Сортировать по Исключить новости Яркий немеркнущий свет. Православное братство на Камчатке Коряки впервые увидели церковный храм, священнослужителей в церковном облачении 20 марта, 2014 Коряки впервые увидели церковный храм, священнослужителей в церковном облачении (К столетию первого и единственного съезда Камчатского благотворительного братства православных миссионеров, состоявшегося в селении Тиличики 18-24 февраля 1914 года). Историю села – как частность Познай! И веруя словам, Ты ощути свою причастность, И к людям тем и к тем делам. (С. Афиногенов, с. Корф. 1997 г.) В истории любого поселения России есть знаменательная дата, которая имеет большое историческое значение в его созидании и становлении. Так и дата первого съезда благотворительного братства, проходившего в селе Тиличики 100 лет назад, сыграла важную роль в  судьбе села и его жителей. Петропавловская гавань в начале прошлого века Иеромонах Нестор прибыл на Камчатку в  1907 году, неся слово Божие местному населению, побывал во многих поселениях, а в 1910 году прибыл в Тиличики. Посещая коряков, чукчей, ительменов, миссионер везде встречал убогость быта, голод, болезни…О Жителях Камчатки у Государственной Думы не было никакой заботы. В своих воспоминаниях митрополит Нестор писал: «На ровной заснеженной площади села Тиличик было разбросано восемь корякских юрт. Эти юрты с отверстиями посредине напоминали мне маленькие действующие вулканы. Время от времени сквозь густые клубы дыма из отверстий вверху юрты показывались человечески фигуры коряков и корячек. Они пугливо поглядывали на меня. Вой полутора сотен собак был мне встречным гимном… Когда мне становилось особенно тяжело при виде людских страданий и бедствий и в тайниках моего сердца возникало сомнение в возможности преодоления безразличия и косности, я вспоминал Голгофу, распятого за всех нас на кресте Иисуса Христа, Его светлый многострадальный лик, и мне становилось легче. Ободрённый, воспрянувший духом я твёрдо знал, что вослед за страданиями всегда приходит радость торжества Воскресения!

http://pravmir.ru/yarkij-nemerknushhij-s...

Расчет Афиногена был верен: духовник не преминул разгласить тайну, которая самым удовлетворительными и приятным для раскольников образом разрешала загадку омофора. Раскольники поверили, что у них скрывается архиерей; но Афиноген пока молчал, и только, когда прибыл в Валахию, объявил себя епископом. И молдавский митрополит и господарь поверили обманщику. Афиноген начал посвящать священников и диаконов и имел намерение поставить другого епископа себе в помощники. Епископство Афиноген предложил своему благодетелю Патрикию, которого и вызывал к себе для посвящения. Патрикий не спешил, а навел справки о самом Афиногене и к ужасу своему узнал, что Афиноген не только не епископ, но и не священник, и даже не Афиноген, а Амвросий, беглый иеродиакон. Узнали об этом и стародубцы, послали вторично за справками, и печальное известие подтвердилось. А к Афиногену тем временем обратился с просьбою о посвящении в епископа некто Анфим, выдававшей себя за священника и незадолго до того возведенный Афиногеном в архимандриты. Анфим жил в Польше, лично ехать к Афиногену почему-то боялся и просил посвятить его заочно, а именно так: в назначенный день и час Афиноген должен служить у себя литургию и в установленное время прочитать положенный на посвящение архиерея молитвы, а в это время Анфим, также служащий литургию у себя, будет возлагать на себя архиерейские одежды. Афиноген согласился и назначил это странное посвящение в Великий четверг. Настал этот день, и Анфим в условленный час начал литургию. Когда пришло время, он возложил на себя архиерейские одежды и докончил службу уже как архиерей. А между тем, когда Анфим облекался в святительский омофор, Афиноген не только не читал посвятительных молитв и не служил литургию, а был уже в Польше, и в самый Великий четверг вступил в военную службу к польскому королю, избегая преследования от молдавского господаря, узнавшего про его самозванство. Когда открылось это обстоятельство, Анфим вынужден был бежать, но с архиерейством не желал расстаться и пребывал там, где еще не знали истории его посвящения.

http://azbyka.ru/otechnik/Makarij_Bulgak...

   Римл. X:14 — 15.    Мф. XX, 25—27.    Мф. XVI, 19; XVIII, 17—18; Иоанн. XX, 23 и др.    Послание к Коринфянам, гл. XXXVII — XXXVIII стр. 138 русского перевода.    1 Корф. 4 — 10, 28 — 30.    1 Корф. XII, 12 — 13.    1 Корф. XII, 12 — 13.    1 Коре. XII, 13.    1 Коре. XII, 14 — 20.    1 Корф. XII, 26.    1 Корф. XII, 15 — 16.    1 Корф. XII, 25.    Еф. IV:16.    Еф. I:23.    Еф. I:22.    Римл. XII:5.    Еф. IV:15 — 16.    Еф. IV. 16.    Римл. XII, 6 — 8.    1 Корф. XII, 18.    1 Корф. XII, 28.    1 Корф. XII, 17.    1 Корф. XII, 29.    Слово 3-е о священстве, творения, т. 1 стр. 13 — 14.    214 письмо к Халкидонянам, т. 7, стр. 120 русского перевода.    В данном случае мы пользуемся обычными терминами католического богословия: de jure divino u de jure humano для обозначения существенного различия Божеских и собственно человеческих учреждений.    Мы называем волю Божию о Церкви «внешней основой» для всегдашнего существования в ней особых священнослужителей лишь для того, чтобы отчетливее представить отличие православного учения по этому предмету от протестантских заблуждений, также допускающих необходимость существования в Церкви особых церковнослужителей. Таким образом, термин «внешний» обозначает у нас самодовлеющий источник для существования иерархии помимо воли на то самого общества; но никак не хотим мы определить словом «внешний» самый характер священнослужения в нашей Церкви, так как оно является в действительности удовлетворением глубочайшей внутренней потребности самого общества верующих.    Мр. III:13 — 14; VI, 7; Лук. VI:13; Иоанн, XV, 16.    Лук. X:I, Этим местом и ограничивается евангельское указание на тех семьдесят учеников, которых церковное предание называет также апостолами и на которых большею частью видит указание в 1 Корф. XV, 7 ст.    Мф. XIX:28; Лук. XXII:30.    Иоанн. XV, 16, 19.    Мрк. XV:16; Мф. XXVIII:19 — 20; X, 1 — 40; Деян. I, 8 и др.    Мф. XVIII:18; Иоанн, XX, 22.    Мф. XXVIII, 19; Лук. XXII:19 — 20 и др.    Иоанн. XX, 21 — 23.    1 Корф.

http://lib.pravmir.ru/library/readbook/4...

А.А. Половцов Корф, Иоанн Альбрехт Корф , барон Иоанн Альбрехт, действительный тайный советник, президент Академии Наук, дипломат, род. 30 ноября 1697 г., ум. 7 апреля 1766 г. Принадлежал к небогатой ветви древнего курляндского рода. Учился сначала дома и крайне неохотно; отец его приходил в отчаяние от лености и тупоумия сына и решил, наконец, отдать его немедленно в военную службу; но перед перспективой попасть в суровую обстановку тогдашней прусской армии, в молодом человеке вдруг проснулась энергия и определенно выразились интересы в совершенно другом направлении: он начал заниматься чрезвычайно прилежно и с замечательным успехом; через два года он уже мог поступить в Йенский университет и блестяще окончил в нем курс. Интерес к знаниям с этих пор в нем уже не только не ослабевал, но, можно сказать, постоянно возрастал. Вскоре по возвращении из университета И. А. Корф был назначен камер-юнкером ко двору вдовствующей герцогини Курляндской Анны Иоанновны и в 1728 г. отправлен в Москву, ходатайствовать о прибавке к пенсии, которую Анна Иоанновна получала от русского двора; это поручение было исполнено им успешно. Когда Анна Иоанновна сделалась русской императрицей, Корф в 1730 же году был переименован в камер-юнкеры русского двора – с этого времени и начинается деятельность в России разных отраслей этой многочисленной фамилии. Вскоре И. А. Корф был послан из Москвы в Курляндию – хлопотать о занесении Бирона в число курляндских дворян. Бирон уже не раз начинал это домогательство, но оно долго оставалось безуспешным; на этот раз, однако, курляндское дворянство оказалось сговорчивее, и Корф привез Бирону столь желанное им постановление. Временщик принял Корфа очень холодно; ему, по-видимому, было неприятно, что Корф имел теперь право считать его, Бирона, обязанным себе благодарностью; тем не менее, в 1731 г. Корф получил повышение – был сделан действительным камергером, а в 1732 г. был опять послан в Курляндию, теперь с поручением подготовить избрание Бирона в герцоги курляндские после смерти престарелого герцога Фердинанда, которой надо было ожидать с часу на час. Корф провел в Курляндия два года и, действительно, успел настолько подготовить почву, так что в 1737 г. Кейзерлинг уже без большого труда мог довершить начатое им, и избрание Бирона состоялось.

http://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/r...

По возвращении И. А. Корфа в Петербург, 18 сентября 1734 г. он был назначен «главным при Академии командиром», т. е. президентом ее. Назначение это вполне соответствовало серьезным интересам Корфа; в истории же Академии оно составило, можно сказать, эпоху. Прежде всего, И. А. Корф был вообще человеком образованным и любознательным, а в частности – большим любителем книг. Еще в 1731 г. он уже начал сношения с Шумахером именно по поводу покупки книг из академической книжной лавки; с тех пор сношения эти уже не прерывались. Через академическую лавку Корф приобретал книги во множестве; со своей же стороны он постоянно присылал в Академию книги, особенно когда бывал за границей. К концу жизни Корф собрал библиотеку по тому времени прямо огромную: она заключала до 34000 томов; в значительной степени из-за нее он впал в большие долги. Пополнение библиотеки, ее устройство, ведение каталога ее было его любимым занятием. В 1764 г. библиотека эта была приобретена за 50000 руб. для великого князя наследника Павла Петровича, с тем, что пользование ею сохранялось за Корфом до его смерти, деньги же должны были быть выплачены ему по 10000 руб. в пять лет. После смерти императора Павла библиотека эта перешла в собственность цесаревича Константина Павловича, а после него досталась генерал-адъютанту Александрову, который большую часть книг из нее завещал Александровскому Гельсингфорскому университету. Помимо большой библиотеки, Корф имел довольно обширное собрание документов, относящихся к истории Курляндии; оно пожертвовано было впоследствии в Дерптский университет. И. А. Корф не только собирал книги, он, несомненно, и читал их; по словам одного современника «самые сложные работы Академии не превосходили круга его знаний»; с полнейшей охотой ссужал он своими книгами разных ученых. Бюшинг рассказывает, что ему доводилось вести с бар. И. А. Корфом продолжительные богословские споры, в которых Корф обнаруживал чрезвычайно широкую начитанность и очень основательные знания; по своим убеждениям Корф был, в значительной степени свободомыслящим; он, согласно духу времени, смело подвергал критике разные богословские учения; это не мешало ему признавать учение Христа и апостолов выше всякой критики; но и такие взгляды, кажется, повредили Корфу в глазах императрицы Анны Иоанновны, которая была, по-своему, очень благочестива и богобоязненна.

http://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/r...

Затем дипломатическая деятельность Корфа в Копенгагене ограничивалась почти только наблюдениями, чтобы датское правительство не поддерживало в Швеции партию, враждебную России; 28 февраля 1765 г. Корф возобновил почти без изменений союзный договор, им же подписанный в 1746 г. В феврале же 1765 г. Корф представил петербургскому министерству предположение – нельзя ли устроить на севере Европы союз, который бы являлся противовесом союзу католических держав на юге Европы; на основании этого Корфа считают первым автором той «северной системы», которая в 1766–1768 годах составляла, между прочим, предмет обсуждения Н. И. Панина. Барон И. А. Корф оставил три печатные произведения; впрочем, как автор он гораздо менее замечателен, чем как любитель и покровитель наук; его произведения к славе его ничего не прибавляют. В 1733 г. во время хлопот Корфа в Курляндии об избрании Бирона в герцоги, умер Бирон-отец; Корф произнес на его похоронах слово, которое и было тогда же напечатано под заглавием: «Lob- und Abdankungsrede bei dem Grabe des Hochwohlgebornen Herrn, Herrn Carl von Biron, Koniglichen Cornets, Erbherrn auf Kalnzehm, gehalten... von des hohen Trauerhauses demuthigsten und ergebensten Diener Iohann Albrecht Korff»; затем в «Dreiers Specimen juris publici Lubecensis» (1762) помещена статья И. A. Корфа под заглавием: «Nachricht von dem litthauischen Grossfürsten Gedimin»; наконец, в 1762 же году Корф написал книжку «Gründlicher Beweis, dass das Recht einen Fürsten zu wählen, den Standen der Herzogthümer Curland und Semgallen von ihren Urahnen angestammt»… Барон И. А. Корф остался холостым. По свидетельству знавших его лиц он был в частной жизни одним из любезнейших людей; как дипломата он пользовался общим уважением за свою прямоту и ум; ему ставили в вину иногда слишком резкое отношение к противникам преследуемых им видов его правительства; во всяком случае, он умел с достоинством держаться в трудных и смутных обстоятельствах и при русском, и при других дворах. Биография, составленная бар. M. A. Корфом в «Recueil des actes de la séance publique de l " Académie Impériale, 11 janvier 1847», 73–101; «Барон И. A. Корф», биография в «Истории Академии Наук» Пекарского, т. I, 516–535; его же, «Маркиз де ла Шетарди в России», 87–90; Бантыш-Каменский, «Словарь»; «Материалы для истории Академии Наук», тт. II, III, IV; Соловьев, «История Россив», книги IV, V, VI; Recke und Naplerski, «Allgem. Schriftsteller-und-Gelerht. Lexicon», II, и «Nachträge» – здесь краткий обзор манускриптов», поступивших из библиотеки Корфа в Юрьевский университет; «Сборник Импер. Рус. Ист. Общества», тт. 47, 57 и 61. Дело Сената, в Москве, NN част. 21, общ. 8122, стр. 729–731, за 1754 г.

http://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/r...

Для ободрения патриотов Корф, по его словам, не пропускал никакого случая атаковывать противную партию в ее ретраншементах; из дворца наследника престола ему дали знать, что там составлен план тотчас по образовании секретного комитета арестовать самых деятельных членов русской партии, причем Тессин говорил: «Я знаю колпаков, их легко можно сдержать: стоит только с одним из них поступить строго, и они все сейчас отстанут от русского министра, который не будет тогда знать, куда обратиться». Корф спешил предупредить Тессина и подал королю две промемории. В одной говорилось, что известный купец Пломгрен в обществе горожан осмелился говорить следующее: «Те хорошо делают, которые к русскому послу не ходят, ибо те, которые его посещают, носы свои обожгут и пальцы у них будут отбиты; уже взяты на замечание те, которые часто у него бывают и его именем держат столы». Корф, выставляя оскорбление, нанесенное его двору старанием посредством угроз отогнать посетителей от его дома, просил немедленно арестовать Пломгрена и наистрожайше допросить: кто ему сказал, что Корф – министр подозрительный, что все, которые ходят к нему в дом, будут наказаны, что он устроил трактиры, где его именем держатся столы? В другой промемории Корф жаловался на генерала Вреде, который в самом дворце говорил, что Корф ведет себя неприлично и на крыльце дворянского дома в день выборов велел раздать 1400 червонных. Корф требовал, чтобы против Вреде начато было судебное следствие. Враждебная партия старалась всеми средствами выпутать Вреде из этого дела, требовала, чтоб все дворянство вступилось за него, но ландмаршал Унгерн-Штернберг с твердостью отвечал, что это дело вовсе не касается всего дворянства. Некоторые обратились к королю с просьбою заступиться за Вреде, но получили ответ: «Оставьте меня в покое; зачем вы хотите меня прельстить? Когда Вреде зажать свой рот не может, то пусть и отвечает за следствие». Корф имел объяснение и с кронпринцем. Как верный и ревностный слуга Голштинского дома, он просил принца не слушать тех, которые внушают ему недоверие к императрице, чтобы отделить его интерес от русского интереса.

http://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Solovev...

Суслов, быв по каким-то делам в Борской слободе, говорил об этом с Афиногеном и чрезвычайно обрадовался, когда узнал от него за великую тайну, что он, будучи коренным великоруссом по происхождению, будучи крещен в три погружения, имеет сан епископа. Говоря о своем архиерействе, Афиноген рассказал и Суслову придуманную им сказку о мнимом пребывании при низложенном императоре. О чем так много и напрасно думали, на что едва смели надеяться старообрядцы, само без хлопот явилось. — Уверьте в истине слов моих отца Патрикия, — говорил Афиноген, прощаясь с Сусловым, — и убедите его приехать поскорее ко мне в Борскую; я преподам сему светильнику церкви архиерейскую хиротонию. Но скажите ему, чтоб он не медлил. За великую тайну скажу вам, что мне и здесь, в областях польского короля, от вашей русской царицы небезопасно. Хочу уехать подальше. С Сусловым он послал к Патрикию письмо, в котором, уверяя в преданности, прямо об архиерействе своем не писал и даже подписался иеромонахом, но упомянул, что Суслову известно, кто он. Вот это письмо: «Всемогущаго Бога избраннейшему иерею и таин его верному служителю, благочестивейшему господину, господину Патрикию, червь, а не человек, землекасательное поклонение. Аще добраго пастыря долг, оставя девяносто и девять овец в пустыни, сотной пойдтить, еже взыскивать, и обретше оную на рамо возложа ко Отцу привесть, то сего словеснаго стада пастырю, владыко твой Христос взыскует по тебе. Сие пишу, не уча духопросвещенную твою душу, но горящею спасения жаждою мысль хотя прохладити. Имееши мя ожидающи благословения твоего, имееши душу, самовольно пришедшую во овчарню Христову, имееши наконец человека, иже, кроме тебя, никому не может открыти тайну, всему благочестию необходимо нужную. Что же объявлено от меня Божию угоднику, присланному от вас, Федору Григорьевичу, и то только о лице моем, а не о намерении. Прииди убо, светильниче мира, ниже презри написаннаго, аще же укосниши или не послушаеши, то Бог от руку твоею многи души взыщет. Целование уст моих ногам твоим, целование единомысленной братии, их же имена в книге животней. Аз, оканчивая, пребываю грешный о вашем здравии молитвенник, иеромонах Афиноген». Патрикий, как ни хотелось ему самому сделаться архиереем, медлил отъездом в Борскую слободу. Чтобы не впасть в обман, решили собрать предварительно в Москве и Петербурге справки о личности Афиногена. Ехали туда двое из коломенских купцов, переселившихся в Стародубье, им и поручено было разведывание. Прождав понапрасну немало времени Патрикия, Афиноген послал к нему новое приглашение через старшину Борской слободы, Ивана Кондратьевича, которому также сказал про себя, что он епископ Лука, находившийся при императоре Иоанне. Но и на этот раз в письме посланном в Зыбкую, он не называл себя архиереем, на некоторое время «хотя (оставаться), как писал он, под образом прикровенным, страха ради от лжебратии, и ради своих же».

http://azbyka.ru/fiction/ocherki-popovsh...

Там всякого принимали. С первых же дней заметил Афиноген, что зыбковские слобожане имеют слепую веру к Патрикию. Что Патрикий скажет, то и закон для всех. И стал он употреблять все средства, чтобы понравиться стародубскому «патриарху». Старику Патрикию крепко по душе пришелся красивый, скромный, ученый молодой чернец, он полюбил его, как сына, и даже поместил у себя в доме, проводя с ним все время в разумных и учительных беседах. Афиноген совершенно очаровал Патрикия своим бойким умом и обширными сведениями, а вместе с тем необыкновенной набожностью и подвижничеством. Патрикий нахвалиться не мог своим нареченным сынком. «Его сам бог ровно с небес послал к нам», — говаривал он и прочил Афиногена себе в преемники. И быстро разнеслась добрая слава об Афиногене по всему Стародубью и во вновь возникших на пепле разоренных Сытиным слободах Ветковских. Однажды в задушевной беседе Патрикий высказал сынку своему тяготившую его мысль о необходимости иметь правильного епископа. Молодой чернец совершенно соглашался с Патрикием, но с какою-то таинственностью постоянно уклонялся от дальнейших разговоров. Еще казалось странным Патрикию, что, несмотря на доброе и спокойное житье в Зыбкой, под крылышком самого Патрикия, Афиногена все тянуло за границу. Таинственно намекал он, что у него в Петербурге есть сильные враги, власть имеющие, которые никак не простят того, что он познал «древлее благочестие» и ушел странствовать, что они опасаются, чтоб Афиноген не рассказал кое-чего ему известного, а от этого-де пойдет по государству великая крамола, и многим сильным людям не сносить тогда головы. Хитро намекал Афиноген и на то, что вот недавно по милости Епифания разорили Ветку и все зарубежные слободы, а если про него в Петербурге узнают, где он находится, — во всем Стародубье камня на камне не останется. «А я не желаю, чтоб из-за меня грешного пострадали православные христиане, свято хранящие древние уставы». — Но кто же такой? Какие у тебя обстоятельства были с сильными мира сего? — спрашивал у Афиногена Патрикий.

http://azbyka.ru/fiction/ocherki-popovsh...

В отношениях своих к академикам Корф, на наш, современный взгляд, бесспорно держался слишком начальнического тона; но нельзя забывать, что в то время к представителям науки огромное большинство лиц, занимавших высокое административное положение, относилось еще несравненно хуже. Г. Ф. Миллер называет Корфа бесподобным человеком»; по словам другого современника – Корф «вполне заслуживал бы быть президентом всех Академий в свете»; внимание к петербургским своим сотрудникам по Академии Корф обнаруживал до конца жизни; так, Миллеру он переслал копии с древних грамот, которые были доставлены ему любекским синдиком Дрейером из местного архива; Бюшингу он прислал в подарок из Дании и Швеции несколько старинных грамот; известная в свое время книга Геча Curlandische Liedergeschichte (Copenhagen 1751) была составлена и издана по побуждению и под покровительством Корфа; в Дании и Швеции он повсюду завязывал близкие сношения с местными учеными. От управления Корфом Академией, при таких условиях, следовало ожидать, хороших результатов. Но управление это продолжалось недолго. Говорят, Бирон опасался, как бы Корф, ловкий в обращении и интересный собеседник, не явился соперником ему в расположении императрицы и постарался вызвать ее неудовольствие против него, выставляя на вид свободомыслие Корфа. В 1736 г. состоялась у Корфа дуэль с бароном Менгденом, по поводу того, что фрейлина Видеман отвергла предложение Корфа и вышла замуж за Менгдена; это происшествие еще более усилило неудовольствие императрицы на Корфа; он стал замечать явное нежелание его видеть и потому счел нужным принять место вне Петербурга. 27 марта 1740 г. состоялось назначение Корфа, на место А. П. Бестужева-Рюмина, чрезвычайным посланником при датском дворе и в нижнесаксонском округе, с аккредитованием его при вольных городах Гамбурге, Любеке и Бремене. К новому месту служения барон И. А. Корф выехал 15 апреля 1740 г.; с этого времени прекращается фактически управление им Академией; 24 апреля 1740 г. президентом Академии назначен Бреверн; Корф же с самого отъезда, кажется, уже и не возвращался в Россию, по крайней мере, на сколько-нибудь продолжительный срок.

http://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/r...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010