| При этом всякая дефиниция, даже, как отмечает К.Г. Юнг, «любое ограничение выделенным в данный момент смыслом оказывается недостаточным для того, чтобы полностью помешать многозначительной переливчатости слова» (Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994. С.272). И эта свойственная этическим терминам «многозначительная переливчатость» есть ничто иное, как «парализующая земная тяжесть мысли, трагическое препятствие для всех, кто надеется при помощи лестницы из слов достичь высот чистых идей, избавленных от всего земного» (Там же С.272). Если, согласно Дж.Муру, добро есть добро, то это значит, что термином «добро» отрицается всё, что не есть добро. В силу этого «трансцендирующего…значения отрицания» (Франк С.Л. Сочинения. М., 1950. С. 517) становится возможным вслед за С.Л. Франком утверждать, что постижение смысла слова есть стремление рационализировать «трансрациональное» (Там же. С.518). «Рациональная мысль… действует как взрывчатое вещество. Древнейшие авторитеты теряют свою значимость» (Йегер В. Пайдейя.Т. I. ГЛК Ю.А. Шиталина.М., 2001. С. 198). Критика Мура, поставившего под сомнение этические воззрения своих предшественников, «означала прежде всего падение престижа позитивистского утилитаризма» (Нарский И.С., Коновалова Л.В. Дж. Мур как философ и основоположник новейшей английской этики//Дж. Мур. Принципы этики. М.,1984. С. 7). В этом отношении «подобная критика была полезной» (Там же.С.7) Однако понимая, что в его «умеренном» скептицизме «серьёзно пострадало и понимание ценностей, и истолкование фактов» (Там же.С.8), он в своей «Этике» (1912) «предпринял попытку проложить интуитивный мостик от теории к нормам, призванным регулировать взгляды и поступки людей, - мостик получился зыбкий, крайне ненадежный» (Там же. С.8). Мораль, основанная на интуиции, «не интеллектуальна и не чувствительна» (Юнг К.Г. Психологические типы. СПБ., 2001. С. 513-514); это особая мораль, имеющая своим основанием «верность своему созерцанию и добровольное подчинение его власти» (Там же.С.514). |
| Непревзойденный образец такого мироотношения С.Л.Франк видит у Серафима Саровского и Тихона Задонского . По существу С.Л.Франк обнаруживает себя мыслителем, у которого не только учение о человеке и обществе, но и самая метафизика, в особенности, начиная с «Непостижимого», просто невозможны без Богочеловека. Он устремлен к Христу. Гуманизм С.Л.Франка , признающий ценность всякой человеческой личности, вырастает на христоцентризме. Если в исследованиях духовного мира Достоевского С.Л.Франк акцентирует внимание на религиозном сомнении, так же граничащим с богоотрицанием, как и с богоутверждением, если их предметом является темная сила свободы, то, обращаясь к творчеству А.С.Пушкина, философ, наконец, обретает долго ожидаемый покой «светлой печали» – последней ценности и единственно приемлемого для него идеала мироотношения. Не в Достоевском, смущенном злом бытия, готовым возвратить Богу билет, видит С.Л.Франк выражение русского духа, а в духовном мире Пушкина. С.Л.Франк первым обстоятельно и аргументированно раскрывает религиозную основу его творчества, что, по мнению философа, и сделало его собственно народным поэтом. Духовный мир Пушкина – идеальное выражение русской религиозности, субстанции русского народа. «...Поэтический дух Пушкина всецело стоит под знаком религиозного начала преображения и притом в типично русской его форме, сочетающей религиозное просвещение с простотой, трезвостью, смиренным и любовным благоволением ко всему живому, как творению и образу Божию» 66 . С.Л.Франк усматривает три основные тенденции духовного склада Пушкина, приблизивших его к такому религиозному идеалу: «склонность к трагическому жизнеощущению, религиозное восприятие красоты и художественного творчества и стремление к тайной, скрытой от людей духовной умудренности» 67 . Он внимательно обнаруживает действие этих тенденций в жизни и поэзии Пушкина, подчеркивая особенный характер автобиографизма его творчества, в котором находят выражение не столько внешние события его жизни, сколько события духовной личности поэта. |
| Если в «Предмете знания» Франк подошел вплотную к метафизике Всеединства, то в «Непостижимом» – произведении, написанном им 25 лет спустя, на склоне его дней, он дает глубинно задуманную и с редким мастерством выполненную систему Всеединства. Можно сказать, что в «Непостижимом» Франк собирает обильную жатву с плодов «черновой работы», проделанной им в «Предмете знания». В частности, литературное мастерство Франка, проявившееся и в «Предмете знания» и, особенно, в его философских этюдах, развернулось здесь во всей зрелости и выразительной силе. В качестве «мотто» к книге Франк взял цитату из любимого своего мыслителя, Николая Кузанского, влияние которого наиболее определило собой его творчество: «Непостижимое постигается посредством его непостижения». И во всей книге Франк живо дает нам почувствовать, что «познаваемый мир со всех сторон окружен для нас темной бездной непостижимого». «Неведомое и запредельное», говорит Франк, «дано нам именно в этом характере неизвестности и неданности с такой же очевидностью и первичностью, как содержание непосредственного опыта». Едва ли не самое значительное в книге – это новое во всей философской литературе и чрезвычайно ценное различение, проводимое им между «Непостижимым для нас» (Кантовской «вещью в себе») и «Непостижимым в его самобытии». Путем углубленного и тончайшего анализа Франк показывает, что на дне всех пластов бытия – внешнего мира, мира самосознания и вневременного мира идеи – лежит неизбывный иррациональный остаток окружающей нас и в нас сущей тайны бытия. Считать эту исконную таинственность бытия следствием нашей ограниченной способности восприятия – значит упростить проблему, значит низвести тайну на степень неразрешимой шарады, значит точно очертить область постижимого, за которым человеческому разуму нечего искать (путь Канта). Парадоксальным образом, тогда, под предлогом «непостижимости» абсолютного бытия, рассудок с тем большим рвением выхолостит всё глубинное из предметного мира, вложит его в прокрустово ложе своих категорий- Но Франк показывает нам, что Непостижимое пронизывает собой всю реальность, что Непостижимое везде свидетельствует о себе и просвечивает через все предметы с определенной очевидностью, в качестве «явной тайны». |
| К.Б. Ермишина Скачать epub pdf Глава 14. Персоналистическая антропология: С. Л. Франк и Н. О. Лосский Семен Людвигович Франк (1877–1950), один из выдающихся отечественных мыслителей, первым проложил путь от философии всеединства, основным источником которой были идеи В. С. Соловьева , к обоснованию персоналистической метафизики. Проблема человека и понятие личности были одним из истоков его философского творчества. Так, еще в 1908 г. Франк опубликовал статью «Личность и вещь», в которой писал: «Личность не может мыслиться иначе, как в виде единства множественного» 173]. В дальнейшем он все больше отходил от проблематики философии всеединства и выдвинул в центр своих построений личность. Для раннего периода творчества С. Л. Франка характерна разработка преимущественно философской антропологии, что нашло отражение в наиболее законченном виде в книге «Душа человека» (1917). В дальнейшем Франк перешел от проблем философской антропологии к разработке системы религиозной антропологии. Его взгляды позднего периода систематически изложены в последней, опубликованной посмертно книге «Реальность и человек» (1956). Франк создал стройную религиозно-философскую концепцию, в которой раскрыты понятия свободы, благодати, греха, творчества, душевной жизни. Книгу «Реальность и человек» можно считать органичным сплавом предыдущей философской антропологической концепции и личного жизненного, духовного опыта. Франк утверждал, что старые богословские концепции о человеке несостоятельны перед судом современной философской мысли, учитывающей всю сложность пройденного человечеством пути и усложнившуюся структуру душевной жизни. Для анализа новых антропологических идей Франк прибегал к свидетельству христианского богословия, которое у него ограничивалось в основном западными и католическими отцами Церкви, такими, как блаженный Аврелий Августин и Фома Аквинский. Если он и был знаком с восточной патристикой, то, видимо, не считал нужным защищать или опровергать ее положения, поскольку у восточных отцов Церкви отсутствует рациональное, систематическое изложение мысли, которое могло бы привлечь внимание Франка. Источники мистического откровения о Боге и человеке Франк находил в западной мистике, в сочинениях Якоба Бёме, Франциска Сальского, Бернарда Клервосского, Ангелуса Силезиуса. Метод идеального богопознания он видел в трудах Николая Кузанского. Таким образом, антропологическая система Франка относится скорее к западному типу, что вполне объяснимо условиями жизни Франка, который ко времени начала работы над книгой уже долгие годы прожил на Западе. Тем не менее его выводы вполне приложимы и к восточной христианской антропологии, опирающейся на православную патристику. |
| Франк не согласился со мной в том, что касалось причин этих беспорядков — он не считал их следствием проводимой нацистами политики, сославшись на то, что еврейские погромы в Польше происходят, мол, на протяжении нескольких столетий. Франк приписал их предрассудкам, которым в сильной степени подвержены поляки. Зейсс-Инкварт высказал мнение, что всему виной средневековое суеверие. И привел старый, как мир, призыв: «Бей жидов, спасай веру!» Франка такое объяснение не удовлетворило, так что Зейсс-Инкварт решил прибегнуть к другой версии — антикоммунистические предрассудки. И все же Франк склонялся объяснить антисемитизм поляков их особого склада ментальностью. Зейсс-Инкварт ничего против не имел, добавив объяснение антропологическое: поляки — смешанная раса. — Да, — согласился Франк, — это беспородная смесь татар, немцев, славян и русских. Поляки — народ воинственный. Вечно друг с другом враждуют. Что объединяет их — так это ненависть к евреям, немцам и русским. — А каким же образом можно заставить ужиться религию и ненависть, — полюбопытствовал я. — Религия к этому касания не имеет, — отрезал Франк. — Из религии люди берут только то, что им самим привычнее. Для немца католическая вера — нечто совершенное иное, нежели для новообращенного китайца, это очевидно. Большинство поляков — люди, обуянные страстями и предрассудками. Помните, в прошлом году они убили епископа и всех его ксендзов. Нет, церковь к этим погромам отношения не имеет! Франк сопровождал свою тираду энергичной жестикуляцией, Кейтель предпочел выйти, а Зейсс-Инкварт и Заукель, сидя в сторонке и иронически улыбаясь, прислушивались к нашей перепалке. — Например, кто-то распускает слух о якобы совершенном евреями ритуальном убийстве — и все! Все хватаются за оружие и начинают призывать «пустить жидам кровь»! Могу спорить, что после они падают на колени в костелах и на исповеди раскаянно бормочут ксендзу о своих прегрешениях, мол, Боже великий, в каком же грехе я участвовал! Грехи отпущены, они обещают впредь ничего подобного не допускать, но три месяца спустя история повторяется. Франк живописал все это так правдоподобно, будто речь шла о его собственных истерических припадках раскаяния… |
| - С.68-69. Реклама РЖД: С.62-63. Инна Волошина. Семен Франк. Как русский философ искал истину в эпоху глобальной катастрофы. [«Высшее достижение, высшая точка развития русской философии» — так о его наследии сказал известный философ протоиерей Василий Зеньковский. Его судьба — словно череда драматических переворотов. Выходец из еврейской семьи, он прошел через годы отрицания всякой веры, увлекался Ницше, окунался с головой в марксизм, пока однажды его духовный голод не нашел удовлетворения во Христе. Революция, изгнание с Родины, нужда, одиночество, катастрофа мировой войны — эти тяжелые испытания он проживал, думая о Нем и пытаясь в своих трудах хоть в какой-то степени приблизиться к этой предельной для философа цели — сказать о несказуемом]. Ил.: Франк С. Л. Полное собрание сочинений. М.: Изд-во ПСТГУ, 2018; Арфистка. Портрет Татьяны Сергеевны Барцевой. Художник Александр Савинов. 1908. Саратовский музей им. А. Н. Радищева; Философский пароход. Крайний слева Семен Франк. Художник Дмитрий Пантюхин. Фото: Семен Франк, 1917; Семен и Татьяна Франк. Медовый месяц в Австрии, лето 1908; Семен и Татьяна Франк с детьми в Берлине. 1924; Могила Семена Франка в Лондоне//Фома. - — ноябрь 2023. - С.72-82. - ( раздел «Культура»). Реклама: С.83. Семейное чтение: Наталья Харпалёва . Соломон. Царь, который построил храм. (Читаем вместе с детьми 9+). Рисунки Галины Воронецкой//Фома. - — ноябрь 2023. - С.84-94. – (раздел « Культура », рубрика « Семейное чтение» ). Реклама международного благотворительного кинофестиваля «Лучезарный ангел». Духовный попечитель кинофорума — Патриарх Кирилл. Сайт кинофестиваля: luchangela.ru, QR-koд/Представляет Светлана Медведева . Фото. - С. 95. Строфы: Совместный проект журналов «Фома», «Новый мир». Надя Делаланд. «Держи держи» . Подборка стихотворений («Господи я твое животное...»; «прости не кормила Твоих голубей...»; «О, выправи мне слово, логопед...»; «О, осенью дома становятся прозрачны...»; «Матушка Матронушка исцели мою жизнь...»; «За это время я успела...»; «в раненом луче шестикрылатые...»; «тайно мерцая в сутолоке дня...»). |
| В 774 г. Лангобардское королевство было завоевано франк. кор. Карлом Великим (император в 800-814). Спустя 2 года часть лангобардской знати во главе с герц. Родгаудом Фриульским устроила заговор с целью свержения франк. короля. Среди заговорщиков был брат П. Д.- Арихис, к-рого, после того как заговор был раскрыт, увезли на франк. земли в числе заложников. Сам П. Д. в 80-х гг. VIII в. тоже жил во Франкии. Возможно, его приезд туда был связан с попыткой освободить брата - об этом П. Д. просит кор. Карла Великого в стихотворении, написанном весной 782 г. П. Д. мог пригласить Адальхард I, аббат Корби (780/1-814, 821-826), побывавший в Италии в 781 г. Согласно др. т. зр. (см.: McKitterick. 1999. P. 323-324), к весне 782 г., времени написания стихотворения, П. Д. уже неск. лет проживал у франков (возможно, еще с 776). Он несомненно находился при франк. дворе в нач. 783 г., когда отправил оттуда письмо Теодомару, аббату Монте-Кассино (777/8-796/7). В послании он сравнивал франк. двор с темницей и писал, что мечтает о возвращении в Италию. П. Д. входил в придворный кружок кор. Карла Великого наряду с др. известными интеллектуалами того времени (см. в ст. Каролингское возрождение ), в т. ч. уроженцами Италии Петром Пизанским, Фардульфом и Павлином II Аквилейским. По просьбам представителей франк. знати П. Д. начал работу над рядом сочинений: «Деяниями епископов Мецских» (Liber de episcopis Mettensibus) для Ангильрамна, епископа Мецского (768-791) и архикапеллана кор. Карла Великого (ок. 784); сборником посланий папы свт. Григория I Великого (590-604) для Адальхарда I, аббата Корби; эпитомой трактата лат. лексикографа Секста Помпея Феста (II в. по Р. Х.) и - по поручению кор. Карла Великого - над Гомилиарием (сборником проповедей, к-рые должны читаться на богослужениях суточного круга). Помимо Меца П. Д., по его словам, бывал в Тьонвиле (одной из королевских резиденций), а также в Пуатье, где видел гробницу Венанция Фортуната . В письме (впосл. оно стало предисловием к Гомилиарию) Карл Великий называет П. Д. «наш клиент» (clientulus noster). |
| В России было классовое, вернее, сословное отчуждение, но это было роковым последствием европеизации высшего класса, и это было несчастьем, а не грехом. А русский суд и местное самоуправление было, несомненно, выше европейских (кроме английских). Но это – частность. Все остальное и общий вывод вашей мысли я разделяю всей душой. Ваши писания я считаю событием в истории русской мысли; они дают оправдание самому бытию эмиграции. Сердечно жму вашу руку. Ваш С. Франк . 79 Впервые: Вестник Русского Христианского Движения. Париж, 1986. 146. С.103–124. Редакция журнала сопроводила публикацию статьи С.Л.Франка следующим примечанием: «Печатается по машинописной копии с автографа, сделанной Виктором Семеновичем Франком (1909–1972). Ему же принадлежат примечания к биографии. Машинопись хранится у Василия Семеновича Франка (Мюнхен), любезно предоставившего «Вестнику РХД» право на ее публикование». 80 С.Л.Франк цитирует «Эннеады» – собрание 54 трактатов основателя неоплатонизма Плотина (203/4 или 204/5 – 269/70). Постоянно высокая оценка Плотина у С.Л.Франка объясняется, в частности, следующим его суждением: «... надо вместе с Плотином – против Платона или классического платонизма – признать, что «мир идей» мыслим сущим лишь в «божественном духе» – во всеобъемлющем единстве, которое не отвлеченно-вневременно, а конкретно-сверхвременно». ( Франк С.Л. Непостижимое//Сочинения. М., С. 292). 81 Аналогия, проводимая С.Л.Франком , содержит указание на «ренессансный» характер русской культуры начала XX века. Его поколение, достигшее зрелости к началу века, «через головы своих отцов подает руку своим дедам или прадедам – «идеалистам» 30-х и 40-х гг.». (Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века. Антология. Вашингтон–Нью-Йорк, 1965. С.9). Речь, следовательно, идет о Ренессансе, возрождении идеализма 30–40-х гг., С.Л.Франк упоминает кружки Николая Владимировича Станкевича (1813–1842) и Александра Ивановича Герцена (1812–1870), участники которых в своем стремлении служить ближнему и обществу, воодушевлялись расплывчатым и прекрасным юношеским идеализмом, нередко переходящим в религиозный пафос. |
| Уже из этого текста ясно, что понятие «богочеловечества», во всяком случае, не совпадает с христианским понятием богочеловечества, неотделимым от Христа , — тогда как «соборность», «церковь» у Франка мыслятся и до Христа и вне Его. Однако в книге «Непостижимое», которая есть «введение в философию религии», Франк несколько отходит от чисто соловьевского понятия богочеловечества, приближаясь к христианской концепции. Мы уже знаем, — для Франка характерно то, что «только в качестве «Ты» Божество есть Бог», — но и больше: «невозможно (!) мыслить Божество вне и независимо от Его отношения ко мне», и это отношение «есть стихия, которая в каком–то смысле сопринадлежит к собственному существу и бытию самого Божества». Однако так как сама личность в своем самооткровении оказывается автономной, то «реальность Бога в ее абсолютности и мое автономное в отношении ее бытие рационально безусловно несогласуемы» . Не будучи совершенно приверженцем мета–изического плюрализма (что и невозможно ввиду первичности «мы»), Франк зачем–то здесь преувеличивает автономность личности именно в отношении к Богу! Несколько раньше Франк писал: «Именно во встрече с трансцендентальным началом и в сопринадлежности к нему непосредственное самобытие конституируется как «я»> > . Тут же читаем, что «самость есть личность, когда она стоит перед лицом высших духовных сил» . По–видимому, момент свободы заставляет Франка отодвигать личность от высшей сферы. «Через момент свободы как раз и совершается, — пишет он, — трансрациональное слияние или сплетение трансцендентного и имманентного начала» . Свобода, — писал в другой книге Франк , — есть последняя спонтанная глубина человеческой личности и есть поэтому та единственная (!) точка человеческого бытия, в которой возможна непосредственная связь человеческого с божественным ». Но Франк не только любит всюду усматривать «трансрациональность » — этого требует вся концепция всеединства, вся система «монодуализма». Поэтому у него и Бог есть «не только Бог и больше ничего, а есть по самому существу «Бог и я», т. е. |
| Всякое индивидуальное бытие укоренено во Всеединстве. «Творческое безусловное бытие есть темное материнское лоно, в котором впервые зарождается мир и из которого берется то, что мы зовем предметным миром». Главная заслуга Франка заключается в тех гносеологических выводах, которые он делает из своей философии Всеединства. Хорошо показывая, вслед за Лосским, неудовлетворительность идеализма, растворяющего бытие в сознании, Франк принимает интуитивизм Лосского как единственную теорию познания, радикально преодолевающую гносеологический идеализм учения об интуитивном строении знания. Только эта теория, добавляет Франк, дает радикальный выход из тупика замкнутости сознания в самом себе, в который философская мысль была заведена Кантом, Юмом и их последователями. Влияние Лосского на Франка совершенно несомненно и засвидетельствовано собственным признанием философа. Тем более непонятно, почему такой выдающийся историк русской философии, как о. В. Зеньковский , пытается в своей книге умалить значение этого влияния, почти умалчивая о нем. Это тем более непонятно, что Франк глубоко своеобразно истолковал интуитивизм, сделав из него выводы, значительно отличавшиеся от выводов Н. Лосского. Признать факт этого влияния отнюдь не значит причислять Франка к эпигонам. – Достаточно вспомнить, что Шеллинг непонятен без Фихте, и Гегель – без Шеллинга, что отнюдь не снижает самобытности мысли каждого из членов великой троицы немецкого идеализма. Говоря конкретно, из тезиса Лосского об органической сочетанности субъекта и объекта в акте знания (т.е. из тезиса о «гносеологической координации») Франк делает вывод, что оба члена знания, субъект и предмет, должны мыслиться и существуют на фоне некоего объемлющего их единства. А это значит, что сознание не противостоит бытию, но включено в бытие. Сознанию противостоит лишь «предметный» мир, – область «объективируемого», в то время как подлинное бытие (или «сущее», по терминологии Вл. Соловьева) не знает раздвоения на субъект и предмет. |
|
|
