| XII. Паламитские споры. Свт. Григорий Палама и его учение. Ученики и последователи свт. Григория Паламы Александр Дворкин. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Литература: Meyendorff, A Study of Gregory Palamas; Мейендорф, Введение; Meyendorff, St. Gregory Palamas and the Orthodox Spirituality; Papadakis; Obolensky, The Byzantine Commonwealth; Lossky V. In the Image and Likeness of God. N.Y., 1974; Lossky V. The Vision of God. Bedfordshire, 1973; Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. 1. В 1329 г. с юга Италии в Константинополь прибыл ученый итальянский грек по имени Варлаам Калабриец. Как говорится в свидетельствах очевидцев, он прибыл на родину своих предков «из приверженности истинной вере», и у нас нет оснований подозревать искренность его благочестия и стремления вернуться к православным истокам. Другое дело, что представления ученого калабрийца о родной вере могли сильно отличаться от реальной действительности. Варлаам принадлежал двум культурам - восточной и западной. Он вырос в греческой среде на юге Италии: его родным языком был греческий, но он в совершенстве владел латынью и был хорошо знаком и с латинским богословием. В интеллектуальной жизни Запада тогда преобладали две философские школы: реализм и номинализм. Реализм (томизм, схоластицизм) базировался на постулате, что язык адекватен реальности, что все «имена» не случайны, а действительно связаны с обозначаемыми реалиями. Реалисты считали, что человеческому разуму и логике подвластно все: в принципе, все можно обосновать, все можно доказать. Номинализм, связанный прежде всего с именем Вильгельма Оккама, возник как реакция на реализм, как протест против него и как попытка выйти из-под гнета средневековых авторитетов. Основной постулат номиналистов - это своеобразный агностицизм: мы знаем лишь то, что мы ничего не знаем. Все слова абсолютно случайны - это лишь условные обозначения, не имеющие никакого отношения к сущности предметов, поэтому выразить ими что-либо серьезное совершенно невозможно |
| Паламитские споры Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 34, 2002 3 декабря, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 34, 2002 Когда 18 лет назад появилась работа отца Иоанна Мейендорфа “Introduction … l’etude de Gregoire Palamas” 1 (Париж, 1959), на Западе наступила новая эра изучения паламизма. До того времени большинство западных ученых, как католиков, так и протестантов, считали паламитское богословие аберрацией, не представляющей особого научного интереса. Такое отношение к паламизму разделяли даже почитатели христианского Востока из среды англикан. Дж. М. Нил высказывался о паламизме как об “абсурдном и ошибочном учении” 2 , а Этельстан Рили категорически отзывался об исихастах XIV века: “трудно найти более яркий пример искажения созерцательной жизни” 3 . Подобные негативные суждения были поддержаны в статьях Мартина Жюжи о Паламе и паламитских спорах, опубликованных в начале 1930 х годов в Dictionnaire de theologie catholique 4 . Паламитское различение сущности и энергий было представлено Жюжи как нововведение, не имеющее достаточного основания в ранней святоотеческой традиции. Более того, как нововведение с элементарными ошибками в философии и догматике, вступающее в противоречие с учением о Божественной простоте. На самом деле Жюжи не более чем суммировал взгляды своих предшественников и не добавил практически ничего нового. С православной стороны исследования Кривошеина и Станилоэ, Лосского и Керна, опубликованные в 1930-е и 1940-е годы, показали, что в защиту паламизма можно сказать намного больше, чем представлял себе Жюжи, но в то время их труды имели весьма ограниченное влияние на Запад. Только с появлением книги отца Иоанна Мейендорфа западные христиане получили внятное изложение богословия святителя Григория Паламы. В изложении Мейендорфа паламизм был не только исчерпывающе укоренен в святоотеческой традиции, но также получил основание подлинного библейского понимания единства человеческой природы. Поначалу исследование Мейендорфа было принято большинством католических и англиканских читателей как убедительная апология святителя Григория Паламы, хотя некоторые и принимали его с оговорками, в особенности И. |
| «Наша книга является первой попыткой подробного введения в историю и проблематику имяславских споров. Книга состоит из трех частей. Первая посвящена пониманию имени Божия в Священном Писании и Предании Церкви. По нашему мнению, имяславские споры начала XX столетия имеют многовековую предысторию. Проблематика, затронутая в ходе этих споров, обсуждалась уже в византийскую эпоху, в частности в спорах между Великими Каппадокийцами и Евномием в IV в., между иконопочитателями и иконоборцами в VIII–IX вв., между Григорием Паламой и Варлаамом Калабрийским в XIV в. В формировании имяславия ключевую роль сыграла традиция молитвы Иисусовой, существовавшая в восточнохристианском монашестве с V в. и легшая в основу афонской практики молитвенного делания. Некоторые аспекты имяславия уходят корнями в библейское понимание имени Божия. На формирование имяславского учения, кроме того, оказала влияние русская богословская традиция, в особенности сочинения святого праведного Иоанна Кронштадтского. Поэтому мы сочли необходимым в первой части книги обозреть те несколько традиций, знакомство с которыми необходимо для понимания проблематики имяславских споров. Первая глава будет посвящена богословию имени в Священном Писании Ветхого и Нового Заветов. Во второй главе мы рассмотрим мысли некоторых Отцов и учителей Церкви об именах Божиих. Темой третьей главы станет молитвенное призывание имени Божия в православном богослужении и в практике молитвы Иисусовой. Наконец, в четвертой главе мы коснемся понимания имени Божия в русском богословии. Вторая и третья части книги посвящены собственно истории и проблематике имяславских споров. Эти споры, на наш взгляд, являются одним из витков никогда не умолкающей внутри Православной Церкви полемики о природе церковного Предания. Мы убеждены в том, что все основные догматические споры, имевшие место внутри восточного Православия, вращались вокруг темы Предания, будь то спор об именах Божиих между Каппадокийцами и Евномием в IV в., спор о почитании икон в VIII–IX вв., паламитские споры XIV в. Речь всегда шла об осмыслении церковного опыта, о наиболее правильном, православном его выражении. При этом защитниками Предания считали себя обе стороны в споре: и та и другая апеллировали к Библии, к авторитету Отцов, к церковной практике. В конечном итоге, однако, оказывалось, что лишь одна сторона защищает истинное и исконное Предание Церкви, тогда как другая экспонирует некий искаженный или извращенный его вариант. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Аннотация Второй том антологии восточно-христианской богословской мысли. Ортодоксия и гетеродоксия. В 2-х т./Под науч. ред. Г. И. Беневича и Д. С. Бирюкова; сост. Г. И. Беневич. Во второй том вошли сочинения более чем тридцати авторов VI-XV вв. Проблематика тома охватывает богословско-философские системы, возникшие в данный период, восприятие христианскими авторами неоплатонизма и споры с языческой философией, полемику с монофизитством, тритеизмом, оригенизмом и монофелитством, споры об иконопочитании, полемику с латинянами и латиномудроствующими, споры об универсалиях, паламитские споры, некоторые вопросы евхаристического богословия и другие темы, ключевые для понимания мира восточно-христианского богословия, философии и культуры. Оглавление тома: ДВА БОГОСЛОВСКО-ФИЛОСОФСКИХ СИНТЕЗА Ареопагитский корпус: учение о Боге и о Божественных именах (Д. С. Бирюков) Св. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах (фрагменты) О мистическом богословии (фрагменты) Иоанн Филопон (Г. И. Беневич) Иоанн Филопон. О вечности мира, против Прокла (фрагмент) (пер. Г. И. Беневича) О сотворении мира (фрагмент) (пер. Г. И. Беневича) Св. Иоанн Дамаскин. О ста ересях вкратце (фрагмент) ПРП. МАКСИМ ИСПОВЕДНИК И БОГОСЛОВИЕ VII ВЕКА Св. Евлогий Александрийский, прп. Максим Исповедник, свт. Софроний Иерусалимский. Полемика с тритеизмом (Г. И. Беневич) Св. Фотий Великий, Константинопольский. Изложение слова св. Евлогия Александрийского (фрагмент) (пер. Г. И. Беневича) Изложение другого слова св. Евлогия Александрийского, направленного против монофизитов (фрагмент) (пер. Г. И. Беневича) Соборное послание св. Софрония, патриарха Иерусалимского, патриарху Сергию Константинопольскому (фрагмент) Прп. Максим Исповедник. Полемика с оригенизмом и антиоригенизмом (Г. И. Беневич) Св. Максим Исповедник. Трудность 7 (пер. А. М. Шуфрина) Моноэнергизм и монофелитство VII в.: Сергий, Кир, Пирр и другие (Г. И. Беневич) |
| Г. И. Беневич Паламитские споры От составителя Первоначально, как об этом написано в предисловии к первому тому «Антологии», раздел, посвященный паламитским спорам, предполагалось ограничить по преимуществу малоизвестной, но весьма важной полемикой с Никифором Григорой. Однако, когда работа над «Антологией» была уже практически завершена, нам были предложены весьма интересные материалы, относящиеся к полемике вокруг паламизма и исихастскому богословию. Поскольку эти материалы относятся к авторам почти неизвестным в России, но весьма важным для понимания споров вокруг паламизма и исихазма, мы сочли возможным подготовить на их основе статьи для «Антологии», несмотря на то что готовность некоторых из этих материалов к публикации была недостаточной. Будучи жестко ограничены в сроке подготовки «Антологии» к изданию, мы смогли провести лишь частичное и весьма предварительное редактирование и сверку с греческим текстом данных материалов в надежде, что в будущем соответствующие авторы будут изучены более основательно. Включение нами дополнительных статей и переводов по таким важным деятелям периода паламитских споров, как Григорий Акиндин, Давид Дисипат , Неофит Момицилас, Феофан Никейский , Иоанн Кантакузин и прп. Каллист Ангеликуд , а также дополнительных переводов из св. Григория Паламы , обусловлено не только желанием представить период паламитских споров почти неизученными у нас авторами и текстами, но и стремлением проложить путь для будущего фундаментального исследования, где каждому из этих авторов, а также ряду не включенных нами паламитов и антапалами-тов, будет посвящена отдельная подробная статья, сопровождаемая переводами, представляющими их богословскую мысль. В контексте неослабевающего интереса к паламизму и горячих споров вокруг него, продолжающихся и поныне, это насущно необходимо. Хотелось бы поблагодарить Ф. Г. Беневича и Д. С. Бирюкова, принявших участие в обработке дополнительных материалов, включенных в настоящий раздел, и Д. А. Поспелова как инициатора расширения данного раздела. |
| НАЧАЛО ИСИХАСТСКИХ СПОРОВ Одна из главных трудностей, с которой сталкиваются ученые и историки, занимающиеся паламизмом, состоит в том, что слишком большое количество памятников византийской мысли, и в особенности – датирующихся XIV в., до сих пор не опубликованы. Цель данной статьи – рассмотреть некоторые тексты, относящиеся к началу исихастских споров, дабы пролить свет на их истоки и их исторический «климат». Как мы увидим ниже, эти тексты свидетельствуют прежде всего о том, что паламитские споры – лишь эпизод в долгой борьбе, в которой, начиная с IX в., сталкивались сторонники и противники «внешней мудрости», т. е. светской философии 772 . После победы над иконоборчеством все больше и больше византийцев стали, подобно гуманистам, возрождать в византийском обществе интерес к античным греческим авторам. Критические и компилятивные труды Фотия и древние рукописи, копированные стараниями Арефы Кесарийского , через несколько поколений сделали возможным появление целой плеяды философов, для которых богословие уже не находилось в центре интеллектуальных интересов. В XI в. Михаил Пселл и его школа открыто заявили о своей приверженности античному наследию, продолжателями которого они желали быть. Однако византийский гуманизм постоянно становился мишенью для некоторых церковных кругов, главным образом монашеских, всеми силами противостоявших этому, как они считали, возрождению язычества. Уже оппонент Фотия Игнатий был известен своим отвращением к «внешней мудрости» 773 . Вообще характерное для Византии противостояние между монахами и отдельными высокопоставленными представителями византийского клира, покровительствуемыми императорами, в значительной мере основывалось на неприязни, которую в глазах огромного числа монашествующих вызывало появление светского гуманизма. Это была настоящая драма внутри византийской культуры. Чтобы представить ее масштабы, достаточно вспомнить, что Михаил Пселл бы современником прп. Симеона Нового Богослова : два этих величайших представителя византийского духа XI в., безусловно, не были созданы для взаимопонимания. Если первый публично признавался в любви к Платону и Аристотелю 774 , второй категорически отвергал всякую светскую ученость 775 . Пселл, кроме того, был обвинен в пристрастии к «эллинским басням» и был вынужден защищать свое православие перед двумя патриархами, Иоанном Ксифилином и Михаилом Керуларием, обвинявшими его в рационализме. |
| Скачать epub pdf 03 декабря 2012 г. Содержание I. Божественная непостижимость II. Единство с Богом III. Паламизм и экуменизм IV. Философия и история V. Истоки паламизма Когда 18 лет назад появилась работа отца Иоанна Мейендорфа “Introduction … l " etude de Gregoire Palamas” 1 (Париж, 1959), на Западе наступила новая эра изучения паламизма. До того времени большинство западных ученых, как католиков, так и протестантов, считали паламитское богословие аберрацией, не представляющей особого научного интереса. Такое отношение к паламизму разделяли даже почитатели христианского Востока из среды англикан. Дж. М. Нил высказывался о паламизме как об “абсурдном и ошибочном учении” 2 , а Этельстан Рили категорически отзывался об исихастах XIV века: “трудно найти более яркий пример искажения созерцательной жизни” 3 . Подобные негативные суждения были поддержаны в статьях Мартина Жюжи о Паламе и паламитских спорах, опубликованных в начале 1930 х годов в Dictionnaire de theologie catholique 4 . Паламитское различение сущности и энергий было представлено Жюжи как нововведение, не имеющее достаточного основания в ранней святоотеческой традиции. Более того, как нововведение с элементарными ошибками в философии и догматике, вступающее в противоречие с учением о Божественной простоте. На самом деле Жюжи не более чем суммировал взгляды своих предшественников и не добавил практически ничего нового. С православной стороны исследования Кривошеина и Станилоэ, Лосского и Керна, опубликованные в 1930-е и 1940-е годы, показали, что в защиту паламизма можно сказать намного больше, чем представлял себе Жюжи, но в то время их труды имели весьма ограниченное влияние на Запад. Только с появлением книги отца Иоанна Мейендорфа западные христиане получили внятное изложение богословия святителя Григория Паламы . В изложении Мейендорфа паламизм был не только исчерпывающе укоренен в святоотеческой традиции, но также получил основание подлинного библейского понимания единства человеческой природы. Поначалу исследование Мейендорфа было принято большинством католических и англиканских читателей как убедительная апология святителя Григория Паламы , хотя некоторые и принимали его с оговорками, в особенности И. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Аннотация «Антропология св. Григория Палымы»» — первая монография о великом богослове и мистике Православия — св. Григории Паламе, написанная выдающимся патрологом русской диаспоры арх. Киприаном (Керном). Святитель Григорий Палама (1296 – 1359 гг.)– византийский аристократ, в 20 лет ушедший в монахи, выполнявший роль миротворца в тогдашних политических дрязгах Византии, посвятивший свою жизнь защите и философской концептуализации мистического опыта православного монашества. Варлаамитская ересь, угрожала самому сердцу веры – общению человека с Богом, соединению с ним, обожению. Паламе блестяще удалось показать как возможно познание Бога, которое не уничтожает Тайны, как возможно реальное, личное общение с Ним. Палама стоит в самом центре православной философии. Святость всегда возможна: Присутствие Бога здесь и сейчас, а не где-нибудь в прошлом или будущем или в философских абстракциях — главная тема святителя. Но «Антропология св. Григория Палымы» нечто большее чем просто разбор паламитского учения о человеке. Керн проделал огромную работу по выявлению антропологии Древней Церкви. «Антропология св.Григория Паламы» делиться на два раздела: историческую (общая характеристика эпохи Паламы, философия, мистика и богословие эпохи, внимательное рассмотрение церковной антропологии: ап. Павел, апологеты, александрийцы, тринитарные (Афанасий, Каппадокийцы, Златоуст, Немессий) и христологические (Кирилл Александрийский, антиохийцы, Анастасий Синаит, Василий Селевкийский, Леонтий Византийский) споры, антропология Пустыни (Макарий и Исаак), мистиков (Ареопагитики, Максим и Симеон Новый Богослов), богословских синтезов (Иоанн Дамаскин, Фотий); и систематическая часть: богословие Паламы, его учение о природе человека, о образе и подобии Божьем, обожении. Как видно из этого краткого описания труда Киприана (Керна), «Антропология св. Григория Паламы» — книга не только о взглядах Паламы на человека, но и обширное руководство по святоотеческой антропологии. Читаемость: Язык: Объём текста: Все материалы, размещенные в электронной библиотеке, являются интеллектуальной собственностью. Любое использование информации должно осуществляться в соответствии с российским законодательством и международными договорами РФ. Информация размещена для использования только в личных культурно-просветительских целях. Копирование и иное распространение информации в коммерческих и некоммерческих целях допускается только с согласия автора или правообладателя |
| По нашему мнению, имяславские споры начала XX столетия имеют многовековую предысторию. Проблематика, затронутая в ходе этих споров, обсуждалась уже в византийскую эпоху, в частности, в спорах между Великими Каппадокийцами и Евномием в IV веке, между иконопочитателями и иконоборцами в VIIIIX веках, между Григорием Паламой и Варлаамом Калабрийским в XIV веке. В формировании имяславия ключевую роль сыграла традиция молитвы Иисусовой, существовавшая в восточно–христианском монашестве с V века и легшая в основу афонской практики молитвенного делания. Некоторые аспекты имяславия уходят корнями в библейское понимание имени Божия. На формирование имяславского учения, кроме того, оказала влияние русская богословская традиция, в особенности сочинения святого праведного Иоанна Кронштадтского. Поэтому мы сочли необходимым в первой части книги обозреть те несколько традиций, знакомство с которыми необходимо для понимания проблематики имяславских споров. Первая глава будет посвящена богословию имени в Священном Писании Ветхого и Нового Заветов. Во второй главе мы рассмотрим мысли некоторых Отцов и учителей Церкви об именах Божиих. Темой третьей главы станет молитвенное призывание имени Божия в православном богослужении и в практике молитвы Иисусовой. Наконец, в четвертой главе мы коснемся понимания имени Божия в русском богословии. Вторая и третья части книги посвящены собственно истории и проблематике имяславских споров. Эти споры, на наш взгляд, являются одним из витков никогда не умолкающей внутри Православной Церкви полемики о природе церковного Предания. Мы убеждены в том, что все основные догматические споры, имевшие место внутри восточного Православия, вращались вокруг темы Предания, будь то спор об именах Божиих между Каппадокийцами и Евномием в IV веке, спор о почитании икон в VIIIIX веках, паламитские споры XIV века. Речь всегда шла об осмыслении церковного опыта, о наиболее правильном, православном его выражении. При этом защитниками Предания считали себя обе стороны в споре: и та и другая апеллировали к Библии, к авторитету Отцов, к церковной практике. |
| Всё это имеет самые серьезные последствия для тех, кто пожелает рассуждать о природе языка, оставаясь в рамках святоотеческого подхода. Позиция Василия и Григория означает принципиальный отказ от «единственного священного языка», как в исламе, и от «единственно правильных терминов», которые заключают в себе сущность Божества (как это иногда выглядит в школьном богословствовании). Но он никак не исключает следования определенной традиции или употребления устоявшихся терминов, а лишь подчеркивает, что эта традиция и эти термины еще не есть сама Истина, а лишь проверенный временем и освященный Церковью способ поведать о ней. Кроме того, стоит отметить, что принципиальный подход этих богословов к вопросу о природе языка вполне совместим с основами современной лингвистики, поскольку они видели в языке прежде всего средство общения между людьми. Но споры вокруг евномианства отнюдь не были последними в истории Церкви, и всех вопросов об отношении к языку они тоже не разрешили. Их непосредственным продолжением можно считать паламитские споры XIV в., которые обошли западно-христианский мир стороной. Их сутью было, по определению митрополита Илариона (Алфеева), «богословское обоснование христианского понимания Бога как одновременно непостижимого и постижимого, трансцедентного и имманентного, неименуемого и именуемого, незреченного и изрекаемого, неприобщимого и приобщаемого» . Православное богословие отличает непознаваемую сущность Божества от Его энергий, доступных человеческому восприятию в той мере, в которой Бог открывается человеку, и введено это различие было задолго до паламитских споров. Помимо полемики Василия и Григория с Евномием, это учение об именах, характеризующих не сущность Бога, но Его действия в тварном мире (энергии), можно найти у Св. Иоанна Дамаскина в «Точном изложении православной веры», в книге Св. Дионисия Ареопагита «О Божественных именах» и в различных произведениях Св. Симеона Нового Богослова. Потому ничего принципиально нового в учении св. Григория Паламы не содержится, равно как и в актах Константинопольского собора 1351-го года, принявшего это учение как вполне православное. Речь шла скорее о точном определении сущности и энергий и их взаимотношений: для Григория они едины, при этом энергия Бога есть Сам Бог, но Бог не сводим к энергии. Противники Паламы, прежде всего Варлаам и Акиндин, в определенном смысле ударились в противоположную евномианству крайность: они утверждали принципиальную непознаваемость Божества ограниченным человеческим разумом. Если для Евномия Бог оказывался предметом рационального анализа, то для Варлаама Он пребывал в трансцедентном покое, недоступным для нашего разума. |
|
|
