Ц Цата Цата – подвес, прилагаемый к иконам. «Цата образовая золота чеканная с каменьи» 953 . Цвет Цвет. Цвета имели следующие названия, из коих многие употребляются и ныне: алый, аспидный, багровый, бирюзовый, бледный. брусничный, бурнатный (сукно бурнатно»), бурый, бусый, бело-голубой, белый, васильковый, вишневый, гвоздичный, голубой, гунгулинный (ангулинный), дикий, дымчатый, еринный, жаркий, желтый, жемчужный, зеленый, золотой, изумрудный, инбирный, кирпичный, коричневый или коричный, крапивный, красно-багровый, красно-вишневый, красно-малиновый, красный, кропивный, лазоревый, лимонный 954 , маковый, малиновый, мелинный, мурамно-зеленый, мясной, нагой (тельный), облакотный (облачный), объяринный (т. е. с отливом), огненный («огненный цвет, а жаркой тож»), осиновый, палевый, песочный или песчаный, померанцовый, пурпуровый, розовый, рудожелтой, сахарный, светло-багровый, светло-брусничный, светло-вишневый, светло-голубой, светло-дымчатый, светло-зеленый или празелен, светло-коричневый, светло-кропивный, светло-лазоревый, светло-лимонный, светло-маковогуляфный, светло-малиновый, светло-осиновый, светло-песочный, светло-рудожелтый, светло-синий, светло-соломенный, светло-серый, серебряный, сизовый, сизый, синий, сливный, смородинный, соломенный, серо-горячий, серый, таусинный или темно-вишневый, темно-багровый, темно-брусничный, темно-гвоздичный, темно-голубой, темно-зеленый, темно-коричневый, темно-кропивный, темно-лазоревый, темно-лимонный (тмолимонный), темно-маковый, темно-малиновый, темно-осиновый, темно-песочный, темно-синий, темно-серый, темно-таусинный, ценинный 955 , чалый, червленый 956 , червчатый, черный, чубарый, шафранный, яринный 957 . По различию цветов, земля, то есть главная, основная поверхность ткани, на которой наводились узоры, называлась алою, белою, голубою, червчатою, черною и проч.; а иногда просто – ал: «на але шолк бел с золотом реки и листье»; багрец: «на багреце шолк бел с золотом круги без связок, розвода золота», или багров: «на багрове шолк зелен с золотом листье, розвода золота»; бел: «на бели крушки золоты мелкой узор»; вишнев: «на вишневе шолк червчат с серебром мелкой узор»; голуб: «на голуби розные шолки без золота мужики и птицы»; жолт: «на жолти шолк червчат, зелен, лазорев клинцы»; зелен: «на зелени шолк бел с золотом косы»; лазорь: «на лазори шолк с золотом косы»; рудожолт: «на рудожолти шолк червчат да чорн круги»; синь: «на сини шолк червчат, бел, зелен с золотом круги розвода клетчата»; черевец: «на черевце розные шолки с золотом»; черн: «на черни розные шолки с золотом листье как ручки, а меж листье известки (читай: и звездки) и копытца золоты» 958 . Цка

http://azbyka.ru/otechnik/Pavel_Savvaito...

Менее всего я был счастлив при розыскании литературных источников Слова о создании церкви Печерской: получился лишь тот отрицательный результат, что наше Слово стоит независимо от византийско-славянских сказаний о построении храма Софии Цареградской, а равно и от сказания о построении первой церкви в г. Лидде, известного с именем Иосифа Аримафейского 14 . Прибавлю еще, что не отмеченная нами в своем месте гипотеза Буслаева о происхождении Слова 15 – кажется мне лишенною всякой вероятности: конечно, Слово о создании цер. Печерск. составлено не ad majorem gloriam княжеского рода Всеволода Ярославича и Монамаховичей, а с тою же самою целью, что и Послание к Поликарпу. В заключение считаю долгом сказать, что без просвещенного содействия со стороны Совета Академии я не мог бы воспользоваться тем все-таки довольно значительным количеством рукописного материала, какой мне необходим был при моих научных занятиях. Изданием в свет настоящей книги я обязан Отделению русск. яз. и словесн. И. Акад. Наук, которому и проношу здесь свою глубокую благодарность. С чувством самой искренней признательности вспоминаю также о том неизменном участии, с каким всегда относился к моей работе академик Алексей Александрович Шахматов, начавший помогать мне своими ценными советами и указаниями еще в то время, когда я был на студенческой скамье. Д. Абрамович 14 февр. 1903 г. 1 «О Патерике Печерском». – Ж. Мин. Нар. Пр. 1838 г., окт., и Чтен. Общ. Ист. И Др. р. 1847 г., кн. 9; «О редакц. Патер. Печерск. Вообще, в ответе на ст: «Обзор ред. Киевопеч. Патер., преимущественно древних». – Чтения 1858 г., кн III. 2 «Обзор редакц. К.-Печ. Патер., преимущественно древних». – Известия II Отдел. И. Ак. Наук, 1856 г., т. V. 4 Ср. В. А. Чаговец. Пр. Феодосий Печерск., его жизнь и сочинения. К. 1901, стр. 5–18; Г. Н. Бельченко. Пр. Феод. Печ., его жизнь и сочин. По поводу книги В. А. Чаговца. Од. 1902, стр. 4–10. 9 См. рукоп. Водокол. 229, лл. 413 и 481 о. – 537; собр. гр. Уварова 968 (300); Тр.-Сергиев. Л. 792 и 805, лл. 108–135; М. Рум. и И. Муз. 306; собр. Григоров. 24 (1706); собр. Иискар. 155; Солов. б. 580 (991), 551 (182), 486 (705) и 474 (651); И. П. Б. Толст. III. 70; Кир. Бел. б. 115/1192; Ундол. 390, 391 и 642; И. Общ. Л. др. и Q. I. (1091); Воскр. Новоиерусал. м. 110, л. 145 и д.; собр. кн. Вяземск. F. СХ и Q. CLXXXI. и мн. др.

http://azbyka.ru/otechnik/Dmitrij_Abramo...

3) В трёхстрочных периодах, при двукратном повторении строки повышения, она в первый раз употребляется в простом виде, во второй сменяется своим вариантом (См. „Тебе Бога хвалим“ л. 253 и др.). В четырёхстрочных периодах, при троекратном повторении строки повышения, два раза употребляется одна её форма, в третий же раз другая. Так в конце воскресного тропаря 1-го гласа (Синод. Обих. л. 32 об.) со слов: „слава воскресению Твоему“ в первый раз употреблена форма начальной строки, а затем два раза простейшая форма средней строки, в конце же богородична того же гласа (л. 33) в первый раз употреблена начальная форма, во второй же и в третий раз – вариант восходящий до соль. В припевах 1-го гласа перед задостойниками сначала два раза употребляется высокий вариант, а в третий раз простейшая форма строки (см., наприм., в нед. Пасхи л. 149 и Вознесению л. 150). Иногда два высокие варианта разделяются посредствующим между ними средним по высоте (см., наприм., богород. 1-й песни пасхальн. канона Обих. л. 213 со слов: „и иже радуйся“); иногда два высоте разделяются средним ещё высшим вариантом (припев пасхальн. канона: „Христос воскресе, смерть поправый“. Обих. л. 227). Строфы, такт, рифма. Существуют ли в греческом распеве наибольшие мелодические отделы – строфы и наименьшие – такты, соответствующие строфам и стопам стихотворных произведений? – В богослужебном песнотворении каждый ряд однородных песнопений, наприм., стихир с их богородичным, ирмосов с их тропарями, представляет собой целое словесное произведение, отдельные же тропари и стихиры суть его строфы. Поэтому и каждая отдельная мелодия каждого из этих песнопений в музыкальном отношении составляет строфу, в каком бы порядке (т. е. самогласном или схематическом) ни были размещены его музыкальные колена или строки. Строфы эти по их стилю, характеру мелодического движения и по количеству строк приблизительно одинаковы. Но каждая мелодическая строфа и в расположении своих частей есть не случайный и беспорядочный набор мелодических фраз и вариантов, а художественный их подбор, имеющий соответственную тексту музыкальную мысль и разнообразный, но уловимый для наблюдения, а иногда и весьма ощутительный порядок. В некоторых же песнопениях замечается и однообразно-правильное сочетание мелодических строк в большие отделы или строфы, каковые отделы последуют один за другим также в однообразно правильном порядке, как и строфы в стихах. Таковы, наприм., строфные мелодии песнопения: „Высшую небес“ (Синод. Обих. л. 250) и тропарей молебного канона Пресвятой Богородице (л. 238–249).

http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Voznesen...

– Пер.], и Я успокою вас [в серб.: и Я дам вам отдохновение. – Пер.]; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. И заканчивает Свой зов такими словами: Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко. Размышляли ли вы когда-нибудь глубоко и основательно об этих Христовых словах? И о разнице между тем игом и бременем, которое люди возлагают сами на себя, и игом и бременем Христовым? Разница и вправду здесь весьма велика. Иго мирских людей состоит в том, что они думают достигнуть всего собственными силами, без Божией помощи. А Христово иго – в неустанном уповании на всемогущего Небесного Отца. По сей причине, то иго тяжко и неудобоносимо, а это [иго] – благо. Далее, судиться – это бремя мирское, бремя тяжёлое; примириться – это лёгкое бремя Христово. Вот ещё: мстить – это тяжкое бремя человеческое; простить – лёгкое бремя Христово. Христово бремя – любовь, а иго несчастных [бедолаг] – ненависть. Христово бремя – истина, а бремя диавольское – ложь. Христово бремя – братолюбие, а бремя грешников – самолюбие. Христово иго – это помогать и давать, а иго грешников – красть и отнимать. Христово иго – это труды и подвиги ради Царства Небесного, а иго погибающих – это усилия по стяжанию царства земного. Христово иго – это узкий путь, возводящий в Царство Божие, а иго убогих и жалких людей – путь широкий, ведущий в погибель. Христово бремя – святыня и милость во всём; путь грешников – сплошь одна [низость и] вульгарность. Христово бремя – целомудрие и честность; бремя грешников – бесчестность и распутство. Христово бремя – терпение, ведущее к окончательной победе; бремя грешников – нетерпение, приводящее к отчаянию. Христово [бремя] носят с очами, вперёнными в вечную жизнь в Царстве Божием, а мирское бремя влачат со взором, пригибающимся к могиле. Какое иго мягче и какое бремя легче? Несомненно, Христово. Впрочем, хотя люди и слышали Христов призыв взять на себя Его иго и Его бремя, однако нагрузили они себя невыносимыми заботами мира сего о мире сем; с избытком обременили они себя эгоизмом, злобой, хитростью, самолюбием, надмением, нечестностью, сухостью, развратом, безбожием – и сатана погонял их своим бичом, как тягловый скот.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Serbsk...

Поставлял Фельдман генералу Картузову сало и вазелин-полусмазку для орудий. Боже, сотвори чудо! — Пан сотник, це не тот документ!.. Позвольте… — Нет, тот, — дьявольски усмехнувшись, молвил Галаньба, — не журись, сами грамотны, прочитаем. Боже! Сотвори чудо. Одиннадцать тысяч карбованцев… Все берите. Но только дайте жизнь! Дай! Шмаисроэль! Не дал. Хорошо и то, что Фельдман умер легкой смертью. Некогда было сотнику Галаньбе. Поэтому он просто отмахнул шашкой Фельдману по голове. 9 Полковник Болботун, потеряв семерых казаков убитыми и девять ранеными и семерых лошадей, прошел полверсты от Печерской площади до Резниковской улицы и там вновь остановился. Тут к отступающей юнкерской цепи подошло подкрепление. В нем был один броневик. Серая неуклюжая черепаха с башнями приползла по Московской улице и три раза прокатила по Печерску удар с хвостом кометы, напоминающим шум сухих листьев (три дюйма). Болботун мигом спешился, коноводы увели в переулок лошадей, полк Болботуна разлегся цепями, немножко осев назад к Печерской площади, и началась вялая дуэль. Черепаха запирала Московскую улицу и изредка грохотала. Звукам отвечала жидкая трескотня пачками из устья Суворовской улицы. Там в снегу лежала цепь, отвалившаяся с Печерской под огнем Болботуна, и ее подкрепление, которое получилось таким образом: — Др-р-р-р-р-р-р-р-р-р-рр… — Первая дружина? — Да, слушаю. — Немедленно две офицерских роты дайте на Печерск. — Слушаюсь. Дррррр… Ти… Ти… ти… ти… И пришло на Печерск: четырнадцать офицеров, три юнкера, один студент, один кадет и один актер из театра миниатюр. Увы. Одной жидкой цепи, конечно, недостаточно. Даже и при подкреплении одной черепахой. Черепах-то должно было подойти целых четыре. И уверенно можно сказать, что, подойди они, полковник Болботун вынужден был бы удалиться с Печерска. Но они не подошли. Случилось это потому, что в броневой дивизион гетмана, состоящий из четырех превосходных машин, попал в качестве командира второй машины не кто иной, как знаменитый прапорщик, лично получивший в мае 1917 года из рук Александра Федоровича Керенского георгиевский крест, Михаил Семенович Шполянский.

http://azbyka.ru/fiction/belaya-gvardiya...

После проводов Государя ко мне подошел начальник Киевского охранного отделения полковник Кулябко и обратился со следующими словами: " Сегодня предстоит тяжелый день; ночью прибыла в Киев женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт в Киеве; жертвой намечен, по-видимому, Председатель Совета Министров, но не исключается и попытка Цареубийства, а также покушения на министра народного просвещения Кассо; рано утром я доложил обо всем генерал-губернатору, который уехал с Государем на маневры; Генерал Трепов заходил к П.А.Столыпину и просил его быть осторожным; я остался в городе, чтобы разыскать и задержать террористку, а генерал Курлов и полковник Спиридович тоже уехали с Государем " . Мы условились, что полковник Кулябко вышлет за Председателем Совета Министров закрытый автомобиль, чтобы в пять часов дня отвезти его в Печерск на ипподром, где должен был происходить в Высочайшем присутствии смотр потешных. Кулябко передаст шоферу маршрут, чтобы доставить министра туда и обратно кружным путем. По приезде П.А.Столыпина к трибуне я встречу его внизу и провожу в ложу, назначенную для Председателя Совета Министров и лиц свиты, возле царской; вокруг Кулябко незаметно расположит охрану. Кулябко просил провести министра так, чтобы, он не останавливался на лестнице и в узких местах прохода. Я спросил Кулябко, что он предполагает делать, если обнаружить и арестовать террористку не удастся. На это он ответил, что вблизи Государя и министров он будет все время держать своего агента-осведомителя, знающего террористку в лицо. По данному этим агентом указанию она будет немедленно схвачена. До крайности встревоженный всем слышанным, я поехал в городской театр, где заканчивались работы к предстоящему в тот же вечер парадному спектаклю, и в Печерск на ипподром. Поднимаясь по Институтской улице, я увидел шедшего мне навстречу П.А.Столыпина. Несмотря на сделанное ему генерал-губернатором предостережение, он вышел около 11 часов утра из дома начальника края, в котором жил.

http://sedmitza.ru/text/397734.html

Шеренги Болботуна по команде спешились, залегли, прикрылись и начали перестрелку с юнкерами. Печерск наполнился грохотом, эхо заколотило по стенам, и в районе Миллионной улицы закипело, как в чайнике. И тотчас болботуновы поступки получили отражение в Городе: начали бухать железные шторы на Елисаветинской, Виноградной и Левашовской улицах. Веселые магазины ослепли. Сразу опустели тротуары и сделались неприютно-гулкими. Дворники проворно закрыли ворота. И в центре Города получилось отражение: стали потухать петухи в штабных телефонах. Пищат с батареи в штаб дивизиона. Что за чертовщина, не отвечают! Пищат в уши из дружины в штаб командующего, чего-то добиваются. А голос в ответ бормочет какую-то чепуху. — Ваши офицеры в погонах? — А, что такое? — Тиу… — Тиу… — Выслать немедленно отряд на Печерск! — А, что такое? — Тиу… По улицам поползло: Болботун, Болботун, Болботун, Болботун… Откуда узнали, что это именно Болботун, а не кто-нибудь другой? Неизвестно, но узнали. Может быть, вот почему: с полудня среди пешеходов и зевак обычного городского типа появились уже какие-то в пальто, с барашковыми воротниками. Ходили, шныряли. Юнкеров, кадетов, золотопогонных офицеров провожали взглядами, долгими и липкими. Шептали: — Це Бовботун в мисце прийшов. И шептали это без всякой горечи. Напротив, в глазах их читалось явственное — «Слава!» — Сла-ва-ва-вав-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва… — холмы Печерска. Поехала околесина на дрожках: — Болботун — великий князь Михаил Александрович. — Наоборот: Болботун — великий князь Николай Николаевич. — Болботун — просто Болботун. — Будет еврейский погром. — Наоборот: они с красными бантами. — Бегите-ка лучше домой. — Болботун против Петлюры. — Наоборот: он за большевиков. — Совсем наоборот: он за царя, только без офицеров. — Гетман бежал? — Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? Неужели? — Тиу. Тиу. Тиу. Разведка Болботуна с сотником Галаньбой во главе пошла по Миллионной улице, и не было ни одной души на Миллионной улице. И тут, представьте себе, открылся подъезд и выбежал навстречу пятерым конным хвостатым гайдамакам не кто иной, как знаменитый подрядчик Яков Григорьевич Фельдман. Сдурели вы, что ли, Яков Григорьевич, что вам понадобилось бегать, когда тут происходят такие дела? Да, вид у Якова Григорьевича был такой, как будто он сдурел. Котиковый пирожок сидел у него на самом затылке и пальто нараспашку. И глаза блуждающие.

http://azbyka.ru/fiction/belaya-gvardiya...

Слушатели обожали Михаила Семеныча за то же, за что его обожали в клубе «Прах», — за исключительное красноречие. — Какая же это сила? — спросил Копылов, пыхтя козьей ножкой. Умный коренастый блондин Щур хитро прищурился и подмигнул собеседникам куда-то на северо-восток. Группа еще немножечко побеседовала и разошлась. Двенадцатого декабря вечером произошла в той же тесной компании вторая беседа с Михаилом Семеновичем за автомобильными сараями. Предмет этой беседы остался неизвестным, но зато хорошо известно, что накануне четырнадцатого декабря, когда в сараях дивизиона дежурили Щур, Копылов и курносый Петрухин, Михаил Семенович явился в сараи, имея при себе большой пакет в оберточной бумаге. Часовой Щур пропустил его в сарай, где тускло и красно горела мерзкая лампочка, а Копылов довольно фамильярно подмигнул на мешок и спросил: — Сахар? — Угу, — ответил Михаил Семенович. В сарае заходил фонарь возле машин, мелькая, как глаз, и озабоченный Михаил Семенович возился вместе с механиком, приготовляя их к завтрашнему выступлению. Причина: бумага у командира дивизиона капитана Плешко — «четырнадцатого декабря, в восемь часов утра, выступить на Печерск с четырьмя машинами». Совместные усилия Михаила Семеновича и механика к тому, чтобы приготовить машины к бою, дали какие-то странные результаты. Совершенно здоровые еще накануне три машины (четвертая была в бою под командой Страшкевича) в утро четырнадцатого декабря не могли двинуться с места, словно их разбил паралич. Что с ними случилось, никто понять не мог. Какая-то дрянь осела в жиклерах, и сколько их ни продували шинными насосами, ничего не помогало. Утром возле трех машин в мутном рассвете была горестная суета с фонарями. Капитан Плешко был бледен, оглядывался, как волк, и требовал механика. Тут-то и начались катастрофы. Механик исчез. Выяснилось, что адрес его в дивизионе вопреки всем правилам совершенно неизвестен. Прошел слух, что механик внезапно заболел сыпным тифом. Это было в восемь часов, а в восемь часов тридцать минут капитана Плешко постиг второй удар. Прапорщик Шполянский, уехавший в четыре часа ночи после возни с машинами на Печерск на мотоциклетке, управляемой Щуром, не вернулся. Возвратился один Щур и рассказал горестную историю. Мотоциклетка заехала в Верхнюю Теличку, и тщетно Щур отговаривал прапорщика Шполянского от безрассудных поступков. Означенный Шполянский, известный всему дивизиону своей исключительной храбростью, оставив Щура и взяв карабин и ручную гранату, отправился один во тьму на разведку к железнодорожному полотну. Щур слышал выстрелы. Щур совершенно уверен, что передовой разъезд противника, заскочивший в Теличку, встретил Шполянского и, конечно, убил его в неравном бою. Щур ждал прапорщика два часа, хотя тот приказал ждать его всего лишь один час, а после этого вернуться в дивизион, дабы не подвергать опасности себя и казенную мотоциклетку N8175.

http://azbyka.ru/fiction/belaya-gvardiya...

Ложные мысли и ложные слова, ложные чувства и ложные желания – вот сумма лжи, которая уводит нас к небытию, иллюзиям и богоотречению. С этого пути-распутья, увы, нет возврата без большого потрясения в жизни человеческой, когда ослепший человек падает на землю, как Савл, и когда Бог поднимает его из пыли и немощи, открывая ему глаза на обратный путь. (4, с. 71–72) Из сострадания и любви призывает Он людей к Себе, чтобы, взирая на Него, получили они назидание и отдохновение. Придите ко Мне, говорит Он, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. И заканчивает Свой зов такими словами: Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко. Размышляли ли вы когда-нибудь глубоко и основательно об этих Христовых словах? И о разнице между тем игом и бременем, которое люди возлагают сами на себя, и игом и бременем Христовым? Разница и вправду здесь весьма велика. Иго мирских людей состоит в том, что они думают достигнуть всего собственными силами, без Божией помощи. А Христово иго – в неустанном уповании на всемогущего Небесного Отца. По сей причине то иго тяжко и неудобоносимо, а это [иго] – благо. Далее, судиться – это бремя мирское, бремя тяжелое; примириться – это легкое бремя Христово. Вот еще: мстить – это тяжкое бремя человеческое; простить – легкое бремя Христово. Христово бремя – любовь, а иго несчастных – ненависть. Христово бремя – истина, а бремя диавольское – ложь. Христово бремя – братолюбие, а бремя грешников – самолюбие. Христово иго – это помогать и давать, а иго грешников – красть и отнимать. Христово иго – это труды и подвиги ради Царства Небесного, а иго погибающих – это усилия по стяжанию царства земного. Христово иго – это узкий путь, возводящий в Царство Божие, а иго убогих и жалких людей – путь широкий, ведущий в погибель. Христово бремя – святыня и милость во всем; путь грешников – сплошь одна [низость и] вульгарность. Христово бремя – целомудрие и честность; бремя грешников – бесчестность и распутство.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Serbsk...

К сожалению, того же нельзя сказать о воззвании Савинкова. Называя Корнилова «изменником отечества», он, конечно, прекрасно понимал, что клевещет на горячего патриота, с опасностью для жизни бежавшего из немецкого плена. (О том, что симпатии Савинкова во время и после конфликта были на стороне Корнилова, свидетельствуют, как его показания на следствии, так и его воспоминания). Надо, впрочем, отдать справедливость Савинкову: он не сразу отошел от Корнилова. Даже и после отставки Главнокомандующего Савинков страстно боролся за примирение. Он при мне дважды говорил по прямому проводу с Корниловым, пытаясь вернуть его на путь подчинения, но все было тщетно. Тогда, поставленный перед необходимостью выбора между Керенским и Корниловым, Савинков, скрепя сердце, выбрал Керенского. Иначе поступить он не мог. Выбор Корнилова, восставшего на демократа и социалиста Керенского, означал бы для него отказ от всей прожитой жизни. К тому же Савинков не мог быть уверенным, будет ли ему в правом лагере предоставлена роль достаточно значительная для спасения правды революции. Безусловного доверия к нему в Ставке не было. Было уже пущено крылатое слово, что еще неизвестно, кому Савинков хочет воткнуть нож в спину: Керенскому, или Корнилову. Решив идти против Корнилова, Савинков предложил Керенскому свои услуги в качестве генерал–губернатора Петрограда, а тем самым и Главнокомандующего всеми антикорниловскими силами. Первым актом нового генерал–губернатора и было вышеупомянутое воззвание. Трудно сказать, не был ли историей уготовлен для Савинкова и совершенно иной путь, путь возглав–ления революции. Кое–кто об этом во всяком случае думал. Предельно утомленный событиями дня, я очень поздно вернулся в «Асторию», где меня, как каждый вечер, ждала с чаем Наташа. Мы только что собрались ложиться спать, как кто–то громко постучал в дверь. Выйдя в коридор, я увидел перед собою бледного, еле стоявшего на ногах Станкевича. Невольно заглянув в открытую дверь и увидав Наташу, о пребывании которой в Петрограде он не знал, он с укоризной посмотрел на меня и смущенно проговорил: «Нехорошо, дорогой, такая страшная ночь, а у вас женщина». (Как жаль, что большинство политических деятелей никогда не предъявляли ни себе, ни другим таких строгих нравственных требований. Предъявляйся они чаще, наша политическая жизнь была бы много выше).

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=844...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010