревенение во всем теле. Еле-еле добрался до мироточивых глав, возле которых упал, у него изо рта пошла пена. Поднять его не смогли – пришлось вытаскивать из пещер за руки, за ноги…». Сам Господь посредством святых угодников показал свое отношение к горе-экстрасенсу. Кашпировский на дух не переносит Русскую Православную Церковь и ее представителей. В декабре 2006 года он даже подал в суд на архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона за то, что он «грубо оскорбил его, назвав шарлатаном, оккультистом и экстрасенсом, а также обвинил его в незаконной торговле». Причем в своем заявлении Кашпировский потребовал провести исследование святой воды на наличие МТБЭ (метил-трет-бутиловый эфир), «используемой Уфимской и Стерлитамакской епархией под руководством архиепископа Никона для различных освящений, а особенно для крещения младенцев», что, по мнению владыки Никона (да и не только его одного), вызывает сомнение в психологической адекватности А.М. Кашпировского. Само собой разумеется, что заявление экстрасенса было отклонено прокуратурой Калининского района г. Уфы. Резких выражений Кашпировский не стесняется, самым безобидным из которых является выражение «бред сивой кобылы». «Обидевшись» на владыку Никона за справедливую критику, он сам зачастую оскорбляет неугодных ему людей. Палец в рот не клади, с рукой вместе откусит. Своих оппонентов «целитель» порой устраняет даже путем рукоприкладства. Так было, к примеру, в прямом эфире телепередачи «Пять вечеров» в феврале 2005 года, когда Кашпировский послал в глубокий нокаут сексолога Князькина, досадившего ему своими речами. А вот какие перлы позволил себе Анатолий Михайлович в интервью газете «Бульвар Гордона» после этой передачи: «Именно Андрей Малахов с подачи каких-то куцеумных, куцеголовых журналистов затеял эту возню», «Совершенно никому не интересный, скандальный, никчемный, сумасшедший придурок встал ко мне спиной и понес какую-то несусветную чушь… Естественно, мне ничего не оставалось, как дать ему по башке», «У меня и Малахову было желание врезать, но я сдержался. Впрочем, если бы этот петух начал снова мне затыкать рот, я бы и ему, и его охранникам намял бока. Ну а еще я хотел дать этому педерастического вида попу — большой такой, баба такая». Думается, этих примеров вполне достаточно, чтобы сложить мнение о базарном нраве драчливого экстрасенса. |
| Но самой показательной, я полагаю, стоит считать историю, происшедшую с самим Кашпировским в Киево-Печерской Лавре, и рассказанную московской журналисткой Н. Ставицкой: “Кашпировский вместе с мужчиной-экскурсоводом пошел в Дальние пещеры. Подойдя к раке с мощами Ипатия Целебника, он почувствовал одеревенение во всем теле. Еле-еле добрался до мироточивых глав, возле которых упал, у него изо рта пошла пена. Поднять его не смогли – пришлось вытаскивать из пещер за руки, за ноги…”. Сам Господь посредством святых угодников показал свое отношение к горе-экстрасенсу. Кашпировский на дух не переносит Русскую Православную Церковь и ее представителей. В декабре 2006 года он даже подал в суд на архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона за то, что он “грубо оскорбил его, назвав шарлатаном, оккультистом и экстрасенсом, а также обвинил его в незаконной торговле”. Причем в своем заявлении Кашпировский потребовал провести исследование святой воды на наличие МТБЭ (метил-трет-бутиловый эфир), “используемой Уфимской и Стерлитамакской епархией под руководством архиепископа Никона для различных освящений, а особенно для крещения младенцев”, что, по мнению владыки Никона (да и не только его одного), вызывает сомнение в психологической адекватности А.М. Кашпировского. Само собой разумеется, что заявление экстрасенса было отклонено прокуратурой Калининского района г. Уфы. Резких выражений Кашпировский не стесняется, самым безобидным из которых является выражение “бред сивой кобылы”. “Обидевшись” на владыку Никона за справедливую критику, он сам зачастую оскорбляет неугодных ему людей. Палец в рот не клади, с рукой вместе откусит. Своих оппонентов “целитель” порой устраняет даже путем рукоприкладства. Так было, к примеру, в прямом эфире телепередачи “Пять вечеров” в феврале 2005 года, когда Кашпировский послал в глубокий нокаут сексолога Князькина, досадившего ему своими речами. А вот какие перлы позволил себе Анатолий Михайлович в интервью газете “Бульвар Гордона” после этой передачи: “Именно Андрей Малахов с подачи каких-то куцеумных, куцеголовых журналистов затеял эту возню”, “Совершенно никому не интересный, скандальный, никчемный, сумасшедший придурок встал ко мне спиной и понес какую-то несусветную чушь… Естественно, мне ничего не оставалось, как дать ему по башке”, “У меня и Малахову было желание врезать, но я сдержался. Впрочем, если бы этот петух начал снова мне затыкать рот, я бы и ему, и его охранникам намял бока. Ну а еще я хотел дать этому педерастического вида попу – большой такой, баба такая”. Думается, этих примеров вполне достаточно, чтобы сложить мнение о базарном нраве драчливого экстрасенса. |
| – А что значит, отец Михаил, узреть Бога? Метафора ли это или что? Отец Михаил посмотрел на меня испытующе и задумался: – Конечно, «Бога никто же виде нигде же: Сын, сый в лоне Отчи, Той яви». Говорится еще: «Херувимы и Серафимы, предстояще Богу, лица закрывающе». Бога, существо Бога, мы не только увидеть, но и уразуметь не можем. Но мы можем видеть славу Божию, нерукотворный и неизреченный свет Фаворский, который видели три избранных апостола на горе. Вот этот-то свет видел Мотовилов, когда беседовал с преподобным Серафимом. Это и есть наитие Святого Духа, Царствие Божие, пришедшее в силе. Видел таковое же и святитель Тихон Задонский , еще до епископства. Удостоился узреть его и игумен Антоний Бутилов, Охтинский и Малоярославский, еще юношей. Я уже не говорю о видениях преподобного Симеона, Нового Богослова. Сподобляются видеть свет этот весьма немногие. – Скажите, батюшка, имеются ли ныне подвижники, которые видели бы этот свет неприступный? – А почему нет? Таковые подвижники имеются, надо думать. Только к чему об этом расспрашивать? Раз ты веришь, что свет этот является, для чего тебе знать больше? Блаженны не видевшие, а уверовавшие. Мотовилову дано было видеть этот свет, как «уверение». – А это что такое, батюшка отец Михаил? – А вот, говорится в повествовании о сибирском старце Данииле Агинском, которого почитал глубоко преподобный Серафим Саровский , следующее: «Одна богатая сибирячка, окормлявшаяся у старца Даниила, возымела намерение поступить в монастырь, объехала немало девичьих монастырей в России и Сибири и все не знала, который выбрать. Поехала она к отцу Даниилу и просила его указать ей, куда поступить. А он ей и отвечает: «Если я тебе укажу какой, а тебе не понравится, то ты скажешь потом: никогда бы я сюда не поступила, да вот старец сказал. И на меня будешь серчать, и сама будешь недовольна. А ты все еще ищи, и когда найдешь, что нужно, то взыграет у тебя сердце и будет это тебе в уверение». Так и случилось, когда эта сибирячка вошла в Иркутский Девичий монастырь, взыграло у нее сердце, и она там осталась, и позже стала игуменьей Сусанной». |
| Если дети не затворят дверь за собой, он видит голую шею и мелькающие, вечно движущиеся локти и спину хозяйки. Она все за работой, все что-нибудь гладит, толчет, трет и уже не церемонится, не накидывает шаль, когда заметит, что он видит ее сквозь полуотворенную дверь, только усмехнется и опять заботливо толчет, гладит и трет на большом столе. Он иногда с книгой подойдет к двери, заглянет к ней и поговорит с хозяйкой. — Вы все за работой! — сказал он ей однажды. Она усмехнулась и опять заботливо принялась вертеть ручку кофейной мельницы, и локоть ее так проворно описывал круги, что у Обломова рябило в глазах. — Ведь вы устанете, — продолжал он. — Нет, я привыкла, — отвечала она, треща мельницей. — А когда нет работы, что ж вы делаете? — Как нет работы? Работа всегда есть, — сказала она. — Утром обед готовить, после обеда шить, а к вечеру ужин. — Разве вы ужинаете? — Как же без ужина? ужинаем. Под праздник ко всенощной ходим. — Это хорошо, — похвалил Обломов. — В какую же церковь? — К рождеству: это наш приход. — А читаете что-нибудь? Она поглядела на него тупо и молчала. — Книги у вас есть? — спросил он. — У братца есть, да они не читают. Газеты из трактира берем, так иногда братец вслух читают… да вот у Ванечки много книг. — Ужель же вы никогда не отдыхаете? — Ей-богу, правда! — И в театре не бываете? — Братец на святках бывают. — А вы? — Когда мне? А ужин как? — спросила она, боком поглядев на него. — Кухарка может без вас… — Акулина-то! — с удивлением возразила она. — Как же можно? Что она сделает без меня? Ужин и к завтрему не поспеет. У меня все ключи. Молчание. Обломов любовался ее полными, круглыми локтями. — Как у вас хороши руки, — вдруг сказал Обломов, — можно хоть сейчас нарисовать. Она усмехнулась и немного застыдилась. — Неловко с рукавами, — оправдывалась она, нынче ведь вон какие пошли платья, рукава все выпачкаешь. И замолчала. Обломов тоже молчал. — Вот только домелю кофе, — шептала про себя хозяйка, — сахар буду колоть. Еще не забыть за корицей послать. |
| Он меня гладит и говорит: — А Господь-то… воля Господня… помолись за меня, косатик. Я пробую молиться, а сам смотрю, как трет и строгает ногтем Домна Панферовна, вся в поту. Кричит на Федю, который все крестится на елки: — Ты, моле-льщик… лапы-то у тебя… три тужей! Федя трет изо всей-то мочи, словно баранки крутит. Горкин постанывает и шепчет: — У-ух… маленько поотпустило… у-ух… много легше… жила-то… словно на место встала… маслице-то как… роботает… Пантелемон-то… батюшка… что делает… Все мы рады. Смотрим — нога краснеет. Домна Панферовна говорит: — Кровь опять в свое место побегла… ногу-то бы задрать повыше. Стаскивают мешки и подпирают ногу. Я убегаю в елки и плачу-плачу, уже рт радости, Гляжу — и, Анюта в елках, ревет и щепчет: — По-мрет старик… не дойдем до Троицы… не увидим!.. — Я кричу ей, что Горкин уж ррдит пальцами и нога красная, настоящая. Бегу к Горкину, а слезы так и текут, не могу унять. Он поглаживает меня, говорит: — Напугался, милок?.. Бог даст, ничего… дойдем к Угоднику. Мне делается стыдно: будто и оттого я плачу, что не дойдем. А кругом уже много богомольцев, и все жалеют: — Старичок-то лежит, никак отходит?.. Кто-то кладет на Горкина копейку; кто-то советует: — Лик-то, лик-то ему закрыть бы… легше отойдет-то! Горкин берет копеечку, целует ее и шепчет: — Господня лепта… сподобил Господь принять… в гроб с собой скажу положить… Шепчутся-крестятся: — Гро-ба просит… душенька-то уж чу-ет… Антипушка плюется, машет на них: — Чего вы каркаете, живого человека хороните?! Горкин крестится и начинает приподыматься. Гудят-ахают: — Гляди ты, восстал старик-то!.. Горкин уже сидит, подпирается кулаками сзади, — повеселел. — Жгет маленько, а боли такой нет… и пальцами владаю… — говорит он, и я с радостью вижу, как кланяется у него большой палец. — Отдохну маленько — и пойдем. До Братовщины ноне не дойти, в Пушкине заночуем уж. — Сядь на тележку, Го-ркин!.. — упрашиваю я, — я грех на себя возьму! То, что сейчас случилось, — вздохи, в которых боль, тревожно ищущий слабый взгляд, испуганные лица, Федя, крестящийся на елки, копеечка на груди… — все залегло во мне острой тоской, тревогой. |
| Нога у него синяя, жилы вздулись. Он валится и тяжело вздыхает. Мы жалостливо стоим над ним. Антипушка говорит — не иначе, надо его в тележку. Горкин отмахивает — хоть ползком, а доберется, по обещанию. Антипушка говорит — кровь бы ему пустить, в Пушкине бабку найдем либо коновала. Горкин охает: " Не сподобляет Господь... за грех мой! " Мечется головой по иглам, жарко ему, должно быть. А от ельника — как из печи. И все стонет: — За ква-ас... на сухариках обещался потрудиться, а мурцовки захотел, для мамону... квасом Господь покарал...Домна Панферовна кричит: — Кровь у тебя замкнуло, по жиле вижу! Какую еще там бабку... сейчас ему кровь спущу!..И начинает ногтем строгать по жиле и разминать. Горкин стонет, а она на него кричит: — Что-о?.. храбрился, а вот и пригодилась Панферовна! Ничего-о, я тебя сразу подыму, только дайся!И вынимает из саквояжа мозольный ножик и тряпочку. Горкин стонет: — Цирульник... Иван Захарыч... без резу пользовал... пиявки, Домнушка, приставлял... — Ну, иди к своему цирульнику, " без резу " !.. Ты меня слушай... я тебе сейчас черную кровь спущу, дурную... а то жила лопнет!..Горкин все не дается, охает: — Ой, погоди... ослабну, не дойду... не дамся нипочем, ослабну...Домна Панферовна машет на него ножиком и кричит, что ни за что помрет, а она это дело знает — чикнет только разок! Горкин крестится, глядит на меня и просит: — Маслицем святым... потрите из пузыречка, от Пантелеймона... сам Ераст Ерастыч без резу растирал...А это доктор наш. Домна Панферовна кричит: " Ну, я не виновата, коли помрешь! " — берет пузырек и начинает тереть по жиле. Я припадаю к Горкину и начинаю плакать. Он меня гладит и говорит: — А Господь-то... воля Господня... помолись за меня, косатик.Я пробую молиться, а сам смотрю, как трет и строгает ногтем Домна Панферовна, вся в поту. Кричит на Федю, который все крестится на елки: — Ты, молельщик... лапы-то у тебя... три тужей!Федя трет изо всей-то мочи, словно баранки крутит. Горкин постанывает и шепчет: — У-ух... маленько поотпустило... |
| Автор тезисов признается, что им движет не любовь к Богу, или к Церкви, или к заблудшим душам, но любовь к Истине. И дабы ни у кого не возникло сомнений в праве его как университетского профессора провозглашать эту истину, он старательно.перечисляет свои титулы и звания: «Под руководством преподобного отца Мартина Лютера, монаха ордена св. Августина, магистра искусств, доктора и лектора святого богословия». Как отмечает Люсьен Февр, Лютер решился на этот шаг 31 октября, то есть накануне Дня Всех Святых, когда по сложившейся традиции прихожане являлись в замковую церковь почтить выставленные здесь священные реликвии и получить индульгенции. Намерения доктора представляются совершенно ясными: он метил не только в Тецеля, но и во Фридриха Мудрого, критиковал не только Майнц, но и Виттенберг. Тезисы не только выражали негодование против злоупотреблений проповедников, но и формулировали его собственную теорию индульгенции, сообразную с его видением человеческой природы, которой отныне предстояло стать достоянием всей Церкви. В том же назидательном духе выдержано и письмо, отправленное им в тот же день архиепископу-курфюрсту Майнцскому. Тон письма строгий, решительный и смелый. Богослов предупреждает высокое духовное лицо о возложенной на него ответственности. После пространного вступления, в котором Лютер отдает дань традиционной формуле раболепной почтительности, он переходит непосредственно к делу: «От имени Вашего преосвященства повсеместно идет широкая торговля индульгенциями, выпущенными папой с целью сооружения церкви св. Петра». Более всего автора письма удручает незавидная доля простого народа. «Эти несчастные души убеждены, что им для спасения довольно приобрести письмо с отпущением грехов». Далее следует суровое предупреждение: «Таким образом, вверенные вашему попечению души получают пагубные наставления, и вам придется держать за них строгий ответ... Вот почему я не могу далее молчать». И он переходит к аргументации, перечисляя доводы, представленные в тезисах: «Почему проповедники отпущения грехов своими баснями и лживыми обещаниями отучают народ от страха и внушают ему чувство безопасности?.. |
| Храм был деревянный. Красивый. На кладбище памятники из черного и серого гранита. Ограда каменная. Церковь сгорела в тридцатых годах от попадания молнии. Памятники разбили. Ограду разобрали, когда мостили новую дорогу на Котлован. Кладбище новое заложили в 1914 году. На новом кладбище поставили деревянный крест и освятили место под будущую церковь каменную. Кирпичный завод заложили на одном из островков. Поставили шалаши. Но наработать кирпичи не успели. Перед церковью тогда была площадка с коновязью. Где сегодня идет дорога, была лишь тропка. Дорога на Котлован шла через верхнее Островно, где стоял дом Ушаковых, переходила ручей по каменному мосту и выходила на новое кладбище. Островно тогда деревней не было. Только дома священнослужителей. В доме у дороги жила семья дьячка. Возле Беневоленских жил пономарь. Мой свекор был сторожем церковным. Еще жили две монашки, пришли из Вышневолоцкого женского монастыря. Попросились помогать. Наверху, где сейчас магазин, стояла пекаренка. Купец Евсеев пек хлеб и баранки, а жила его семья, где сейчас почта. После революции его хотели забрать, но он скрылся в Ленинграде под другой фамилией. От ручья направо была церковная земля. Налево — Ушаковых. Николай Владимирович Ушаков был пропитуха. Две его сестры, барыни, отселили Николая Владимировича от себя. Жил он в избушке в саду. Землю свою у озера продал доронинским мужикам. Хлеб и картошка там хорошо родились. На втором острове у Ушаковых была посажена смородина. Потом долго еще собирали. Туда были проложены лавы. Мостики. Берег озера был хороший, сейчас зарос. На старом кладбище под ключом стояла часовня. В школе учителя Зольниковы преподавали. Детей было много. Уже после революции — четыре класса. Два занимались в самой школе, два в доме Евсеевых. Вокруг Островно много усадеб было. Где сопка — Барский парк был. Ушаковых дом — в Верхнем Островно. После революции хотели сделать там музей. Не разрешили. Мебель вывезли в горд, в музей. Дом разобрали, перевезли в Мешково. Но тот мужик, кто метил бревна, умер, а по его меткам другие собрать не смогли. На усадьбе «приют» жили немцы Минут. Дом буквой «Г» стоял. Очень аккуратно все было. Лошади у них были серые в белое яблоко. На Омуте купальня стояла. На Дубовый остров лавы вели. Грибов там белых много было. Мы на лодках ездили. Сторожа не пускали. На Мурово вели лавы через Съежу. В Перхово, в доме Харламовых (от Котловановской дороги между Островно и Лоховское направо) жил Николай Анатольевич Зворыкин (вторая половина дома Ершову принадлежала). Был большой любитель охоты. Статьи писал в охотничьи журналы. Его брат Иван Анатольевич имел собственный дом в нашем уездном городе. Там теперь Дом охотника стоит. |
| Иоанн Орфанотроф, будучи сам доступен подкупам, обладал искусством и других завлекать в золотые сети; политика же его, как первого министра, выразившаяся в системе обирания народа и поблажки злоупотреблениям чиновников, должна была служить многообещающим прецедентом для тех архиереев, которые, подобно Феофану Фессалоникийскому, не прочь были основать собственное благополучие на разорении и нищете низшего клира. 2351 Иоанн Орфанотроф своей попыткой низвергнуть Алексия с патриаршего престола не мог не поселить в последнем враждебного настроения к себе и к пафлагонскому дому, старшим представителем которого он был. Иоанн Орфанотроф своим поведением относительно Зои возбудил и в этой последней вражду, доведшую до преступного замысла. 2352 Общность настроения должна была сблизить патриарха с Зоей; сближение было тем естественнее со стороны патриарха, что он и по сану, и по характеру был представителем и защитником справедливости и законности, которые относительно Зои бесцеремонно были попраны пафлагонянами. Когда на престол вступил племянник Михаила Пафлагона, Михаил Калафат, и злоключения Зои еще увеличились, Алексий по-прежнему был ее верным союзником. Он стоял во главе партии, не разделявшей планов Калафата о совершенном удалении Зои от управления. Отсюда произошло, что буря, разразившаяся над императорским троном, захватила в своем порыве и патриарха, которому пришлось играть в кризисе деятельную роль. Калафат, вознамерившись удалить Зою и встретив оппозицию в патриархе, решился отделаться от Алексия и возвести на патриарший престол преданного себе человека. Кого он метил в преемники Алексию – мы не знаем, дело в своем течении не дошло до той точки, когда возможно было открыто рассуждать о новом патриархе, оно остановилось на подготовительной работе к низложению старого патриарха. В Фомино воскресенье, 18 апреля 1042 г., в тот же день, когда Зоя сослана была на остров Принца, несколькими лишь часами ранее ее ссылки, были приняты меры к тому, чтобы удалить из Константинополя Алексия и, разобщив его с населением столицы, развязать руки для дальнейших действий относительно его. |
|
|
