| В сегодняшнем апостольском чтении мы слышали знаменитые слова апостола Павла: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тим. 1:15). Удивительно окончание этого стиха: «спасти грешников, из которых я первый». Так судит о себе человек, вознесенный на Небо и видевший райские обители; тот, кому Христос являлся лично и говорил с ним; первоверховный апостол, потрудившийся в проповеди больше всех остальных апостолов; великий чудотворец, от прикосновения к одеждам которого исцелялись неизлечимо больные люди. Как же совмещалось духовное величие Павла с его переживанием себя первым грешником? Перед нами, братья и сестры, один из главных парадоксов христианства. Все святые искренне считали себя постоянно грешащими людьми. И нет никакого сомнения, что именно такими они себя и видели. Но при этом для всех, знавших таких людей, было очевидно: на них почивает благодать Божия. Как это может быть? Во-первых, христианство различает грех как поступок и грех как состояние. Можно усилием воли воздерживаться от злых дел или слов. Можно бритвой внимания срезать греховные побеги, едва они покажутся из земли сердца. Но это все борьба со следствием, причина которого греховная поврежденность человека. Так вот, святые отцы видели в себе не столько грехи, сколько их возможность, продиктованную болезненным состоянием падшего человеческого естества. Это состояние они и оплакивали. О нем и говорит сегодня апостол. Во-вторых, важен не сам грех, а отношение к нему. Можно любить грех и услаждаться им. А можно ненавидеть его, бороться с ним – и хоть и грешить, но уже по своей немощи. Это разные вещи. Покорившийся греху заживо погребен. Борющемуся же человеку Господь помогает Своей благодатью. Ее луч, проникая в сердце, открывает со временем всю степень греховной зараженности человеческой души. И человек, приходя в ужас от этой страшной картины, повторяет за апостолом: «от нихже первый есмь аз». Обратите внимание, что Павел, говорящий здесь о себе как о первом грешнике, в другом месте пишет, что он «по правде законней непорочен» (Флп. 3:6). Святитель Иоанн Златоуст так объясняет это кажущееся несоответствие: в первом случае речь идет о новозаветной, благодатной праведности, а во втором – о ветхозаветной, законнической. В праведности законнической вполне можно признать себя праведником, выполнив некоторый норматив. Новозаветная же праведность во Христе основывается на зрении своей глубочайшей греховности. |
| ЦВ 3 (352) февраль 2007 / 14 февраля 2007 г. Ветхозаветный закон и евангельская праведность в современной церковной литературе По словам ап. Иоанна, закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1,17). Иными словами, если для эпохи Ветхого Завета главным был закон, то для эпохи Нового Завета — благодать. Конечно, пришествие Спасителя не отменило ветхозаветный закон, но внесло в него евангельские коррективы: потеснен не сам закон, но его буква, его формализм. Ибо христианство — это не перечень заповедей, а жизнь во Христе. К сожалению, на практике мало кто из нас постоянно обладает внутренним чувством истины, не всем и не всегда она открывается с непосредственной ясностью, а потому вера не может обойтись без некоторого внешнего правила, накладываемого на волю. Тут-то и возникает перечень заповедей, обойтись без которого во многих случаях (например, при массовой катехизации) никак нельзя. И тем не менее образ Господа Иисуса Христа не сводится ни к каким заповедям. К тому же любые заповеди можно воспринимать только умом, не пропуская через сердце, а тогда один перечень стоит другого: что десять заповедей Божиих, что моральный кодекс строителей коммунизма — вопрос сводится лишь к замене одних императивов другими. Вообще говоря, тема соотношения ветхозаветного закона и евангельской праведности очень обширна и включает в себя многие разделы богословской науки. Например, она включает в себя экзегетику, поскольку буквализм толкования Священного Писания зачастую свидетельствует об иудаистическом нечувствии воплощения, как писал об этом прот. Георгий Флоровский в книге «Византийские Отцы V-VIII веков». Другой областью богословия, где чрезвычайно важно отличать христианский подход от законнического, является каноника. Здесь примером и образцом для нас служит богословское творчество Патриарха Сергия (Страгородского), который придерживался принципа, что в христианстве необходимо рассуждать. Рассуждение, писал он, является основным началом духовной жизни христианина, без которого прочие добродетели теряют свою цену и иногда становятся даже недостатками. В частности, утверждениям ригористов, что всякий впавший в грех после крещения человек должен быть отлучен, Святейший Владыка противопоставлял практику Церкви, которая, «помня образ Пастыря, оставляющего 99 овец для одной заблудшей, никогда не считает для себя трудом входить в рассуждение о каждом отдельном грешнике и, если найдет справедливым, — делать для него изъятие из общего правила». |
| Том I Том III Том IV Том V Содержание Введение 1. Ветхозаветная основа Евангелия 2. Еврейский монотеизм – Ветхий завет 3. Ветхозаветное священство 4. Царство (теократия) 5. Пророчество 6. Законническое иудейство 7. Отец Небесный 8. Духовная праведность 9. Вечная жизнь 10. Спаситель 11. Царство Божие 12. Приложение: Изъяснение Иоан. VIII:44, X:12–13; Лук. XVI, 1–13 Введение Изложение евангельского учения составляет часть библейского богословия, – и при том часть фундаментальную, исключительной важности и решительной своеобразности. Наука библейского богословия основывается на двух принципах, против которых нельзя основательно возражать и которые образуют необходимое условие научного изложения христианских первоисточников. Первый принцип тот, что источники христианского учения – Библия и святоотеческие творения, – и даже отдельные части Библии, как-то Евангелия и писания каждого апостола, не могут быть рассматриваемы в научном отношении как бесцветные части однообразного целого, что, напротив, каждый из них имеет свой не только внешний, но и внутренний характер, созданный личными особенностями автора и условиями времени. Конечно, все христианские памятники и, в частности, все отделы новозаветной Библии имеют нечто общее, что дает «религию» Нового Завета, но это общее не обнимает того, в чем душа каждого более или менее оригинального отдела. Библейское богословие имеет дело, прежде всего, не с Библией в ее целом, не с теми рубриками, которые одинаково приложимы ко всем частям Библии, а с каждым ее отделом, имеющим собственный внутренний характер, – и потом – с историческою связью между разными последующими отделами. Второй принцип библейского богословия тот, что как каждый литературный памятник, так и библейские писания нужно рассматривать во свете современных им идей, имеющих значение языка, в широком смысле слова, или фона, на котором раскрывается оригинальное содержание памятника. Понять литературный памятник значит определить круг идей того времени, к которому он относится, и уяснить, что в нем заимствованного и что оригинального, что составляет материал, носившийся в воздухе, и что – ответ автора, его реагирование на среду. |
| Буква убивает, а дух животворит Каноны Церкви всегда священны, стало быть, они не мирские, светские, ибо их исполнение не имеет целью установление внешнего порядка в Церкви через подчинение законническо-моральным началам. Они священны, ибо и их цель священна; тем, кто ими руководствуется, они освящают их жизнь, все их бытие, с тем чтобы помочь им на пути к обожению. Так и с монашескими канонами-уставами: их цель не установление внешнего порядка в монастырях, но духовное преуспеяние монашествующих. Когда кто-то ревностно исполняет монашеские правила, он ни в коем случае не должен был бы впадать в прелесть самодовольства, но как можно чаще испытывать себя, чтобы увидеть, действительно ли он духовно преуспевает. Здесь, нам кажется, было бы полезным привести кое-что из поучений старца Эмилиана, бывшего игумена монастыря Симонопетра, относящихся к этой проблеме. Он считает одним из величайших достижений сатаны то, что у сегодняшних монахов исказился дух подвижничества, превратившись в «дела активизма»: монахи размышляют только о том, что «нужно» исполнить, и забывают, что цель монаха – обожение. Так, содержание монашества из единства в благодати и действии Божием свелось только на один чин, одно правило. Но это правило искажает человеческую духовность, а хуже всего в этом, подчеркивает старец Эмилиан, что у монаха формируется сознание того, что он исполняет свое дело . Чтобы наглядней показать нам это состояние, старец напоминает нам, каким образом размышляют монахи, которые так рассуждают: «Исполняю ли как монах свое правило? Хорошо (все в порядке), – говорит, – я монах. Или совершаю ли то, что мне повелевает Церковь? Тогда мне не то, чтобы ничего не недостает, но мне Бог еще и должен плату за праведность. А Богородица (если я Святогорец), по Святогорскому преданию, спасение, потому что обещала мне меня спасти, так что, если я и совершил какой-нибудь грех, мир не пропал, спасусь» . Такое сознание, которое часто отличает дух современного монашества, заключает старец Эмилиан, представляет собой «обессмысливание монашеской жизни» . Как будто он хочет сказать, что те, кто так рассуждает, не имеют никакой пользы от оставления мира и ухода в монастырь, потому что та духовная мера, которую они достигнут таким образом, могла бы быть достигнута и в миру. |
| Соблюдение церковных установлений — лучший путь для тех, кто хочет встретить Бога. Потому что они даны Богом, и могут изменить наше сердце, открыть нам, что в нем есть семя любви. Но это семя может расти только под действием Духа Святого. Установления церковные, как и заповеди, защищают наше сердце. Мы должны открыться им, но спасение — дело благодати. Ограничиться исполнением этих установлений опасно. Это ведет к отклонению от главного пути, к внешней законнической праведности, к исключительно религиозным запрещениям. Мы исполняем все, что положено. Но сердце наше остается безлюбовным, более того, становится каменным. Близость Бога и наших сердец — это то, что совершает благодать. Христос не отменяет ни йоты в законе, но исполняет. Он показывает, что мы должны делать для принятия благодати. Поистине, я осознаю, насколько трудно мне любить, и как мало во мне радости. Ибо то, что по-настоящему наполняет сердце человека и делает его счастливым, это любовь. Один весьма почтенный священник в конце жизни в беседах с молодежью любил повторять: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви» (Рим. 13, 8). В этих приводимых им словах апостола речь идет не о той искаженной, похотливой, себялюбивой любви, которая торжествует сегодня в мире, но о любви как всецелом даре другому, другим, Совершенно Другому — Богу. Тайна благодати — тайна милосердия. «Исходящее из сердца — сие оскверняет человека, — говорит Христос, — ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15, 18). Но милосердие Божие исцеляет наши сердца, когда благодать Пресвятой Троицы вселяется в них. Непостижимое чудо! Место, из которого исходит нечистота, Бог избирает, чтобы вселиться в него, чтобы превратить его в место любви, кротости, чистоты. Очищенное благодатью сердце становится местом встречи с Богом. «Возвратись в свое сердце», — без конца повторяют святые отцы. Подлинно верующие ощущают потребность пребывать сердцем к сердцу с Богом, жить Христовой благодатью, обретенной для них дорогою ценою Его любви. |
| В древнем православном Царстве Сербском сербские вельможи на Славах ставили несколько круглых столов – «софр» – «Первая софра светлым господам. Вторая софра нищим и убогим» Наши предки считали дом святыней. И поэтому воздавали почести всякому, кто входил в их дом, богат ли он был или беден, праведник или грешник. Также и в храме Божием, где не смотрят на звание и состоятельность, на богатство и украшения, ни на лохмотья внешние, но смотрят на человека как на человека. Поэтому есть у сербов чудесная пословица – «Гость – хозяин в доме». Предки наши знали, что странноприимство – заповедь Божия. И если сербы исполнили хоть одну заповедь Божию, то воистину полностью исполнили они заповедь о странноприимстве. За лохмотьями нищего могут скрываться ангелы Божии. Так верил сербский народ, тот народ, который в своем верном библейском видении, везде искал и находил знаки неба на земле. Как принимали убогих, так принимали и грешников. И на грешника смотрели как на убогого, ибо, если убогий убог внешне, своими лохмотьями, а грешник убог внутренне на добродетель. Калеки и нищие – это люди, не имеющие здоровья и богатства. Разве грешники – калеки и нищие? Разве не калеки и нищие те, кто не имеет духовного богатства и здоровья? Пусть грешники укрывают свое духовное убожество золотом и шелком, ничто им не поможет. Душевные язвы не лечатся бальзамом из золота и шелка, но совсем иным. И ничем иным, говорю вам, как той духовной медициной, которую Спаситель людей принес с небес. Фарисейские методы оправдания себя и осуждения других здесь бесполезны. Избегание грешников сделает тебя не праведным, но еще более грешным перед Богом. Однажды кричали на благого Христа книжники и фарисеи, говоря ученикам Его: зачем едите и пьете с грешниками? На этот укор Господь дал непобедимый ответ – не здоровые нуждаются в лекаре, но больные. Здесь умолкают все уста. Но вопрос, кто болен? Только ли известные грешники или кто-то еще? Фарисей, который позвал Господа на трапезу брезговал известной грешницей. Но се, Господь не брезговал ни им, тайным грешником, но грешником более тяжело больным, чем была та женщина. Ибо та всем известная грешница каялась и плакала и этим перерождалась и становилась праведницей. Тот фарисей же гордился своей праведностью законнической, или вернее сказать, ловкостью в сокрытии своих грехов. О братья мои, то «что высоко у людей, то мерзость перед Богом» ( Лк.16:15 ). Вот что сказал Он, Прозорливый и Всезнающий. Берегитесь, братья мои, тайных грехов, а явных, знаю, что бережетесь. И еще говорю вам: блаженны явные грешники и грешницы, ибо их унижение и одиночество приведет их к Богу и покаянию. Блаженны они, если покаются и перестанут грешить. Их явные грехи мир уже осудил, а Господь не осудит. Но горе ловкачам, скрывающим грехи свои, горе им! Ибо то, что они скрывают в себе от людей, видит Бог . И когда люди с почестями проводят из этого мира, ангелы Божии отвернутся от них, отвернутся от удушающего смрада долго скрываемых и не исцеленных душевных язв. |
| В этом и основание (III, 10), что оказываются «под клятвою», наложенною еще на прародителей ( Быm. III, 16 сл.) и криминально обостренною номизмом, все, елицы от дел закона суть, или те, кто созидает свою правду на его фактическом осуществлении, поскольку этого совсем не бывает и быть не может по неустранимому препятствию. Основным законническим требованием служит заповедь ( Bmop. XXVII, 26 ) о всегдашнем и всецелом исполнении всех дробных номистических предписаний, а они неизменно являются целью, подлежащей нашему непрестанному творению, и не находят в нашей воле законченности, нуждающейся лишь в сохранении и продолжении. Самою своею исполнительностью мы нарушаем и оскорбляем законнические нормы. Посему закон не дает праведности, – и принципиальная причина коренится в самом существе истинного спасения (III, 11), что праведник живет верою ( Abbak. II, 4 ), ею сохраняет свою (праведную) жизнь, конечно, потому, что она служит исключительною опорой последней, а тогда неотразимо, что именно от веры он почерпает и самую свою праведность, которая – значит – без этого ни возникнуть, ни существовать не может 175 . Напротив, абсолютное условие законнического бытия полагается не в вере, а в строгом и точном исполнении («Мои законы исполняйте и Мои постановления соблюдайте, поступая по ним, Я Господь, Бог ваш. Соблюдайте постановления Мои и законы Мои, которые исполняя, человек будет жив; ср. Heeм. IX, 29 . Иезек. XX, 21) закона (III, 12), между тем этого ни у кого не бывает в такой степени, чтобы обладать оправдывающе-жизненными свойствами. Но всякие легалистические статуты, обязательно доставляя отплату награды за их точное применение, не менее неотвратимо навлекают наказание осуждения за малейшие неисправности. В силу этого над подзаконными необходимо тяготеет неумолимая клятва, почему нужно наперед освободиться от нее, чтобы иметь фактическую возможность для достижения благословения Авраамова. Это избавление и совершено Христом, ибо Своим позорным висением на (крестном) древе в качестве наихудшего преступника ( Bmop. XXI, 23 ) Он добровольно предоставил беспрепятственный простор для неограниченного обнаружения всей энергии возмездия со стороны закона, а последний, исчерпав при такой свободе всю свою грозную силу, потом убивает сам себя своею несправедливостью в отношении к безгрешному и невинному Страдальцу 176 и затем фатально упраздняется (III, 13), как лишившийся всякого права на бытие слишком очевидною и абсурдною безпардонностью. |
| Процессия остановилась перед дворцом, который, как служивший иногда резиденцией римского сановника претора, назывался обыкновенно “преторией“. Дворец, построенный на выдающейся возвышенности. гордо высился со своей колоннадой над окружавшими его домами, так что из окон его открывался далекий вид на город с его извивающимися улицами. Сам прокуратор или его часовой мог издали заметить приближение необычайной процессии и сделать необходимые справки и приготовления. Судя по возбуждению толпы. можно было полагать, не произошла ли опять какая-нибудь вспышка народного фанатизма, вроде тех, которые то и дело случались по большим праздникам, причиняя массу хлопот римскому прокуратору, который, собственно, в видах поддержания общественного порядка, я переселялся на праздники в Иерусалим из своей обычной резиденции – Кесарии приморской, представлявшей больше удобств к сношению с Римом. Но скоро разъяснилось, что никакого возмущения не было, а вожди народа привели к претории узника, чтобы получить от прокуратора утверждение на произнесенный над ним приговор, В претории была особая палата, служившая местом разбора судебных дел, со всеми принадлежностями, необходимыми для формального судопроизводства. Но старейшины иудейские теперь не хотели вступать внутрь претории с ее языческими украшениями и эмблемами, так как-де это подвергло бы их обрядовому осквернению и лишило возможности вкушать пасху. Эти гробы повапленные, внутри наполненные всякой мерзостью и нечистотою, бесчеловечные изверги, сердца которых пылали кровожадной злобой на неповинного Страдальца, остались до последнего момента верными своей грубо законнической праведности и, не боясь оскорбления высшей правды, опасались хотя случайного ; чисто внешнего осквернения чрез соприкосновение с чем-нибудь таким, что, по обрядовому закону, можно было счесть за нечистое. В таком смысле доложено было прокуратору, который поэтому должен был выйти на площадку претории, чтобы с нее выслушать и разобрать предстоявшее дело. Прокуратором в это время был Понтий Пилат (с 26 по 36г.). |
| Итак, если не хотим сохнуть, как проклятая Господом смоковница, или как трава, и в огонь вечный быть брошенными, постараемся, возлюбленные братия, приносить Насадителю нашей жизни плоды добрых дел, пока имеем время, силы, средства, случай. Может быть, придет время, когда и хотели бы сделать добро, но это будет невозможно. Дондеже время имамы, да делаим благое ко всем, паче же к присным в вере (Гал. 6,10). Аминь. Святитель Василий Кинешемский Святитель Василий Кинешемский Проклятием смоковницы Господь предсказывал будущую судьбу Израиля. Лицемерный, благочестивый только по наружности, гордый своей законнической праведностью и точным соблюдением внешних обрядовых предписаний религии, еврейский народ уже давно не приносил плодов горящего духа и истинно праведной жизни. Его благочестие было только показным, и в этом отношении он действительно очень напоминал евангельскую смоковницу, покрытую пышной зеленой листвой и не имеющую на себе плодов. Проклятие смоковницы знаменовало окончательное отвержение Богом израильского народа и его духовную гибель. Таким образом, в этом эпизоде мы видим продолжение того же настроения Господа, когда во время торжественного входа в Иерусалим Он с великой грустью смотрел на священный город, предвидя его падение и пророчествуя о нем. Проклятие смоковницы – то же пророчество, но выраженное в действии. Кроме того, в этом случае впервые сказалась грозная, карательная сила Господа. До сих пор Он являлся перед нами исключительно как кроткий, любвеобильный пастырь, полный бесконечного милосердия и всепрощения. Но необходимо было показать людям, что в Его руках находится власть и наказывать и что Его суд может быть не только снисходительным, но строгим и справедливым. Пусть помнят об этом те, которые слишком ласкают себя надеждой на Божественное всепрощение, не заботясь о собственном исправлении и не прилагая никаких усилий к тому, чтобы заслужить это прощение. Когда человек не приносит плодов покаяния и христианской жизни, подобно засохшей смоковнице, его осуждение неизбежно, и его преувеличенные, необоснованные надежды на милость Божию суть не что иное, как лжеупование… Протоиерей Александр Геронимус |
| Почему Святые отцы устроили так, что каждый год Постная Триодь начинается именно с этой притчи? От чего предостерегает нас Господь и от Его имени не устает повторять святая Церковь накануне Великого поста? Все дело в том, что отцы и Церковь говорят нам неприкрытую, горькую правду: смертельная болезнь фарисейства в нас с вами. И обнаружить ее, исцелиться от нее – вопрос жизни и смерти для каждого из нас. От Самого Господа, милосердного Врача душ и телес мы узнаем о людях, подпавших этой болезни, нечто поистине ужасное: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим». «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония». «Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну». «Не всякй говорящий Мне Господи, Господи, войдет в Царствие Небесное». Болезнь эта особо опасна тем, что протекает скрытно от самого человека, зараженного фарисейством. Фарисейство стремиться поразить и уничтожить главную защитную силу нашей души – покаяние, делает мнимого праведника неспособным к нему. «Явный грешник, впавший в смертные грехи способнее к покаянию, чем тот мнимый праведник, который по наружному поведению безукоризнен, но втайне души своей удовлетворен собою». – пишет святитель Игнатий. Главный признак этой болезни – уничижение других и самооправдание. Если видим в себе эти смертельные признаки – надо оставив все , ради спасения своей вечной жизни немедля исправлять их покаянием и решительным изменением самого себя. «Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие» – предупреждает нас, Своих учеников, Господь. Как часто осуждение под видом (что особо омерзительно) благочестивых рассуждений и бесед вторгается в нашу жизнь. И также постепенно, как фарисеи дошли до ненависти к Богочеловеку и решились на Его убийство, так и любому из нас грозит та же самая смертельная опасность, если мы не изменимся по духу. Ведь оба – и фарисей и мытарь – принесли к Богу плоды своего духа: один – гордыню и осуждение, другой – смирение и покаяние. Не законнической праведности, постоянно оправдывающей самою себя пред Богом, ждет от нас Господь, а праведности духовной, в смирении не находящей в себе ничего доброго – праведности святых. |
|
|
