| Например в 61 – 62 году издавалась в Петербурге незначительная, но очень ядовитая и раздражительная газетка Современное Слово. Она была одним из неопрятных шакалов, которые целым хором поднимали радикальный вой и визг по одному только знаку, который подавал им Современник, свистком ли Добролюбова или статьей Чернышевского. И эта газетка занялась тогда славянами прилежно. В то время (61 – 62 году) Восток был весь в волнении. Только что кончились сирийские ужасы; в Элладе падала Баварская династия; в Герцеговине боролся против турок Лука Вукалович; черногорские молодцы точно также как и теперь наводили ужас на турецких низамов несокрушимою отвагой своею; в Сербии мало-помалу слагались те обстоятельства, которые довели (благодаря усилиям англичан) до бомбардирования Белграда, и около того же времени впервые начало назревать церковное болгарское движение, ровно через десять лет дошедшее до крайне печального исхода. В это-то время, говорю я, и органы вовсе уж не славянофильского духа стали заниматься всё больше и больше славянами. Я упомянул именно о газетке Современное Слово (которая была вскоре и запрещена за свое уж слишком безцеремонное отношение к Русской государственности), потому именно, что редакция ее первая тогда из всех органов, называвших себя „честными“, догадалась, что не следует оставлять славянство в руках людей „не честного“ направления. Под этим широким названием разумелось тогда всё остальное: и Московские Ведомости, и славянофилы, и г. Аскоченский, и Время Достоевских, Страховых и Григорьевых, и т.д. С тех пор и наша „левая“ сторона обратила свои, взоры на Юго-Восток. Наши растерзанные и незатейливые Луи-Бланы и Прудоны пожелали осветить славянство с другой стороны, вовсе не с той, с которой освещали его люди подобные г. Ковалевскому или Гильферднигу. Г. Пыпин издал свою сухую, скучную, хотя и не безполезную для справок книгу о славянских литературах; Чернышевский издевался над воззваниями славянофилов к сербам... и так далее... Позднее и в Москве издавался (не долго) ученый и серьезный журнал Беседа. В большой и немногими ясно понятой статье этого журнала, озаглавленной „Всеславянство“, краткое, но солидного тона историческое изследование приводило к тому, что все Славяне гораздо либеральнее западных Европейцев; что они до того всегда не любили никакой власти вне их воли стоящей, что предпочитали насилие иноплеменииков (Немцев или Турок) взаимному междуславянскому подчинению, и автор статьи видимо радовался этому. |
| Мы знаем об удивительном расцвете православной веры в Юго-Западном Крыму в период позднего средневековья. Знаем о княжестве Феодоро, питаемом православной верой, византийской культурой, переплетенной с традициями многих народов, населявших издревле эту землю. Греки, армяне, готы, славяне… многие народы, Богу содействующу, участвовали в сотворении этого духовного, культурного и государственного феномена – княжества Феодоро. Значение его в Северном Причерноморье было столь велико, что породниться с его представителями стремились знатнейшие роды своего времени. Шли переговоры и о женитьбе одного из сыновей московского государя Иоанна III на мангупской княжне. Но осуществлению этих планов помешало вторжение турецкой армады на Крымскую землю весной 1475 года. Генуэзские фактории – могучие крепости – сдавались тогда на милость победителей с потрясающей легкостью, в считанные дни. Мангуп же, столица княжества, продержался около полугода, являя нам в лице своих защитников образец мужества и стойкости. Несколько раз турки ходили на штурм города, потеряли столько воинов, что по возвращении в Стамбул главный военачальник за множество этих потерь был казнен. И всё-таки город пал – разрушенный, но не покоренный. Надо ли говорить, сколько православных вождей и воинов, мирян и монахов сложили тогда свои жизни за веру, в который раз освятив Крымскую землю праведной кровью… Доподлинно известно, что в героической обороне Мангупа, в битвах с агарянами участвовали и погибли русские воины и даже князья, сродники мангупских правителей, давно уже перебравшиеся в Московию и ставшие в полном смысле этого слова русскими… К слову, один из мангупских князей – Константин – в 1472 году сопровождал из Рима византийскую княжну Софию Палеолог, которая стала женой Иоанна III. Именно следствием этого династического союза явилось наследование Русью титулов и атрибутов власти Византийской империи. Князь же Константин принял постриг, удалился в Ферапонтов монастырь, а со временем основал свой монастырь на реке Учме, где и скончался мирно в глубокой старости. Русской Церковью он почитается как святой Кассиан Угличский . Вот яркий пример не только взаимопроникновения византийской и русской культур, не только пример внешнего единения Крыма с Россией, но и пример союза действительно и глубоко духовного. |
| Развязка, даже отложенная теперь, не заставит себя долго ждать. Турция не может продолжать своего существования в Европе по сю сторону Босфора и Дарданелл не потому вовсе, чтобы все Турки поголовно были изверги и звери и не потому, чтобы христиане все были люди симпатичные, честные, или прекрасно воспитанные, но потому, что управление миллионами иноверцев, сознавших уже свои политические права, на основанин Корана в наше время невозможно. В одной из депеш своих наш государственный канцлер Кн. Горчаков выразился, если не ошибаюсь, так: „Я не хочу отрицать способность турецкой нации к развитию; я полагаю, что ни одно племя человеческое не лишено этой способности. Но я говорю только, что Турки доказали неумение свое управлять хорошо христианами“... II. Передавая в этих заметках те общие впечатления, которые я вынес из десятилетней жизни моей на Востоке, я хочу быть совершенно искренним. Я не решусь утверждать, что это непременно правда; я скажу только, что всё это мне кажется правдой. Многое здесь для единоверцев наших (образованного класса в особенности) не будет лестно. Но пора лишить их той странной привилегиии, которую мы им дали посредством немого какого-то согласия, привилегию быть единственными людьми не судимыми изо всего света. Самих себя, Русских, мы не только судим, мы уже лет 30 – 40 кажется постоянно только все осуждаем самих себя. Европейцев и Азиятцев мы судим. Одни только Юго-Славяне всегда как будто бы хороши. К чему это? Если они нам очень близки, если они нам братья, мы должны относиться к ним как к самим себе, с прямотой и откровенностью. Критика доброжелательности не исключает. Политическое призвание России требует разсмотрения великой задачи со всех ее сторон. Именно потому, что вероисповедная и племенная связь наша с христианскими нациями Юго-Востока так крепка и существенна, так жизненна для нас, нам нет никакой нужды ограничиваться этнографическими очерками патриархального быта сербских поселян, черногорских удальцов, болгарских земледельцев, или кандиотских горцев. Этого рода литература и у нас и на Западе так уже обильна, что те из читателей, которые не составили себе до сих пор довольно картинного представления об эпических элементах христианского Востока виноваты сами. |
| Конечно, за многие века раздробленности, жизни в разных государствах возникли региональные языковые особенности, говоры. Язык литературный обогащался за счёт народного. Огромную роль здесь сыграли Иван Котляревский, Григорий Сковорода, Тарас Шевченко. Их произведения являются нашим общим литературным и культурным достоянием. Стихи Тараса Шевченко созданы на украинском языке, а проза – в основном на русском. Книги Николая Гоголя, патриота России, уроженца Полтавщины, написаны на русском языке, полны малороссийскими народными выражениями и фольклорными мотивами. Как можно поделить это наследие между Россией и Украиной? И зачем это делать? Юго-западные земли Российской империи, Малороссия и Новороссия, Крым развивались как многообразные по своему этническому и религиозному составу. Здесь жили крымские татары, армяне, греки, евреи, караимы, крымчаки, болгары, поляки, сербы, немцы и другие народы. Все они сохраняли свою веру, традиции, обычаи. Не собираюсь ничего идеализировать. Известны и Валуевский циркуляр 1863 года, и Эмский акт 1876 года, ограничивавшие издание и ввоз из-за границы религиозной и общественно-политической литературы на украинском языке. Но здесь важен исторический контекст. Эти решения принимались на фоне драматических событий в Польше, стремления лидеров польского национального движения использовать " украинский вопрос " в своих интересах. Добавлю, что художественные произведения, сборники украинских стихов, народных песен продолжали издаваться. Объективные факты говорят о том, что в Российской империи шёл активный процесс развития малороссийской культурной идентичности в рамках большой русской нации, соединявшей великороссов, малороссов и белорусов. Одновременно в среде польской элиты и некоторой части малороссийской интеллигенции возникали и укреплялись представления об отдельном от русского украинском народе. Исторической основы здесь не было и не могло быть, поэтому выводы строились на самых разных вымыслах. Вплоть до того, что украинцы якобы вообще не славяне, или, наоборот, что украинцы – это настоящие славяне, а русские, " московиты " , – нет. Подобные " гипотезы " стали всё чаще использовать в политических целях как инструмент соперничества между европейскими государствами. |
| Сравним прежде всего Греков и Болгар между собою и с Русскими. О Сербах поговорим позднее. Греческая нация и по темпераменту быть может своему, а вернее по историческому положению, шумнее, виднее, известнее Болгарской. Все занимающиеся мало-мальски политикой знают хоть сколько-нибудь дух Греков. У Греков есть свободное государство, своя столица, свой университет, войска, палата депутатов. Число газет в одних Афинах, имеющих не более 50 000 жителей, по временам, говорят будто бы доходит до ста; при всех дворах есть представители Эллады. В Константинополе у Греков есть древняя, признанная всем светом, иерархия, которая служит во многом и политическим представителем народа; есть и газеты, которые пишут теперь довольно свободно. Разговоры же в Турции по кофейням, мелочным лавочкам, аптекам (в которых также имеют многие обычай собираться) издавна очень безбоязненны и откровенны. Сверх того, во многих случаях, что не дослышится как-нибудь в Турции, то можно узнать из Афин, Триеста, Молдо-Валахии... У Болгар, напротив того, не имеющих ни столицы своей, ни палаты, ни войска; у Болгар, которых газеты ничтожны и никем кроме их самих, не читаются, всё происходило под турецкою властью тихо, незаметно, всё шло посредством подземной работы 43 . Вследствие этих различных условий жизни, Греков вообще судить легче чем Болгар. У Греков, как я уже говорил, выработалось уже гораздо больше физиономии исторической за эти полвека, которые прошли со дня их первого восстания в 21-м году. Они успели развиться больше Болгар не в смысле ума только или учености, а в смысле некоторой организации и потому у них больше разнообразия в их эллинском племенном единстве. Сословий, правда, у них нет никаких с самого начала; этого элемента разнородности и гармонии они лишены. Но условия и географические и исторические придали им гораздо больше национальной пестроты чем Юго-Славянам. Взглянем только на карту и нам будет это понятно. Мы увидим строгий и пустынный Синай, дикие долины и горы Малой Азии, торговую Смирну, столь близкую к этим диким странам, множество островов Архипелага, Средиземного и Адриатического моря, Афины у подножия Акрополя; прелестный Крит; Морею пастушескую и разбойничью; Эпир, носящий фустанеллу и сочиняющий до сих пор в безлесных горах эпические песни. В двухчасовой езде морем от этого полудикого и вместе с тем (не странно ли?) очень грамотного Эпира, почти италиянский остров Корфу, еще полный вдобавок памятников и следов британского протектората. В Кефалонии у жителей опять иной характер. Корфиоты мягче и образованнее; Кефалониты страстнее, свирепее и вместе с тем умнее. Македонский Грек ничем почти в быту своем не отличается от соседнего ему Болгарина; Фракийского Грека даже по одежде сельской не отличишь от Болгарина Фракии; оба в темносиних чалмах и коричневых шальварах. |
| Русские, греки и юго-славяне Опыт национальной психологии (Русск. Вестн. 1878 г.) I. Всем, я думаю, известно, что греко-славянский православный Восток у нас в России очень, мало знали до последнего времени. Об этом совсем особом и, вместе с тем, столь существенно близком нам мире долгое время думали и заботились лишь государственные люди России, этнографы и люди прежнего славянофильского направления, которые (справедливо ли, нет ли) ожидали, что из этих славяно-греческих родников извергнется особого рода живая вода, которая изменит глубоко не столько политический строй Европы, сколько культурный характер Петровской России. Другими словами: они надеялись, что соприкосновение наше с юго-славянами и отчасти с единоверными нам соседями их – отклонит нас от того общеевропейского пути, по которому мы, русские, шли до сих пор, и будет способствовать отчасти соблюдению остатков древней Московской Руси, еще сохранившихся у нас, отчасти же к созиданию чего-то нового, невиданного доселе ни в Европе, ни в Азии, – словом, национальному творчеству на всех поприщах, начиная с государственного и художественного и кончая промышленным. Я вовсе не имею в виду разсматривать здесь достоинства и недостатки этого учения, хотя надо сознаться, что в неспециальной части общества до сих пор его вовсе почти не знают, и большинство даже и много читающих людей воображают, что вся забота таких людей, как покойные Киреевский, К.С. Аксаков и Хомяков, состояла именно в достижении того, что достигается постепенно теперь целою Россией, то есть политического сближения со славянами, тогда как для этих прежних корифеев славянофильства освобождение славян и политическое сближение их с Россией должно было служить лишь средством, а никак не целью. Цель была циливизация своя, непохожая на западную, культура по возможности независимая от хода европейской культуры. С тех пор, как действовали и писали Киреевский, Хомяков и К. Аксаков, прошло много времени и всё изменилось... Иное к лучшему, многое к худшему. Перерождалось отчасти и самое учение... Славянами стали с начала шестидесятых годов заниматься у нас многие... Даже петербургские журналы и газеты „красного“ направления. |
| Первую степень, как я выше говорил, занимают Русские. За ними следуют Греки, потом Сербы и Болгары. Это будет ясно из подробностей. Сравним прежде всего Греков с Русскими. Многие черты свойственные Грекам, у них общие и с Сербами и Болгарами; так что говоря о Греках мы будем подразумевать при этом и турецких Славян; а после уже будет легче объяснить почему Юго-Славяне не имеют даже и тех условий которыми Греки выкупают по отношению к православию свои недостатки и слабости. Когда входишь у нас в России на Пасхе или в другой большой праздник в церковь , то видишь что это праздник мистический, сердечный. Когда входишь к Грекам – видишь праздник народный. Это верное замечание было мне сказано одним из самых даровитых консулов наших на Востоке. Кратко было сказано и ясно. Но ясно лишь для тех кто на Востоке не только жил долго, но и мыслил живя там. Но для того кто мыслил не живя на Востоке, или кто жил на Востоке не трудясь мыслить, необходимы подробности. В России общество уже со времен Петра воспитывается гораздо больше государством чем церковью. На Востоке христианское общество, долго подчиненное Туркам, находило своего естественного воспитателя в церкви. В России общество было дальше от церкви, от духовенства; между священником и дворянином (до последнего времени почти единственным начальником народа и представителем нации) стояли везде: мелкий чиновник, нередко иноверный учитель Француз, учитель Немец; мать очень светская, начитанная; отец, который бранил монахов и попов, сам не зная почему и т.д. На Востоке все миряне стояли к духовенству ближе: они были все ровнее, смешаннее и между собою и с духовенством. VIoлoжehue духовенства было здесь совершенно иное чем у нас. Оно было в одно и тоже время и униженнее и свободнее чем у нас. Униженнее оно было противу Турок в том смысле что не имело того внешнего почета как у нас; в том смысле, что было беднее нашего и скорее нашего могло в недавние еще времена подвергнуться опасностям смерти, изгнанию и т.д. Так знаменитый патриарх Григорий был повешен султаном Махмудом, несмотря на то, что незадолго до своей трагической смерти отлучал всех бунтующих Греков от церкви в своем пастырском к ним послании. |
| Россия, уже сама по себе более сложная, то есть более богатая разными психологическими ресурсами и требованиями, вступила в сообщение с Европой цветущего периода, с Европой, где еще было много рыцарства, много утонченности, где и католичество и протестантство были еще сильны и свежи сравнительно с нынешним. Греки и Юго-Славяне вступили в общение с Западом в XIX веке, когда Европа суше, холоднее, растеряннее, ученье количественно, но ничтожнее качественно... VIII. Состояние монастырей есть, повторяю я, одно из лучших мерил религиозной жизни в исповеданиях, где, как в католицизме и православии, есть учреждение монашества. Состояние это характеризуется двумя вещами: 1) количеством людей, желающих стать монахами и 2) тем, из какого класса общества идут люди в монахи. В греческих областях монахов очень много; я точной статистики не знаю, но от всех знающих людей слышал, что их гораздо больше чем в России. Но не должно забывать, что в России настоятельные потребности набора и другие соображения побуждают издавна гражданский закон стеснять свободу пострижения. Если бы в России дана была людям хоть половина восточной свободы в этом направлении, то зная характер Русских, не трудно предвидеть, что число монахов у нас сейчас же бы далеко превзошло число греческих. Это видно по количеству поклонников и поклонниц в Иерусалиме и в Афоне. На Афоне, не смотря на близость Греческих стран, поклонников греческих почти вовсе нет. Что касается классов общества, из которых идут в монахи, то из образованного класса Греков, из офицеров, адвокатов, из богатых купцов, писателей, чиновников, в монахи почти вовсе нейдут, и давно уже. Тайного пострига, нередко встречающегося в России, в Греции не знают. У нас такой постриг происходил и происходит в наше время не от одних тех внешних, гражданских стеснений, о которых я говорил выше; он еще нередко имеет источником и сложные обстоятельства личные. Были и есть у нас люди, которые, давши ли клятву Богу, или по другим каким-либо обстоятельствам сердечным, желают иметь на себе, так сказать, печать монашеского обета; а вследствие ли закоренелых привычек или других важных и сериозных обязанностей, в монастырь вдруг на общее правило поступить не могут. Из таких людей иные поселяются поблизости монастырей, в гостиницах, или в своих домах; другие, оставаясь на службе и вообще в миру, бывают тайно пострижены. |
| На Востоке этого обычая не знают и восточный наш единоверец еще принесет свою долю комфорта, каким пользуется, в жертву (если уж приносит!) Элладе, Болгарии и Сербии, но не отдаст на удовлетворение религиозной потребности. Я никогда не забуду одного очень характерного случая из моей жизни на Юго-Востоке. Проездом через Триест, я встретил одного Грека, очень приличного, красивого, средних лет, с прекрасными манерами. Зашел разговор о религии. – „Да! – сказал, глубоко вздохнув, этот Грек (вполне Европеец хорошего тона по внешности) – религию мы забываем, но когда нас поразят глубоко семейные и другие несчастия, мы тогда вспоминаем о Боге и обращаемся к религии!“ Больше ничего. Обыкновенные, кажется, слова? Отчего ж они так поразили меня? Оттого, что я, прожив около десяти лет на Востоке, один раз всего только слыхал их от христианина одетого по-европейски. Я слыхал безпрестанно другое: „Православие – это наша сила; христианство – это узда и знамя для грубого нашего народа; народ наш исполнен суеверия и тьмы, ему нужна еще церковь !“ или: „Да, я могу быть атеистом, я могу быть учеником Фейербаха, но пусть Турок, католик или Немец коснется православия, этой народной нашей святыни, о, я!... тогда я!... и т.д.“ Грустного, сердечного тона я при разговорах о религии с восточными мирянами не слыхал. Еще доказательство. Один из самых опытных русских духовников на Афоне, на предложенные мною вопросы по этому поводу, отвечал, что он, прожив более тридцати лет на Афоне, видел за это время там более двухсот человек поклонников из высшего и среднего дворянства, не считая купечества, а из Греков соответственного воспитания только двух (из них один был врач, желавший из расчета устроиться на Святой Горе); из Болгар и Сербов не помнил что-то ни одного. Один из лучших и умнейших пашей говорил мне: „Я очень боюсь вашей России, но я очень уважаю ваш народ. Я знал, например, этого вертопраха Кельсиева, и много беседовал с ним: он очень умный человек. Правду говорил он, что Русские на Дунае занимаются политикой для религии; а Болгары и Греки смотрят на религию большею частию как на политическое орудие“. |
| (Отеч. Зап., кн. 8) 1860 год 5) Письмо провинциала к Тургеневу, по поводу повести Тургенева «Накануне». (Отеч. Зап., кн. 5) 6) Второй брак. Повесть. (Библ. для чт., кн. 4). 1861 год 7) О сочинениях Марко-Вовчка. (Отеч. Зап., кн. 3) 8) Подлипки. Роман. (Отеч. Зап., кн. 9–11) 1864 год 9) В своем краю. Роман. (Отеч. Зап., кн. 5–7) 1867 год 10) Ай-Бурун. Повесть. (Отеч. Зап., кн. 7) 1868 год 11) Хризо. Рассказ. (Русск. Вестн., кн. 7) 1869 год 12) Пембе. Рассказ. (Русск. Вестн., кн. 9) 13) Хамид и Маноли. Рассказ. (Заря, кн. 11) 1870 год 14) Поликар-Костаки. Рассказ. (Русск. Вестн., кн. 9) 15) Грамотность и народность. Беглые заметки. (Заря, кн. 11–12) 1871 год 16) Аспазия Ламприди. Повесть. (Русск. Вестн., кн. 6–9) 1873 год 17) Панславизм и греки. (Русск. Вестн., кн. 2) 18) Панславизм на Афоне. (Русск. Вестн.) 1875 год 19) Воспоминания Одиссея Полихрониадеса,загорского грека. (Рус. Вестн., кн. 6–8; 1876 г. кн. 1–3) 20) Византизм и Славянство. (Чт. в Общ. истор. и древн. Рос., кн. 3) 1876 год 21) Дитя души. Повесть. (Русск. Вестн., кн. 6–7) 1877 год 22) Сфакиот. Рассказ. (Рус. Вестн., кн. 1–3) 23) Камень Сизифа. Повесть. (Рус. Вестн., кн. 3, 10–12; 1878 г. кн. 7–10) 24) О памятнике в Филях. (Моск. Вед.) 1878 год 25) Русские, греки и юго-славяне. (Рус. Вест., кн. 2) 26) Храм и Церковь . (Гражд. 1878 г.) 1879 год 27) Письма отшельника. (Восток, 1879 г.) 28) Мои воспоминания о Фракии. (Рус. Вестн., кн. 3, 5, 8) 29) Новый драматический писатель. (О Н. Я. Соловьеве). (Рус. Вестн.) 30) Отец Климент Зедергольм . (Рус. Вестн., кн. 11–12) 1880 год 31) Из студенческих воспоминаний. (Рус. Арх. кн. 1) 32) О всемирной любви. (Речь Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике). (Варшавский Дневник) 33) Ряд больших статей (передовых, литературно-критических) и заметок. (Варшавский Дневник) 1881 год 34) Рассказ Смоленского диакона о 1812 г. (Русск. Архив, кн. 6) 35) Египетский голубь. Рассказ. (Рус. Вестн., кн. 8–10; 1882 г. кн. 1) 1882 год 36) Православие и католицизм в Польше. (Гражд. 1882 г.) 37) Письма о восточных делах. |
|
|
