| 183 Боссюэ Жак Бенинь (1627—1704) — французский писатель, епископ, развивавший идею божественного происхождения монархической власти; историческое развитие считал осуществлением воли Провидения. Отец Фуко — см. коммент. к с. 106. Гарбо Грета ( наст. имя Грета Густавсон, р. 1905) — знаменитая шведская киноактриса, натурализовавшаяся в США. Финта ( исп.) — ложное движение, выпад. «...Что мы слышали, что видели своими очами...» — Первое послание святого апостола Иоанна Богослова, I, 1. Анна де Ноай — см. коммент. к с. 148. «Пр о клятые поэты» — серия литературных портретов (Рембо, Малларме и др.), первоначально отвергаемых буржуазным читателем; издана Верленом в 1884 г. Порше Франсуа (1877—1944) — французский литературный критик и писатель, автор книг «Верлен, каким он был» (1933), «Бодлер. История одной души» (1945) и др. Поль Верлен познал всю глубину унижения и позора — Верлен задумал «Мудрость» в первой половине 1870-х гг., отбывая двухлетнее тюремное заключение (1873—1875) за выстрел в Рембо. Книга пролежала несколько лет в издательстве. «Принцесса Клевская» — роман французской писательницы Мари Мадлен де Лафайет (1634—1693), изданный в 1678 г., одно из лучших произведений французской классической прозы. «Адольф» (1815) — психологический роман Бенжамена Констана (1767—1830), сыгравший заметную роль в развитии французского романтизма. Ромен Жюль ( наст. имя Луи Фаригуль, 1885—1972) — французский писатель, автор многотомного романа «Люди доброй воли» (1932— 1946). Эколь Нормаль — педагогический институт в Париже, основанный в 1794 г; готовит преподавателей высшей квалификации гуманитарных и естественных наук. «Титаник» — английский океанский теплоход, натолкнувшийся на айсберг к югу от острова Ньюфаундленд и трагически погибший в ночь с 14 на 15 апреля 1912 г.; затонуло около 1500 человек. 192 ...дух дышит, где хочет — Евангелие от Иоанна, III, 8. ДНЕВНИК II В виде отдельной книги впервые опубликован издательством «Грассе» в 1937 г. За исключением главы «Очарование Моцарта», статьи, составляющие «Дневник II», в 1933—1937 гг. печатались в периодических изданиях. На русском языке избранные главы публикуются впервые. |
| В ней Гете ломает христианский стереотип демонического черного алхимика и романтизирует его. Прототип Фауста, доктор Фаустус, в 1509 г. закончил Гейдельбергский университет, обучался также в Польше. Затем он стал бродячим чернокнижником, астрономом и предсказателем, был изгнан верующими издвух городов: Эрфурта, Ингольштадта. В 1532 г. был изгнан также из Нюрнберга за богомерзкие дела, совершаемые им над мальчиками в пансионе, куда он нанялся работать. Мефистофеля он называл своим шурином и говорил, что заключил с ним договор. Через двадцать четыре года этой работы по договору постоялый двор, где ютился Фаустус со своей лабораторией, сотрясся от нечеловеческих криков, а наутро среди переломанной мебели нашли обезображенный труп «ученого». По замечанию К. Льюиса, «образ умного и тонкого мыслителя Мефистофеля в работе Гете – один из самых вредных для духа образов в литературе Европы». [xxiv] Символисты (Верлен, Валери, Рембо, Малларме, Метерлинк, Блок, Белый, Иванов, Сологуб и др.) отрицательно относились к материализму и позитивизму, стремились посредством символов и ассоциативных связей выразить тонкие чувства, влечения, интуитивно постигаемые сущности и вообще проникнуть в тайны бытия и сознания с помощью так называемой «сверхчувственной интуиции». В России символизм выходил за пределы искусства и понимался как сакральное «жизнетворчество». Символизм возник в 1870-е гг., в 1880-е был синонимичен декандансу, а в 1910-е сменился уже другими модернистскими течениями (см. прим. 18). [xxv] Акмеистами (от греч. ακμ – высшая степень, расцвет) назывались русские поэты 1910-х годов: Городецкий, Кузмин, ранние Гумилев, Ахматова и Мандельштам, заявившие об отказе от символистских стремлений к идеальному, многозначности и зыбкости образов и о возврате к материальному, предметному, земному миру, к точному слову. Как и всё, отпочковавшееся от символизма, акмеизм нес наименование декадентства. [xxvi] Фихте Иоанн Готлиб (1762–1814) – немецкий философ, эволюционировавший от субъективного идеализма к объективному. |
| Однако возникает совсем другая картина, если от принципа мы обратимся к истории воплощения этого принципа. Первые признаки символизма можно находить еще у Н. Минского в 80–х годах и еще у Д. С. Мережковского в начале 90–х годов. Поскольку, однако, эти явления прошли мимо Вл. Соловьева и впервые с русским символизмом он столкнулся только в 1894—1895 годах, когда вышли в свет три выпуска стихотворений «Русские символисты» В. Брюсова и других начинающих поэтов, то вопрос о соотношении Вл. Соловьева и символистов необходимо начинать с его статьи «Русские символисты» (VII, 159—170). В этих сборниках В. Брюсов находится под сильным влиянием французских символистов — П. Верлена, А. Рембо, С. Малларме и др. В стихотворениях этих трех сборников Вл. Соловьев не находит никакого смысла, а обращает внимание больше всего на всякого рода искусственные словосочетания, рассчитанные только на внешний эффект и на решительный отход от банальных приемов традиционной поэзии. В конце этой своей статьи Вл. Соловьев предлагает свои собственные сатирические стихи, высмеивающие противоестественную поэтику, лишенную всякого разумного смысла. Вот начало первого из них: Горизонты вертикальные В шоколадных небесах, Как мечты полу–зеркальные В лавро–вишневых лесах. Эти три сатирических стихотворения Вл. Соловьева получили в тогдашней, да и в позднейшей русской литературе большую известность и всегда пользовались широкой популярностью. Едва ли, однако, Вл. Соловьев был здесь во всем прав. Конечно, нагромождение бессмысленных словосочетаний не могло соответствовать требованиям серьезной поэзии. Но Вл. Соловьев не дал себе отчета в том, что все это символистское новаторство все же было во многом прогрессивно, так что этих первых русских символистов можно было порицать и высмеивать только за излишние увлечения и за словосочетательный гиперболизм, но едва ли можно было отрицать целиком или считать их практику вполне бессмысленной. В настоящее время мы не можем считать совершенно бессмысленными такие, например, стихи В. Брюсова, бессмысленные по их прямой образности, но несомненно творческие вследствие заложенной в них новаторской устремленности: |
| Так вот, пора во всеуслышание сказать, и смерть Мориака — хороший для этого повод: наш век останется в истории культуры как век совершенно неожиданного, поразительного по своим размерам и своей глубине расцвета именно христианской литературы. Ибо в том-то и все дело, что Мориак не был совершенно одиноким. Но, чтобы понять размеры этого явления, нам нужно на минуту заглянуть в прошлое. Вторая половина девятнадцатого века могла казаться, в плане культуры во всяком случае, эпохой торжества позитивизма, низкопоклонства перед наукой, почти полного вытеснения религии из области культуры. Если, например, ограничиться той же Францией, общепризнанной в то время водительницей и светочем европейской культуры, то все мало-мальски значительное в ее литературной жизни казалось окончательно и именно отрицательно решившим вопрос о вере. Неверующими были Стендаль, Бальзак, Золя, Анатоль Франс, неверующей была Сорбонна и Университет. Католическая Церковь казалась безнадежно скомпрометированной реакционностью папы Пия IX, осудившего в своем знаменитом «Силлабусе» фактически все новое в науке, философии, политике, казавшегося безнадежно слепым по отношению к миру и его реальной жизни. Повсюду торжествовала поверхностная оптимистическая вера в разум, в неограниченные возможности науки, в неизбежность наступления эры всеобщего счастья и благоденствия. Бог и религия казались окончательно отжившими понятиями или, как в марксистской мифологии, — союзниками эксплуатации и обмана. Ударом, страшным ударом по этому поверхностному и легкомысленному благодушию оказалась кровопролитная и, в сущности, бессмысленная война четырнадцатого — восемнадцатых годов. На протяжении четырех лет самые передовые, культурные, рациональные страны этого мира являли собой зрелище какого-то кровавого хаоса, причем от начала до конца никто так и не знал, за что, во имя чего гибли миллионы людей. Война стала для многих и многих путем углубления своего сознания, постижения той иррациональной пропасти, в которую падает человек, забывающий или отрицающий вечный и божественный закон жизни. И хотя еще до войны начался во Франции возврат самых тонких и одаренных людей к вере — достаточно вспомнить здесь обращение величайших поэтов, Поля Клоделя и Артюра Рембо, — во время войны этот процесс усилился и углубился. |
| Каким я был подростком. Чистый беспримесный ужас, скрытый бунт и мир из книг Священник Сергий Круглов – об утраченном отрочестве 10 мая, 2019 Священник Сергий Круглов – об утраченном отрочестве Они не ходили в воскресную школу, не чистили подсвечники в 5 лет и даже не всегда знали слова молитвы «Отче наш». Но когда они выросли, им пришлось искать ответы на самые сложные вопросы, которые только могут возникнуть в голове подростка. Иногда эти поиски выражались в бунте, протесте, отторжении всего, что навязывалось обществом. Хулиганские выходки, уход в себя, чтение взахлеб и тяжелый рок – их родители хватались за голову или просто укоризненно молчали. Тем не менее эти дети, эти подростки пришли к Богу, и когда выросли – стали священниками. Как? Расскажут они сами. Клирик Спасского собора города Минусинска Красноярского края, поэт и публицист священник Сергий Круглов рассказывает «Правмиру» об этой поре своей жизни. Подросток умеет остро сострадать, но не умеет брать чужую боль на себя Когда я думаю об отрочестве, неизменно вспоминаю стихотворение поэта Михаила Яснова: Рембо в двенадцать лет. Рисунок Берришона. Верлен в тринадцать лет. Дагерротип Тилье. Они еще глядят по-детски отрешенно. Они еще в семье. Они еще в тепле. Что в детстве кроется, что в юности таится, мы можем подсказать и знаем наперед. И только отрочество – тайная страница, где все замарано, и оторопь берет. Один вонзился в нас тяжелым детским взглядом. Другой, наряженный, уставился за край бумажного листа… И все, что станет адом, еще лежит у ног и ластится, как рай. Тоска по ушедшему, желание вернуться в юность – известный человеческий тренд. Однако подростковый возраст – мучительное время, когда ребенок еще ничего не понимает в жизни, только бурно чувствует, и страсти жестоко треплют его. Подросток – человек очень часто болезненно бунтующий против мира, но и не умеющий пока перерасти мир, выстроить прочное позитивное свое, тяготящийся собой и пытающийся во что бы то ни стало подражать тому же самому миру (знаменитая «стадность»), конформно стать в нем своим; подросток не знает компромиссов, он способен остро сострадать, то есть впечатляться увиденной чужой болью как своей собственной, но не умеет при этом выйти из себя и брать эту чужую боль на себя, не умеет быть подлинно милосердным, не умеет прощать. Пожилой бывалый зэк скажет, что самые жестокие нравы бывают на зоне-«малолетке»; «Повелитель мух» Голдинга остается и великой духовной притчей на эту тему, и точным психологическим наблюдением. |
| РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть 255. про якобы всеобщую грамотность в древней Руси Не дождавшись ответа от ув.Константина, провел небольшой опрос специалистов-историков (не в лесу таки живу, наверное, коли пишу с археологами статьи по древней днк, мне есть у кого спросить). Так вот. Консенсусный ответ: да, меньшая сохранность бересты могла внести небольшое искажение в наше знание, но никакие данные не подтверждают, что по всей древней Руси грамотность была такой же, как на северо-западе. 254. Спешите! Только у нас! Отступник в роли " кухонного теолога " . 253. Ответ на 252, В.Р.: ) А где же логика? Атеист, а " верую, потому что абсурдно " ? В морали нет ничего абсурдного. ) В буржуазной-то морали? Нет, вы поезжайте во Францию и спросите Сартра (хотя бы его). Можно почитать стихи Рембо. Даже слеза прошибает. 252. Ответ на 251, Потомок подданных Императора Николая II: ) А где же логика? Атеист, а " верую, потому что абсурдно " ? В морали нет ничего абсурдного. 251. Ответ на 250, В.Р.: Вот чудак. Потому что Бога боимся. Греха при этом не боитесь. ) А где же логика? Атеист, а " верую, потому что абсурдно " ? 250. Ответ на 246, Потомок подданных Императора Николая II: Вот чудак. Потому что Бога боимся. Греха при этом не боитесь. 249. Эк его разобрало. 248. Как авторитетная историческая литература объясняет на два порядка лучшую сохранность северо-западнорусской простонародной бересты по сравнению с прочей. Тут за вами нянек нет, уходя гасите свет. 247. Из длинных разговоров с Андреем давно понятно, что первая - это уничтожение сытых. Мартобря 86 числа. Между днем и ночью. 246. Ответ на 242, В.Р.: Вот поэтому и войны, и катаклизмы, и нищие с голодными, потому что такие у нас " истинноправославные " - равнодушные и высокомерные Да полно, Диана. На чужом поле играете. Зачем лукавство, христианский гуманизм - не Ваш интерес. Насыщение голодных никак не первая задача " православного социализма " , если вообще задача. |
| Споры… Москва… Восточная царица… Семь холмов под красной короной… Воспоминания ткут твой образ, затейливо переплетая великое с бесконечно малым, и это переплетение делает тебя особенно драгоценной. Москва… Восточная царица в кремлевской короне… Плывущий отовсюду золотой перезвон… Автомобильные гудки, копыта по мостовой… Мюр и Мерилиз… Страстной монастырь… Драконы над чайным китайским магазином. Deus conservat omnia – Бог сохраняет все (лат.). Дортуар – (фр. dortoir) – общая спальня в закрытом учебном заведении. Следовательно (лат.). Николаев А.П. (1860–1919) С ноября 1918 г. – командир 19й стрелковой дивизии Кр. армии. Участник Первой мировой войны, закончивший ее в чине генерал-майора. Выпускник юнкерского училища. Происходил из семьи простого солдата. В мае 1919 г. взят в плен и расстрелян в Ямбурге как предатель. Имеется в виду ахалтекинская порода. Мы всегда убиваем тех, кого любим (англ.). Книга Ф. Ницше Рембо (фр.) Вот и все (фр.). Публичное чтение стихов было модным в описывамые времена. Иначе – ассасины. Наркоманы-смертники, убивавшие по приказу легендарного Старца Горы. Фактически – первые исламские террористы. Я ищу Фортуну, как черный кот, при свете луны вечером на Монмартре (фр.). Закон суров, но это закон (лат.). Василий Блаженный (англ.). Книга вторая. Борьба незримая апрель-декабрь 1919 года, Петроград Vexilla Regis prodeunt inferni Dante 1 Зампред ВЧК Яков Петерс, невысокий, полный, светловолосый человек с близко посаженными глазами на пухлом лице, в кругу своих чаще называемый Яном, досадливо поморщился. Водворив желтую папку с пометкой «Оружейный завод» на одну из тесно громоздящихся на столе стопок, он пододвинул к себе новую высокую стопку с грифом «НЦ». Верхней в стопке лежала новенькая папка, взглянув на которую зампред поморщился вторично: черт бы побрал этого золотопогонного сопляка! В гараж бы, и вся недолга… Третья бессонная ночь здорово дает себя знать. Хочется уронить голову на руки и заснуть. В гараж… Нельзя. Офицерик из штаба самого Юденича . Нельзя… |
| В уважении к французским философам, Екатерине II подражали и вельможи ее двора. Многие из них, так же как и Екатерина, вели переписку с философами и, главным образом, с Вольтером. Мы уже упоминали о том, что Шувалов предлагал Дидро через Вольтера окончить в России издание энциклопедии; Вольтер отвечал ему восторженным письмом 23 . Кроме Шувалова, Вольтер переписывался с князем Голицыным, русским послом в Париже, и с графом Воронцовым 24 . Бецкий был в переписке с Дидро, что видно из следующего места письма Екатерины к г-же Жоффрен от 21 октября 1766 года: «г-н Дидро через посредство Бецкого изливает всю чувствительность своего сердца за несколько сот верст от своего дома» 25 . Граф Григорий Орлов пишет Ж. Ж. Руссо приглашение поселиться в его поместье и получает от него самый любезный ответ 26 и пр. Но, если правительственные лица Екатерининского царствования не вели такой обширной переписки с философами, как сама Екатерина, то они превзошли ее относительно личного знакомства с философами. Отправляясь за границу, русский князь, граф, офицер и вообще человек, могущий хоть сколько-нибудь претендовать на образованность и знание французского языка, считал непременной своей обязанностью завернуть в фернейский замок, место жительства Вольтера. В царствование Екатерины, потянулась целая вереница русских путешественников к фернейскому замку, как некогда из древней Руси тянулся ряд паломников на Афон или в Иерусалим, ко гробу Господню. Каждый из приближенных Екатерины считал за честь знакомство, даже простое посещение Вольтера или какого-либо другого философа. Во главе вельмож Екатерины, близких к философам, нужно поставить князя Голицына. Альфред Рембо в следующих словах выражает его отношение к передовым людям Запада: «холостяк, веселый товарищ, человек умный, он сделался другом и товарищем всех литераторов и художников» 27 . Дидро писал о Голицыне Фальконету: «наш общий друг – князь делает неимоверные успехи, как знаток изящных искусств» 28 . Через него велись переговоры с Фальконетом о статуе Петра Великого. |
| Он просквозил застоявшийся воздух Европы и наполнил его дыханием неукротимой мечты. Я был оглушен и очарован этим неистовым писателем еще в детстве, когда прочитал пять раз подряд «Отверженных». Я кончал этот роман и в этот же день принимался за него снова. Я достал карту Парижа и отмечал на ней все те места, где происходило действие этого романа. Я как бы сам стал его участником и до сих пор в глубине души считаю Жана Вальжана, Козетту и Гавроша друзьями детства. Париж с тех пор стал не только родиной героев Виктора Гюго, но и моей. Я полюбил его, никогда не видев. С годами это чувство становилось крепче. К Парижу Виктора Гюго присоединился Париж Бальзака, Мопассана, Дюма, Флобера, Золя, Жюля Валлеса, Анатоля Франса, Роллана, Додэ, Париж Вийона и Рембо, Мериме и Стендаля, Барбюсса и Беранже. Я собирал стихи о Париже и выписывал их в отдельную тетрадь. К сожалению, я ее потерял, но многие строчки из этих стихов запомнил наизусть. Разные строчки – и пышные и простые. Вы увидите сказочный город, О котором молились века, И душа позабудет укоры, И усталая дрогнет рука. В Люксембургском саду у фонтана Вы пройдете по дальней меже Под широкой листвою платанов, Как Мими из романа Мюрже… Гюго внушил многим из нас эту первую любовь к Парижу, и за это мы благодарны ему. Особенно те, кому не посчастливится увидеть этот великий город. Михаил Пришвин Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то, что он проник в ее жизнь и воспел ее, то прежде всего эта благодарность выпала бы на долю Михаила Пришвина. Михаил Михайлович Пришвин – это было имя для города, а в тех местах, где Пришвин чувствовал себя дома – в избах объездчиков, в затянутых туманом речных поймах, под тучами и звездами полевого русского неба, – звали его просто «Михалычем». И, очевидно, огорчались, когда этот человек исчезал в городах, где только ласточки, гнездившиеся под железными крышами, напоминали ему об его «журавлиной родине». Жизнь Пришвина – пример того, как человек отрешился от всего наносного, навязанного ему средой и начал жить только «по велению сердца». В таком образе жизни заключается величайший здравый смысл. Человек, живущий «по сердцу», в согласии со своим внутренним миром, – всегда созидатель, обогатитель и художник. |
| В притче диавол упрекает Бога, что Тот несправедливо судит людей. Господь же отвечает, что Его суд – не справедливость, а милосердие. Моя бабушка стала для меня первой иконой Христа, единственного в мире Человека в полном смысле этого слова. Благодаря ей перед тем, как сказать кому-то: «Я тебя люблю», я вынужден буду подумать: «А смогу ли я вырастить эту любовь? Смогу ли я понести немощи и недостатки того человека, к которому обращено моё сердце?» Уже упоминавшийся митрополит Антоний говорил, что мы должны до конца доверять тем людям, которых любим, понимая при этом, что они могут предать нас. Так, как Бог верит в человека до конца, зная при этом, что мы обязательно предадим Его. И самое главное: «Полюбить легко; намного сложнее сохранить любовь» (свт. Григорий Богослов ). А мы часто ждём «светлого будущего», убегая при этом от настоящего, тоскливо вопия: «Время б наступило, чтоб любовь царила» (А. Рембо). И не замечаем, что оно уже наступило: оно уже дано нам, чтобы сохранить то, что имеем. Как-то, обсуждая эту тему, моя мама мне призналась: «Знаешь, у меня в жизни было два пути. Один путь заключался в достижении карьеры. Но в этом случае мне пришлось бы пожертвовать самым дорогим для меня – моей семьей. И твоим отцом, которого я бы, зная свой характер, загрызла за то, что он не смог достигнуть того, чего достигла я. И это, честно говоря, более соответствовало моим устремлениям. Я выбрала другой путь – путь семейного счастья, и теперь меня грызут окружающие за то, что я не достигла того, чего могла бы. Люди не понимают или не хотят понимать самого главного: я счастливый человек, потому что мы с отцом сохранили семью. И мы до сих пор нужны друг другу, и не для карьеры, и не для интерьера». Есть такая мудрость: «Тот, кто говорит: „Моё – это мне, и твоё – тоже мне!“, – дурной человек, а тот, кто говорит: „Моё – это моё, и твоё – это твоё“, – обыкновенный человек. Но благочестивый человек говорит: „Твоё – это твоё, и моё – это тоже твоё“». Заметьте, отношения между людьми чаще всего разваливаются именно тогда, когда неукоснительно соблюдается безупречный закон справедливых упреков: «Моё – это моё, а твоё – это твоё». |
|
|
