| Эта лакуна требует заполнения, поскольку труды профессора могли бы стать значительным подспорьем для современных пастырей, стремящихся распространить проповедь Слова Божия на как можно большее число людей. В секулярном, перенасыщенном неправдивой и поверхностной массовой информацией мире, сквозь назойливо шумную разноголосицу человеческого сердца может достичь только властное и живое слово проповедника, растворенное благодатью Божией, исходящее от любящей души. Как приготовить такое слово, какими законами церковного красноречия руководствоваться? Обобщив и переосмыслив опыт многих поколений православных и инославных (католических и протестантских) гомилетов и проповедников, профессор В. Ф. Певницкий дает на эти вопросы самые исчерпывающие ответы. При этом, еще раз повторим, его гомилетические труды нисколько не устарели. 5 О жизни профессора мы узнаем из его «Воспоминаний», которые он писал в последние годы своей жизни и которые, как он говорил по своему смирению, предназначались « не для широкой публики, а для близких людей». Часть «Воспоминаний» была напечатана посмертно, в 1911–1912 гг., в «Трудах Киевской Духовной Академии». Довольно подробно и с большой любовью описал жизнь профессора его коллега, профессор Киевской Духовной Академии протоиерей Феодор Иванович Титов. Первое жизнеописание появилось в «Трудах Киевской Духовной Академии» в 1905 году и было посвящено 50-летию преподавательской деятельности В. Ф. Певницкого , а второе было опубликовано в 1911 году в качестве некролога. В Центральном Государственном Историческом Архиве Украины сохранился послужной формулярный список, по которому также можно проследить все основные этапы жизни профессора до 1897 года. 6 Важным источником для описания жизни и деятельности профессора являются его многочисленные публикации в академическом журнале «Труды Киевской Духовной Академии» и в других церковных изданиях. Но, как сказал о В.Ф. Певницком профессор М.Э. Поснов , «нужен целый сонм добрых свидетелей, чтобы рассказать эту длинную, в высшей степени плодотворную и добродетельную жизнь редкого человека, талантливого ученого, выдающегося профессора, блестящего оратора и доброго христианина... Вся жизнь Василия Федоровича отличалась какою-то особою простотою и естественностью. Он жил и действовал без всякого напряжения. Он жил, как бы прислушиваясь или повинуясь внутреннему голосу, и действовал так, что для всех было ясным, что он не мог поступать иначе. Он всегда был самим собою. Это в особенности показали мрачной памяти 1905–1906 годы. Сколько тогда потерпело крушение людских характеров, дотоле считавшихся сильными, благородными!...Но Василий Федорович остался верен себе. Он не склонил своего знамени. Все усилия вырвать у него знамя кончились ничем. Действительно, славная жизнь! Эта жизнь как лучезарное светило обогнула небесный свод в самый большой день. Хороша была эта жизнь на заре, удивительна и увлекательна в полдень, возбуждающая умиление, почти благоговение к вечеру». 7 |
| Покойный о. архимандрит Иннокентий был сын священника воронежской губернии. По окончании курса сперва в воронежской семинарии в 1847 году, а потом в киевской академии в 1851, пострижен в монашество, и проходил следующие должности: профессора екатеринославской семинарии (1851–1852), инспектора и профессора саратовской семинарии (1852–1854), инспектора и профессора казанской семинарии (1854– 1855), ректора казанской семинарии (1855–1864) и наконец ректора казанской академии с 1864 года. Знаки отличия имел: магистерский крест, бронзовый крест в память войны 1853–1856 гг. и орден св. Анны 2 ст. с Императорскою короною. Скончался на 45 году жизни от чахотки. Погребение происходило 23 мая: литургию и чин погребения совершил в академической церкви высокопреосвященный Антоний, архиепископ казанский, первую – в сослужении 3 архимандритов, 3 протоиереев и 2 священников, а последнее – 4 архимандритов, 9 протоиереев и до 30 священников, в присутствии всех наставников и студентов академии, а также наставников семинарии и училища, при громадном стечении народа из всех сословий. Тело почившего о. архимандрита предано земле на городском кладбище, куда отнесено было студентами академии. Слово, сказанное при погребении ректора казанской духовной академии архимандрита Иннокентия 23 мая 1868 года Слава, велия, еже последовати Богу, долгота же дней, еже прияту быти от Него. Сир. 23, 37 . Бесславие по образу Божию созданной красоты, оплакиваемое погребальными церковными песнями у гроба разлучившихся с нами до всеобщего воскресения, бездыханных и безгласных собратий наших,– бесславие, тем сильнее смущающее сердца наши, тем более пробуждающее скорбные чувствования, чем более мы были соединены с ними узами общественных обязанностей, участием в одних трудах, невольно приводит нас к мысли об истинной славе человека, о той нетленной и не погибающей чести его, которую не развенчивает и неумолимая смерть. Вид тления грустно отзывается в сердце, жаждущем нетления и бессмертия; вид смертного бесславия тяжело действуете на душу человека, созданного по образу Божию и ищущего нетленной чести, свойственной его высокому назначению; краткость жизни смущает ум, исчисляющий миллионы веков, но не наполняющий своего представления вечности. Где же истинная слава человека, которая не нисходила бы вместе с ним во гроб? Где успокоение для мысли, смущенной мимолетностью жизни, часто угасающей в пору развития сил, способных к дальнейшей полезной деятельности. |
| К счастью, «разбрасывался» Дмитриевский, как правило, с большой пользой для других областей церковно-исторической науки. В том числе, без этих его «отклонений» и «увлечений» не состоялась бы целая научная эпопея, связанная с его службой в Императорском Православном Палестинском Обществе (ИППО) и трудами по истории русского дела в Святой Земле и на Ближнем Востоке. Он пришёл в Палестинское Общество в 1907 году, но шёл к этому, если можно так выразиться, почти двадцать лет. Научный интерес к библиотекам и древлехранилищам христианского Востока сделал его не только скрупулёзным археографом (десятки объёмистых греческих рукописей были переписаны им собственноручно, с точностью до знака), но и неутомимым путешественником. В 1886 году, в летнее вакационное время, он отправляется в первую свою академическую командировку и проводит несколько месяцев на Афоне. Оценив богатство и многообразие подлежащего систематическому фронтальному обследованию рукописного материала, он подаёт в Совет Академии прошение о годичной командировке по странам православного Востока (Афон, Синай, Иерусалим, Патмос и др.). Это первое своё большое путешествие по Востоку (1887–1888) Дмитриевский подробно описал в опубликованном Отчёте 8 . В Иерусалиме, где он, прежде всего, познакомился с начальником Русской Духовной Миссии архимандритом Антонином (Капустиным) , им был найден в Патриаршей библиотеке древний «Устав служб Страстной и Пасхальной седмиц в Иерусалиме» (в копии с рукописи 1122 г.), чрезвычайно важный для истории иерусалимского богослужения. Библиотека Синайского монастыря «дала такое количество богослужебных рукописей, – писал Дмитриевский в отчёте о своём путешествии, – какого я не встречал в других восточных библиотеках… Достаточно сказать, что в Синайской библиотеке хранится до 55 рукописных евхологиев, начиная с VIII–IX века, вплоть до XVIII столетия» 9 . По возвращении Дмитриевский представил в Совет Киевской Духовной Академии план издания научного «Описания» изученных им литургических памятников. Всё «Описание» должно было состоять из двух частей (трёх томов): «Греческие типиконы» в двух томах и «Евхологии» в одном томе. Однако подготовка и процесс издания «Описания» подвигались очень медленно. Между тем, Дмитриевский активно продолжал как педагогическую, так и литературную свою работу в «Трудах Киевской Духовной Академии», в журнале «Руководство для сельских пастырей» и других изданиях. В 1889–1890 годах он публикует материалы об открытом им памятнике, характеризующем уставные порядки в древней палестинской Лавре преподобного Саввы Освященного 10 . В 1891 году выходит его книга «Современное Богослужение на Православном Западе», составившаяся из статей в «Руководстве для сельских пастырей» 11 , в 1894 году – «Патмосские очерки», представляющие по содержанию продолжение предыдущей работы (описание храмов, богослужения и устава Патмосского Иоанно-Богословского монастыря) 12 . |
| Он высказал желание перейти на кафедру Священного Писания Ветхого Завета. С соответствующей просьбой отец Александр обратился в совет академии 30 августа 1910 года. В ней он назвал еврейский язык и библейскую археологию вспомогательными средствами для достижения высшей цели — истолкования и посильного постижения Священного Писания. Отец Александр отметил, что с введением в академии нового Устава перед ним открылась возможность, «оставив двор храма библейской науки, вступить в самое ее святилище, чтобы в меру сил своих более непосредственно служить выполнению обозначенной цели его учебно-ученых стремлений». На кафедре Ветхого Завета отец Александр трудился вплоть до закрытия КДА в 1920 году. Богослов-публицист Помимо преподавательской деятельности, начиная с 1899 года, Глаголев был известен и как богослов-публицист. Его статьи касались актуальных вопросов современности. Они регулярно публиковались в «Трудах Киевской духовной академии», «Киевских епархиальных ведомостях», «Православной богословской энциклопедии», журнале «Странник» и других изданиях (см. Справку). По просьбе профессора Санкт-Петербургской духовной академии А.П. Лопухина Глаголев принимал активное участие в подготовке к изданию Толковой Библии. Это был проект создания полного толкования Священного Писания на основании синодального перевода. Лопухин успел подготовить только первый том, содержание которого охватывает толкование Пятикнижия. Издание вышло в свет уже после смерти профессора в 1904 году, но проект был продолжен его преемниками. К написанию текстов для Толковой Библии были привлечены представители всех четырех духовных академий. От КДА в проекте участвовали профессора протоиерей А.Глаголев, В.П. Рыбинский и М.Н. Скабалланович. Однако, по свидетельству профессора Рыбинского, именно отца Александра «следует признать самым ревностным работником в деле составления Толковой Библии». Достаточно перечислить названия библейских книг, комментарии к которым подготовил протоиерей А.Глаголев, чтобы понять масштаб проделанной им работы: Бытие (с 26 главы), Левит, Руфь, 3 и 4 Царств, 2 Паралипоменон, Товит, Притчи Соломона, Песнь Песней, пророков Наума, Аввакума, Софонии и Аггея, а также Соборные послания святых апостолов. |
| В 1898 году вышел второй том исследования «Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники», в котором рассматривалась деятельность святителя Петра после его вступлении на Киевскую митрополичью кафедру (1632-1647) и положение православной паствы в Речи Посполитой в этот период. В приложении были опубликованы 85 архивных документов по истории Западнорусской Церкви с подробными научными комментариями. 17 марта 1899 года по ходатайству Совета Казанской Духовной Академии Голубев был удостоен степени доктора церковной истории. За второй том исследования о митрополите Петре Могиле он также получил полные Макариевскую (академическую) и Уваровскую премии. Это исследование Голубев считал главным трудом своей жизни, готовил к изданию третий его том, а также исправленные и дополненные первый и второй тома, но это намерение осталось неосуществленным. Голубев также опубликовал ряд исследований по истории Киевской Академии XVII- XVIII веков, среди которых особо выделяется монография «История Киевской духовной академии (Период домогилянский)» (К., 1886), отмеченная Уваровской и Макариевской (половинной) премиями. В этом сочинении Голубев утверждал, что Могилянская академия явилась продолжением Киевской братской школы, с чем не согласился рецензент А. И. Соболевский (см.: Журнал Министерства народного просвещения. 1887. 3. Отд. 2. С. 38-50) . Одним из важнейших источников по истории Западнорусской Церкви Голубев считал старопечатные книги, изучал вопрос о начале книгопечатания в Киеве, относя его к 1616 г. Выявлял и публиковал документы по истории КДА и Западнорусской Церкви, преимущественно XVII- XVIII вв. (в т. ч. крупное полемическое соч. «Лифос», 1644), в «Киевских епархиальных ведомостях», «Трудах Киевской Духовной Академии» (ТКДА), «Чтениях в Историческом обществе Нестора-летописца», «Архиве Юго-Западной России». В 1876-1877 гг. печатал в ТКДА известия церковно-археологического общества при КДА, составлял «Объяснительные параграфы на историю Западнорусской Церкви» (Киевские епархиальные ведомости. 1893. 3-5, 12, 24; ТКДА. 1904. 11; 1906. 12; 1910. 7-8). Осенью 1901 г. вошел в Комиссию для собирания и издания относящихся к истории КДА актов и для последующего написания на их основе полной истории КДА за 300 лет (работа не была завершена). Труды Г. расширяли источниковедческую базу и оказали значительное влияние на дальнейшую разработку истории Западнорусской Церкви и духовного образования. |
| Иеродиакон Чудова монастыря Дамаскин, по замечанию Строева, был почитателем, а может быть и учеником известных ученых греков братьев Лихудов, которые по смерти своих покровителей, патриархов Иоакима и Адриана († 1700), подверглись гонению, и в 1704 году, по именному Царскому указу, были высланы из Москвы на житье в Костромской Ипатьевский монастырь, а в 1706 году, по таковому же указу, переведены в новгородскую епархию, которою управлял тогда митрополит Иов. Строев считает иеродиакона Дамаскина природным русским; оспаривать это нет достаточных оснований; вообще же для биографии этого последователя (вероятно и ученика) Лихудов нет пока других данных, кроме тех, которые можно извлечь из его сочинений. А по ним известно лишь, что он был иеродиакон Чудова монастыря, посещал Киев и Афонскую гору (где прожил тринадцать месяцев), был временно в Новгороде и в Соловках, а скончался в Чудове монастыре (не ранее 1706 года). Время написания вышеупомянутого сочинения иеродиакона Дамаскина о св. Афонской горе сравнительно с Соловецким монастырем определяется с одной стороны тем, что оно было поднесено им новгородскому митрополиту Иову и упоминается в послании к нему того же Дамаскина в 1705 году; с другой стороны, тем, что вышеупомянутый Сборник 774, где находится это сочинение, как увидим ниже, принадлежал игумену Заиконоспасскаго монастыря Палладию Роговскому, управлявшему этим монастырем с 1701 по 1703 год, в коем он и скончался. Написание сочинения Дамаскина, по всем соображениям, относится к тому же времени, т.-е. к 1701–1703 годам. Сочинение это недавно нашлось еще в одном рукописном Сборнике киевской духовной академии (1,1,139) XVIII века, где оно озаглавлено так: «Сказание о Соловецком монастыре и об Афонской горе». Первая половина сего «Сказания» (сравнение Афона с Соловецким монастырем) было напечатано г. Петровым в «Трудах Киевской духовной академии» (1877, т. III, стр. 481–511), где сочинение это неправильно, на основании «некоторых внутренних признаков», усвояется известному современнику патриарха Никона , Арсению Греку, будто бы написавшему оное в бытность его в заточении в Соловецком монастыре, между 1650 и 1658 годом. |
| Наше сердце должно принадлежать Богу. Христос должен жить в нем. Оно должно стать Его домом. Добрые дела и любовь, при помощи благодати Святого Духа и Божественного Откровения, могут сделать из нашего сердца прекрасный дворец Небесного Царя. Общеизвестна и не нуждается в толковании одна из заповедей Блаженств: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8). Свт. Григорий Нисский справедливо отметил, что «знания приобретаются любовью», при помощи сердца. Ведь легче учить тот предмет, который любишь, преподаватель которого в силу каких-то качеств нравится. Быть может, кому-то будет интересно, что профессор Киевской духовной академии XIX в. Памфил Юркевич (1826–1874) в своем философском труде «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова Божия», напечатанном в «Трудах Киевской духовной академии» в 1860-м г., изложил библейское учение о роли «сердца» как средоточия всей духовной жизни человека, являющегося предпосылкой истинного познания. Архимандрит Маркелл: – Когда в Священном Писании говорится о сердце, то имеется в виду не телесный орган, как полагают многие, а средоточие души человека, то есть то, что для него является в жизни самым важным. Если этот центр смещен, и человек больше обращает внимание не на свое духовное развитие, а на интеллектуальное и физическое, то ни к чему хорошему это не приводит. Человек, несмотря на все свои карьерные достижения, приобретенные с помощью ума, интеллекта, но при этом не возделывавший свое духовное сердце, чаще всего чувствует себя несчастным и одиноким. Верующие родители должны приучать своих детей к молитве и посту – именно ради того, чтобы сердце, как центр духовной жизни, занимало подобающее ему место и порождало не гнев и гордость, не похоть плоти и прелюбодейство, а святые чувства смирения, кротости, любви, целомудрия и т.д. – Современный мир и вся система образования подразумевает развитие интеллекта, получение научных знаний. Но присутствует ли в нем образовательный, воспитательный принцип? Если не ошибаюсь, слово «образование» происходит изначально от «образа Божьего», т.е. в первую очередь учащийся человек должен стремиться к развитию в себе образа Божьего. Как понимать такой парадокс? И каково место ума в духовной жизни? |
| Публиковал библиографические заметки, статьи и речи в «Церковных ведомостях» , «Страннике» , «Трудах Киевской духовной академии» , «Руководстве для сельских пастырей» , «Киевских епархиальных ведомостях» , «Воскресном чтении» . Был сотрудником Православной богословской энциклопедии с 1-го тома, написал ряд статей по библеистике. Участвовал в составлении комментариев к Толковой Библии (СПб., 1905-1907. Т. 1-7), издававшейся под редакцией А. П. Лопухина . Г. принадлежат комментарии на книги Левит (Т. 1. С. 408-503), Руфь (Т. 2. С. 207-225), 2-ю кн. Паралипоменон (Т. 2. С. 357-582), 3-ю и 4-ю книги Царств (Т. 3. С. 89-196), кн. Товита (Т. 3. С. 324-361), книги Притчей Соломона (Т. 4. С. 411-502), Песнь Песней (Т. 5. С. 37-75), пророков Наума, Аввакума, Софонии и Аггея (Т. 7. С. 270-382). В 1906 г. Г. вел в «Киевских ЕВ» отдел «Обзор печати по вопросам Церкви и духовенства (Из духовных журналов)». По поручению Учебного комитета при Святейшем Синоде в 1909 г. рецензировал кн. проф. СПбДА И. Г. Троицкого «Еврейская грамматика» (СПб., 1908), представленную на Макариевскую премию. В нояб. 1914 г. Г. было поручено подготовить к переизданию творения блж. Иеронима Стридонского и др. работы из «Библиотеки творений св. отцов и учителей Церкви западных», выходившие в качестве приложения к ТКДА. 18 дек. 1915 г. Г. был избран в состав созданной при СПбДА Комиссии по научному изданию Славянской Библии. В 1904-1915 гг. редактировал отдельные выпуски «Учено-богословских и церковно-проповеднических трудов студентов Киевской духовной академии». Защищая рус. академическую богословскую науку от обвинений в подражательстве и компиляции трудов, в частности представителей тюбингенской школы , Г. полагал, что самобытность рус. науки и независимость от западной «есть, разумеется, идеал», осуществление к-рого может быть делом неск. поколений, развивающих научную работу. Г. состоял членом киевского духовно-цензурного комитета, киевского отд-ния имп. Палестинского православного общества , Церковно-исторического и археологического об-ва при КДА, Киевского правосл. религиозно-просветительного об-ва. Летом 1911 г. руководил первой паломнической экскурсией студентов КДА в Св. землю. Друг семьи Булгаковых, 26 апр. 1913 г. венчал М. А. Булгакова и Т. Н. Лаппа, был прототипом о. Александра из романа писателя «Белая гвардия». После закрытия и разрушения ц. во имя свт. Николая Чудотворца (1934) Г. служил в ц. Николая Набережного. |
| С возведением в архиерейский сан началась для Филарета тяжёлая пора, особенно во время служения на Рижской кафедре. Большими трудностями сопровождалось служение архиерея в латышском крае. Однако Филарет активно участвовал в жизни своей паствы, и его участие имело важное значение в движении латышей к Православию. При деятельном участии преосвященного Филарета в Риге строился Рождественский собор, но владыка не дожил до его завершения. Одно из писем епископа Филарета, напечатанное в «Трудах Киевской духовной академии», рисует жуткую картину жизни русского архиерея в Латвии. Жить и властвовать в крае, наводнённом нахальными инородцами и иноверцами, было истинным наказанием. Филарет сравнивал немцев, населявших край, по их подлости и наглости наступления на русскую культуру, с грибком, называемым губкой, «Построилось новое здание, на следующий год ест его губка, на третий здание никуда не гоже. Против этого врага средств нет, как и против немцев». Однако тормозили деятельность русского архиерея не только немцы, но и крайняя русская партия. Превратно истолковывая действия епископа, они даже командировали специальную депутацию к обер-прокурору К.П. Победоносцеву . Мало этого, они пошли к графу Н.П. Игнатьеву с жалобой, что архиерей держит сторону немцев. «Да что же, преосвященного Бисмарк подкупил, что ли?» – нашёлся только спросить граф Игнатьев. В результате всего этого жизнь была так «сладка» Филарету, что он писал: «На архиерейство в Ригу можно посылать только в наказание. Пусть меня в Сибирь сошлют или в захолустный монастырь на покой, лишь бы взяли отсюда...» Несмотря на все эти трудности, Филарет производил на всех приятное впечатление, вёл себя очень просто, отличался большим умом и глубоким познанием человеческого сердца. Однажды преосвященный Филарет высказал своё мнение об аскетизме: «Аскетичество есть духовное воспитание себя. Вот почему аскеты так снисходительны на исповеди к грехам других, – потому что они знают, что значит воспитать себя». Труды: Слово «О движении духа науки вместе с жизнью»//Труды Киевской духовной академии. Киев. 1860–1917; 1869. |
| Три листка древнеславянского служебника, писанные глаголицею, вывезенные из Синая – два преосвященным Порфирием Успенским , а третий Η. П. Крыловым, диаконом петербургской Михаило-архангельской церкви в 1853 г. и три раза изданные в свет ( И. И. Срезневским в Записках Импер. акад. наук кн. 4 за 1863 г.; им же и за тот же год в Извест. Импер. арх. общ. т. 4, вып. 6 и самим преосвященным Порфирием в Трудах киевской дух. ак. 1877 г. кн. 10) объяснили бы нашему автору весьма интересные моменты в чине нашей литургии, над уяснением происхождения которых он немало потрудился, прибегая к напрасным разглагольствованиям. Ещё большую бы услугу для уяснения особенностей всего чина нашей древней литургии мог оказать ему чин литургии Евфимия, патриарха тырновского, который издан сербским учёным дружеством в его журнале «Гласник» за 1869 г. кн. 8. С незначительными сокращениями этот чин издан в книге преосвященного Порфирия «Второе путешествие по святой горе Афонской 1880 г 3 . Как воспитанник Петербургской академии, г. Одинцов мог бы познакомиться с этим чином и по фотографическому снимку с него, сделанному известным палеографом г. Севастьяновым. Этот снимок хранится в Императорской публичной библиотеке. Можно смело сказать, что незнакомство с этими богослужебными памятниками рекомендуют труд нашего автора с невыгодной для него стороны. В отделе пособий мы не нашли указаний на сочинение, автором которого молва называет покойного А. В. Горского: «Преждеосвяшенная литургия» (Москва 1860 г.), на книгу о том же Малиновского (Спб. 1850 г.), на труды И. И. Срезневского «Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках древней письменности» и профессора Киевской духовной академии Воронова: «Кирилл и Мефодий. Главнейшие источники для истории свв. Кирилла и Мефодия». Последние две книги могли бы быть ценным пособием для истории перевода книг на славянский язык. Что же касается тех пособий, которые перечислены автором (стр. 9), то, на наш взгляд, сочинение его в научном отношении выиграло бы много, если бы он оставил некоторые из них без всякого внимания. |
|
|
