| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание НОНН ПАНОПОЛИТАНСКИЙ [Греч. Νννος Πανοπολτης] (ок. 400, Панополь, Египет - ок. 470, там же(?)), греч. поэт-эпик. Подобно таким авторам, как еп. Синесий Киренский , Клавдиан , Драконтий , Авзоний , Н. П. был представителем языческо-христианского синкретизма в позднеантичной культуре. Известны 2 основных его произведения - «Деяния Диониса» (Τ Διονυσιακ) и «Парафраз святого Евангелия от Иоанна» (Μεταβολ το κατ Ιοννην γου Εαγγελου). О жизни Н. П. сведений не сохранилось; большинство рукописей его поэм анонимно. В рим. эпоху Панополь (ныне г. Ахмим, мухафаза Сохаг) был крупным культурным центром. Уроженцами Панополя были современники Н. П.- поэты Кир Панополитанский (ок. 400 - после 457) и Пампрепий (ок. 440-484). Н. П. как уроженец Панополя и автор «Деяний Диониса» упоминается в «Истории» Агафия Миринейского (кон. VI в.; Agath. Myr. Hist. IV 23). О том, что «ученейший (λογιτατος) Нонн из Панополя» переложил гекзаметром творение Иоанна Богослова, говорится в визант. словаре «Суда» (X в.; Suda. N 489 s. v. Ννναι). Эпиграмма в Палатинской антологии (AG. 9. 198), написанная от лица Н. П., также называет его родиной Панополь и указывает на его пребывание «в фаросских пределах» (ν Θαρη), т. е. в Александрии. Возможно, эпиграмма принадлежит 1-му издателю Н. П., автору краткого стихотворного пересказа его книг. Именем Н. П. подписана также любовная эпиграмма из Палатинской антологии (Anthol. Palat. 10. 120). Приблизительные даты рождения и смерти Н. П. устанавливаются по предполагаемому времени написания его произведений; как считают совр. ученые - примерно между 400 и 470 гг. (Brill " s Companion. 2016. P. 30). Прежде делались попытки отнести жизнь и творчество Н. П. к IV в. ( Cautadella. 1934; Riemschneider. 1957; D " Ippolito. 1964). Э. Ливреа высказал предположение, что поэт Н. П.- это еп. Нонн Эдесский. Иаков, диакон еп. Нонна Эдесского, в Житии св. Пелагии описывает ее красоту словами, близкими к лексике Нонна, и кроме того, сам еп. Нонн в Житии упоминается неоднократно. Однако это лишь одна из возможных гипотез. Высказывалась также гипотеза о том, что Н. П.- это авва Нонн, комментатор сочинений свт. Григория Богослова, живший в VI в. Однако независимо от того, был ли Н. П. христ. епископом, он, очевидно, был христианином, его богословские познания весьма обширны. |
| Скачать epub pdf Глава 7. Женщина, взятая в прелюбодеянии Рассказ о женщине, взятой в прелюбодеянии, – одна из наиболее трогательных человеческих историй во всем корпусе Четвероевангелия. С этим рассказом, однако, связаны текстологические проблемы, заставившие многих ученых усомниться не только в авторстве Иоанна, но и в его принадлежности изначальному тексту канонических Евангелий. Основные аргументы против каноничности рассказа 268 базируются на данных рукописной традиции: он отсутствует в большинстве наиболее авторитетных и древних греческих рукописей, содержащих четвертое Евангелие. Его не содержит ни старосирийский перевод, ни Пешитта (сирийский перевод III–V веков), ни многие другие древние версии. Однако его содержит Вульгата (латинский перевод Библии, сделанный в IV веке блаженным Иеронимом). Самой ранней рукописью, содержащей греческий текст рассказа, является греко-латинский кодекс Безы, относимый обычно к V или VI веку. По мнению Б. Мецгера, рассказ «явно представляет собой часть незафиксированной традиции, имевшей хождение в некоторых частях Западной Церкви. Этот рассказ последовательно вставлялся в различные места разных рукописей». Ученый отмечает, что в том месте Евангелия от Иоанна, где рассказ размещен в настоящее время, он разрывает серию диалогов Иисуса с иудеями, начавшуюся в 7-й главе ( Ин.7:14–33 ) и продолжающуюся в 8-й ( Ин.8:12–59 ). Однако древние рукописи не всегда помещали его в это место: в некоторых он размещался после Ин.8:52 , после Ин.7:36 , после Ин.7:44 , после Ин.21:24 или после Лк.21:38 269 . Тот факт, что в группе рукописей рассказ включается в Евангелие от Луки, заставляет некоторых ученых предположить, что, возможно, изначально он был частью этого Евангелия, тем более что по стилю изложения он больше подходит к Луке, чем к Иоанну 270 . Как отмечает Мецгер, рассказ не был знаком ни одному из греческих отцов и учителей Церкви I и начала II тысячелетий, в том числе тем, кто оставили полные комментарии на четвертое Евангелие ( Ориген в III веке, Иоанн Златоуст в IV веке) или его пересказ (Нонн Панополитанский в V веке). Даже Феофилакт Болгарский , составлявший свое полное толкование на Четвероевангелие на рубеже XI и XII веков, не упоминает об этом эпизоде. Первым греческим автором, упоминающим о нем, был Евфимий Зигабен , живший в первой половине XII века, однако и он утверждал, что точные списки Евангелия его не содержат 271 . |
| Нонн Панополитанский (Νννος) Аннотация «Деяния Иисуса: Парафраза Святого Евангелия от Иоанна» «Переложение Евангелия от Иоанна в классических гекзаметрах, обильно уснащенных архаическими гомеровскими оборотами и словосочетаниями». «Вовсе нельзя сказать, будто у Нонна христианское «содержание» просто соединено с эллинской «формой». То и другое оказывается преобразованным во взаимном противоборстве. Современному читателю легче всего оценить это преобразование чисто негативно, то есть отметить, что от эпической простоты Гомера и от библейской простоты Евангелий осталось одинаково мало; и это действительно так. Евангельские реалии становятся как бы загадкой в присутствии гомеровских оборотов речи. Гомеровские обороты речи становятся как бы загадкой в присутствии евангельских реалий. Одно «остраняется» другим. То и другое оказывается в равной степени наделено плотной непроницаемостью и тяжелой, вещественной непрозрачностью. Сильнее всего темные, малопонятные места, пугающие как бы самостоятельной жизнью вырвавшихся из общего контекста образов. Так, когда речь доходит до губки с уксусом, поданной умирающему Христу, воображение поэта едва ли не совсем отвлекается от сцены как таковой и едва ли не до конца заполняется словами «губка», «море», «пучина», неожиданно вырастающими в неясные, но тем более тревожно-загадочные символы. Путь «парафразы» и «метафразы», путь «переложения» отнюдь не приводит Нонна к невыразительной эклектике, к примирению непримиримого. Скорее поэт играет на непримиренности непримиримого, приводящей к некоторому взрыву и трансформации. Полюсы как бы меняются местами. Эллинская «форма» становится мистически бесплотной. Евангельское «содержание» становится мистически материальным. Напряжение, заложенное в каждую метафору Нонна, всегда такую «несообразную», «неуместную» и «бестактную», распространено на весь текст, на все художественное целое». Цитаты из «Поэтики ранневизантийской литературы» Аверинцева Христианский «эпос» Нонна Поэзия Нонна, представленная необычным для современного читателя поэтическим пересказом прозы одного из Евангелий (парафразой), скорее всего вызовет оживленный интерес. Постмодернистское мышление, не возлагающее никакой надежды на высказывание смыслов, борется со словом, доведенным до уровня логики, противопоставляя ему слово поэтическое. Нонн же, а с ним и вся древность, примиряет две формы существования текста, являя читателю удивительную гармонию смыслов, указывающую на то, что властвует над словами, логосами, – Евангелие истинного гнозиса и свершения первой любви, которая и становится последним, и предельным, знанием Божества, неведомого язычникам, стремящимся к относительности, к «тождеству лиры и лука» (сентенция Гераклита). |
| Но вернемся к «Деяниям Диониса». То, что эта поэма (как и «Деяния Иисуса») является эпосом, – всего лишь иллюзия читающего. Поэт создал ее, преобразовав эллинистический роман в монолит огромного по масштабам «культового» эпоса. Любовные эпатирующие похождения Диониса в стиле экшн стали в языческом Египте бестселлером. Дионис (Вакх), сокрытый под именами Сабазия, Сераписа, Осириса, Митры, Адониса, Амона, – божество мистического опьянения, экстаза, чар «свободной любви», магии, мрачного эроса и предсмертной агонии – почитался последними поколениями язычников Египта и часто олицетворялся ими с Христом, поэтому современники Нонна могли свободно сравнивать две его поэмы, языческую и христианскую. Образность поэмы «Деяния Диониса», откровенно воспевающей оргии языческого мира и отличающейся эпической тяжеловесностью, лексической вычурностью и эклектичностью александрийской дидактической традиции, повлияла на поэтику «Деяний Иисуса». Языческая культура в V b. еще не окончательно превратилась в материал для схолиастов-комментаторов и философов, так что даже отношение к Гомеру не было полностью обусловлено вкусами интеллектуальной элиты. Во всяком случае использование гомеровских текстов и гомеровского лексикона выполняло скорее экзорнативную (украшающую) или экзегетическую (толковательную), нежели формально-описательную функцию. «Корпус» Гомера стал в христианском мире предметом филологической систематизации и ученого комментирования значительно позже, что особенно ярко проявилось в деятельности Евстафия Катафлора, архиепископа Фессалоник (XII b.) 4 . Что же касается Нонна, то именно его стремление, вполне соответствовавшее духу времени, но более влекущее к красоте интерпретации текста Иоанна Богослова, нежели к научной упорядоченности экзегетического аппарата, явилось причиной того, что «Деяния Иисуса» написаны гекзаметром и что в поэме достаточно часто используется гомеровская лексика. К примеру, гомеровский образ «увядающего пламени» 5 , возникший на страницах «Илиады» при описании приготовления трапезы Автомедоном, Ахиллом и Патроклом, созвучен с образом робкого пламени, у которого грелся Петр в ночь плачевного отречения от Учителя 6 . Из этого видно, что лексическая пестрота позднего эллинизма не заслонила, а эффектно подчеркнула недоступную и возвышенную красоту нового мира Христа, за пять веков до того описанную Его любимым учеником, евангелистом Иоанном. |
| При сопоставительном анализе двух, казалось бы, антагоничных поэм Нонна, «Деяний Диониса» и «Деяний Иисуса», становится очевидной многогранность их поэтики (язычник и христианин свободно могли проводить параллели между двумя поэтическими текстами, конструируя синтетическую аллегорезу). Обратимся к 11-й песне парафразы Евангелия от Иоанна и к 48-й песне «Деяний Диониса». «Крепка, как смерть, любовь», – написано в Песнях Песней 7 : Лазарь бичуем на ложе смертельным недугом горячки 8 , бродящий по горам Вакх бичуем влечением к «прохладному дуновению» – прекрасной деве Авре 9 . Лазарь терзаем «пожирающей члены» болезнью 10 , подобно несчастной Ио, гонимой по ионийским зыбям «пожирающим члены» слепнем Геры 11 . Лазарь назван «близким к смерти», точнее, «любимцем смерти». В «Деяниях Диониса» «близким к смерти» 12 именуется возлюбленный Вакха молодой Ампелос. Вакху было знамение, в котором неуязвимый для всех животных юноша, явленный в виде пугливого оленя, гибнет от рогатого змея, сбрасывающего его в пропасть. Но Дионис, оплакивая свою любовь, смеется сквозь слезы, так как знает, что Ампелос («виноградная лоза») станет после смерти радостью людей и богов, воскреснув в виде хмельного побега, веселящего сердце смертных: Ампелос, скорбь дотоле бесскорбного Диониса, Должен ты, как только грозди медовые в лозах созреют, Завоевать все четыре стороны света весельем, Шествием и возлиянием радостному Дионису! Плакал Вакх, чтобы на свете не плакали люди! 13 Язычник мог сравнить любимого Иисусом Лазаря с Ампелосом: воскресает Лазарь, воскресает и Ампелос. Радуется Дионис, радуется и Христос 14 . Ампелоса воскрешает Дионису мойра Атропос, Лазаря – Сам Христос, при этом скорбь Богочеловека не так безысходна, как Вакхова скорбь, ведь смерть для Него всего лишь «сон». Игра со смыслами и возможность различных толкований были неотъемлемой чертой александрийского сообщества интеллектуалов, чертой вообще всей эллинской учености – до и после Нонна. В условиях характерной для всей византийской литературы двойственности, когда традиция налагала отпечаток на все новое, провоцируя возникновение причудливейших сочетаний архаики и тогдашнего «модерна», димотики (народного, разговорного языка) и вычурной риторики, жанр парафразы или метафразы – т. е. переложения, перенесения из одной жанровой плоскости (роман, проза, философский трактат) в другую (эпос, философский диалог 15 ) и наоборот – становится чрезвычайно популярен. |
| Язык поэм Гомера - результат длительного развития греч. поэтического языка. Поэмы «Илиада» и «Одиссея» представляют собой замечательное явление с т. зр. продолжительности их художественной жизни и влияния на греч. культуру. Язык поэм Гомера, как итог развития ионийского эпоса, сочетает в себе лексику и грамматические формы различных периодов истории - от микенского (XIV-XII вв. до Р. Х.) до аттического (VI в. до Р. Х.). Впосл. этот язык вместе со стихотворными размерами (гекзаметр и элегический дистих) был закреплен за жанром эпической поэзии и отчасти эпиграммы и использовался до XVI-XVII вв. В раннехрист. лит-ре на гомеровском диалекте написаны нек-рые поэтические парафразы книг Свящ. Писания (авторы - Аполлинарий Лаодикийский, Нонн Панополитанский и др.), часть стихотворений свт. Григория Богослова, повествование о храме Св. Софии Павла Силенциария и др. Диалекты классического периода Г. я. архаического и классического времени (VIII-IV вв. до Р. Х.) был полидиалектным. Параллельно с развитием мн. территориальных диалектов складывались и более обобщенные, хотя и местные формы языка - диалектные койне. Они имели по крайней мере 2 варианта: разговорно-обиходный и в той или иной степени стилистически обработанный, употреблявшийся в деловом языке (его особенности отразили надписи) и в языке лит. произведений, где постепенно создавалась некая традиция: определенному лит. жанру должен соответствовать определенный вариант диалектного лит. койне. К классическому периоду (V-IV вв. до Р. Х.) в различных областях многополисного и многоукладного эллинского мира сформировались дорийское койне на Пелопоннесе и в Вел. Греции, эолийское койне в Ср. Греции, ионийское койне в малоазийских областях. Главную роль в это время играло аттическое койне. Диалектные койне различались в основном фонетическими особенностями. Грамматических различий (в форме окончаний) было не много. Дорийское койне Диалекты сев.-зап. Балкан, большей части Пелопоннеса и Вел. Греции по мн. фонетическим и грамматическим особенностям объединяются в одну группу, называемую обычно дорийской. Эти диалекты сохраняли архаические особенности Г. я., поэтому именно дорийские формы греч. слов чаще всего используются при сопоставлении индоевроп. языков. О дорийском лит. койне можно судить по языку офиц. надписей и произведениям поэтов, напр. Алкмана из Спарты (VII в. до Р. Х.). Примеры использования дорийского диалекта в христ. лит-ре немногочисленны ( Синесий Киренский , V в.). Эолийское койне |
| 5). Излагается миф о «первом Дионисе» Загрее, рожденном от Зевса Персефоной. Сюда же включается рассказ о Деметре и Персефоне. Загрея убивают титаны. В качестве мести за его гибель Зевс посылает на землю потоп (книги 5-6). Далее говорится о любви Зевса и Семелы и о ревности Геры (кн. 7), о гибели Семелы и о рождении Диониса (кн. 8); о его воспитании сначала у Ино, затем у Реи (книги 9-12). После этого следует рассказ о сборе войска Диониса для похода в Индию (книги 13-14), о самом походе с его битвами и попутными любовными увлечениями Диониса (книги 15-39); о победе и возвращении в Элладу (книги 40-43); о расправе Диониса с не признававшим его Пенфеем (книги 44-46). В кн. 47 сообщается о пребывании Диониса в Афинах, рассказывается об Икарии и Эригоне, о любви Диониса к Ариадне , а также о противостоянии Дионису Геры, к-рая собирает войско во главе с Персеем. После битвы Дионис и Персей примиряются. В заключительной книге появляются еще 2 возлюбленные Диониса - Паллена и Авра. Охотница Авра рождает от Диониса двойню, но потом в безумии хочет убить младенцев и одного из них отдает на растерзание львице. Второго удается спасти, он получает имя Иовакх и дополняет триаду: Загрей - Дионис (Бромий) - Иовакх. В конце поэмы Дионис восходит на Олимп, где разделяет с отцом трапезу, на к-рой вино сменяется нектаром. Поэма Н. П. представляет собой своего рода энциклопедию греч. мифологии. Однако мифология в ней, по-видимому,- лишь «пестрый покров» для скрытого онтологического смысла (точно так же о «пестроте священных покровов» (ποικιλα τν ερν παραπετασμτων), под которыми сияет божественный луч, говорится в «Ареопагитиках» (Areop. CH.1.2.12)). Дионис у Н. П.- божественный посредник между богами и людьми. В повествовании о Дионисе угадываются параллели со Христом. Уже в первых строках поэмы Дионис называется дважды рожденным (δισστοκος; Nonn. Dion. 1.4), подобно Христу, предвечно рожденному Отцом и потом Пресв. Богородицей. К Дионису иногда применяют те же эпитеты, что и ко Христу в «Парафразе...». |
| Есть также параллельные сцены. Так, Дионис претворяет вино в воду (Ibid. 14), исцеляет слепого (Ibid. 25.281-301; Brill " s Companion. 2016. P. 43; ср.: Nonnus of Panoplius in Context. 2014. P. 14-18, 288-301). Диониса, как и Христа, не могут связать против его воли ( Nonn. Dion. 45.228-245; Gigli Piccardi. 1984). Исследователь Д. Жильи Пиккарди считает, что Н. П. христианизирует миф о Дионисе ( Nonn. Le Dionisiache. Vol. 1. 2003. P. 83), Ливреа - что Н. П. дает типологическое истолкование мифа ( Livrea. 2000. P. 72-76). Надо также учитывать, что дионисийские сюжеты были популярны в изобразительном искусстве поздней античности и перекличка дионисийской символики с христианской (образы лозы, вина, чаши и т. п.) была привычна читателям Н. П. Хотя «Деяния Диониса» - эпическая поэма, в ней смешиваются различные жанры. Помимо общеэпической основы, в ней есть места, к-рые тяготеют к буколической, эпиграмматической и гимнической поэзии. Отмечается также влияние на Н. П. повествовательных стратегий античного романа: переплетение первичного и вторичного повествований, использование описаний под влиянием риторического экфрасиса, частое употребление парадоксальной антитезы (Brill " s Companion. 2016. P. 549). Стиль Стиль поэмы Н. П. определяют как «маньеристическое изобилие» ( Agosti. 2012. P. 367), его называют «новым стилем» в противовес «архаическому», «гомеровскому» стилю Квинта Смирнского - анонимного автора «Блеммиомахии» (IV в.) и др. более ранних авторов. Отношение к стилю Н. П. было различным: в эпоху Возрождения он вызывал восторг (A. Полициано, Ф. Меланхтон, И. Ю. Скалигер), впосл. Н. П. нередко клеймили за вычурность (Brill " s Companion. 2016. P. 403). Основные принципы поэтики Н. П.- ποικιλα (пестрота), т. е. многообразие создаваемых изображений, многоликость и ντιτυπα, т. е. подобие и соответствие ( Захарова, Торшилов. 2003. C. 19-60). Выражение «ποικλος μνος» перевод помимо Н. П. ( Nonn. Dion. 1.15), есть у Пиндара ( Pindar. Olymp. 6.87), на к-рого Н. П. во многом ориентировался. |
| В традиционный «корпус» произведений Нонна Панополитанского входит также огромная (более 22 000 строф) поэма под названием «Дионисиака» («Деяния Диониса»), посвященная языческому богу вина и виноделия. Имя Нонн было распространено среди членов сирийской диаспоры Египта, и будущий поэт мог, вероятно, родиться в семье богатого переселенца-метанаста, в маленьком шумном квартале оживленного торгового города Хмим, славившегося своим красочным текстилем. Науки Нонн постигал в шумной и многолюдной Александрии. Этот мегаполис с его сильной неоплатонической школой продолжал сохранять неотразимое очарование для интеллектуалов, приверженных неизбежно увядающей языческой культуре. Стремление к культурно-религиозной эклектике явилось характерным мировоззренческим признаком тогдашней коптской элиты, включавшей в себя греков, сирийцев, евреев, римлян. Был ли автор поэмы о Христе таким же интеллектуалом двух «лагерей» учености (языческого и христианского), как другие его современники: Клавдиан, Паллад, Авсоний, Драконций, Сидоний Аполлинарий, газские поэты? Вполне возможно. Но яркость поэтических образов в публикуемой нами парафразе Евангелия от Иоанна заставляет задуматься о глубоком религиозном чувстве, стремлении внутренне снова пережить священную историю и священные деяния «пребывающего вне времени», «неуловимого» 3 Христа. У образованного современника Нонна, прочитавшего «Деяния Диониса», эпитет «неуловимый», встречающийся в «Деяниях Иисуса», мог ассоциироваться с образом Зевса, Гермеса или даже «неуловимого лучника» Эрота, что не мешало ему осознавать богословскую весомость эпитета: образ недостижимости, неприступности божественного Логоса, самой сокровенности сущности Божества. Поэма «Деяния Иисуса» не была изящным поэтико-риторическим упражнением, свойственным «изощренно-декадентской» александрийской словесности, она являла себя как пламенная проповедь христианства, смущающая слух и сердца языческих ученых-витий, смущающая своей доходчивостью, иллюзией эпической формы (само словосочетание «христианский эпос» – искусственно!). Поэма позволяла не только усваивать знания об искусстве поэзии прошлого и «мифологически» толковать Евангелие, но приблизиться, насколько это возможно смертному, к самому откровению: почувствовать веяние благодати, незримые вихри Святого Духа, сметающие на своем пути всякую двусмысленность. |
| Эпическая форма и эпический стиховой размер гекзаметр («шестимерник») сначала были совершенно несовместимы с незамысловатым «койне» евангелистов и отождествлялись только с языческим мироощущением. Подобное утверждение справедливо как в отношении гомеровского эпоса, поэм Гесиода, корпуса киклических поэм, так и в отношении малых эпических поэтов: Евмела, Асия, Херсия, Аристея, Креофила, Писандра, Паниасида, Херила. Последним эпическим поэтом, причисленным античными филологами к выдающимся представителям этого жанра, считается Антимах из Колофона (поел, четверть V – 1-я пол. IV b. до н. э.). Он стоял первым в ряду поздних эпиков, а Евфорион с острова Евбея (главный библиотекарь в столице Сирии Антиохии) стал завершающим звеном традиции. Таким образом, уже к середине III b. н. э. классического эпоса как живого явления, даже в форме эпиллий, очевидно, уже не существовало. В конечном счете эпос становится неотъемлемым атрибутом греческой учености – одной из составляющих системы знаний о мире и о человеке. В 392 г. христианство провозглашается официальной религией Римской империи, и это, безусловно, вызывает к жизни необычные литературные формы, когда эпос и, возможно, трагедия 1 наполняются христианским содержанием. Один из главных сохранившихся образцов, единственный в своем роде «новозаветный эпос», появился в Египте, где до VI b. включительно сохранялось еще очень значительное влияние язычества. Так, храм Исиды в Филе действовал до 535 г., пока по приказу Юстиниана не был переустроен в христианский храм. А в столице Египта продолжала жить своей замкнутой жизнью философская школа неоплатоников: Аммоний Александрийский, которому один из позднейших переписчиков «Деяний Иисуса» присваивает авторство поэтического пересказа Евангелия от Иоанна, руководил собственным училищем вплоть до 20-х гг. VI в. Именно здесь, в Египте, в городе Панополь (егип. Ипу, копт. Шмин, Хмим) и появился на свет поэт Нонн, предполагаемый автор публикуемой нами евангельской парафразы, которая в настоящем издании названа «Деяниями Иисуса». Написал он свою поэму примерно в 1-й половине V b. н. э., очевидно незадолго до Халкидонского собора и смерти апы Шенуте 2 (оба события произошли в 451 г.), во времена правления императора Феодосия II. |
|
|
