| Сплетите один шнурочек и пришлите вместе с изображ[ением] (речь идет о нательном крестике). В настоящее время я здоров, и у меня всё обстоит благополучно, чего от души желаю вам и всем-всем знакомым и помнящим меня н[едостойно]го». Из этого письма можно сделать вывод, что в то время отец Иоанн уже был сотрудником лагерной бухгалтерии. Что значила для заключенного работа не на лесоповале, становится ясным из воспоминаний В.Р. Кабо: «Хотя и мне пришлось испытать [в Ерцево] тяжесть труда на лесоповале в зимние морозы, от зари до зари, — все же большую часть отмеренного мне срока я провел в иных условиях. И это, вероятно, решилось в тот день, когда я вступил на землю 16-го лагпункта и тут же был направлен в барак для административно-технического персонала» . В бараке для административно-технического персонала юноша-студент Владимир Кабо и познакомился с отцом Иоанном, о котором оставил подробные воспоминания. Свидетельство очевидца дает ясное представление о том, каким был и как жил отец Иоанн в Каргапольлаге. Из воспоминаний Владимира Рафаиловича Кабо (1925–2009) Барак наш был таким же, как и другие. Внутри, по обеим сторонам длинного прохода, — двухэтажные нары-вагонки, тумбочки между ними. Под потолком — голые электрические лампочки, черная тарелка радиорепродуктора — голос Москвы звучал почти непрерывно. В этой обстановке… я и встретил впервые Ивана Михайловича Крестьянкина. Я навсегда запомнил, как он шел своей легкой стремительной походкой — не шел, а летел — по деревянным мосткам в наш барак в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пуговицы. И обликом, и поведением он резко отличался от остальных заключенных. У него были длинные черные волосы — заключенных стригли наголо, но администрация разрешила ему их оставить, — была борода, в волосах кое-где блестела начинающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его глаза — вдохновенные глаза духовидца… Особенно поразили меня его глаза — вдохновенные глаза духовидца |
| Матушка Лия Круглик 37 рассказывает: «После ссылки отец Иоанн вместе с иеромонахом Всеволодом остановились в доме наших знакомых. Мы, узнав об этом, пошли проведать необыкновенных священников. Удивило то, что после всего пережитого в ссылке оба батюшки были необыкновенно радостны и приветливы. Они с любовью беседовали с нами. Осталось в памяти, как с большим воодушевлением и чувством они пропели молитву «Царице моя Преблагая» на печерский распев. Отец Иоанн рассказывал немного о пребывании в заключении: «На допросы, как правило, вызывали по ночам. Накануне кормили только селедкой, пить не давали. И вот ночью следователь наливает воду из графина в стакан, а ты, томимый жаждой и без сна несколько суток, стоишь перед ним, освещенный слепящим светом ламп». По отношению к следователям батюшка держался трех «не»: не верь, не бойся, не проси. И это давало ему внутреннее спокойствие и твердость. Следствие по делу заключенного Ивана Крестьянкина длилось полгода. Впереди обозначилась новая ступень испытаний – лагерь строгого режима. И обстоятельства продиктовали ему образ жизни в Боге в этих исключительных условиях: «Тебя лишили храма, стань им сам, тебя Промысл Божий послал в среду не ведающих Бога, покажи им Божии дары: теплоту искренней любви, простоту и глубину благоговения и смирения». Нет ничего тайного, что не стало бы явным, и сокрытое временем всплывает теперь в воспоминаниях солагерников отца Иоанна. Один из них, Владимир Кабо 38 , 24-летний студент Московского университета, ставший на три года «насельником» того же лагеря, приоткрыл завесу над той скверной, в которой им предстояло выжить, в своей книге «Дорога в Австралию» . «Лесоповал – вот главное, чем занимались невольные обитатели Каргопольлага. На десятки, быть может, сотни километров от Ерцева тянулись в разных направлениях через леса и топи нити железных дорог. А к ним, как бусины, были привязаны ОЛПы – отдельные лагпункты, обнесенные высокими заборами жилые зоны с бараками для заключенных внутри. Вокруг каждого ОЛПа разбросаны были делянки, где пилили, валили и разделывали лес. Заготовленный лес трелевали к железной дороге и там грузили на платформы. Это был тяжелый физический труд, все больше ручной, в зимние морозы и от зари до зари». Позднее в личной беседе Владимир Кабо рассказывал: «Но это было не самое страшное. Убийственный, тлетворный дух лагерной обстановки, который создавали уголовники, всех держал в постоянном ожидании беды. Уголовники не работали, это была лагерная элита. Но их нормы обязаны были выполнять те, кто не принадлежал к их клану. Кровавые разборки внутри группировок не различали правых от виноватых. Человеческая жизнь не стоила ни гроша». |
| Отец Иоанн остался в жизни Владимира Кабо навсегда. «Его влияние на меня было очень велико. Мы много и подолгу беседовали. Когда Иван Михайлович говорил, его глаза и все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие, могло прозвучать и отеческое наставление, скрашенное мягким юмором». Теперь, когда Владимиру Рафаиловичу исполнилось 80 лет, он говорит, что и по сей день два человека идут с ним по жизни: это его мама и отец Иоанн (Крестьянкин) . Через три года совместной лагерной жизни обстоятельства их с батюшкой разлучили. Но он помнил об отце Иоанне и искал его след, затерявшийся во времени. В 1970-х годах Кабо нашел его в Псково-Печерском монастыре. «Там, в лагере, у нас возникли удивительно глубокие отношения ученика и учителя. Они были взаимны, я тянулся к отцу Иоанну, стремился учиться, а он хотел учить, делиться своим богатым духовным опытом. В словах его никогда не было ни укора, ни обличения, и тем назидательнее они действовали на меня. Я встречал немало православных священников, но, кажется, ни в одном из них не проявлялась с такой полнотой и силой глубочайшая сущность христианства, выраженная в простых словах: «Бог есть Любовь ». Любовь к Богу и к людям – вот что определяло все его поведение, светилось в его глазах, вот о чем говорил он весь, летящий, устремленный вперед…» Один журналист, в те же годы бывший в заключении на Черной Речке, в своей книге «Тяжелые годы» пишет о встрече с отцом Иоанном: «Когда я вошел в барак, мне бросился в глаза священник с длинными вьющимися волосами, с бледным одухотворенным лицом. Он взглянул на меня и предложил с ним покушать. Мы сдружились… Были мы на лесозаготовках, и я видел, как громадное дерево взвалили ему на плечо, и он нес его, шепча молитву». А вот свидетельство заключенного с Гавриловой Поляны Левитина-Краснова 39 , оставленное в его книге «Рук Твоих жар» : «Лагерь заброшенный. Почти не кормят… Здесь много было религиозных людей… Прежде всего духовенство. Наибольшей популярностью пользовался среди заключенных отец Иоанн Крестьянкин … Но он священник, и этого достаточно – и для прихожан, и для властей. Для прихожан – чтоб в короткое время стать одним из самых популярных священников в Москве; ну а для властей этого тоже достаточно, чтобы арестовать человека и законопатить его на много лет в лагеря… |
| 120 Кавелин Константин Дмитриевич (1818–1885) – русский писатель, юрист, психолог, этнограф и общественный деятель. Мысли об упадке духовности Кавелин высказывает, например, в статье «Философия и наука в Европе и у нас» (Кавелин К. Д. Наш умственный строй: Статьи по философии русской истории и культуры. М., 1989. С. 278–292). 121 Это положение архим. Михаила подтверждается и современной антропологией и этнографией. Как указывает известный современный этнограф В. Кабо, «одним из наиболее первичных, элементарных, универсальных понятий, созданных первобытным сознанием, является понятие о всеобщей таинственной, могущественной силе» (Кабо В. Круг и крест: Размышления этнолога о первобытной духовности. Канберра, 2002). 122 Ансельм Кентерберийский (1033–1109) – английский богослов-схоластик, архиеп. Свое доказательство Ансельм построил как обличение нелепости утверждения человека, о котором говорится в Псалтири: Сказал безумец в сердце своем: «Нет Бога» ( Пс.13:1; 52:2 ). 123 См.: «Ибо если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть» (Ансельм Кентерберийский. Прослогион//Соч. М., 1995. С. 128–129). 124 Гаунилон (Gaunilo) _ современник Ансельма, монах-бенедиктинец из монастыря Мармутье, который в своей «Книге в защиту безумца» выступал против онтологического доказательства бытия Божия. 125 См.: «Такой способ познания Бога – через Его идею – дает нам большие преимущества: ведь мы одновременно постигаем, и кто Он, насколько это допускает слабость нашей природы. А именно, обращаясь к врожденной нам идее Бога, мы видим, что Он вечен, всеведущ, всемогущ, что Он источник всяческой истины и справедливости, творец всех вещей, наконец, что в Нем заключено все то, в чем мы ясно можем заметить некое бесконечное совершенство, не ограниченное никаким несовершенством» (Декарт Р. Первоначала философии//Соч.: В 2 т. М, 1989. Т. 1. С. 322–323). |
| И вот подходят друг к другу, становятся плечом к плечу «трое с площади Карронад» – юные герои разных времен. Они смотрят на Славку и его друзей, смотрят с экрана на нас с вами. Ждут, когда мы увековечим их подвиг. Памятник из цветного металла нужен для нас с вами, а им необходимо продолжение их дела – защита Отечества, его возрождение и процветание. С кем же мы хотим идти в будущее: с героями прошлого, со Славкиной командой – или со стадом, «которое выбирает пепси» и бредет на бойню? Достоинство. Благо. Будущее Фильм «Ностальгия по будущему» (сценарий написал Виктор Добросоцкий по собственному роману, поставил фильм режиссер Сергей Тарасов, музыку сочинил Игорь Кантюков, в ролях снялись Ольга Кабо, Борис Невзоров, Павел Новиков, Мария Андреева, Александр Цуркан, Татьяна Конюхова) – это удивительная история о «верном сердце», долгие годы хранившем свою первую любовь. Уральский предприниматель Виктор Найденов в составе делегации попадает в Нью-Йорк, где неожиданно встречает свою любимую, Анастасию, которую, казалось, потерял навсегда 30 лет назад. Они дружили с детства и после окончания школы собирались пожениться. Но невеста внезапно исчезла. Юноша сходит с ума, ищет повсюду любимую, но тщетно. Он посвящает жизнь служению Отечеству, возрождению России, разоренной перестройщиками. Становится владельцем очень крупного предприятия, но заработанные деньги тратит не на удовольствия и развлечения, а на благотворительность. Так, он покупает дворец, где при советской власти был Дом пионеров, чтобы возвратить его ребятам. Но себе он не позволяет иметь жену и детей. Виктор ищет свою любимую, которой решил остаться верным навсегда, чтобы соединиться с ней, если не в этом мире, то в ином. А она, оказывается, убежала от жениха, «желая ему добра». Врачи нашли у нее неизлечимую болезнь, с которой ей осталось жить не больше года, если не сделать очень дорогую операцию, на которую не было денег у бедных влюбленных и их родственников. Тут происходит таинственное событие, которое совершенно изменяет жизнь героев. Бабушка приходит с внучкой в храм, ставит свечки и, рыдая, молит Пресвятую Богородицу испросить у Бога прощения ее великих согрешений и исцелить тяжко болящую рабу Божию Анастасию. Этот эпизод занимает в фильме очень мало времени, но он объясняет все. Потрясающее покаяние бабушки, признание своей вины в болезни внучки (ее родители умерли), слезный вопль об исцелении, конечно, доходят до Богородицы и Ее Сына. И в жизни Анастасии начинается удивительное стечение счастливых обстоятельств. |
| Вот, например, само название. Какие же «приятельницы матерей», когда моя мама как раз долго старалась быть не сентиментальной, а современной. Но нет, именно приятельницы, даже подруги. Молодых людей, с которыми дружил муж Анастасии Александровны, я узнала через Валентину Михайловну Ходасевич, женщину замечательную, никак не даму в нынешнем смысле, которая жила не в нищете и не в ссылке, но умерла все-таки от инсульта, когда ее довела соседка по квартире. Кстати, Валентина Михайловна, почти всю жизнь проведшая в Питере, была исключительно нормальной и веселой. Потому что родилась в Москве? Это какой-то детерминизм! Прибавлю, что ее орденские чувства ничуть не мешали пусть не кротости, но хотя бы мудрой терпимости. Правда, она не была религиозной. (О Боже, что же мы делаем с верой!) Долгие годы, с 1949-го по 1998й, нашей выпихнутой из привилегированных семье помогали, с мамой общались женщины, не похожие на Марлен Дитрих или Любовь Орлову. Одной из последних была Марина Густавовна, дочь Шпета, тетя Михаила Константиновича Поливанова. А сейчас среди нас, семидесятилетних, есть эти женщины? Наверное, да. Иначе не появилась бы книга, о которой я пишу. Совесть ластоногих Елеазара Моисеевича Мелетинского я вижу «глазами любви», а 1950е годы, когда мы с ним встречались, едва ли не лучшие в нашей жизни. За него не поручусь, но пасынок его, Володя Муравьев, думал именно так. Познакомились мы в первые дни 1955 года, они еще только-только вернулись. И он, и Илья Шмаин были легендой. Переехав в Москву (май 1953), я сразу услышала о Маше, будущей жене Ильи, а о Е. М. знала еще в Питере, от Серманов. Тогда он был женат на Ирине Игнатьевне Муравьевой и жил в Петрозаводске, где и сел. Увидела я его у Любови Кабо, чей брат вернулся, наверное – пораньше, и бывал у меня. Столько прошло эпох, что почти не воспринимается какая-то мистическая радость, с которой мы встречали вернувшихся – прямо воскресение мертвых. Что-то похожее было на рубеже 1980–1990х, когда стали приезжать уехавшие, но с ними все-таки была связь, мы переписывались, а иногда они звонили. |
| …После смерти Сталина в лагерном режиме начало что-то меняться. И тогда Иван Михайлович покинул наш барак. Ему и еще одному заключенному, немолодому уже человеку, разрешили поселиться в землянке, вырытой — не помню уже, кем и когда — на территории лагеря. И они жили теперь в этой землянке вдвоем. Однажды отец Иоанн пригласил меня к себе. Я спустился по нескольким ступенькам вниз и увидел небольшую комнату, слабо освещенную через окошко под самым потолком. Стены обшиты деревянными плахами, двухэтажные нары, столик, покрытый скатертью, тумбочка. Икон не помню — думаю, на стенах их не было, чтобы не волновать начальство. Необыкновенная чистота, порядок, уют. Надо сказать, что Иван Михайлович всюду, в каких бы условиях он ни находился, умел создать вокруг себя особую атмосферу опрятности, чистоты, благолепия. То, что я увидел, была настоящая подземная келлия — явление в условиях советского лагеря поразительное. Но недолго суждено было ему жить в этих условиях. В конце сентября 1953 года его внезапно увезли. Я писал об этом родителям в начале октября и снова в письме от 23 октября 1953 года: «Я писал вам об отъезде Ивана Михайловича Крестьянкина и просил вас сообщить мне о его дальнейшей судьбе. Нас связывали добрые отношения, и мне было жаль с ним расставаться». Прощаясь, я подарил ему свой термос — он мог пригодиться ему в новой, неизвестной жизни, которая его ожидала. Читайте далее: Следственное дело архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Часть 3. Инвалидный лагерь под Самарой «Гаврилова Поляна» Братия Псково-Печерского монастыря приглашает паломников посетить святую обитель 5 февраля, в день памяти старца Иоанна (Крестьянкина). Подробную информацию о богослужениях, посещении кельи старца и Святых пещер, а также о том, как доехать до монастыря и где остановиться, можно узнать по ссылке: http://pravoslavie.ru/150650.html Рейтинг: 9.9 Голосов: 485 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Кабо Владимир . Дорога в Австралию. М., Восточная литература РАН, 2008. С. 165. Вскоре письма из заключения будут выпущены отдельной книгой в издательстве «Вольный Странник». |
| «Уже несколько дней, как я любуюсь книгами, Вами присланными, я не мог собраться написать Вам несколько строчек и Вас поблагодарить. Я очень рад, что так скоро получил все то, что давно желал и стремился приобрести. Теперь радуюсь одновременно за книги, за то, что есть на белом свете хорошие люди и что еще творятся чудеса, но жалею, что пришлось Вам много ходить и трудиться, чтобы удовлетворить желания какого-то «буквоеда». И это своего рода «дуализм». Деньги не обязуют. С деньгами легко рассчитаться, и я надеюсь это сделать. Но я чувствую обязанным за ваше бескорыстие, отзывчивость и благодушие, которые обязуют, как каждый благородный поступок. Каждый человек чувствует это по-своему. Мне лично полученные книги – побуждение и напоминание, что нужно трудиться, чтобы Ваши заботы обо мне не были напрасны». Сохранилось воспоминание об отце Иоанне насельника того же ОЛПа В. Кабо: «Я прочитал Библию – всю, от начала до конца. Эту книгу книг дал мне Иван Михайлович Крестьянкин... Познакомился я с ним весной 1951 года 18 , когда отца Иоанна сняли по состоянию здоровья с общих работ. Помню, как он шел своей легкой стремительной походкой – не шел, а летел – по деревянным мосткам в наш барак, в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пуговицы. У него были длинные черные волосы была борода, и в волосах кое-где блестела начинающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его глаза – вдохновенные глаза духовидца. Он был чем-то похож на философа Владимира Соловьева, каким мы знаем его по сохранившимся портретам. Иван Михайлович – так звали его в нашем лагерном быту, так звал его и я – поселился рядом со мной, на соседней «вагонке». Мы быстро и прочно сблизились. Одно время даже ели вместе, что в лагере считается признаком взаимной симпатии. Когда он говорил с вами, его глаза, все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие, могло прозвучать и отеческое наставление, скрашенное мягким юмором. |
| Московский священник В 1944 стал псаломщиком в московском храме Рождества Христова в Измайлове. С 14 января 1945 — диакон, рукоположен в безбрачном состоянии митрополитом Николаем (Ярушевичем). В октябре 1945 экстерном сдал экзамены за курс духовной семинарии и 25 октября 1945 Патриарх Алексий I рукоположил его во иерея. Продолжал служить на приходе в Измайлове. Много проповедовал, пользовался любовью прихожан, но находился на плохом счету у органов советской власти, в том числе из-за нежелания сотрудничать с ними. В его жизнеописании говорится, что от молодого священника потребовали «уступок невозможных», и «когда обстановка вокруг него накалилась особенно», он обратился за советом к Патриарху Алексию I, который морально его поддержал. Позднее о. Иоанн вспоминал: " Святейший Патриарх Алексий I на мой вопрос, как поступать, когда внешние и внутренние смутьяны требуют хождения вослед их, ответил: — Дорогой батюшка! Что дал я вам, когда рукополагал? — Служебник. — Так вот. Всё, что там написано, исполняйте, а всё, что затем находит, терпите. " В 1946 Иоанн был ризничим в возрождённой Троице-Сергиевой лавре, но через полгода продолжил служение в измайловском храме. Одновременно учился на заочном секторе Московской духовной академии, писал кандидатскую работу на тему: «Преподобный Серафим Саровский чудотворец и его значение для русской религиозно-нравственной жизни того времени». Однако незадолго до защиты, в апреле 1950 он был арестован. Тюрьма и лагерь Четыре месяца находился в предварительном заключении на Лубянке и в Лефортовской тюрьме, с августа содержался в Бутырской тюрьме, в камере с уголовными преступниками. 8 октября 1950 был осуждён по статье 58-10 Уголовного кодекса («антисоветская агитация») на семь лет лишения свободы с отбыванием наказания в лагере строгого режима. Был отправлен в Архангельскую область, в Каргопольлаг на разъезд Чёрная Речка. По воспоминаниям одного из солагерников, Владимира Кабо, " я помню, как он шёл своей легкой стремительной походкой — не шёл, а летел — по деревянным мосткам в наш барак, в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пуговицы. У него были длинные черные волосы — заключенных стригли наголо, но администрация разрешила ему их оставить, — была борода, и в волосах кое-где блестела начинающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его сверкающие глаза — глаза пророка. Но когда он говорил с вами, его глаза, все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие, могло прозвучать и отеческое наставление, скрашенное мягким юмором. Он любил шутку, и в его манерах было что-то от старого русского интеллигента. " |
| Этот незабываемый март вспоминает В. Кабо: «Я встретил отца Иоанна около нашего барака, он, как всегда не шел, а словно летел, в его руках была газета. «Вот, смотрите, Сталин в гробу – мечта русского народа». Услышав это, я подумал: кто-кто, а Иван Михайлович знает свой народ. И он не мог быть равнодушен к происходящему в мире, в своей стране, но дела земные он понимал в каком-то высшем смысле, смотрел на них в отношении к Богу и вечности». После смерти Сталина в лагерном режиме начало что-то меняться. Многие жили ожиданием амнистии. Вскоре близкие получили письмо от батюшки, надеждой взволновавшее их души. «Много-много людей с радостью и любовью, с напутственным Божиим благословением я проводил домой. А над оставшимися, в том числе и надо мною недостойным, да будет воля Господня. Утешаю и ободряю всех своих односельчан». Сам же отец Иоанн мирствовал и оставался невозмутим. Поздравляя чад с праздником Святой Троицы, стремясь одновременно и ободрить их и вернуть на стезю надежды только на Бога и Его Промысл, он пишет им: «При постоянном содействии благодати Св. Духа продолжайте, мои дорогие, жить верою, укрепляться надеждою, гореть любовью к Богу и друг ко другу и смиряться покаянием перед своим Творцом». Чуть позже, проникая духом в нарастающее напряжение ожидания, в котором жили его близкие, он опять пытается вернуть их на стези духовного восприятия всего происходящего: «Напомню всем вам слова Священного Писания : «Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека – от Господа» ( Притч. 29:26 ). Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие? «...Ибо не навек оставляет Господь. Но послал горе, и помилует по великой благости Своей» ( Плач 3:31–32 ). «Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа» ( Плач 3:26 ). «Он дает утомленному силу и изнемогшему дарует крепость. Утомляются и ослабевают и юноши, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновляются в силе, поднимут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся». Не унывайте, мои дорогие! В утешение моим сестричкам и всем вам посылаю свой портрет, нарисованный художником с натуры». |
|
|
