| После марта 1584 г. И. К. написал краткую автобиографию - «Сказку» («Список с православнаго списка Исаина вкратце, а не по ряду», «Малое исповедание»), где по памяти изложил несохранившееся оправдательное послание, с к-рым в 1582 г. И. К. обратился к царю, после чего Иоанн IV имел с книжником продолжительную беседу. И. К. писал, что полный вариант его сочинения был зачитан царем после марта 1582 г. на заседании «царского синклита», затем передан в патриаршую казну. Подражая «Исповеданию православной веры» прп. Максима Грека, И. К. этим сочинением свидетельствовал о своей верности Православию. В 1591 г. И. К. составил посвященное прп. Максиму Греку «Предисловие (Сказание) вкратце», которое сохранилось, в частности, в сборнике, включающем «Канон Божественному Параклиту» прп. Максима и Псалтирь, отредактированную в 1552 г. прп. Максимом вместе с Нилом (Курлятевым) . В биографии ученого грека И. К. находил общие черты со своей судьбой. «Предисловие...» имеет ряд текстуальных совпадений как с автобиографией И. К. («Сказкой»), так и с ранней биографией прп. Максима Грека - «Сказанием известным о приходе на Русь Максима Грека, и како претерпе до скончания своего» (на этом основании И. Денисов атрибутировал последнее сочинение И. К., к-рого ошибочно отождествил с Киевским митр. Исаией (Копинским) ). Вопрос о соотношении «Предисловия...» и «Сказания известна...» дискутировался, в наст. время считается, что первичным является «Предисловие...». Т. о., сочинение И. К. представляет собой 1-й опыт биографии прп. Максима и свидетельствует о посмертном признании авторитета ученого грека. Арх.: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. Кн. 1. Л. 174-198 [Оправдательная память митр. Иоасафа, ответ Смоленского еп. Симеона]; РГБ. Ф. 304. 62. Л. 1-2 об.; ГИМ. Син. 850. Л. 1008-1009. Соч.: Бычков А. Ф. Описание церковнославянских и русских рукописных сборников имп. Публичной б-ки. СПб., 1882. Ч. 1. С. 143-144 [«Сказка»]; Путешествие киевского иеродиак. Иоакима в Москву за книгами и представление его царю Грозному в присутствии Боярской думы в 1582 г.//ЧОИДР. 1883. Кн. 1. Отд. 5. Смесь. С. 1-3; Сырку П. А. Из истории сношений русских с румынами//ИОРЯС. 1896. Т. 1. Кн. 3. С. 497-500 [«Сказка»]; Белокуров С. А. О библиотеке Московских государей в XVI столетии. М., 1898. Прил. С. III-VI [«Предисловие вкратце»]; Абрамович Д. И. К литературной деятельности мниха камянчанина Исайи. СПб., 1913. (ПДПИ; Т. 181) [«Список с листа Исаино слово в слово...», «Плач...», «Жалоба»]; «Предисловие»-«Сказание» иеродиакона Исайи Каменчанина (ок. 1591 г.)// Синицына Н. В. Сказания о прп. Максиме Греке. М., 2006. С. 50-72, 89-92. |
| Иная лингвистическая установка - на «русификацию» церковнослав. языка - характерна для 2-го этапа филологической деятельности прп. Максима. В 1552 г. по просьбе своего ученика Нила (Курлятева) преподобный перевел с греческого Псалтирь (ГИМ. Увар. 85; РНБ. Погод. 1143). Язык перевода отличается как от традиц. редакции Псалтири, так и от языка текстов, правленных и переведенных прп. Максимом в 20-х гг. XVI в. Если в 1-й период своей деятельности Максим Грек объяснял ошибки в текстах недостаточным знанием переводчиками греч. языка, то во 2-й период он усматривал причину ошибок в плохом знании церковнослав. языка рус. извода - «нашего», «руского» языка. Данная концепция К. с. полемически направлена против сторонников и продолжателей идей митр. Киприана. Это нашло выражение, в частности, в выборе источников при работе над переводом 1552 г.- прп. Максим опирался на докиприановскую редакцию Псалтири. Взгляды преподобного на правильность церковнослав. языка изложены в предисловии к Псалтири 1552 г., составленном Нилом (Курлятевым), к-рый так определяет достоинства нового перевода по сравнению с предшествующими, в т. ч. и с киприановским: «А прежнии переводницы нашего языка известно не знали, и они превели ино греческы, ово словенскы, и ино сербскы, и другая болгарскы, ихже не удовлишася преложити на рускы язык. А Киприан митрополит по-гречески гораздо не разумел и нашего языка доволно не знал же... И он мнился, что поправил псалмов по-нашему, а болши неразумие в них написал. В речех же и в словех все по-сербски написал... Сей переводчик (прп. Максим.- Е. К.)... добре ведал и знал наш язык... заньже отнюд нет речей по-сербскы или по-болгарскы, но все по нашему языку прямо з греческаго языка и без украшения» (цит. по: Ковтун Л. С. Лексикография в Московской Руси XVI - нач. XVII в. Л., 1975. С. 96-98). Правильность языка книжник в этот период связывает с устранением «чуждых», несвойственных «рускому» языку элементов, к к-рым относит маркированно книжные формы. Из вариантных форм церковнослав. |
| Уникальность Михаила Триволиса — Максима Грека в истории европейской и русской культуры конца XV — первой половины XVI века заключалась в том, что он владел языками всех трех составных частей тогдашнего христианского мира — языком греческого православия и античной культуры, языком латинского мира, церковнославянским языком (в его русском изводе). Речь идет не просто о языке как средства повседневного общения, но о языках культур и проблемах переводимое™, которые он решал блестяще в условиях своего времени. При всей важности конфессиональных различий он отдавал должное достижениям каждой из культур, ее «благим начинаниям». Потребность в его трудах проявилась уже в 1561 году, когда диакон Исайя Каменчанин (из Каменец–Подольского) отправился в Москву для поисков и приобретения рукописей в целях их напечатания и распространения в Литве и на Украине. Среди книг, которые его интересовали, были «Евангельские беседы» Иоанна Златоуста в переводе Максима Грека и его ученика Селивана, наряду с Библией и Житием Антония Печерского, которого не оказалось в Киево–Печерском монастыре. В Москве Исайю постигла та же участь, что и Максима Грека, он был осужден, но вскоре получил возможность заниматься литературной деятельностью, посвятив ее изучению и собиранию наследия Максима, разысканию сведений и информации о нем, позже сотрудничал в этом деле с патриархом Иовом или книжниками, трудившимися по его поручению. Исайя составил (ок. 1591 года) «Сказание вкратце о великом преподобном отце Максиме Греке», которое служило Предисловием к «Канону Святому Духу», написанному Максимом Греком, а также (в несколько ином варианте) — Предисловием к Псалтыри (без толкований), переведенной в 1552 году Максимом Греком и Нилом Курлятевым. Это была одна из первых его биографий, пока еще очень краткая, но не единственная. На основе этого лаконичного «Сказания» — Предисловия позже было создано «Сказание известно о приходе на Русь Максима Грека и сколько он претерпел вплоть до своей кончины» . В эпоху учреждения патриаршества в России, в конце XVI века происходил взлет интереса и к сочинениям Максима Грека, и к фактам его жизни. |
| Наконец, установлено, что Максим сделал новый перевод книги Есфирь, который в списках носит название «Повести о Есфири»; работа эта была выполнена Максимом самостоятельно, так что в ней видны характерные для него нарушения нормы славянской грамматики. При издании Острожской библии этот перевод был использован в качестве основы текста (Taube, Olmsted 1987). Незадолго до конца жизни Максим Грек совместно с Нилом Курлятевым исполнил труд по исправлению перевода Псалтыри, его смысл заключался в устранении темных мест, ошибок (см. Ковтун 1971; Синицына 1977, с. 70–73). Впрочем, исправленный текст широкого распространения не получил. Списки XVI в.: Солов. 863/753, Соф. 1525 , Пог. 1143. Между тем активная переводческая работа развернулась в XV- XVI вв. на западнорусских землях, входивших в Польско-Литовское государство. Выше уже говорилось о выполненных в это время переводах с еврейского сохранившихся в Виленском сборнике библейских книг (§ 10). В западнорусском сборнике XV-XVI вв. из ГИМ, Син. 558, дошел до нас восточнославянский перевод Песни песней в сопровождении кратких толкований (см. Описание, т. 2, с. 763–765). Полностью текст был опубликован Н. И. Костомаровым (1861), более исправно в объеме двух первых глав П. В. Владимировым (1888). На чешскую основу перевода указал А. И. Соболевский (1910, с. 197–199, 202–203) и датировал перевод серединой XV в.; к выводу о чешском оригинале присоединился А. В. Флоровский (1946, с. 232–240), отметив, однако, что основой текста могло быть венецианское издание чешской Библии 1506 г. Благодаря публикации Вл. Кыасом (Kyas 1953) характерных образцов четырех редакционных форм чешской Библии в XIV-XV вв., оказалось возможным установить, что ближе всего перевод стоит к рукописной Падеровской библии 1433 г. (Алексеев 19836). Интересно отметить, что Падеровская библия возглавляет третью редакцию чешской Библии и находится в связи с литературной деятельностью гуситов (Kyas 1971, s. 60), что позволяет догадываться о путях ее проникновения к восточным славянам. О церковнославянском языке перевода см.: 1967, с. 158–165. |
| Прп. Максим Грек. Фрагмент памятника Тысячелетия России. 1862 г. Скульпторы М. Микешин, И. Шредер. Вел. Новгород. Фотография. 2010 г. Прп. Максим Грек. Фрагмент памятника Тысячелетия России. 1862 г. Скульпторы М. Микешин, И. Шредер. Вел. Новгород. Фотография. 2010 г. В составе Миней-Четьих свящ. И. Милютина (1646-1654), в июньском томе (ГИМ. Син. 805), находится «Сказание известно о приходе на Русь Максима Грека и како претерпе до скончания своего». Оно помещено в дополнительной части, среди «прикладных слов», без указания дня памяти и содержит описание 2 чудес (исцеление покаявшегося у могилы преподобного поселянина и обличение послушника явившимся ему во сне М. Г.), одно из к-рых датировано 1651 г. Составитель Сказания знает рукописное наследие М. Г., сообщает о количестве «словес»: «больше ста в трех книгах: книга в десть на Москве въ Андрониеве монастыре, а вторая в Сергиеве монастыре в полдесть, а в неи 74 главы, а третья на Каменном». Книга из 74 глав близка к Хлудовскому собранию, и составитель приводит ряд выписок из нее с обозначением номеров глав. В Сказании рассказано про «озлобления и томления во Иосифове монастыре»: М. Г. «от дыма и от горести темничные был на мног час яко мертв. И по его терпению аггелъ ему изрек: «Калугере! Сими муками избудеши вечных мук»». Этот рассказ впервые появляется в написанном вскоре после апр. 1591 г. предисловии к Псалтири без толкований, переведенной в 1552 г. М. Г. и троицким иноком Нилом (Курлятевым). Здесь сказано, что эта «святая книга» «свидетельствована» на Соборе с участием царя Иоанна IV и митр. Макария, а составленный М. Г. Канон св. и поклоняемому Параклиту «свидетельствован» патриархом Иовом на Московском Соборе в апр. 1591 г. В 40-х гг. XVII в. соловецкий книжник Сергий (Шелонин) составил «Похвальное слово русским преподобным» и «Канон всем святым, иже в Велицеи Росии просиявшим». В 1-м тексте М. Г. прославляется как «богословеснеишии... новый Богослов, остая токмо священства помазания, истинныя любве делатель и учитель, и на самыи тоя верх доспевыи, и в Бозе быв, Бог бо любы есть» ( Панченко О. В. Из археографических разысканий в обл. соловецкой книжности: 1. «Похвальное слово рус. преподобным» - соч. Сергия (Шелонина): (Вопр. атрибуции, датировка, характеристика авт. редакций//ТОДРЛ. 2003. Т. 53. С. 588). В 8-й песни канона М. Г. назван в ряду «мудрых учителей» Русской Церкви, святой называется «другим (т. е. вторым.- Н. С.) Богословом» ( Он же. Из археографических разысканий: 2. «Канон всем святым, иже в Велицеи Росии в посте просиявшим» - соч. Сергия Шелонина//Там же. 2004. Т. 56. С. 479). |
| Вероятно, одновременно с Артемием переселился в Троицкий монастырь и бывший митр. Иоасаф. По известным уже нам церковным вопросам, он был единомышленник Артемия и М.Грека. Любопытно, что при своем посвящении, он опустил в «исповедании веры» отрицание от константинопольского патриарха, столь неприятное М.Греку 2056 . Он был любитель книг. Так, в библ. Троицкой лавры и Московской духовной академии сохраняется до 23 рукоп. (кроме богослужебных), большей частью прекрасного письма, принадлежавших м. Иоасафу и характеризующих его как ценителя изящных изданий 2057 . Ему же принадлежал один из лучших списков сочинений М.Грека, ныне Моск. дух. акад. 42), с предисловием, которое написал последний, когда составлял свой сборник сочинений 2058 . Это тем более заслуживает внимания, что до архим. Дионисия (нач. XVII в.) переводы и сочинения М.Грека в Троицкой лавре любимы не были и считались запретными 2059 . Еще Ундольским было указано, и мнение это в последнее время возобладало, что м. Иоасаф был автором жития новгор. архиеп. Серапиона, так много потерпевшего от Иосифа Волоцкого , в котором видно влияние жития Иосифа, сост. «неизвестным», благосклонным к мнению заволжских старцев, по вопросу о церковных имуществах, и к архиеп. Серапиону 2060 . Быть может ему принадлежит летопись, послужившая источником для Никоновского и Воскресенского сводов 2061 , и этот последний (Синод. и Париж., оконч. 1541 г., Париж., Синод. и Акад. полов, и к. XVI в.) составлен не без его участия. О его замечаниях на постановления Стоглавого собора мы уже знаем. Он скончался 27 июля 1555 г. 2062 § IV В Троицкой лавре М.Грек встретил еще одного сожителя, который стал его другом: это был монах Нил Курлятев, принадлежавший к опальной семье князей Курлятевых, постриженных и казненных в царств. Ивана Грозного (1563, 1570 2063 ). По просьбе (в 1552 г.) Нила Курлятева, М.Грек научил его греческому языку настолько, что он мог переписать Псалтирь по-гречески, а затем с греческого текста М.Грек диктовал ему русский перевод псалмов. Нил Курлятев замечает, что в то время М.Грек «познал наш язык довольно и известно и весьма разумно, а он Курлятев писал так, как стоит в греческом, все по порядку, прямо и без украшения». Конечно, со слов Максима, он замечает, что прежние переводчики нашего языка хорошо не знали и перевели что по-гречески, что по-славянски, иное по-сербски, а другое по-болгарски, что не смогли перевести на русский язык. При этом в особенности достается м. Киприану, который греческого языка не разумел и нашего довольно не знал и более неразумно написал, в речах и словах, все по-сербски написал, как и теперь многие пишут; он же хвалится, что в его переводе нет речей сербских или болгарских, а все написано по-нашему языку и прямо с греческого и без украшения. |
| Целуйте крест пред моими ближними Боярами, Князьями Мстиславским и Воротынским: я не в силах быть того свидетелем. А вы, уже давшие клятву умереть за меня и за сына моего, вспомните оную, когда меня не будет; не допустите вероломных извести Царевича: спасите его; бегите с ним в чужую землю, куда Бог укажет вам путь!.. А вы, Захарьины, чего ужасаетесь? Поздно щадить вам мятежных Бояр: они не пощадят вас; вы будете первыми мертвецами. Итак, явите мужество: умрите великодушно за моего сына и за мать его; не дайте жены моей на поругание изменникам!» Сии слова произвели сильное действие в сердце Бояр; они содрогнулись и, безмолвствуя, вышли в переднюю комнату, где Дьяк Иван Михайлов держал крест, а Князь Владимир Воротынский стоял подле него. Все присягали в тишине и с видом умиления, моля Всевышнего, да спасет Иоанна или да будет сын его подобен ему для счастия России! Один Князь Иван Пронский-Турунтай, взглянув на Воротынского, сказал ему: «Отец твой и ты сам был первым изменником по кончине Великого Князя Василия; а теперь приводишь нас к Святому кресту!» Воротынский отвечал ему спокойно: «Да, я изменник, а требую от тебя клятвы быть верным государю нашему и сыну его; ты праведен, а не хочешь дать ее!» Турунтай замешался и присягнул. Но сей священный обряд не всех утвердил в верности. Князь Дмитрий Палецкий, сват Государев, тесть Юрия, тогда же послал зятя своего, Василья Бороздина, к Князю Владимиру Андреевичу и к матери его сказать им, что если они дадут Юрию Удел, назначенный ему в духовном завещании великого Князя Василия, то он (Палецкий) готов, вместе с другими, помогать им и возвести их на престол! Еще двое из Вельмож оставались в подозрении: Князь Дмитрий Курлятев, друг Алексея Адашева, и Казначей Никита Фуников; они не были во дворце за болезнию, но, по уверению доносителей, имели тайное сношение с Князем Владимиром Андреевичем. Курлятев на третий день, когда уже все затихло, велел нести себя во дворец и присягнул Димитрию: Фуников также, но последний. Сам Князь Владимир Андреевич обязался клятвенною грамотою не думать о Царстве и в случае Иоанновой кончины повиноваться Димитрию как своему законному Государю; а мать Владимирова долго не хотела приложить Княжеской печати к сей грамоте; наконец исполнила решительное требование Бояр, сказав: «Что значит присяга невольная? " |
| Дмитрий Курлятев, его сын Иван, жена и две дочери были насильно пострижены в монахи, а затем всех отправили в далекие северные обители: Дмитрия Курлятева с сыном отвезли в Рождественский монастырь на остров Коневец на Ладожском озере, а женщин отправили в Челмогорскую пустынь в 43 верстах от Каргополя. Московские великие князья иногда прибегали к пострижению приближенных, вызывавших их недовольство. Так, в конце XV века по приказу Ивана III были пострижены в монахи его двоюродный брат князь Иван Юрьевич Патрикеев и сын Ивана Юрьевича Василий. Однако принудительное пострижение целой семьи, включая женщин и малолетних детей, выходило за принятые в древнерусском обществе нормы, и у Курбского были основания назвать происшедшее «неслыханным беззаконием». Пеступая таким образом, царь явно хотел положить конец дальнейшему существованию семьи. Размышляя над всем этим, невольно приходишь к предположению, не пострадал ли Курлятев, подобно античной Ниобе, за неосторожные слова, в которых он как-то противопоставил своих здоровых дочерей умиравшим в младенчестве дочерям царя? Месть Ивана IV оказалась не менее суровой, чем месть Ниобе со стороны олимпийских богов. Приказав постричь Курлятева с семьей в монастырь, царь тем самым хотел также исключить возможность «печаловаться» за него со стороны церкви и своих светских советников. Это, однако, не значит, что институт «поруки» перестал действовать. В апреле 1563 года большая группа бояр выступила перед царем поручителями за князя Александра Ивановича Воротынского. Среди них был и один из близких советников царя — Иван Федорович Мстиславский. На этот раз царь потребовал от поручителей обязательства выплатить в случае отъезда князя сумму в полтора раза большую, чем при составлении поручных записей по Вельскому, — 15 тысяч рублей. При разверстке среди поручителей на каждого сына боярского приходилось от 500 до 250 рублей — сумма, за которую можно было купить целое село с деревнями. Тем не менее снова свыше сотни детей боярских выразили готовность выступить в качестве поручителей. Когда в начале 1564 года царь наложил опалу на боярина Ивана Васильевича Большого Шереметева, одного из главных организаторов наступления на Крым в 50-х годах XVI века, в его защиту выступили представители целого ряда московских боярских родов во главе с боярином Иваном Петровичем Федоровым, всего свыше 80 детей боярских. |
| 44 ПСРЛ. Т. 30. С. 163. Затмение произошло в 3 часа 20 минут по полудни (Вильев М. А. Канон русских затмений//Святский Д. О. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915. С. 14). А северное сияние отмечено в 1552 году (Борисенков Е. П.; Пасецкий A. B. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М., 1988. С. 314). 45 ПСРЛ. Т. 3. С. 155. Перед этим владыка очень пространно говорит о молитве за царя, царскую семью и воинство. В связи с этим справедливо вспомнить слова апостола Павла в Послании к Тимофею, который пишет: “Молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем” (см. 1 Тим 2:1–2). Таким образом, только в конце поучения Святитель говорит об избавлении от разразившейся эпидемии. 46 ПСРЛ. Т. 3. С. 155. Князь Д. И. Курлятев был при архиепископе Серапионе великокняжеским наместником в Великом Новгороде (Пашкова Т. И. Местное управление в русском государстве первой половины XVI века. Наместники и волостели. М., 2000. С. 150–151). Один из его родственников, князь-инок Нил (Курлятев) в это время в Троицком монастыре общался с преподобным Максимом Греком, занимался греческим языком, переводом Псалтыри (Русские книжники XVI столетия о литературном языке своего времени//Русский язык. Источники для его изучения. М., 1971. С. 4). Несомненно, этого инока святитель Серапион, будучи ранее в Троицком монастыре, хорошо знал. 47 Новикова О. Л. О второй редакции так называемого Соловецкого летописца//Книжные центры Древней Руси. Соловецкий монастырь. СПб., 2001. С. 245; Васильев К. Г.; Сегал А. Е. История эпидемий в России. Материалы и очерки. М., 1960. С. 42. 48 Аналогичным образом двадцатью годами ранее поступил святитель Макарий в Великом Новгороде (ПСРЛ. Т. 3. С. 249). Обыденные храмы в Древней Руси строились в XV–XVII веках. См. о них: Балакшин Р. А. Строчка из словаря (Опыт этнографического исследования)//Сполохи. Были и легенды. Архангельск, 1990. С. 71–92. |
| Возможно, о существовании монастыря в 1-й пол. XV в. свидетельствует грамота, выданная обители в 1684 г. царями Иоанном и Петром Алексеевичами и содержащая информацию (со ссылкой на строителя Филофея (2-я пол. XVII в.)) о пребывании здесь в заточении вел. княгинь Софии Витовтовны и Софии Палеолог, спасшихся от татар. «Зачался-де тот их манастырь из давных лет, с крещения Каргополскаго уезда жителей в православную христианскую веру… И в прошлых-де годех, как присланы были в тот манастырь великаго князя Ивана Васильевича всея России великая княгина София Римленка с снохою своею, и в то-де время игумен и вся братия из манастыря высланы вон. А прежде тех великих княгинь в их же манастырь прислана была от великаго князя Дмитрея Шемяки великаго князя Василья Васильевича Темного мати великая княгина София, полского короля Витофта дщерь. И как взята великая княгина София Римленка к Москве, и в то-де время милостинная грамота и иные жалованные грамоты на всякия угодья утерялись, потому что тот манастырь стоял многое время пуст» (РНБ. Собр. РАО. 56. Л. 18-19 об. (список грамоты кон. XVIII в.)). Однако эти сведения др. источниками не подтверждаются; они могли появиться на основе местной легенды. Наиболее ранняя жалованная грамота К. Ч. м. была выдана вел. кн. Иоанном IV Васильевичем в 1544 г. (упом. в грамоте 1684 г.; см.: РНБ. Собр. РАО. 56. Л. 18 об.). Е. В. Барсову была известна царская грамота (он не уточняет, какая именно), согласно которой К. Ч. м. был «местом ссылки для одной из жен Ивана Грозного» ( Барсов. 1869. С. 20). В 60-х гг. XVI в. в К. Ч. м. был сослан кн. Д. И. Курлятев. В нач. XVII в. (в 1613 или 1614 - см.: Докучаев-Басков. 1889. 7/8. С. 230) К. Ч. м. был разорен польско-литов. интервентами, о чем повествуется в Житии преподобного: «...мнози гради, и веси, и манастыри, и святыя церькви, паче же реку и той предиреченный Чельменский манастырь, в немже воинским толпам много стоящим, и пуста его сотвориша, и потом многажды пожаром бысть сожжен» (ГИМ. Муз. 1510. Л. 134). В 30-х гг. XVII в. в К. Ч. м. была построена 3-я, надвратная ц. во имя вмц. Екатерины. Во 2-й пол. XVII в. большую заботу о К. Ч. м. проявили строитель иеродиак. Филофей и его родной брат иером. Сергий - постриженики Кожеезерского в честь Богоявления мон-ря , ученики патриарха Никона , сделавшие в обитель богатые вклады - церковную утварь, книги и иконы. Указом царя Петра I от 20 апр. 1721 г. по просьбе архим. Иосифа К. Ч. м. был приписан к каргопольскому в честь Преображения Господня мон-рю, в июле 1727 г. получил независимый статус, но указом Новгородской духовной консистории от 28 марта 1748 г. вновь приписан к каргопольской обители. |
|
|
