Пока не надо, Сеня. Бог даст, и так отобьемся. Смотри лучше на ту вот просеку, чтобы нас не обошли... А ты, Оля, будешь мне подавать патроны... Тут все дело будет в скорости. Успеют ли они дойти до нас или... Сволочи!.. Оля знала сдержанность юноши. Поэтому в его устах это ругательство прозвучало, как признак последнего напряжения. Красноармейцы были уже метрах в двухстах, когда раздались выстрелы Димы. Первым упал в траву человек с револьвером, очевидно, командир. Выстрелы затрещали не переставая, и после каждого из них в шеренге людей образовывалось пустое место. До леса оставалось метров сто, когда атаковавшие решили залечь, ибо на таком расстоянии огонь неизвестного стрелка был совершенно губителен. Если бы им пришлось бежать по ровному твердому месту – это расстояние можно было преодолеть в полминуты. Но по болоту даже идти было очень трудно. А медленно продвигаться, подставляя свои головы под непромахивающиеся пули – было дорогим удовольствием. Теперь положение изменилось. Теперь уже Дима не видал солдат, а те могли стрелять по огонькам его выстрелов на темном фоне леса. А стрелять было нужно, иначе атакующие могли ползком приблизиться вплотную и пойти в штыки. Надо было любым способом задержать их. И Дима по-прежнему стоял за деревом, и, напрягая свое острое зрение, стрелял по плохо видным пятнам в траве. Дело было не столько в меткости, сколько в скорости. И Дима не жалел патронов. Ствол винтовки уже накалился, но зато все меньше становилось огоньков в траве, и все реже щелкали пули по деревьям стволов вокруг. Но вдруг что-то случилось. Дима уронил винтовку и медленно опустился к подножию ели. Что с тобой? – испуганно рванулась к нему Оля. Плечо... сволочи... кажется... продырявили!.. – выдавил сквозь сжатые зубы юноша. И, действительно, на правом плече около шеи начало расплываться красное пятно. Сенька, – глухо приказал раненый. – Не давай перерыва. Стреляй! Больше не поднимутся... Мало там их, верно, и осталось... Ах, чорт, как больно... Бледная девушка торопливо разрезала рубашку. Дима, сжав зубы, морщился от боли. Наконец, рана была обнажена: пуля пробила плечо чуть выше ключицы. Оля быстро и умело забинтовала рану и сверху перевязала ее еще каким-то белым полотном.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

- А если хоть на один денек? — шепотом спросил Кашка. — Тоже нельзя, да? - Понимаешь, Кашка, никак… — Володя старался говорить очень мягко и убедительно. Кашка медленно вздохнул. Его остренькие ключицы приподнялись и упали. «Надо было сказать ему сразу, — болезненно подумал Володя. — Черт меня дернул тянуть это дело». - Если бы не это письмо, мы бы обязательно поехали, — проговорил он. — Честное слово… Но мы ведь в будущем году опять встретимся, — добавил он почти жалобно. - Ага… — откликнулся Кашка. Он сидел теперь согнувшись и расковыривал кору на пеньке. На Володю не смотрел. Прозвучал за деревьями горн. - Ну вот, — с облегчением произнес Володя. — Это вас на ужин зовут. Что-то рано сегодня… Кашка медленно поднялся. - Отряхнись, — сказал Володя. — Все штаны в мусоре. Кашка покорно дал себя отряхнуть. - Ну, все в порядке… Слушай, Кашка, давай попрощаемся сейчас. Мы же завтра на разных машинах уезжаем. Рано утром. Наверно, и увидеться не успеем. А на костер вас, наверно, не пустят, чтобы завтра не проспали. Кашка кивнул. Он стоял, крутил на животе пуговицу рубашки и не знал, что сказать. Володя взял двумя руками его маленькую ладонь. Ладошка была вялая. Совсем не такая, как раньше. Вчера дежурные не пустили Кашку в столовую, придрались к пятнам смолы на пальцах, и Володя потащил его отмывать руки. Он тер их большущим куском мыла, а Кашка визжал, дурачился, и его скользкие ладони вырывались из Володиных пальцев, как живые карасята. А сейчас… - Ну, беги, — сказал Володя. — Пора. Двигай, Кашка… - Ага… — прошептал Кашка. — Я пошел. И он зашагал к лагерю. «Если бы можно было разорваться, — подумал Володя. — И домой, и к нему…» Кашкина понурая фигурка мелькала среди потемневших сосен. «Только бы он не заплакал», — подумал Володя. …Но Кашка не плакал. Зачем? Так уже было. Уехал куда-то добрый мальчишка Пимыч. Ушел в далекие горы бесстрашный путешественник Костя. Все встречаются, а потом расстаются. Нечего тут плакать… Зато Кашка скоро приедет домой, и там будут мама и папа.

http://azbyka.ru/fiction/oruzhenosec-kas...

Напомнил Зубов и о том, что российское общество ХХ века не было единым. Например, 17 августа 1939 года, когда советские танки вошли в Польшу, русский поэт Владимир Набоков написал в Париже стихотворение «К России», начинающееся со слов «Отвяжись, я тебя умоляю», и навсегда перешел на английский язык. Два миллиона русских людей за границей пережили это вторжение совсем не так, как советские люди внутри страны, и Зубов считает нужным учитывать. Простить не значит забыть «Прощение, конечно, не означает забвение. Память представляет собой важную часть нашей идентификации. Мы также имеем долг памяти перед жертвами прошлого, которые были замучены и отдали свою жизнь за верность Богу и земному отечеству. Простить — значит отказаться от мести и ненависти, участвовать в созидании согласия и братства между людьми, нашими народами и странами, что является основой мирного будущего», — говорится в «Совместном Послании народам России и Польши». О том, что прощение не означает механического забывания прошлого, неоднократно напоминали на конференции. «Примирение, прощение, и восстановление взаимного доверия — непростой процесс, требующий много усилий и времени», — сказал перед польско-русской конференцией Примас Польши на покое архиепископ Хенрик Мушиньский: » Подписанный Митрополитом Юзефом Михаликом и Патриархом Кириллом документ — первый шаг в долгом процессе, и следующий шаг — сегодняшняя конференция. Послание народам России и Польши обсуждается и развивается в трех измерениях: религиозных, научных и общественно-политических. Важно, чтобы тема заинтересовала молодых людей, которые не обременены травмами войн, болезненной  исторической памятью. У молодых должна быть возможность встречи, диалога. Каждая нация имеет различное понимание истории. Чем больше мы говорим об этом, тем больше людей будут ближе друг к другу». Главный редактор польского «Католического агентства информации» Марцин Пшецишевский также отметил, что трудно говорить о примирении народов, пока нет объяснения «белым и черным пятнам» в польско-русской истории. Другим условием примирения он назвал наличие различных структур — религиозных и социальных — тесно сотрудничающих между собой в России и Польше. «Это создает естественную социальную ткань — общество заинтересованных в обмене опытом людей. Это происходит не в верхних эшелонах власти  и не на уровне политического решения, а на основе личных контактов на уровне гражданского общества», — считает журналист.

http://pravmir.ru/lovchie-yamy-na-doroge...

К тому же и все остальные, хотя и услаждались благодатной речью, изливавшейся из уст Господа, но зная Его с детства, как сына бедного плотника, не решались признать Его Мессией, а только удивлялись Его премудрости и совершенным Им чудесам. И соблазнились о Нем, вместо того, чтобы уверовать в Него. Тогда Господь, не желая перед неверующими прибегать к доказательству Своего Божественного посланничества чудесами, привел им два примера из ветхозаветной истории о пророках Илии и Елисее, наглядно пояснивших им, что они недостойны тех чудесных знамений, на которые они рассчитывают. Услышав такую горькую истину и поняв из слов Иисуса, Которого они привыкли считать не выше самих себя, что Он их, горделивых евреев, ставит ниже язычников, они исполнились ярости, выгнали Его из города и пытались сейчас же предать Его смерти, сбросив Его с горы, на которой стоял их город, но таинственная сила Божия чудесно удержала их от этого преступления. 13. ИСЦЕЛЕНИЕ ПРОКАЖЕННОГО ( Марк. 1:40–45 и Лук. 5:12–16 ) Об исцелении прокаженного повествует также Евангелист Матфей в Мф. 8:1–4 , но такие авторитетные толкователи, как Еп. Феофан, находят, что это особое чудо, совершенное Господом значительно позже, именно после нагорной проповеди, в то время, как св. Лука говорит, что это было в городе. Из всех болезней на востоке, о которых упоминается в Библии , проказа – самая отвратительная и страшная болезнь. Обнаруживается она на теле пятнами, подобными пятнам лишайным, сначала на лице, около носа и глаз, а потом постепенно распространяется по всему телу – все тело покрывается струпьями. Лицо при этом распухает, нос высыхает и заостряется, обоняние пропадает, глаза делаются слезоточивыми, тускнеют, голос сипнет, волосы выпадают, кожа делается бугроватой, растрескивается, образуются злокачественные язвы, издающие смрад, из обезображенного распухшего рта течет зловонная слюна, составы рук и ног немеют, все тело дряхлеет, затем отпадают ногти, пальцы, отдельные суставы, пока не наступит, наконец, смерть, прекращающая муки страдальца. Прокаженные от рождения, впрочем, иногда по 30–40 и даже 50 лет влачат свою бедственную жизнь. Моисей в кн. Левит гл. 13 дал подробные наставления относительно больных проказой. Священник должен был исследовать болезнь, и во избежание заразы больные удалялись из человеческого общежития.

http://azbyka.ru/otechnik/Averkij_Taushe...

Когда же в добрый час он захватил в свои руки всю власть и всеуправляющее коловращение жизни вознесло его на военную колесницу, тогда Фока понесся, как Вихрь, обтекая все варварские народы, – можно сказать – подобно огню, попавшему в лесную дубраву, раздуваемому ветром, разливающемуся по всем направлениям и истребляющему всякий злак и всякое произрастение. Вострепетали от Фоки аравитяне, преклонил голову сириянин, побежал киликиянин, прижался финикиянин, и опять ромейские области были возвращены ромеям. Так непобедим был Фока для супротивников, и исполнен всякими добродетелями и украшен всякими достоинствами и цветущь всякими доблестями: силой, мужеством, разумом, кротостью, целомудрием. Но нет на земле человека беспорочного, хотя бы кто и взошел на вершину добродетелей. Так и многоувенчанный Фока, блиставший телесными совершенствами, и душу имел украшенную благодатью, подобную прекрасной невесте – девице; (он столько заботился о душевном украшении, что тело покрывал суровым вретищем, под порфирой носил жесткий хитон и воздерживался от мясоядения): во всех отношениях Фока был подобен светильнику, сияющему ярким светом дня; но как человек, носящий земнородную и вещественную плоть, не был чужд некоторых погрешностей, подобных пятнам, марающим чистую одежду. Историки утверждают, что имея духовное родство с царицей, он дерзнул вступить с ней и в телесную связь. Вот первая погрешность, а вторая следующая: в нем была скаредность, недостойная самодержца: и вследствие отсутствия щедрости он был похож на человека без глаза, или на дерево без листьев. Этот недостаток обезображивал и портил все его достоинства» 349 . Погибелью своей, случившейся чрез 6 лет царствования, Фока обязан своей жене царице Феофании. Причину разлада между царем и царицей Манассия изображает так: Фока, как ширококрылый орел, легко возносился по воздуху добродетели. В устах его были медоточные песни Давидовы; постелью для него было жесткая на земле подстилка. О мягких пурпурных подушках и о чувственных утехах ему и во сне не снилось; по его собственным словам, он искал себе утехи на небе.

http://azbyka.ru/otechnik/Filipp_Ternovs...

В тоже время при миллионах бытий и процессов в области этого чувства само ощущение его, как и прочих чувств, опять мелькают беспрерывною слитною вереницею, при чем даже в одном человеке одно индивидуальное ощущение абсолютно не может быть адекватно другому, – а индивидуальное представление о каждом отдельном ощущении еще менее может быть адекватно представляемому, – а тем менее может быть адекватно целому возбуждающему отдельные ощущения процессу, как необъятной сумме отдельных изменений, происходящих в необъятной же сумме отдельных участвующих в процессе бытия. Поэтому и внутреннее физиологическое чувство не давало бы нам не только объективного, адекватного неуловимой текучести бытия и процессов, в наш организм включенных, но и никакого разумного познания, если бы деятельность этого чувства не была органически связана с деятельностью высшего внутреннего душевного чувства. Но душевное чувство в своей области находит уже не один особый мир души, а целых три мира: подлежащий внешнему чувству внешний мир, подлежащий внутреннему физиологическому чувству мир органических процессов и частей человеческого тела, наконец специально подлежащий душевному чувству мир души, с взаимными их – всех этих трех миров отношениями и отражением в сознании. Но этого мало. душевному чувству, и ему одному исключительно подлежит особый мир чувственного небытия и бытия абсолютного Область этого чувства, начинаясь от центра человеческой души и центральной оси человеческого тела, простираясь далее чрез внутренность и самый центр и внешнюю атмосферическую оболочку земного шара, чрез поверхности и внутренности и центры всех подлежащих, и не подлежащих внешнему зрение миров небесного пространства, объемля все неорганические и органические находящееся на этих мирах существа с законами и свойствами их бытия, простирается до сферы проведенной нами по дальнейшим доступным зрению туманным пятнам, но не останавливается и здесь, а устремляется в безбрежную даль беспредельности где чувство допытывается, что такое там, конец ли мира материального, или только берег нового безбрежного океана материальных миров, – есть ли что помимо материального бытия – миры чисто духовные с живыми существами аналогичными нашему духу, проходить ли по всему этому бесконечному разнообразию бытия единство бытия, – царит ли над бытием множественным, единое, над изменяющимся неизменное, над ограниченным беспредельное, над условным безусловное.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikanor_Brovko...

— Это что такое? — спросила она, поднося к моим глазам развернутую книгу и указывая пальцем на клан-цифру. — «Моцарт и Сальери», — прочитал я. — А это? — спросила Ида тем же тоном и водя пальцем по чуть заметным желтоватым пятнам на бумаге. — Слезы, что ль? — отвечал я, недоумевая. — А это слезы! — произнесла, возвысив голос, Ида и с холодным презрением далеко отшвырнула от себя книгу. Так я оставил семейство Норков на целое лето. Глава двенадцатая Украинская осень удержала меня до тех пор, пока белые днепровские туманы совсем перестали о полуночи спускаться облачною завесою и зарею взмывать волнами к голубому небу. Я переехал днепровский мост в последних числах ноября месяца; прострадал дней десять в дороге и, наконец, измученный явился в Петербург. Здесь уже было очень холодно и по обыкновению сыро, что, впрочем, все-таки идет Петербургу гораздо более, нежели его демисезонное лето, которое ему совсем не к лицу, не к чину и не к характеру, которое ему никогда не удается, да и вовсе ему не нужно: зима с окаменевшею Невою, с катками, оперой и с газом в фонарях ему гораздо больше кстати. А летом скучен этот город С его туманим и водой! Не дай вам бог, свежий человек, приехать сюда впервые летом: здесь нет ничего, чем тепло и мило лето в наших пыльных Кромах и в Пирятине: Нет милых сплетен — все сурово; Закон сидит на лбу людей, Все удивительно и ново, А нету теплых новостей. Своею волею я никогда не поеду в Петербург летом и никому этого не посоветую. В тот год, к которому относится мой рассказ, я приехал сюда осенью, запасшись той благодатной силой, которую льет в изнемогший состав человека украинское светлое небо — это чудное, всеобновляющее небо, под которое знакомая с ним душа так назойливо просится, под которое вечно что-то манит неизбалованного природой русского художника и откуда — увы! — также вечно гонят его на север ханжи, мораль и добродетель. Истомина я уже застал в Петербурге; он вернулся сюда назад тому месяца два, успел осмотреться и работал; даже, по собственным его словам, очень усердно и очень успешно работал. Встретились мы с ним приятелями; рассказали друг другу, как кто провел лето; а о Норках ни я его ничего не спросил, ни он мне не сказал ни слова.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=691...

И он снова вытащил записную книжку, открыл ее и стал что-то в ней искать; из одного отделения он вынул измятую, наспех оторванную полоску бумаги: я узнала по форме и по пятнам ультрамарина, краплака и киновари похищенный у меня обрывок бумажного листа. Он встал и поднес полоску к моим глазам; я прочла выведенные тушью и моим собственным почерком слова: «Джен Эйр», — без сомнения, результат минутной рассеянности. — Бриггс писал мне о Джен Эйр, — сказал он, — объявления называют Джен Эйр; а я знаю Джен Эллиот. Сознаюсь, у меня были подозрения, но только вчера вечером они превратились в уверенность. Вы признаете, что это ваше имя, и отказываетесь от псевдонима? — Да… Да… Но где же мистер Бриггс? Может быть, он знает больше вашего о мистере Рочестере… — Бриггс в Лондоне; я сомневаюсь, чтобы он что-нибудь знал о мистере Рочестере; его интересует не мистер Рочестер. Однако вы заняты пустяками и забываете о существенном, вы не спрашиваете, зачем мистер Бриггс разыскивает вас, что ему от вас нужно. — Ну, что же ему нужно? — Только сообщить вам, что ваш дядя, мистер Эйр, проживавший на Мадейре, умер, что он оставил вам все свое состояние и что вы теперь богаты, — только это, больше ничего. — Я? Богата? — Да, да, богаты — наследница большого состояния. Последовала пауза. — Конечно, вы должны удостоверить свою личность, — вновь заговорил Сент-Джон, — но это не представит трудностей; и тогда вы можете немедленно вступить во владение наследством. Ваши деньги помещены в английские бумаги; у Бриггса имеется завещание и необходимые документы. Итак, мне выпала новая карта! Удивительное это превращение, читатель, — быть в один миг перенесенной из нищеты в богатство, — поистине замечательное превращение! Но этого как-то сразу не охватить, а потому и не чувствуешь во всей полноте счастья, выпавшего тебе на долю. А кроме того, в жизни есть другие радости, гораздо более волнующие и захватывающие; богатство — это нечто материальное, нечто целиком относящееся к внешней сфере жизни, в нем нет ничего идеального, все связанное с ним носит характер трезвого расчета; и таковы же соответствующие чувства. Люди не прыгают и не кричат «ура», узнав, что они получили состояние; наоборот, они сейчас же начинают размышлять о свалившихся на них обязанностях и всяких делах, мы довольны, но появляются серьезные заботы, и мы размышляем о своем счастье с нахмуренным челом.

http://azbyka.ru/fiction/dzhen-jejr-shar...

Текст рукописи «Показание прореченнаго прежде в словесех Божиих и давно уже явившагося в мире Великаго Антихриста…» из фондов Национальной библиотеки Республики Карелия подготовлен к публикации, прокомментирован и дополнен списком упоминаемых в тексте источников главным библиографом Сектора редких книг НБ РК Е.Н. Кутьковой. Текст л. 1. Показание 3 прореченнаго прежде в словесех Б[о]жиих и давно уже явившагося в мире Великаго Антихриста 4 чрез характиры его, в Священном писании предложенныя, и по его явлении от многих прешедших лет узнанныя, и ныне ясно видимыя на нем, на пользу прямым истины искателям и рачителем спасения своего и на обличение мятежником, мир в отечестве нашем злобно терзающим и, равным безумию своему беззаконием, в Б[о]говенчанных владетельных христах Г[оспо]дних показать суетно желающим Антихриста. Дело показания сего совершается в предложении характиров, или начертаний, знаков и пятен Антихристовых, каковыя в священных писаниях обретаются, и в примечании характиров тех в некоем славном в мире владычестве. И того ради на две части разделено. Первая покажет описание безъименное великаго Антихриста, по знатнейшим его характирам, каковыми он означается;// л. 1 об. а другая произнесет примечания характиров тех, – что оныя ясно видимы суть в еп[ис]к[о]пе ветхаго Рима с владетельным его чрез многие лета наследствием, который обычно в народах словет и именуется папа римский. л. 2. Часть 1. Описание безъименное Антихриста Великаго по знатнейшим его характирам, или пятнам, каковыми он в священных означается писаниях. Глава 1. Означил ли Бог известные Антихристу характиры, где и показуется первый характир Антихристов. Человеколюбивый Бог между безчисленными благоутробия своего к роду человеческому знамении сия два главнейшия благодеяния показал. Первое: в устроении великаго своего промысла о спасении нашем, что сделал послал в мир единороднаго своего сына воплотитись от Девы, страдания же и горькую смерть за грехи всего мира претерпети. А другое сие, что подал нам оберегательство от погибели, которую хотя и тленное наше естество, когда благодати Божией самовольно себя лишает, различными грехопадениями приносит нам, однако же вящше тщится устроить нам душегубный враг Диавол.

http://azbyka.ru/otechnik/Feofan_Prokopo...

У Жана Вальжана не было того факела, каким пользуемся мы, чтобы осветить читателю его подземное странствие, – он не знал названий улиц. Ничто не указывало ему, какой район города он пересекал или какое расстояние преодолел. Лишь по световым пятнам, которые встречались время от времени на его пути и становились все бледнее, он мог судить, что солнце уже не освещает мостовой и что день склоняется к вечеру; а по шуму колес над головой, который из непрестанного обратился в прерывистый и наконец почти затих, он заключил, что уже вышел за пределы центральных кварталов и приближается к пустынным окраинам, возле внешних бульваров или отдаленной набережной. Где меньше домов и улиц, там меньше в клоаке и отдушин. Вокруг Жана Вальжана сгущалась тьма. Это не мешало ему идти вперед, пробираясь ощупью во мраке. Внезапно этот мрак стал ужасен. Глава 5 Лесок коварен, как женщина: чем он приманчивей, тем опасней Он почувствовал, что входит в воду и что под ногами его уже не каменные плиты, а ил. На побережье Бретани или Шотландии случается иногда, что какой-нибудь путник или рыбак, отойдя во время отлива по песчаной отмели далеко от берега, вдруг замечает, что уже несколько минут ступает с некоторым трудом. Земля под его ногами словно превращается в смолу, подошвы прилипают к ней; это уже не песок, а клей. Отмель как будто суха, но при каждом шаге, едва переставишь ноги, след заполняется водой. А между тем глаз не видит перемены: бесконечно тянется берег, он ровен, однообразен, песок повсюду кажется одинаковым, ничто не отличает твердой почвы от зыбкой, буйный рой водяных блох по-прежнему весело скачет у ног прохожего. Человек продолжает свой путь, идет вперед, направляется к суше, старается держаться ближе к береговому откосу. Он нисколько не обеспокоен. О чем ему беспокоиться? Ему кажется только, что с каждым шагом тяжесть в ногах почему-то возрастает. Вдруг он чувствует, что вязнет. Он увяз на два или три дюйма. Положительно, он сбился с дороги; он останавливается, чтобы определить направление. И тут он смотрит себе на ноги. Ног не видно. Их покрывает песок. Он вытаскивает ноги из песка, хочет вернуться, поворачивает назад – и увязает еще глубже. Песок доходит ему до щиколоток; он вырывается и бросается влево, песок доходит до икр; он кидается вправо, песок достигает колен. Тогда, в невыразимом ужасе, он понимает, что попал в зыбучие пески, что под его ногами та страшная стихия, где человеку так же невозможно ходить, как рыбе плавать. Он швыряет прочь свою ношу, если у него она есть, он освобождается от груза, словно корабль, терпящий бедствие; слишком поздно: он уже провалился выше колен.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=132...

   001    002    003   004     005    006    007    008    009    010