| Савва (Тихомиров Иоанн), архиепископ Тверской и Кашинский Родился 15 марта 1819 года в селе Палехе, Вязниковского уезда, Владимирской губернии. Отец его служил пономарем при церкви названного села и умер за полтора месяца до рождения будущего иерарха. Мать переселилась на свою родину, в село Горицы, Шуйского уезда, к брату диакону. Крайняя бедность окружала колыбель новорожденного. Для питания его требовалось свежее молоко, но у матери не было коровы, просить же молока у брата она совестилась, так как у него было свое многочисленное семейство с малыми детьми. На помощь младенцу пришла соседка – крестьянка, доставлявшая ему, тайно от родных, молоко. Так рос и воспитывался сирота Иоанн трудами рук матери и подаяниями добрых людей. «Когда, бывало, служит кто-либо в церкви молебен или панихиду, после вознаграждения причту, давали и нам с пономаревым сыном особо по грошу, а иногда и по пятаку», говорит святитель в своей автобиографии. «Но раз служил молебен проезжавший из Мурома стряпчий; он пожаловал мне серебряную монету, кажется, пятиалтынный; это привело меня в крайнее изумление и восторг. И все получаемые мною, таким образом, лепты я спешил отдать своей матушке». Настало время обучения. Для этого нужно было отправиться в город Шую, а отправиться было не на чем. «Во второй половине июля 1827 года, – говорит иерарх, – матушка повела меня пешком в Шую. День был жаркий; отойдя несколько верст, я стал уставать, к счастью догнал нас по дороге знакомый матушке крестьянин, ехавший тогда в Шую. Матушка упросила его посадить меня на телегу и подвезти. Добрый крестьянин, спасибо, не отказал, посадил меня в телегу. Но тут оказалась другая беда: пока лошадь шла шагом, матушка не очень далеко отставала от нас, но как скоро лошадь начинала бежать рысью, и матушка скрывалась от моих глаз, я, опасаясь как за себя, так и за нее, начинал плакать. Наконец, мы приехали в Шую». В училище мальчик получил фамилию своего двоюродного брата – Тихомиров, так как отец его не имел собственной фамилии, что в среде духовенства старого времени не было редкостью. Обладая счастливыми способностями и прилежанием, мальчик Тихомиров без затруднений, хотя и не без скорбей, по причине бедности, прошел училищный курс. На развитие в нем добрых христианских навыков имела сильное влияние квартирная хозяйка, простая русская женщина. Будучи безграмотной, она каждую ночь, на глазах детей, продолжительно молилась, как умела, а в воскресенье и праздничные дни, как бы рано ни начиналась заутреня в соборе, она по первому удару колокола вставала сама и будила всех, никому не дозволяя оставаться дома, – всех непременно отправляла в церковь . “Бывало у печки, на гвоздике, всегда висело несколько плеток, и эти орудия казни не оставались без употребления”, говорит в своей биографии преосвященный. |
| († 13 октября 1896 г.). Благий человек от благаго сокровища износит благая. Мф. 12:35 . Аще во свете ходим, общение имамы друг ко другу. 1Ин. 1:7 . Октября 13 дня сего 1896 года, в 31/2 часа по полудни, после непродолжительной, но тяжкой болезни, тихо почил, на 78-м году жизни, один из старейших, заслуженнейших и достойнейших архипастырей нашей отечественной церкви, высокопреосвященнейший Савва, архиепископ Тверской и Кашинский, доктор церковной истории, почетный член Московской духовной академии и Братства преподобного Сергия для воспомоществования нуждающимся студентам и воспитанникам сей академии. В Боге почивший архипастырь и личными качествами, и жизнью, и деяниями, и отношениями оправдавший на себе истину изречений слова Божия: благий человек от благаго сокровища износит благая ( Мф. 12:35 ) и: аще во свете ходим, общение имамы друг ко другу ( 1Ин. 1:7 ), как это видно будет из ниже излагаемого, в частности к Московской духовной академии имел столь близкие, разнообразные и любвеобильные отношения и благодетельное для неё значение, что она непременным и священным долгом своим поставляет сказать доброе и, по возможности, не скудное содержанием слово в память о нем на страницах издаваемого ею „Богословского Вестника”. Высокопреосвященнейший Савва, в миру Иван Михайлович Тихомиров, был сыном бедного причетника Крестовоздвиженской церкви села Палехи, Вязниковского уезда, Владимирской губернии, и родился 15 марта 1819 года. Родитель его, Михаил Сергеевич, отличавшийся большой любознательностью и живым, общительным характером, пользовавшийся добрым расположением прихожан и родственников своих и поддерживавший материальное положение своё и своего семейства, в виду скудости причетнических доходов и в часы досуга от исполнения прямых обязанностей своего служения по должности пономаря, некоторыми сторонними занятиями, в том числе писанием икон 1 , к сожалению, скончался (от простуды) за полтора месяца до рождения своего сына, будучи еще очень нестарым человеком; а мать, Стефанида Ивановна, женщина весьма благочестивая, трудолюбивая и в высшей степени любвеобильная, дав сыну первые зачатки благочестивого семейного воспитания и, не смотря на крайнюю скудость материальных средств, озаботившись также и начальным школьным его образованием, умерла в то время, когда он еще обучался в Шуйском духовном училище. |
| Завещание Архиепископа Саввы Выпись из актовой книги Тверского Нотариуса Лебедева, для актов не относящихся до недвижимых имений за 1896 год. Лист 11 Тысяча восемьсот девяносто шестого года Сентября пятнадцатого дня, по приглашению, отправился я, Николай Ильич Лебедев, Тверской Нотариус, контору имеющий по Миллионной улице, в доме Нечаева, под сорок шестым, к лично мне известному и имеющему законную правоспособность к совершению актов Высокопреосвященнейшему Савве, Архиепископу Тверскому и Кашинскому, в местожительство его в г. Твери, в Архиерейском доме, по прибытии куда в пять часов пополудни где он, Высокопреосвященнейший Савва, в присутствии лично мне известных свидетелей: Протоиереев: Петра Александровича Соколова, Дмитрия Матвеевича Константиновского и Петра Георгиевича Покровского, живущих в Твери: первый в Духовной Семинарии, второй по Ревякиной улице, в своем доме, а последний в Архиерейском Доме, объявил мне, Нотариусу, что, будучи в здравом уме и твердой памяти, совершает, на случай своей смерти, нотариальное духовное завещание следующего содержания: Я, нижеподписавшийся, Архиепископ Савва в дополнение к совершенному мной до сего Тверского Нотариуса Лебедева восемнадцатого Января тысяча восемьсот девяносто четвертого года за по актовой книге двадцать четвертым и реестру сто шестьдесят третьим духовному завещанию, настоящим нотариальным духовным завещанием, делаю следующее распоряжение: 1) Все святые иконы, находящиеся в Тверском Архиерейском Доме завещаю на память оставить в этом же Архиерейском Доме. 2) Кресты и панагии должны быть разделены на три части, первая часть и более ценная должна поступить в Тверской Кафедральный Собор, вторая часть в Крестовую Домовую церковь Архиерейского Дома, а третья часть в Отрочь монастырь, для употребления Викариями. 3) Облачения, саккосы, митры, мантии и все другие принадлежности, относящиеся к облачению, также разделить на три части и поступить должны: одна часть в Тверской Кафедральный Собор, другая часть в Домовую церковь Архиерейского Дома, а третья часть в Отрочь монастырь. |
| Закрыть Забытый сподвижник Петра Документально-художественная повесть. Главы 31-39 Павел Тихомиров Велимир Иванович 03:00 16.04.2022 903 Время на чтение 65 минут Главы 1 – 4 Главы 5 – 10 Позабытый сподвижник Петра Великого Савва Владиславич граф Рагузинский Главы 11 – 18 Главы 19-30 Продолжаем публиковать фрагменты романа сербского художника Велимира Ивановича «Подзорная труба Савва Владиславича». Книга выдержала уже два издания в Сербии, теперь готовится переработанное издание у нас. Перед вами, как уже указывалось ранее, не совсем роман. Точнее, не роман, а, скорее, художественно-документальная повесть. Текст, который, возможно, мог бы послужить основой для художественно-документального телесериала, где повествование о славном – и, увы, полузабытом – сподвижнике Петра Великого перемежались бы сценками бытового характера: сражениями с пиратами, битвами, интригами и т.д. Предлагаемый вниманию русского читателя текст несколько отличается от оригинальной сербской версии. Кое-что, малоизвестное зарубежному читателю, но хрестоматийное для нашего читателя решено было убрать; кое-что – напротив, снабдить пространными комментариями, которые не выносились в примечания, а встраивались в ткань повествования. 31. У султана В назначенное время Савва с Нэдо прискакали к Топкапы, главным воротам дворца, где личная охрана султана встретила Владиславича и проводила его к третьему двору. По левую сторону осталась старая православная церковь Святой Ирины, которая после падения Константинополя не была превращена в мечеть, но служила в качестве оружейного склада. Они шли по мощёной тропе в тени платанов, в то время как вокруг них спешили по своим делам конюхи паши, а также дворцовые стражники. Повара громко отдавали приказы поварятам и слугам, толкавшим в направлении царской кухни тележку, тяжело гружённую провиантом со склада. Кадди в тюрбанах, собранные в несколько группочек, обсуждали дела текущие, а чёрные евнухи с вязаными сумками через плечо спешили за покупками для гарема. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла НЕМАНИЧИ [Серб. династия правителей Сербского государства (ок. 1168-1371). Основателем династии является младший из сыновей жупана Завиды, Неманя (1113/14-1200; см. Симеон Мироточивый , прп.), к-рый изначально правил в междуречье Юж. и Зап. Моравы, в обл. Рашка (совр. Косово и Метохия с прилегающими районами), но ок. 1170 г. сверг старшего брата, Тихомира, примирился с другими братьями на выгодных условиях и провозгласил себя великим жупаном. В 1183-1186 гг. он расширил владения за счет приадриатической обл. Дукля (Зета; совр. Черногория и прилегающие районы Юж. Далмации и Сев. Албании). Неманя способствовал утверждению в Сербии Православия как гос. религии, однако католичество сохранило свое влияние, прежде всего в Далмации. Его старший сын, Вукан († ок. 1209) в ок. 1189-1202, в 1203-1208 гг. был правителем Дукли, а в 1202-1203 гг.- великим жупаном Сербии. В 1196 г. Неманя отрекся от власти, провозгласив преемником 2-го сына, Стефана (1165-1227; см. Симон монах ), принял монашество и с младшим сыном, иером. Саввой (1169 или ок. 1175-1236; см. Савва I , архиеп. Сербский), в 1197 г. основал на Афоне мон-рь Хиландар , ставший крупнейшим центром средневек. серб. духовной культуры. Передача престола в обход старшего сына вызвала военное противостояние между братьями, к-рое длилось до 1208 г., когда Вукан отказался от своих притязаний. Впосл. его потомки, Вукановичи, правившие в Зете, несколько раз представляли угрозу правлению Н. Второй сын Вукана, Димитрий, принял монашеский постриг и был прославлен как прп. Давид (XIII в.). К роду Вукановичей принадлежала и блгв. кнг. Милица (ок. 1335-1405). В 1217 г. Стефан 1-м из династии Н. принял от папы Римского королевский титул и был прозван Первовенчанным, но союз с Римом длился недолго и не повлиял на церковную ситуацию в стране. В 1219 г. иером. Савва при поддержке брата Стефана и никейского имп. Феодора I Ласкаря добился от патриарха К-польского Мануила I Сарантина предоставления автономии Сербской Православной Церкви и стал ее 1-м архиепископом (в его честь Сербская Православная Церковь до сих пор именуется Свято-Саввской). У Стефана от 2 браков было 4 сына, 3 из к-рых (кроме принявшего монашество Прибислава, ставшего впосл. архиепископом Сербским; см. Савва II , архиеп.) сменили друг друга на серб. престоле. |
| 1827 г. Мое учение под руководством Михаила Васильевича было очень непродолжительно. Начав 1 декабря 1826 года со второй половины азбуки, где содержатся все славянские слова, которые обыкновенно печатаются сокращенно – под титлами, где затем показаны славянские цифры, означаемые буквами алфавита и где, наконец, изъяснены строчные и надстрочные знаки препинания и ударения, в роде следующих: оксия, вария, камора, краткая, звательца, титла, слово-титло, апострофы, кавыка, ерок, запятая и проч., я скоро прошел часослов, а к весне следующего 1827 года окончил и Псалтирь. Затем мне следовало приступить к упражнению в искусстве чистописания: но я не знаю, по каким соображениям, вероятно, экономическим, меня не оставили уже у Михаила Васильевича, который писал очень красиво, а перевели к зятю Василию Александровичу на Пустыньку, как обыкновенно называли уединенную местность, где находилась помянутая выше единоверческая церковь , при которой зять мой был пономарем. У зятя, в продолжение двух-трех летних месяцев, я оказал довольно порядочные успехи в чистописании. Между тем, приближалось время поступить мне в школу. Но прежде, чем оставить родной кров, я изложу здесь краткие сведения о моей родине и ее окрестностях. Село Горицы, где я родился, находится от уездного города Шуи в расстоянии 17 верст по почтовому Костромскому тракту; расположено на правом берегу реки Тезы. Название свое получило от гористого местоположения. Местность очень красивая. Дома моей матушки и ее брата занимали в селе едва ли не самое лучшее местоположение. Они стояли особняком. Мимо нашего дома с левой стороны проходила из села Иванова большая купеческая дорога в Нижний Новгород; а с правой стороны дома моего дяди лежал довольно глубокий овраг, отделявший оный от обширной поляны. С восточной стороны, перед окнами, под горой протекала река, а за ней раскинуто версты на две большое село Дунилово. Вблизи нашего дома, к северу, над рекой, на высокой горе красуются два каменных храма, обнесенные обширной каменной оградой. Из двух церквей одна зимняя, теплая, а другая летняя, холодная. |
| 1830 г. 1830-й год был роковым годом в моей жизни. 14 марта, в пятницу на четвертой неделе Великого Поста, скончалась моя мать Стефанида Ивановна, вследствие продолжительной, восьмимесячной болезни. А ее болезнь была последствием ее чрезмерной материнской любви ко мне. Матушка, почти каждую неделю, как было уже замечено, посещала меня в Шуе. 7 июля 1839 года она, по обычаю, пришла ко мне и, переночевав на моей квартире, на другой день, – это был вторник – базарный день в городе, – должна была отправиться домой. Спутницей ей на этот раз была тетка – Татьяна Васильевна – вдова, о которой мной было уже упомянуто. День был очень жаркий. Обе они верхнее свое платье и даже обувь отдали знакомому крестьянину свезти домой, а сами пошли пешком босые. Вдруг среди пути застигает их грозная туча с градом, на несколько верст покрывшим землю; и они, бедные, промокшие до костей, должны были, босые, идти по земле, покрытой градом. Старушка – Татьяна Васильевна была крепкого здоровья и без особых последствий перенесла это опасное путешествие; но моя мать, не отличавшаяся крепким телосложением, не вынесла такого путешествия, слегла в постель и более уже не вставала с одра болезни. Дня за два до ее смерти меня вызвали из Шуи, и я был свидетелем ее мирной, тихой кончины. 14 марта, в день празднования Феодоровской иконы Божией Матери, мы с зятем ходили к утрени в церковь помолиться о болящей, но наша усердная молитва не отвратила рокового часа ее смерти. После утрени к постели умирающей собрались ближайшие родные, в том числе и ее брат, а мой отец крестный, диакон Петр Иванович. Матушка спросила старинную икону святителя Николая Можайского, и благословивши меня ею, обратилась к Петру Ивановичу, со следующими, до сих пор звучащими в моих ушах словами: «Батюшка братец, не оставь моего Иванушку»... И это были ее последние слова на земле. Тут же она закрыла глаза, и ее душа мирно оставила ее изнуренное столь продолжительной болезнью тело. Затем, естественно, последовал горький плач трех, совершенно осиротевших существ, оставшихся без всяких почти средств к жизни. На другой день кончины матушки, 15 числа мне исполнилось лишь 11 лет от рождения, – и с 12-тилетнего возраста я начал вести совершенно странническую жизнь. |
| 1831 г. Настал 1831 год. В июне, или в августе этого года выдана была в замужество моя последняя сестра – Анна Михайловна в село Кохму за крестьянина Ив. Ив. Чужанина. На меня пал жребий перевозить, вместе с одним из родственников жениха, имущество (приданое) сестры из Дунилова в Кохму, и затем я был в числе почетных гостей на брачном пиру. Кохма в 20 верстах от Гориц – село очень значительное и по населению (более 1000 душ обоего пола), и по благосостоянию жителей; в нем есть немало мануфактурных фабрик и зажиточных купцов. Церковь приходская одна – очень обширная и благолепная, но при ней в прежнее время было четыре причта, так как в приходе, кроме села, состояло много деревень. При таком количестве членов причта, немало было у них и детей, из коих некоторые были моими сверстниками и товарищами по школе; между прочим, у старшего священника о. И.Н. Сперанского, который долгое время был благочинным, было четыре сына, от природы одаренные хорошими голосами и впоследствии все бывшие певчими в архиерейском хоре; сын второго священника о. Николая, Александр Николаевич Соколов, который одним курсом был меня старше, ныне один из почетнейших протоиереев в Петербурге, настоятель Владимирской церкви и благочинный; его младший брат Афанасий поступил вместе со мной в училище и на первом же году умер. В Кохме, пока я учился в училище и семинарии, мне случалось очень часто бывать в каникулярное время. В 1832 году, незадолго до перехода нашего в высшее отделение, у нас произошла перемена одного учителя. Инспектор и учитель греческого языка в высшем отделении, священник И.А. Субботин, не знаю почему, оставил в 1832 году училищную службу; его место занял наш учитель греческого языка священник П.И. Певницкий; на место Певницкого к нам перевели учителя 2 класса В.А. Осовецкого, а на место сего последнего определен был студент семинарии Ив.Петр. Венецкий. 1831-й год был год неурожайный; в следствие сего цена на хлеб с пятиалтынного возросла до полтинника (1 р. 75 к.) – цена не бывалая. Многие из учеников, особенно дети причетников, бедствовали и едва не претерпевали голод. На помощь этому бедствию явился один из богатых Шуйских купцов (он, кажется, скрыл свое имя). Он открыл бедным ученикам даровой доступ в одну мучную лавку, из которой, по запискам от инспектора училища, выдавали каждому по пуду, помнится на месяц или на два, а иным, более надежным ученикам, вместо муки, выдавали деньгами; помню, я получил от инспектора серебряный полтинник. |
| 1834 г. В начале 1834 года один молодой, лет 15 еврей расположился принять христианскую веру. Епархиальное начальство поручило нашему смотрителю, хорошо знавшему еврейский язык, приготовить этого еврея и окрестить. О. смотритель, занимаясь с евреем катехизическими беседами, мне поручил научить его славянскому чтению. Юноша-еврей, в продолжение нескольких недель, приходил к нам в класс и, садясь рядом со мною, читал под моим руководством славянскую псалтирь. В день Благовещения совершено было над ним торжественное Крещение в соборной церкви, и о. Василием сказана была при этом случае речь, которую я переписывал набело. Восприемниками при крещении были богатые люди, которые доставили своему крестнику возможность заниматься торговыми делами. Но я своего ученика после крещения не встречал уже ни разу. Подобного события в Шуе я не только не видел прежде, но и не слышал никогда. Страстную и светлую недели, равно как и предшествовавшие рождественские праздники, я проводил в Шуе по обязанности певчего. Но я не испытал здесь в эти великие и торжественные праздники тех радостных чувств, какие каждый раз испытывал на своей родине, в своем родном храме. На сырную неделю отправлялся я на родину, там провел и первую неделю поста. На это время нам был дан инспектором урок, велено было перевести с греческого языка на русский слово св. Иоанна Златоуста на память св. мученика Варлаама. Этим важным делом я, помню, занимался на Пустыньке, у сестры Марии Михайловны, в тесной и холодной избе, где и куры бродили, куда поутру и корову вводили для доения… Для облегчения себя в учено-филологическом труде, я пользовался славянским переводом того же слова, помещенным в Четьей-минеи св. Димитрия Ростовского ; а эту книгу зять принес мне из библитеки Покровской Дуниловской церкви. Вскоре после св. недели последовала кончина супруги нашего смотрителя, В.Я. Цветкова, Евлампии Матвеевны. Как теперь помню, меня заставили стоять в церкви при гробе почившей и держать на руках малютку сына ее – Владимира. |
| 1835 г. На праздник Рождества Христова я по необходимости должен был остаться во Владимире, так как пешком идти на родину, более 100 верст, в холодную пору, было неудобно, а нанимать подводу не было средств. В воскресные и праздничные дни к богослужению мы ходили обыкновенно в ближайшую приходскую церковь – Воскресенскую, где более способные из нас читали и пели на клиросах. В бурсе же за тем провел я сырную неделю и Пасху. В праздничные дни и вообще в часы, свободные от занятия, не возбранялось ученикам семинарии заниматься музыкой и пением. Некоторые из учеников хорошо играли на гуслях, на скрипке, флейте и кларнете. Я помню хороших игроков на гуслях Астудина и Никольского (Впоследствии поступившего в монашество в Московский Покровский монастырь, с именем Пимена). Пытался было и я учиться играть на гуслях, но недостало терпения. Вообще ни к музыке, ни к поэзии у меня не было призвания. Между учениками бурсы немало было с хорошими и сильными голосами; поэтому не редко можно было слышать в наших стенах веселое и громкое пение. Изредка, по вечерам, тайком происходили у нас и сценические представления. Но все это было только в первые два года моего пребывания в бурсе; с выходом из семинарии старших учеников, все эти более или менее благородные увеселения стали мало-помалу исчезать и заменяться другими, более грубыми забавами, как то: игрой в карты, в шашки, а летом в кегли и городки. Бывали нередко и случаи нетрезвости. Наступил май. В семинарии, так же, как и в училищах, продолжались еще в наше время, так называемые рекреации, хотя они происходили далеко уже не в таком виде, в каком они были при прежнем ректоре, архимандрите Павле. Теперь не было уже того хождения целой тысячной толпой на архиерейский двор и громогласного пения на латинском диалекте, коим приветствовали Владыку, когда он появлялся у окна своих покоев, просили у него рекреации и затем благодарили: но в известный день, избранный семинарским начальством приходил в классы инспектор и объявлял нам о рекреации, иногда для нас совершенно неожиданно. Бывали в этот день прогулки и за город, в Марьину рощу; но там не было уже таких собраний гостей, какие бывали в прежние времена; при нас не было ни разу посещения рощи ни преосвященным, ни губернатором; даже не всегда приезжал и ректор. Являлись только некоторые из молодых наставников и разве еще иногда инспектор для наблюдения за порядком. О том, как происходили рекреации во Владимирской семинарии в прежнее время, подробные сведения заключаются в «Воспоминаниях И.С.А.», помещенных во «Владимирских Епархиальных Ведомостях» за 1875 год 12, стр. 590–596). |
|
|
