В то время, как Комитет 2 апреля 1848 г. более последовательно выдерживал свой характер карательной цензуры, его отрасль – Комитет 4 апреля 1851 г. обнаружил сильную тенденцию к тому, чтобы вместе стать и органом предварительного надзора. Это нетрудно объяснить. Первый стоял совершенно вне и над ведомством министерства народного просвещения. Второй же, отчасти за недостатком деятельности, в значительной мере принимая на себя цензурные функции Синода почти без различия стал рассматривать не только уже изданные книги, но и предназначавшиеся к печати рукописи. Синод лишь утверждал его заключения. С постепенным же выбытием из состава Комитета членов «поступавшие» в нее бумаги непосредственно представляемы были в Св. Синод, и, по докладе оному, разрешались тем же порядком, как и прочие бумаги поступавшие на имя Св. Синода, и особых производств по ним в Комитете заводимо не было». Чрез несколько месяцев (6 декабря 1855 г.) после восшествия на престол имп. Александра II, Комитет 2 апреля 1848 г. прекратил свое существование. Видя наступление новых времен, сам его председатель барон Корф представил доклад на тему, что «Комитет в настоящее время не только перестал быть полезным, но и сделался вредным». Секретный Комитет при Синоде не сразу решился на такое самоубийство, хотя состоял уже лишь из двух членов. Он еще, вероятно, «выжидал» и лишь в 1860 году прекратил свое существование 22 . Интересен довод, которым Синод мотивировал свое предположение о закрытии Комитета. Он дипломатичнее, чем соображения Корфа. «Св. Синод, – говорится здесь – имея в виду, что в течение слишком семилетнего наблюдения сего Комитета за произведениями печатной духовной литературы не замечено им в действиях духовной цензуры ни одного случая, который бы указывал на необходимость продолжения подобного наблюдения на будущее время, полагает: означенный Секретный Комитет упразднить». Ал. Котович. 22 Доклад Синода о закрытии Комитета датирован 11–24 февраля 1859 года, но Высочайше утвержден лишь 25 мая 1860 г. заслушан же в Синоде 20 августа. Читать далее Источник: Православная богословская энциклопедия или Богословский энциклопедический словарь. : под ред. проф. А. П. Лопухина : В 12 томах. – Петроград : Т-во А. П. Лопухина, 1900–1911./Т. 12: Книги символические — Константинополь : с 10 иллюстрациями. — 1911. — XI с., 904 стб., 905-928 с., л. ил., портр.

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Синоде рассматривались только те, которые, в случае сомнения, будут переданы в оный из Комитета 2 апреля». Видную в Комитете роль играли сподвижники Пратасова Константин Степанович Сербинович [† 18 февраля 1874 г.] и Алексей Иванович Войцехович [с 17 октября 1836 г. директор канцелярии обер-прокурора Св. Синода, с 1853 г. директор хозяйственного управления, тогда чиновник за обер-прокур. столом в Св. Синода, после член Государственная Совета, †20 мая 1881 г.], которых он сразу же предложил зачислить в члены комитета, наряду с духовными особами: архиеп. Григорием (Постниковым) Казанским, протопресвитером В. Б. Бажановым и Христофором Эммаусским), епископом Ревельским [† 5 октября 1866 г.] При скудности богословской литературы, Комитет не мог иметь достаточного количества материала для занятий; поэтому и отчеты Комитета и доклады Пратасова, в значительной мере, уступают яркости докладов Комитета 2 апреля 1848 г. Зато тем сильнее на первых порах было стремление Комитета представлять доказательства неусыпной бдительности, импонировать цифрами, блеснуть при случае чистотою своих критериев. Гвоздем первого доклада служила критика народных изданий Майера (Иверсена, со следующим заключением: «Чтение подобных книг, указывающих путь, независимый от Православной Церкви, небезопасно для Русского простого народа тем более, что он, незнакомый ни с так называемыми общими понятиями о христианстве, ни с догматами иноземных вероучений, может охлаждение свое к Иерархии Церкви выразить только прямым участием или в Духоборческой секте, именующей себя Духовными Христианами, или в других толках раскола, где наставники-миряне, или так называемые начетчики, заменяют собою законных Духовных Пастырей». При цензуре Комитета подвергались замечаниям и снимки с картин европейских художников, как «несогласные с духом и преданием Православной Церкви, и религиозные стихотворения, писанные легким размером». Со всей скрупулезностью очищались догматические определения, так что, напр., не допускалось выражение «Троичность лиц в Боге составляет основной догмат христианства», а ограничивалось: «один из основных догматов христианства».

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Наконец, «предполагаемый к открытию» (слова устава дух. цензуры) Казанский Комитет, учрежденный фактически лишь в 1845 году, менее всех других комитетов принимал участие в деле надзора за духовной литературой. «В первое время после открытия комитета, – пишет проф. П. В. Знаменский , – у него целые десять лет не было почти никакого дела»… Оживилась деятельность его лишь с 1855 г., когда явилась возможность основать собственный журнал. Впрочем, за помещение проповедей арх. Иоанна и лекций Щапова, комитет и журнал в 1859 году постиг сильный удар. Указом Св. Синода цензура оригинальных статей журнала была переведена в московский комитет. Лишь во второй половине 1860 года деятельность комитета снова вошла в свою обычную колею (Знаменский, История Казанской Духовной Академии, вып. I, стр. 300–304). Пятидесятые годы были эпохой высшего сосредоточения духовно-цензурного надзора в комитетах, возглавляемых учрежденным 4 апреля 1851 г. при Св.Синоде секретным комитетом для наблюдения за действиями духовной цензуры». В последующее время, в связи с общим оживлением литературы, обнаружилось стремление к децентрализации духовно-цензурного надзора. Прежде всего, стала утрачиваться связь комитетов с академическими округами. В 1857 г. обособился от Академии Петербургский комитет, а с 1869 г. юридически и остальные комитеты. С началом 60-х годов цензорские полномочия стали довольно щедро раздаваться учреждениям и особым лицам по епархиям (к концу 60-х годов число таких особых цензоров простиралось уже до 30). Тогда же были предоставлены права собственной цензуры, по отношению к изданиям на местных наречиях, миссионерским учреждениям (Обществу восстановления православного христианства на Кавказе – в 1863 г.; Совету казанского Братства св. Гурия – в 1868 ; Алтайской духовной миссии – в 1874 г.). Положением Присутствия по делам православная духовенства, Высочайше утвержденным 16 апреля 1869 г., духовенству было предоставлено: а) печатать с разрешения местной цензуры, под наблюдением епархиального архиерея, все вообще свои сочинения духовно-православного содержания, за исключением тех, которые, по уставу цензурному, не могут быть выпущены в свет без разрешения Св. Синода, и б) составлять и издавать, с разрешения той же цензуры, брошюры, заключающие в себе выписки из писаний св. отцов, молитвы и песнопения богослужебных книг и литографические священные изображения (2 Полн. Собр. Зак. 46.974, § Положением же 1867 г. о духовно-учебном комитете при Св. Синоде были закреплены за ним особые права по рассмотрению учебников, руководств и периодических изданий для духовно-учебных заведений, вопреки уставу духовно-цензурных комитетов.

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Мало того, доклады произвели эффект, несколько неожиданный и для самого обер-прокурора. 10 декабря 1849 г. было «изъявлено Высочайшее соизволение, чтобы в подобных случаях, когда, при рассматривании книг и сочинений духовного содержания, представятся предметы к замечаниям или возникнут недоумения, приглашаем был в комитет обер-прокурор Св. Синода». Тяготясь этой ролью, Пратасов исподволь стал стремиться к сепаратизму, путем организации собственного секретного комитета. К представлениям комитета 2 апреля 1848 г. в духовном ведомстве стали относиться далеко не с прежней предупредительностью. Замечания комитета уже чаше стали встречать антикритику, для составления которой Пратасов старался привлекать специалистов. Наконец, в марте 1851 г. Пратасов вошел со всеподданнейшим докладом, в котором, прежде всего, указал на неудобство своего положения в комитете 2 апреля 1848 г., как лица светского, и высказал заключение что «в видах строгого и вместе правильного, по духу Православной Церкви, наблюдения за произведениями, в пропуске коих участвуют местные духовно-цензурные комитеты, не только полезно, но даже необходимо иметь Св. Синоду достаточные способы, какими пользуется комитет 2 апреля 1848 года, но которых Синод не имеет в своем распоряжении. Тогда не только можно было бы вполне достигать предположенной Правительством цели, но и в особенности усилить полезное направление духовной словесности, имеющей столь важное влияние на читателей». На основании этого доклада и был учрежден 4 апреля 1851 г. особый «Комитет для высшего надзора за направлением всех произведений книгопечатания, в пропуске коих участвует духовная цензура». Состоял он «из нескольких, по назначению Св. Синода, высших духовных сановников (не причастных к действиям духовной цензуры, но имеющих надлежащую опытность в делах ее и все свойства, нужные для надзора за нею) и из одного или нескольких старших чиновников духовного ведомства, по назначению обер-прокурора». Вместе с тем, было принято за правило, чтобы «все печатные произведения, пропущенный духовной цензурой, не были уже подвергаемы никакому в Комитете 2 апреля (1848 г.) рассмотрению и, напротив, из числа сочинений, пропущенных цензурой светской, в Комитете при Св.

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Занявшись разбором проповедей, этот «комитет не мог не заметить некоторых суждений о политических собственно обстоятельствах, которые в печати могут подать легкомысленным читателям повод к неблаговидным и превратным толкованиям». Мало сего. Как призванный к надзору за литературой и «в нравственном отношении», комитет 2 апреля 1848 г. начал своего рода наступательные действия на область ведомства православного исповедания. Стали поступать в Синод запросы, вроде того, почему, напр., на книгах «Служба святителю Иннокентию Иркутскому» – и «Молитвы при божественной литургии» не соблюдено изображенного в уставе о цензуре (§ 24, п. б 41) правила, коим постановлено на каждой печатаемой книге означать позволение просматривавшего ее цензора. Рассмотрев труд архиеп. Игнатия Воронежского «О таинствах единой, святой, соборной и апостольской церкви» комитет сообщил Пратасову: что «при всем уважении к сану и лицу ученого и благонамеренного автора книги, он не мог не ощутить печального впечатления от того резкого и едва ли совершенно приличного тона, в котором он опровергает тут некоторые разномыслия с нами протестантов». В заключение было добавлено, что «Государь повелел донести Его Императорскому Величеству, зачем духовная цензура пропускает подобные сочинения». На этот вызов Пратасов ответил двумя всеподданнейшими контр-докладами. Первый имея в виду «сомнительную» книгу доказывал что сомнительные выражения комитетом выписаны отрывочно, имеют же настоящий смысл только в связи с речью, откуда взяты. Основные идеи второго доклада Пратасова – более общего характера. Здесь идет защита полемической части Богословия, «столь важной и столь необходимой, что без нее и догматическая теряет силу». От воспрещения и ограничения права сочинять или издавать «православно-полемические книги непременно постраждет Православие, а еще более государство, коего благоденствие зависит от теснейшей связи с Православною Церковью ». Предположения Пратасова были Высочайше одобрены, поставление на вид автору некоторых выражений отменено.

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Наряду с этими научными занятиями С., исполнение им обязанностей по службе шло своим чередом. Так, в 1820 г. из актуариусов он назначен переводчиком в Коллегии; 9 мая 1820 г. перешел во 2-е отделение Департамента духовных дел (по римско-католическим делам), но имел много и иных поручений: разбирал купленный Департаментом архив секретаря польского короля Бакчиарелли, в коем нашел связку собственноручных писем принцессы Елисаветы (Таракановой), выдававшей себя за дочь императрицы Елисаветы Петровны и обещавшей Риму содействие к распространению в России латинской веры, когда будет на всероссийском престоле, перевел эти письма и составил из них записку; разбирал книги, присланные в Департамент из библиотек удаленных из России иезуитов. Состоял в то же время преподавателем русского и латинского языков детям графа Кочубея. В 1821 г. сделан был старшим помощником столоначальника, а в 1822 г. – журналистом; с 1824 г. состоял при министре народного просвещения и главноуправляющем духовными делами иностранных исповеданий адмирале Шишкове для разных поручений. В 1826 г. с 24 апреля по 2-е июня состоял членом Секретной следственной комиссии о злоумышленных обществах (по делу декабристов), для перевода польских бумаг, где приходилось работать ежедневно с утра до полуночи; затем был командирован в Москву с министром народного просвещения на время коронации; в августе 1826 г. назначен цензором Главного Цензурного Комитета. В 1827 г. был прикомандирован к с.-петербургскому военному генерал-губернатору для какого-то секретного следствия в СПб. крепости; вслед за тем, по Высочайшему повелению, командирован к гр. Чернышеву для перевода польских бумаг; состоял членом Комитета для рассмотрения проекта Гельсингфорского университета и в 1828 г. – членом Комиссии для исправления ошибок в изданном статуте литовских законов; в том же году утвержден сторонним цензором СПб. Цензурного Комитета; был членом Комитета рассмотрения римско-католического катехизиса для училищ и членом Комиссии перевода на русский язык статута литовских законов. В 1830 г. назначен начальником III отделения Департамента народного просвещения, а в 1831 г. – начальником II отделения. В 1833 г. он – редактор Журнала Министерства Народного Просвещения, каковую должность исполнял 23 года; в 1834–36 гг. – член комиссии для издания актов, собранных Археографическою Экспедициею; в том же году, по Высочайшему повелению, командирован в Киевскую губернию для разбора и приведения в порядок государственных бумаг, оставшихся после Д. П. Трощинского; в 1835 г. назначен членом комитета для размещения возвратившихся из Германии русских ученых. Со следующего года начинается его служба при Св. Синоде: 17 октября 1836 г. он был назначен первым директором канцелярии обер-прокурора Св. Синода и членом Хозяйственного комитета при Св. Синоде, в 1850 г. – членом Главного Цензурного Управления и с 1851 г. членом секретного комитета для наблюдения за действиями духовной цензуры.

http://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/r...

Комитет секретный цензурный при Св. Синоде Комитет секретный цензурный при Св. Синоде . 22 февраля 1848 года в Петербурге было получено известие о провозглашении французской республики, а 27-го был уже составлен комитет для рассмотрения «правильности действий цензуры по части журналистики». Этот временный ревизионный Меншиковский комитет чрез месяц уступил место постоянному «Комитету 2 апреля 1848 г.», существовавшему до 1855 г. Цель, характер и полномочия комитета определялись следующими тремя положениями: 1) Цель комитета есть высший, в нравственном и политическом отношении надзор за духом и направлением нашего книгопечатания. 2) Комитет, не касаясь предварительной цензуры, рассматривает единственно то, что уже вошло в печать, и о всех наблюдениях своих доводит до Высочайшего сведения. 3) Комитет, как установление неофициальное и негласное, не имеет сам по себе никакой власти, и все его заключения вступают в силу лишь чрез Высочайшее их утверждение. Надзору верховного секретного комитета, по прямому смыслу положения, была подчинена и область духовного книгопечатания. Так и было в действительности. Но это вмешательство начало все более и более тяготить ревнивого к власти тогдашнего синодального обер-прокурора графа Н. А. Пратасова. Он стал предпринимать попытки к более точному разграничению сфер влияния. И, в результате, спустя три года после возникновения комитета 2 апреля 1848 г., ведомство православного исповедания обзавелось собственным и вполне аналогичным ему комитетом 4 апреля 1851 года. История образования его такова. В начале 1849 года Пратасов обратился со всеподданнейшим докладом, «не благоугодно ли будет, в ограждение общей пользы, Высочайше повелеть, чтобы из выходящих в здешней столице духовных сочинений те, кои заключают в себе места гражданско-политического содержания, были сверх духовной цензуры предоставляемы рассмотрению опытных и сведущих светских сановников, кого Вашему Величеству благоугодно будет для сего назначить». Государь предоставил отправлять подобные сочинения на рассмотрение существующего по части цензуры комитета под председательством д. т. с. Бутурлина.

http://azbyka.ru/otechnik/Lopuhin/pravos...

Оборотной стороной такого положения столичных духовных цензоров стало непосредственное участие в деятельности комитета обер-прокуроров Синода, включая их практически безраздельное вмешательство в дела комитета. «Сверх того, - писал историк духовной цензуры А. Н. Котович, - как довольно характерную черту Петербургского комитета, следует отметить частую смену его членов» [xix] . Так, за первую четверть века  существования комитета (1828-1853) в нем перебывало не менее 25 членов, которые помимо цензурной деятельности исполняли другие обязанности (священнослужение, преподавание и др.). К середине 50-х годов XIX столетия цензурный надзор в России усилился. 4 апреля 1851 года при Святейшем Синоде возник секретный комитет для наблюдения за действиями духовной цензуры. Но в последующие годы, в связи с ростом количества авторских рукописей и книг, предназначавшихся для переиздания (цензура которых была обязательна), возникла обратная тенденция. По кончине императора Николая I (1855) наметились пути к ослаблению цензурного гнета, а духовно-цензурным комитетам (состоявшим при духовных академиях) предоставили большую самостоятельность в принятии решений. Санкт-Петербургский комитет духовной цензуры обособился от столичной духовной академии в 1857 году. Основная история его деятельности сложилась в период с 1870 по 1905 годы, когда корпорацией цензоров были выработаны на основании статей духовно-цензурного Устава различные критерии и методики рассмотрения авторских рукописей и книг, предназначавшихся к переизданию. При работе над представленными в комитет сочинениями его служащие уделяли основное внимание следующим ключевым моментам: - недостаткам в церковной живописи: картины на библейские и церковные сюжеты, портреты, эстампы, иконографические изображения, предназначавшиеся к массовому изданию, должны были соответствовать канонам Церкви; - неточностям в церковных календарях и месяцесловах («святцах»); - сомнениям относительно чудесных явлений (чудеса от святых икон и мощей); - сочинениям, смысл которых мог быть «неверно» истолкован (полемика со старообрядцами и сектантами).

http://bogoslov.ru/article/311692

Начальная история существования организованной духовной цензуры, совпадающая с первой половиной александровского времени, тесно связана с судьбами единственного для своего времени духовно-цензурного учреждения – московской церковной цензуры. Выяснению ее генезиса и внешних отношений, с одной стороны, и деятельности, с другой, посвящены две первые главы настоящего исследования. В следующей III главе на фоне характерных для того времени фактов и господствовавших правительственных тенденций вскрываются причины, подготовившие реформу духовно-цензурного дела – регламентирование его уставом и приурочение к академическим округам. Николаевская эпоха, непоколебимо верившая в спасительность умственных плотин и усложнению жизни неизменно противопоставлявшая лишь более усовершенствованную систему охраны мысли, требует и более детального раскрытия, притом с разных точек зрения. Подобно тому, как введенный тогда в действие устав духовной цензуры в своих разделах, статьях и примечаниях стремился и наметить ряд церковно-правительственных предначертании, и дать точную схему устройства цензуры, – предопределить даже качества ее деятелей и их критерии при рассмотрении сочинений, сообразно содержанию последних и положению авторов, – так приблизительно те же пункты должен иметь в виду и исследователь фактических обнаружений духовно-цензурного надзора. С целью дать общее представление об охранительной деятельности правительственных кругов николаевского времени, поскольку она имела в виду заключить в строгие рамки поступательное движение современной богословской мысли, введена особая глава (IV). Следующая (V) имеет в виду характеристику высшей – синодальной – инстанции цензурного надзора, как чрез выяснение судеб главнейших групп церковных сочинений, так и чрез ознакомление с личными взглядами «верховных» цензоров. Глава VI состоит из очерков деятельности и деятелей столичных и провинциальных духовно-цензурных комитетов. В VII изложены главные черты отношений духовной цензуры к светской, с указанием обстоятельств происхождения секретного при св. синоде цензурного комитета. В VIII сгруппированы типичные отзывы и критерии духовных цензоров николаевской эпохи, направленные против попыток литературного изображения действительной – прошлой и современной им – жизни церкви. Наконец, поскольку русское духовенство, «по примеру ветхозаветных левитов», – как тогда выражались, – сверх подчинения общим цензурным нормам, должно было удовлетворять еще особым требованиям «чистоты мысли и слова», и его литературная деятельность в цензурном отношении была обставлена исключительными условиями, – оказалось необходимым специально (в гл. II), осветить черты подзаконного ига авторов из духовного сословия, выразив этим посильный ответ и на волновавший многих современников вопрос: " почему духовные молчат?» Глава I. Происхождение и условия существования московской духовной цензуры

http://azbyka.ru/otechnik/Aleksej_Kotovi...

Таким образом, и духовная, и светская цензура в плане защиты православия и самодержавия призваны были действовать рука об руку. 4 апреля 1851 г. Николай I повелел учредить особый цензурный комитет при Св. Синоде, действовавший до 20 августа 1860 г. Все одобренные им сочинения духовного содержания (богословские труды, учебную литературу, тексты проповедей и поучений) повелено было печатать только в Синодальной типографии. В эпоху «цензурного террора» (1848–1855 п.) составлялись списки ранее изданных книг, но теперь запрещенных к продаже и для библиотек. В эти списки попали вызывавшие подозрение не только духовные, но и светские книги, в которых «колебалась христианская вера и наносился ущерб нравственности». В списках значились некоторые сочинения А.С. Пушкина, В.Г. Белинского, Л.С. Грибоедова и даже Г.Р. Державина и В.А. Жуковского, а из европейских авторов – Виктора Гюго, Оноре Бальзака, немецких философов Гегеля и Фейербаха. Характерно, что и в 1857 г., уже при ослаблении цензурного гнета, последовало запрещение на ввоз в Россию изданных за рубежом Библейским обществом книг Св. Писания. В начале 1863 г. началась подготовка нового цензурного устава для светской литературы. 6 апреля 1865 г. он был издан в виде «Временных правил о печати». Параллельно с подготовкой новых правил о цензуре и печати шла работа по составлению нового устава духовной цензуры. При Синоде была учреждена специальная комиссия, но ее деятельность была безрезультатной. Разработанный ею устав духовной цензуры не был утвержден. Вместо него действовали секретные инструкции и определения, которые предписывали запрещать произведения, в которых содержались «пропаганда атеизма, социализма и материализма». Так, в июле 1865 г. Синод вынес определение: «Строго подтвердить всем духовно-цензурным комитетам и цензорам духовно-периодических изданий, чтобы они с должным вниманием рассматривали назначаемые к печати рукописи, не допуская в них ничего противного существующим требованиям духовной цензуры и установленным для него правилам» 176 . Вместе с тем духовным академиям было разрешено выписывать необходимые для научных исследований книги духовного содержания, не подвергая их цензуре. Академический устав 1869 г. сделал цензурные комитеты при духовных академиях самостоятельными учреждениями; академиям было предоставлено право цензуры только их собственных сочинений.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010