| XVIII. 1732 год. – Отбыие Двора из Москвы в С.-Петербург. – Тетради о житии Феофана. – Розыск переписчиков. – Подозрение заговора и мятежа. – Аресты Остерман, с самого вступления Императрицы на престол, постоянно настаивал, чтобы резиденцию по прежнему перенести в С.-Петербург. Это настояние исполнилось в начале 1732 года. 8 января Государыня выехала из Москвы в С.-Петербург. 11 января прибыла в Новгород в начале 2 часа после полудня. Феофан, ухавший вперед, встретил её с крестами у Волховского моста и шел пред её саньми до соборной церкви, где приветствовал её речью. В Новгороде Государыня остановилась в архиерейском доме 362 , откуда на другой день, в 4 часа пополудни, выехала в С.-Петербург. Вместе с двором переехала в С.-Петербург Тайная канцелярия под названием Походной, а оставшаяся в Москве называлась по прежнему Тайной. Но в половине этого года (12 августа) велено Тайную канцелярию взять из Москвы в С.-Петербург, а в Москве оставить контору, которая поручена заведыванию Семена Андреевича Салтыкова; 29 сентября этого года приказано не именовать Тайной канцелярии Походною, а просто Тайной розыскных дел канцелярией. Производителем дел в С.-Петербурге был Хрущов, в Москве – Казаринов. Продолжая начатое дело о пасквильных тетрадях, Тайная каицелярия подбирала лиц, которые разными путями замешались в это дело. Новой жертвой её сделались богаделенные нищие московской федоровской богадельни, где был двоюродный брат Ионы (разстриги Осипа), Горбунов, переписывавший тетради по его поручению. Но вместе с ним позвали к допросу и других нищих, которые видели, как он переписывал, читали тетради или слышали, как он читал, Якова Кузьмина и Данилу Толбугина. В допросах старики показывали, как они бранивались между собою, особенно как бранивали Горбунова. Литературные труды его казались им чернокнижеством, а переписка тетрадей на Феофана изменою и еретичеством. Горбунов сделал главные показания, что он переписал для Ионы несколько тетрадей; но где они? кому он раздавал их или где подбрасывал и с какою целию? Без допросов и показаний Осипа обойтись не могло. Поэтому 22-го февраля 1732 г. Походная тайная канцелярия потребовала с Валаама Осипа. 363 |
| XXXI. Ученый круг его времени. – Князь Д. М. Голицын. – Кантемир. – Татищев. – Сношения их между собою Стоя во главе проповедников петровского времени, Феофан был вообще одним из передовых деятелей нового образования. Он был душою небольшого кружка лиц, которые вводили в общество новые образовательные начала и прокладывали ему новые пути. Еще в Киеве Феофан познакомился с князем Д. М. Голициным «разумнейшим человеком своего времени» по выражению кн. Щербатова. Поводом к этому сближению было вероятно то, что Голицын давал академическим ученым книги для перевода с иностранных языков на руссий. Феофан перевел также одну книгу с латинского языка. 489 Впоследствии они разошлись с Голицыным в убеждениях и во взглядах на вещи и лица. Голицын был почитателем Стефана Яворского до конца его жизни и содействовал изданию Камня Веры, конечно против желания Феофана. В событиях 1730 года Голицын и Феофан принимали равное участие, но шли к разным целям. Успех оправдал дело Феофана, а Голицын погиб в шлиссельбургской крепости. В 1729 г. молодой князь Антиох Кантемир написал первую сатиру: «на хулящих учение». Один из приятелей князя выпросил ее прочитать и показал Феофану, считая его по его убеждениям и по степени образования лучшим судьею и ценителем подобных произведений. Феофану очень понравилась 4 сатира. Он приветствовал начинающий талант известным ободрительным посланием. Не знаю, кто ты, пророче рогатый, Знаю, коликой достоит, ты славы. Да почто-ж было имя укрывати? Знать тебе страшны сильных глупцов нравы. Плюнь на их грозы. Ты блажен трикраты Благо, что Богь дал ум тебе здравый. Пусть весь мир будет на тебя голосливый Ты и без счастья довольно счастливый. Объемлет тебя Аполлон великий, Любит всяк, кто есть таинств его зритель, О тебе поют парнасские лики. Всем честным сладка твоя добродетель, И будет сладка в будущие веки А я ныне сущий твой любитель. Но сие за верх славы твоей буди, Что тебя злые ненавидят люди. А ты как начал тещи путь преславный, Коим книжные текли исполины, |
| X. Процесс и низложение новгородского архиепископа Феодосия. –Дело Варлаама Овсянникова. – Перемещение Феофана на новгородскую кафедру Содержание доноса Феофанова на Феодосия составляют те непристойные слова Феодосия, которые, частью, мы привели выше; но главным пунктом выставлено было одно обстоятельство, которое не имело гласности и известно было только Феофану. Дело в том, что на святой неделе (1725 года) синодальных чинов не пригласили к царскому обеду, между тем как приглашены были сенаторы. Феодосий и Феофан оба обиделись этим; но Феофан умел скрыть свою досаду, а Феодосий от гнева перешёл к угрозам. Нужно заметить, что это было во дворце. «Будет еще трусить, – говорил Феодосий, – мало только подождать». Это-то слово и вынес Феофан наружу, сделавши из него бунт и заговор. И как он обставил его? «Сначала Феофану архиерею показалось оно страшным; но после разсуждая, что может быть преосв. Феодосий не о некоей быть хотящей и ему известной беде то сказывал, но на неких ея величества служителей неправды и обманства тако сказывал (ибо о том прежде он говорил же), псковский оное его слово за безстрашное вменил. Однако скоро после псковский, услышав от других синодальных членов, какия в небытность его в Синоде преосвященный Феодосий произнес еще слова противныя и молчания нетерпящия, тогда и о прежнем его слове возобновился псковскому страх, и не мог об оном слове умолчать прочее, но сим доносить». Какие же это были слова? «На прошлых двух неделях в синодальной палате стоючи, возимел Феодосий слово с протяжением о непорядках и о начинаемом штате, что никто духовным недоброжелательны, все-де уклонишася вкупе; какого тут благословения Божия ожидать. Воистину скоро гнев Божий снидет на Россию, и как станет междоусобие, тут-то увидят все от первых и до последних. И стал швикать и руками посечение показывать». 226 Удар был меткий. Через три дня после доноса, 25 апреля, приглашены были в дом канцлера графа Головкина адмирал граф Апраксин, граф Толстой и синодальные члены: Феофан, симоновский архимандрит Петр Смелич, спасский-ярославский Афанасий Кондоиди, калязинский Рафаил Заборовский. Синодальные члены подали письменное донесение о том, о чем Феофан доносил словесно. Нужно заметить, что приглашены были не все синодальные члены, а только трое, которые сделали вместе с Феофаном общее показание; других, на которых Феофан, вероятно, менее рассчитывал и между ними старшего – тверского архиепископа Феофилакта, в этот раз не пригласили. |
| XVI. 1731 год. – Учреждение Кабинета и возобновление Тайной канцелярии. – Пасквиль иеродиакона Ионы на Феофана. – Допросы Начало и первая половина 1731 года были рядом сменявших один другой придворных праздников. 350 Роскошью и пышностью русский двор превосходил все другие европейские дворы, хотя богатство нарядов, множество кружев, которых не стыдились даже мужчины, и масса драгоценных камней не всегда соединялись с образованным вкусом европейского общества. 8-го июня Государыня перешла в новый летний дом, построенный на левой стороне Яузы против немецкой слободы, который в честь её назван Анненгофом. Феофан сочинил на этот случай поздравительные стихи, без сомнения поднесенные Императрице. 351 Признательная Императрица посетила его, с своей свитой, на даче его в подмосковном селе Владыкине. – Феофан сочинил и на этот случай стихи, которые переложены были на музыку и петы в присутствии Императрицы. 352 Но другая последняя половина года ознаменовалась печальными событиями, которые должны были неприятно действовать на Императрицу. 27-го августа скончалась, после своей превратной судьбы, Евдокия Федоровна Лопухина . Вскоре после неё, 9-го октября, скончалась сестра императрицы царица Прасковья Ивановна. Феофан сказал при её погребении 1-го ноября приличное слово. Бирон 353 , между ттм, не увлекаясь праздниками, старался захватить дела в свои руки и обеспечить себя от окружавших неприятелей. В ноябре 1731 года, вместо прежнего Верховного Тайного Совета, учрежден при высочайшем дворе и под председательством Императрицы Кабинет, составленный из трех только лиц – канцлера Головкина, вице-канцлера Остермана и князя А. М. Черкасскаго. «С учреждением этого совета – пишет Лефорт – система двора получает новый вид. Под тремя членами его, в существе дела, все зависело от Остермана, который действовал в согласии сБироном. Головкин и Черкасский были только для имени, чтобы успокоить нацию. Сената, которого сила и репутация совершенно уронены, должен был доносить Императрице и получать свои заключения только чрез посредство Кабинета». 354 Вместе с тем все управление перешло в руки иностранцев. |
| XXII. Продолжение розысков по делу пасквильного письма. – Новые подозрения Феофана. – Решилов. – Арест и допросы тверского архиепископа Феофилакта Лопатинского Не добившись ничего от Яковлева, Феофан перенес свое подозрение на другое лицо, еще в первый раз встречающееся в нашей истории. Эго был иеромонах Иосиф Решилов, вместе с которым привлечено к делу множество других лиц. Жизнь и судьба этого человека богаты разнообразными приключениями. В 1726 г. тверской архиепископ Феофилакт Лопатинский, отправляясь из С.-Петербурга в епархию, взял с собою одного иеромонаха, по имени Иосифа, прозванием Решилова, проживавшего в ту пору в С.-Петербурге без всякого дела. Прежде он был раскольником, по потом присоединился к церкви и употребляем был св. Синодом по разным поручениям в раскольнических делах. Эта специальность сблизила его с Феофилактом, который заведывал в Синоде раскольническими делами 405 и, по известному делу о выгорецких раскольниках, имел от Синода поручение составить ответы на раскольницкие вопросы, предложенные выговцами Неофиту. Феофилакт думал, что может быть ему самому придется отправиться на Олонец и лично говорить с раскольниками, 406 и надеялся, что Иосиф будет ему полезен своею начитанностью и знанием разных раскольнических толков; а до той поры может быть употребляем для обращения раскольников его епархии. И во всем этом горько обманулся. Решилов был человек пустой и продажный, грубый и наглый проходимец, у которого в душе не осталось по-видимому ни одного чистого понятия, ни одного честного движения. Он в грош не ставил монашество, хотя был иеромонахом; развратничал с крайним безстыдством; но где нужно было, ползал и пресмыкался с таким же крайним самоуничижением. В монастырях (тверской епархии), которыми он управлял с званием игумена, он не возбуждал ничего, кроме ненависти, своими притеснениями монахов и монастырских крестьян, хищничеством и поборами. Даже снисходительный к нему Феофилакт должен был делать ему иногда строгие внушения и подвергать его строгим взысканиям. |
| XXXIII. Отзывы иностранцев о Феофане и некоторые черты, относящиеся к его характеру Шереров биограф Феофана говорит о нем, что он «охотно принимал у себя иностранцев православнаго исповедания – греков, славян, венгров, поляков, грузинов, – странников с Ливана и Афона, – несчастных, вследствие неблагоприятных обстоятельств, без собственной их вины потерявших имущество и нуждавшихся в помощи, – художников и студентов, ищущих пособия, которых рекомендовал знатным русским, испрашивая помощи, и которым сам помогал щедрой рукой и отпускал, снабдивши всем необходимым для жизни. Нуждающимся, которым за долги грозило тюремное заключение, давал взаймы деньги, и если те не могли уплатить их, прощал долг без ропота. В урочные дни раздавал милостыню бедным обоего пола. Огромные средства, которыми он располагал, давали полный простор его щедрости. Но он не мог равнодушно видеть ханжей, суеверов, святош, лицемеров – преследовал их всячески и подвергал наказаниям. В его время еще была в ходу астрология; но он говаривал: «sapiens dominabitur astris». «Библиотека его возрасла наконец до 30 тысяч томов лучших изданий. Пользуясь ея сокровищами сам, он охотно давал книги и другим и вообще своими знаниями – плодом виимательнаго чтения и наблюдательности – он охотно делился с другими учеными людьми, которых часто приглашал к себе к обеду или вечером к ужину, когда по окончании дневных занятий можно было вздохнуть свободно. Это были своего рода аттические вечера (noctes atticae), с которых всякий выносил что-нибудь умное (nemo, nisi doctior, egressus)». «Он никогда не позволял снять с себя портрета. Но, по смерти его, императрица Анна приказала художнику срисовать его лицо и вырезать на меди. В кругу близких лпц, мешая шутку с делом, он был гениально остроумен, так что собеседники с жадностию ловили и старались запомнить его изречения, апологи, притчи». «Они стоят того – говорить его биограф – чтобы их собрать и напечатать». «Один старый епископ, получивший воспитание в России, за веселой чашей, говорят, сказал как-то, что пока мы пробавлялись родною пищею и родными напитками, были и здоровы и крепки, не знали ни болезней, ни лекарей; а как узнали заморския утехи, как начали пить венгерския, рейнския, французския, испанския, ермитажныя, бургондския, шампанския и прочия еретическия вина, то узнали и подагру и хирагру и каменную болезнь и головокружение, и чахотку, а многие и умирают в цвете лет. Феофан заметил на это, что если другия страны дают лучшие плоды и лучшую пищу, то отчего не принять их с благодарностью из руки Господа, Творца всех стран?» «У него была поговорка: uti boni vini non est quaerenda regio, sic nec boni viri religio et patria». |
| В. В. Симонов Раздел 2. Отечественная историография общей истории Церкви Глава 1. Библиографические и справочные издания Первые библиографические и биобиблиографические издания, связанные с русской литературой (в том числе богословской), появились в XVIII в. В 1768 г. в Лейпциге на немецком языке (французский перевод – 1771 г.) опубликован словарь «Известие о некоторых русских писателях...», содержащий информацию о 42 русских авторах; он был составлен, как полагают некоторые исследователи, известным актером, переводчиком и поэтом, одним из образованнейших людей своего времени Иваном Афанасьевичем Дмитревским (1734/1736–1821). (В числе возможных авторов называли также A.A. Волкова, С.Г. Домашнева, В.И. Лукина, П.Я. Штелина и др. 1262 ) В 1772 г. русский просветитель, писатель и книгоиздатель Николай Иванович Новикóв (1744–1818) напечатал свой «Опыт исторического словаря о Российских писателях», где содержатся сведения о 317 авторах (в основном XVIII в.). В 1801 г. увидел свет «Пантеон Российских авторов» (4 тетради в лист по 5 портретов, с текстом историка Н.М. Карамзина ), опубликованный коллекционером, библиофилом и издателем Платоном Петровичем Бéкетовым (1761–1836); в книгу вошли 20 портретов, сопровождаемых биографическими очерками. В 1776 г. археограф, управляющий Московским архивом Коллегии иностранных дел, член Российской академии (1808) Николай Николаевич Бантыш-Камéнский (1737–1814) описал около 900 отечественных книг и журнальных статей по всем отраслям знания «во благо старательных юношей» (из них 64 – по богословию) в приложении к учебнику риторики И.Ф. Бургиуса 1263 ; описание носило название De notitia librorum Rossicorum, systematice expositorum («Описание российских книг, систематически расположенных») 1264 . Продолжение этой работы, имевшее целью дать полный указатель русской печатной продукции, было опубликовано посмертно и частично 1265 . Нижегородский епископ Дамаскúн (Семёнов-Руднев) (1737–1795), издатель сочинений М.В. Ломоносова (M., 1778) и Феофана Прокоповича (Гота, 1772), составил указатель, охватывавший русские книги с 1517 по 1785 г. |
| Григорий Николаевич Теплов родился 20 ноября 1717 г. в Пскове в семье истопника. Во время обучения в петербургской школе Феофана Прокоповича привлек внимание последнего и был направлен на учебу в Германию. По возвращении с 1736 г. служил переводчиком в Академии наук и искусств. В 1741 г. определен адъюнктом Академии по ботанике. Фаворит Елизаветы Петровны, граф Алексей Разумовский, под впечатлением от образованности Теплова приставил его воспитателем к своему младшему брату Кириллу. После путешествия по Европе 18-летний брат фаворита 21 мая 1746 г. получил должность президента Академии наук и художеств, хотя в реальности всеми делами Академии занимался Теплов. В 1747 г. Теплов избран почетным членом Императорской Академии наук и художеств и определен членом Академического собрания. Он конфликтовал с Ломоносовым (который умолял Иператрицу, чтобы она его «от Теплова ига избавить не презрила», разжаловал Миллера за проповедь норманизма, а поэта В.К.Тредиаковского, по словам последнего, «ругал как хотел и грозил шпагою заколоть». В 1750 г. Елизавета направила К.Разумовского гетманом в Малороссию. Теплов и тут последовал за своим покровителем, намереваясь писать историю Украины . Собранные им материалы так и не были использованы. При восшествии на престол Петра III за какие-то «нескромные слова» попал в опалу и подвергся допросам. «Отставка, однако, не мешала Теплову по-прежнему фактически управлять из-за спины Разумовского делами как в Малороссии, так и в академии наук». Всей душой ненавидя своего гонителя, он сблизился с Орловыми, всячески способствовал дворцовому перевороту 1761 г. и присутствовал при убийстве императора в Ропшинском дворце. В первые годы правления Екатерины Теплов готовил основные законодательные акты, составив своего рода триумвират с Никитой Паниным и Екатериной Дашковой. Едва ли не главным его начинанием стало упразднение гетманства, что современники восприняли как личную измену его Разумовскому. Постепенно Иператрица отстранила его от ведения дел, хотя формально его чин был повышен до сенаторского. Он издал переложение на русский язык философского учения Х.Вольфа и первый сборник русских романсов с нотами, которые сам же и сочинил. Г.Н.Теплов умер в Санкт-Петербурге в 1779 г. |
| Для полного уразумения этой переписки необходимо объяснить, хоть в немногих словах, те взаимные отношения, в каких находились друг к другу Хомяков и Самарин с К.С. Аксаковым. Оба последние были значительно моложе Хомякова. Хомяков родился в 1804 г., К.С. Аксаков в 1817, а Ю. Ф. Самарин в 1819 (стало быть, в 1843 г., которым помечено первое из нижеследующих писем, Хомякову шёл 40-й год, а Самарину 24-й). В 1839 г. Аксаков и Самарин (оба кандидаты Московского Университета), до того времени почти не знакомые друг с другом, согласились готовиться вместе к экзамену на магистра. Дружно и горячо принялись они за работу: вместе читали Гегеля (преимущественно «Логику»), вместе же прочли все памятники Русской словесности, древней и позднейшей, до половины XVIII века, изучали летописи, старинные грамоты и акты. Оба горячо любили Россию, для обоих Православие было семейным преданием и достоянием и оба же были жаркими почитателями Германского философского мышления и литературы. Но когда перед молодым, пытливым умом, изощрённым искренней любовью, раскрылся целый новый, своеобразный, неведомый им дотоле, мир Русского народного духа и жизни, со своими ещё неисследованными тайниками, они с увлечением, с восторженной радостью приветствовали его, будто обетованную землю. Они, казалось (да и действительно), обрели, наконец, почву для беспочвенной, блуждавшей дотоле Русской мысли; они нашли или думали что нашли полное оправдание своим «непосредственным» сочувствиям. Но полным для приверженцев Гегелева диалектического процесса могло быть только философское оправдание; а потому Гегель же и послужил на то, чтобы объяснить, санкционировать обретённую ими новую истину, доказать её всемирно историческое значение. Быстро на первых же порах была сделана попытка построить на началах же Гегеля целое миросозерцание, целую систему своего рода «феноменологии» Русского народного духа, с его историей, бытовыми явлениями и даже Православием. Эта попытка, собственно относительно Русской истории, выразилась отчасти и в магистерской диссертации К.С. Аксакова о Ломоносове, дописанной им в 1844 году (см. моё предисловие ко 2 тому его сочинений). Самарин же выбрал себе предметом диссертации Стефана Яворского и Феофана Прокоповича , как проповедников. |
| К вине Феофилакта ничего не прибавилось после смерти Феофана; а между тем в декабре 1738 года, под влиянием смутных обстоятельств того времени – заговора Долгоруких и казни Волынского – состоялось об нем в Кабинете ужасное определение. – «По слушании взнесеннаго из Тайной канцелярии экстракта из дел о тверском архиепископе Феофилакте Лопатинском разсуждено, что помянутый архиерей Феофилакт, по обстоятельству производимаго с прочими о нем дела, явился в важных винах; но при следствии не токмо о тех своих винах не принес чистой повинной, по коварно в том себя закрывал; ибо ведая, что имел он с монахом Осипом, ныне разстригою Иваном Решиловым, письменную корреспонденцию, к тому же и персонально с ним неприличныя речи, каковы в тех их письмах явствуют, говаривал, и от Решилова слыхал – на посланные к нему имянные указы с явною безсовестною лжею объявлял, что того будто бы не бывало; но когда те его безсовестные ответы письмами Решилова явно были обличены, тогда никакого уже оправдания он не принес, кроме отговорки, что прежде не объявил он якобы от безпамятства; когда и потом, сверх онаго, по следствию о происходимых от него важных непристойных словах и нареканиях явно показалось, – он и в том в ответах вину свою скрывал, паче же присягою пред всемогущим Богом с клятвою себя в оном утверждал и ни о чем на себя и на других не показал и в том под присягою своеручно подписался; но после того по ответу его явно означилось, что оную присягу учинил он умышленно ложно, дабы тем закрыть нижеобъявленныя вины свои; ибо сам он, Феофилакт, показал, что по словеси апостольскому всякому прекословию кончина клятва есть, и потому думал, что оною учиненною им присягою дело о нем кончилось; но по следствию в Тайной канцелярии он явно явился в злоумышленных, непристойных и продерзостных разеуждениях и нареканиях, в чем сам винился в распросе. За оныя важньм вины надлежит лишить его архиерейства и всего священнаго и монашескаго чина, и за надлежащим караулом послать его в Выборг и содержать там в замке, называемом Герман, до смерти его никуда не исходно, под крепким караулом, не допуская к нему никого, такоясь бумаги и чернил ни для чего ему отнюдь давано б не было, и для караула определить из выборгскаго гарнизона унтер-офицера и солдата шесть человек, выбрав добрых и надежных людей безпременно, которым от него никуда не отлучаться и никому ни о чем от него чрез тех караульных сообщаемо б отнюдь не было, и в том во всем иметь крепкое смотрение выборгскому обер-коменданту самому; а во время содержания онаго Феофилакта на пропитание давать ему по гривне на день из доходов выборгской провинции. А имеющуюся в Твери в доме архиерейском онаго Феофилакта библиотеку и весь собственный его скарб, описав, взять в Тайную канцелярию, и потом доложить об этом в Кабинете; а взятыя в Тайную канцелярию у купца Ивана Корыхалова собственныя, помянутаго Феофилакта, деньги оставить на случающееся в Тайной канцелярии по секретным делам расходы». |
|
|
