| Христ. жизнь, укоренившаяся здесь со времен Римской империи, и окончательное заселение этих территорий сербами в нач. VII в. предопределили дальнейшую судьбу и историческую роль города. В соч. «О народах» имп. Константина VII Багрянородного (X в.) сохранились ценные сведения о крещении сербов, к-рое происходило в неск. этапов. В нач. VII в. имп. Ираклий, позволивший славянам заселить опустевшие области Византии («нынешняя Сервлия и Пагания, и земля захлумов, и Тервуния, и земля Канали»), отправил к ним священников, к-рые их окрестили и, «научив правильно совершать дела благочестия, изложили им Христово вероучение». Но поскольку проповедь шла не на родном языке сербов, процесс их христианизации затянулся вплоть до времени св. равноапостольных Кирилла (Константина) и Мефодия и их учеников (между 867 и 874). Именно к этому времени у сербов оформилась церковная организация и Б. («Белиград», как впервые он упоминается в 878 в письме папы Иоанна VIII болг. кн. Борису-Михаилу ) стал центром епископии, престол к-рой занимал еп. Сергий, славянин по происхождению. По всей видимости, кафедра Б. входила в состав более крупной церковной области под юрисдикцией Рима (возможно, Паннонско-Моравской епархии). В X-XI вв. Сербия попадает под контроль Византии и Белградская епископия (греч. Σιγιδν τοι Βελεγρδων) упоминается в составе кафедр К-польского Патриархата ( Darrouzè s. Notitiae. N 11). Согласно грамоте имп. Василия II , в 1019 г. она являлась частью Охридской архиепископии и охватывала значительную область с городами Градац, Ужице, Глава и Бела-Црква, будучи по числу клириков сравнима с такими крупными епархиями, как Нишская или Средецкая. В IX-XII вв. Б. владели болгары, византийцы, венгры. За обладание этими стратегически важными территориями в XI-XII вв. участились столкновения между Византией и Венгрией, а в сер. XIII в. Венгрия образовала в сев.-зап. Сербии отдельную территориальную единицу - Мачванскую бановину, куда вошел и Б. с окрестностями; в то время он потерял, по-видимому, статус епископии и был подчинен юрисдикции Сирмийской кафедры (Срема). |
| Наконец, с большой вероятностью следует допустить, что влияние Мефодия, как моравско-паннонского архипастыря, и его славянского богослужения простиралось и на хорвато-сербскую Далмацию, по крайней мере, на северную часть ее. Возможно, что имена Кирилла и Мефодия, как славянских учителей, стали известны в ней еще со времени первого путешествия их в Моравию, которое, как мы полагаем, совершено было не через Болгарию, а западным путем, и быть может через Далмацию. Возможно и то, что Мефодий бывал здесь и в один из своих переходов из Паннонии в Рим и обратно. 170 А после того, как папа Иоанн VIII, помогший Мефодию освободиться из тюрьмы и восстановивший его на паннонском архиепископстве, поспешил с увещаниями хорвато-сербскому князю Мутимиру присоединить свою область к паннонской епархии, имеющей своего архиепископа в лице Мефодия, между последними, т.е. Мутимиром и Мефодием естественно предполагать возникновение сношений, хотя об них и неизвестно, естественно предполагать, что и Мефодий, осведомленный о взгляде Рима на область Мутимира, как на такую, которая принадлежала и должна принадлежать к составу паннонской епархии, счел своим правом и долгом проявить так или иначе свое влияние на эту область. 3а всем тем самое родство и соседство паннонских или посавских хорватов с далматинскими или с засавскими хорватами должны были повлиять на переход к последним славянских книг и славянского богослужения. Это могло наступить даже с 874 года, когда с подпадением Паннонии под власть немцев и немецкого духовенства здешние славянские священники подвергались стеснениям и гонениям за славянское богослужение, так что по крайней мере некоторые из них располагались искать убежища, а таким естественно должна была представляться для них не Моравия только, но и засавская Хорватия, как страна соседняя, родственная и независимая. Таким образом, пяти-шестилетний период служения Мефодия, как моравско-паннонского архиепископа, обнимающий 874–879 годы, был плодовит деятельностью и ознаменован значительным расширением сферы его влияния, влияния славянской церкви и славянского богослужения. |
| 154 Смысл этих рассуждений папы о неприменении сроков (для церковной власти) там, где к вопросу о них примешивается свирепость язычников и неверных, следующий: Паннония имела христианскую кафедру от глубокой древности, находясь в составе Иллирика в непосредственной зависимости от Рима. Потом, через нашествие варваров, древняя паннонская епархия закрылась; но, хотя по отвоевании этой страны от варваров, она подчинена была зальцбургской епархии, но это не уничтожает древних и начальных прав римской кафедры, которая не могла пользоваться ими только вследствие бывших нашествий варваров-язычников. Яснее и решительнее выражает папа такие доводы свои в следующем затем послании к Людовику. 155 Так думает Бильбасов (по изложению которого мы и приводим это послание) и, кажется нам, основательно, ибо в посланиях не упоминается о Мефодие. Но приурочиваемое им к этому месту и времени послание к Карломану писано, надо полагать, не теперь, а позже – в 875 году. Вообще о всех посланиях лапы Uoahha VIII данного и следующего времени – см. у Бильбасова, Лавровского, Воронова со ссылками на начальные издания и критическими замечаниями о них. Полный же и точный перевод посланий, по которому здесь и далее мы приводим их, – у Бильбасова. Некоторая часть есть и у Миня . Patr. Lat. Т. 126. 156 Эти выражения инструкции ясно свидетельствуют, что жалобы на беззаконный суд над Мефодием заносимы были в Рим непосредственно из моравско-паннонской епархии. Жестокие гонители Мефодия, держа его в тюрьме, едва ли дали бы ему возможность лично послать жалобу папе. Посылали ее почитатели Мефодия из славян, в том числе, вероятно, Коцел, которому потом и возвращен был Мефодий из тюрьмы и которому немецкие епископы грозили бедой за участие к Мефодию, как будет сказано ниже. Свидетельством папы о трехлетнем периоде страданий Мефодия подтверждается и сказание жития о пребывании Мефодия в тюрьме два с половиной года. Разница на полгода сама собой объясняется тем, что в «Житии» говорится только о сроке пребывания в тюрьме, а у папы о всем периоде удаления его с кафедры, обнимающем и время от захвата Мефодия до суда над ним, потом время суда и отправки в тюрьму. Затем выражение три лета могло быть употреблено и в смысле круглой цифры. |
| Апостоличество кафедры, т.е. непосредственное происхождение ее от одного из апостолов, считалось обыкновенно основанием ее самостоятельности, автокефальности. Очень возможно, что предание об ап. Андронике стало известным в Паннонии именно из объяснений Константина и Мефодия. 149 Мефодий мог разуметь то, что, получив поставление и назначение на моравско-паннонскую архиепископию от римской кафедры, считал свою епархию в непосредственной зависимости от этой последней. 150 В житии Мефодия говорится: «рече король из ница». Под королем одни разумеют Карломана, другие князя Святополка. Возможно, что на суде присутствовал тот и другой, на что как будто указывается и в словах Мефодия: «Истину глаголю пред цесари и не стыжуся». Цесари здесь значило бы вообще государи. Но выражение «не томите моего Мефодия» – скорее можно относить к Святополку, как ближайшему государю Мефодия. Предательский характер Святополка, недавнего губителя Ростислава, а в данную пору угодника немцев, довольно гармонирует с глумливым характером его заступничества за Мефодия. Выражение из ница одни оставляют без объяснения, другие толкуют в смысле ласково, что не согласно с глумливым тоном речи. Не описка ли это слова из Нитры, ибо Святополк был и князем Нитры. Не шло к Святополку в данное время слово король, ибо титул короля Святополк получил уже позже. Но автор жития мог назвать его королем именно по этому позднейшему званию его, о котором он знал в своем время. 151 Подробности и цитаты у Бильбасова и Лавровского. Там же. Священник Иоанн, как замечено было выше, мог быть из итальянско-венецианского духовенства, заходившего в Моравию и Паннонию еще до Константина и Мефодия. Но возможно, что священники из Венецианско-Гроденской епархии прибывали и вновь уже по приходе Мефодия из Рима. 152 Это известная записка Зальцбургского анонима, изданная под заглавием: Historia conversionis Carantanorum et de s. Methodii testimonium querulum (у Копитара в Glagolita Closianus p. 72–76, Бильбасова – Кирилл и Мефодий I, 111–126). |
| В. Ламанский обращает внимание на то, что содержащиеся в Паннонских житиях два повествования о религиозных прениях Константина Философа с евреями в Итиле и о крещении им языческого кагана существенно разнятся между собой. В первом рассказе «Константиновы собеседники и совопросники – евреи-книжники, а тут – некнижная чадь. В начале является как бы каган хазарский, еврейского исповедания, а здесь тоже каган, только язычник… В первом рассказе сцена происходит как будто во дворце, в покоях кагана хазарского. Во втором же рассказе, плохо связанном с первым, и каган не еврейского исповедания и состоял доселе, как видно, совсем в иных отношениях с Византией… Каган второго рассказа был еще недавно врагом греков: у него выпрашивает себе Константин Философ двести человек пленных из греков» . Анализируя эти и другие подробности, акад. В. Ламанский приходит к выводу, что «упоминаемое в Житии Константина Философа крещение им двухсот чадий и было первое Крещение Руси, упоминаемое патриархом Фотием» . И что «862 год – не год основания государства Руси, а год первого крещения Руси и введения в ней грамоты» . Этого же мнения придерживался и проф. А. Карташев . По мнению Ламанского и Карташева, под влиянием киевского князя Аскольда великоморавский князь Ростислав (846–870) тоже пригласил к себе в 863 году первых славянских просветителей и по образцу соседней Киевской Руси учредил собственные национальные православные епархии . В Моравской легенде о тех событиях рассказывается, что «князь Моравии, услыхав, что совершил философ (Константин) в стране хазар (то есть Руси. – С.Ш. ), а также имея попечение о своем народе, отправил к императору (византийскому. – С.Ш. ) послов с просьбой, чтобы тот направил к его народу настоящего учителя, который указал бы им правую веру, установленный закон и путь истины» . По легенде выходит, что моравы пригласили к себе солунских братьев после распространения слухов об их успехах среди соседних «хазар». «Итальянская легенда», которую, нужно думать, составил епископ Гавдерик Велетрийский, имевший возможность общаться со святым Кириллом в Риме, уже несколько конкретнее намекает на крещение ими именно русичей, указывая на миссионерскую деятельность не в самой Хазарии, а в «хазарской провинции». Как мы уже отмечали выше, именно такой «провинцией» длительное время считалась Русь не только среди хазар, но и среди византийцев. |
| Кроме названных в житии Горазда, Климента, Наума, Ангеляра, Лаврентия, Саввы, были в том числе еще и другие. 319 Понятно и то, что для изгнания таких лиц, хоть и.безоружных, требовалась военная сила, требовался военный конвой, в виду возможности заступничества за них со стороны народа. Вполне вероятно свидетельство жития, что конвой этот состоял из немцев, ибо они, а не славянские воины могли быть надежными и усердными исполнителями подобного жестокого распоряжения о славянском духовенстве. Немцев этих мог, с ведома Святополка, собрать и Вихинг из своей прежней нитранской епархии, и вообще из своей немецкой паствы в пределах Моравии и Паннонии. Он же, стоя во главе гонителей, был главным виновником того приказа, по которому, как замечает житие, воины, конвоируя изгнанников, обращались с ними нагло и жестоко, к чему, впрочем, они и сами способны были как солдаты своего времени, привычные к всякого рода насилиям над мирными и беззащитными жителями, как немцы, недолюбливавшие и презиравшие славян, а на изгнанников смотревшие как на еретиков и мятежников. Согласно прямому наставлению папского письма, в котором повелевалось изгонять ослушников далеко от пределов Моравии, воинам дано приказание отвести изгнанников в разные места, прилежащие к Истру-Дунаю. И действительно, воины загнали их в какую-то далекую от моравской столицы местность, всего вероятнее – в ту степную, тогда малонаселенную равнину между Дунаем и Тиссой, которая отделяла пределы мораво-паннонского государства от болгарского, в которой бродили остатки авар, а потом осели венгры. Здесь-то изгнанники оставлены на произвол судьбы, ограбленные, истощенные, измученные. Но не оставлены они Богом. Одни, между небом и землей, они вознесли молитвы к Богу, укрепляемые Его благодатью и теперь, как прежде в тюремном заключении, находя утешение в чувстве веры и правды, за которую были изгнаны. Раздумье изгнанников о том, куда теперь направить свой путь, было непродолжительно. Оно разрешалось для них живучей мыслью о своем призвании в качестве учеников святых и равноапостольных просветителей славянских. |
| Первой московской крепостью на пути самозванца был город Моравск. Эта маленькая крепость неожиданно получила первостепенное значение: для самозванца многое зависело от первой встречи и первого препятствия... Окажутся ли справедливыми донесения о том, что украинское население с нетерпением ждёт своего законного государя Димитрия?.. Действительность превзошла ожидания. Ещё не доходя до московского рубежа и до последней польско-литовской крепости Остра, в деревне Жукине самозванец получил известие, что черниговский пригород Моравск сдался ему без боя. Через какую-нибудь неделю сдался и Чернигов. В обоих городах произошли одинаковые события. Приближение „царя и великого князя Димитрия Ивановича» вызывало колебание в гарнизоне. Воеводы со своим штабом и с высшими чинами гарнизона помышляли о сопротивлении, а толпа казаков и стрельцов – о сдаче. В Моравске без выстрела связали воевод Ладыгина и Безобразова, и крепость с 700 человек гарнизона отворила ворота и признала царя Димитрия. В Чернигове сперва часть гарнизона, человек около 300 стрельцов, под влиянием воевод начала из цитадели бой с пришедшими, но вынуждена была сдаться, когда остальные черниговцы пошли сами на крепость с войсками самозванца; и здесь воеводы были выданы самозванцу населением. Восторг населения проявлялся весьма бурно, особенно в Моравске. Ворота крепости были открыты, жители толпами вышли навстречу Лжедимитрию, выстроились по обе стороны дороги, плакали от радости и выражали свои чувства в простодушных выражениях: – Солнышко наше... Димитрий Иванович вернулся к нам!.. Въезд самозванца в крепость походил на возвращение государя в свои владения, к своему народу. Ему поднесли хлеб-соль, ключи от крепости и золотые монеты. Священники встретили его со святой водой и иконами, к которым он приложился. В знак торжества жители открыли пальбу из орудий. После столь блестящего успеха самозванец мог рассчитывать на всё... В Чернигове большую неприятность доставили самозванцу казаки. Они воспользовались сопротивлением воеводы, князя Татева, и принялись грабить город, как бы взятый ими с бою. |
| Писана сия наша Царского Величества жалованная Грамота Государствия нашего во Дворе, в Царствующем велицем граде Москве, лета от создания Мира 7216, а от Рождества Христова 1708, месяца – дня, Государствования нашего 27 году. Списана из Малороссийских Дел Московского Иностранных Дел Архива. Но, вероятно, сия Грамота не была послана к Митрополиту Иоасафу, как видно из следующей Грамоты. 37. А в наших Великого Государя жалованных Грамотах, данных Преосвященному Варлааму Ясинскому, Митрополиту Киевскому, Галицкому и Малыя России написано в первой: 199 (1691) году Сентября 29 Преосвященному Варлааму Митрополиту и иным по нем впред будучим Киевским Митрополитам прежними и нановонаданными к Свято-Софийскому Дому вотчинами и именно: деревнею Погребками и Зазимьем, Местечком Малою, прозываемою Моравск с принадлежностями, деревнею Соколовкою и Коропом с Руднею, селом Церковищем с деревнею Ковчином и с принадлежностями; да на той стороне Днепра Местом Белогородкою, деревнями Янковичем, Рословичем, Малою Бугаевкою, Снятином, Мархеловкою, Жилянами, да местом Триполем с деревнями и со всеми к ним належащими угодиями к Свято-Софийскому Дому Митрополии Киевской владеть и доходы всякие с тех вотчин имать, и всякие пожитки употреблять. А что в тех же помянутых вотчинах и в Местечке Белогородке обретаются и живут Казаки, которые наши Царского Величества полковые службы под Региментом Гетманским служат, и тех Казаков с надлежащими их домами, с полями, с сенными покосы и со всякими угоды, в вольностях ему Преосвященному соблюдать и ни в какия их земли и угодия ныне и впред Судьям и Приказным и его домовым людям не вступаться, и те Казаки подданным Преосвященного Митрополита ни в чем вредити не имеют. А буди в тех вотчинах и в Местечке Белогородке учинит кто какое разорение и насильство, и тем людям от нас Великого Государя, от нашего Царского Величества, по розыску быть в опале: а буди учинится порубежным Свято-Софийскому Дому вотчинам какая обида и наезд от Польских людей, и от тех наездов по нашему Великого Государя, нашего Царского Величества, Указу оберегать Боярам нашим и Воеводам в Киеве будучим, и подданному нашему Гетману; а монастырь Архистратига Михайла, именуемый Выдубицкий, издревле до Митрополии Киевской належащий, приписать по-прежнему к Митрополии Киевской и ведать Митрополитам Киевским, так как издавна належало, во всякой к славе Божии лепоте и украшении, и Игумен и братия были б в том монастыре всегда неотменно. |
| Самозванец начал собирать войско. Он написал грамоты московскому народу и казакам. Борис Годунов был взволнован событиями. Он отправил родного дядю Григория Отрепьева в Польшу для обличения племянника. В то же время Патриарх Иов написал соборную грамоту Киевскому князю Константину Острожскому и польскому правительству, убеждая их не потворствовать обманщику, но передать его русским. В первой грамоте он писал, что так называемый Дмитрий — беглый диакон Чудова монастыря, избегавший наказания за свои нечестивые дела; приводя факты истинной смерти царевича Димитрия, он просил Киевского князя изловить самозванца и, во избежание кровопролития между государствами, прислать его в Россию для наказания по правилам святых отцов и соборному уложению, чтобы «от таковых злодеев и еретиков великое и пресвятое имя Господа Иисуса Христа не было хулимо и образ иноческий поруган» . Обращаясь к польскому правительству, Патриарх Иов клятвенно свидетельствовал о самозванстве Отрепьева, просил не верить речам обманщика и не нарушать перемирия с Россией . С аналогичным посланием Борис Годунов обратился к Сигизмунду III и в Вену — к императору Австрийскому . Однако эти увещания Патриарха и Бориса Годунова не были услышаны, тогда как воззвания Лжедмитрия к казакам возымели свое действие. 16 октября 1604 года Лжедмитрий перешел русскую границу. Кроме донских казаков он вел с собой 3000 наемников . Самозванец разослал манифест , в котором извещал, будто он был сохранен от смерти Господом и что он идет на престол своих предков. Он убеждал всех отречься от Бориса и служить ему, «истинному царю», обещая счастье и благоденствие под своим владычеством . Хотя навстречу самозванцу были посланы войска во главе с царскими воеводами, многие города добровольно сдавались Лжедмитрию. Первым был Моравск, затем — Чернигов и Путивль , после — Рыльск, Борисов, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Курск, Севск, Елец . Единственным городом, который дал отпор самозванцу, оказался Новгород-Северский. Неожиданное самоотверженное сопротивление города обескуражило Отрепьева и вызвало бурный отток наемников из войска Лжедмитрия за границу. |
| Таким образом, заставы, поставленные под предлогом мора, а в самом деле для перехватывания подозрительных людей с вестями о Димитрии, не помогали. Борис велел двинуться и войскам в Ливны под предлогом нашествия крымцев, но воеводы этого ополчения, Петр Шереметев и Михаила Салтыков, сказали Хрущеву (посланному на Дон уговаривать козаков), «что трудно против природного государя воевать». В Москве были схвачены Василий Смирнов и Меньшой Булгаков за то, что на пиру пили здоровье Димитрия, а между тем в народе шли разговоры о странных явлениях, предвещавших что-то удивительное: на небе по ночам сражались друг с другом огненные полчища, являлось по два месяца, по три солнца; неслыханные бури сносили верхи башен и кресты с церквей, у людей и животных рождались уроды; птица и рыба, приготовленные для стола, теряли свой настоящий вкус; собака пожрала другую собаку, волк – волка; волки ходили огромными стаями и выли страшным образом; лисицы среди белого дня бегали по Москве; летом 1604 года показалась яркая комета; Борис призвал старика астролога, которого выписал из Лифляндии, и велел дьяку Афанасию Власьеву спросить у него, что это значит? Астролог отвечал, что господь Бог этими новыми звездами и кометами остерегает государей: пусть и царь теперь остережется и внимательно смотрит за теми, кому доверяет, пусть велит крепко беречь границы от чужеземных гостей. В октябре 1604 года Лжедимитрий вошел в области Московского государства. Жители первого пограничного города, Моравска, узнав, что идет царь с польским войском, стали волноваться и больше из страха, чем по доброй воле, отправили к Димитрию послов с покорностию и присягнули ему. Козаки, которые всегда шли вперед главного войска, приблизились к Чернигову и были встречены выстрелами, но потом, узнавши, что Моравск сдался, черниговцы вступили в переговоры и связали воеводу, не хотевшего сдаваться царевичу. Несмотря на то, козаки до прихода главного войска бросились на посад и выграбили его. Димитрий послал сказать им, чтоб отдали добычу: иначе он поведет против них рыцарство; козаки долго ругались и отговаривались, однако принуждены были возвратить добычу, хотя и не всю. |
|
|
