| Содержание Предисловие Указатель житий святых Введение а) Μαρτρια (Acta) b) Βοι (Vitae) c) Теория или схема похвального жития d) Общие критические замечания о житиях Глава I. Константинополь вообще Глава II. Св. София Глава III. Студийский монастырь Глава IV. Псамафийский монастырь Глава V. Влахерны Глава VI. Хорский монастырь Глава VII. Иосифов монастырь Глава VIII. Монастырь Психаитский Глава IX. Пафлагония (Амастрида, Тий, Дадивры) Глава X. Вифиния (Олимп, Катавол, Пандим, Мидикий) Глава XI. Пропонтида (Кий – Пелекит, Халкидон) Глава XII. Кипр Глава XIII. Восток: Палестина и Сирия Глава XIV. Эллада (Аргос, Кариуполь, Егина) Глава XV. Македония (Солунь, Косиница) Глава XVI. Фракия (Виза) Глава XVII. Сицилия Глава XVIII. Калабрия Приложение Никита-Давид Пафлагонянин Указатель некоторых слов Опыт научной классификации памятников агиографии с обзором их с точки зрения исторической и историко-литературной Tατ σοι παρ’ μν κα ε μ κατ’ ξαν, λλ’ ον κατ δναμιν. Quoniam non potest id fieri quod vis, id velis quod possis. Μια·Αγια Καθολικη Και Αποστολικη Εκκλησια ταπεινς φιρωται Предисловие Мысль проф. В. Гр. Васильевского в 1887 г. о желательности рассмотрения для диссертации всех византийских житий святых иконоборческого периода, горячо нами принятая, но может быть не достаточно понятая, в течении длинного ряда лет подверглась значительному изменению. По мере углубления в агиографическую литературу за указанный период, мы пришли к выводу, что она в своей совокупности не представляет чего-либо особенно ценного, что она слишком бедна, чтобы могла дать достаточно материала для ученой работы в области всеобщей истории. Нам казалось, что для изучения иконоборческого вопроса, о котором все исторические труды неизменно говорят как о явлении во многих отношениях неясном, мало данных даже в византийской, западной и восточной литературах, вместе взятых, тем более не достаточно лишь в одном отделе первой. Придя к такому неутешительному выводу, мы раздвинули рамки и вместо эпохи 726–842 гг. критически обозрели агиографическую литературу за полные два столетия, за VIII и IX века, сделав попытку и предложив будущим работникам в этой области подобным же образом обозреть всю византийскую агиографию. Откровенно признаемся: этот путь для нас был очень утомителен; но раз начало сделано, работа будущих исследователей будет гораздо более продуктивною. |
| Приложение Никита-Давид Пафлагонянин Личность Никиты-Давида, как автора жития патр. Игнатия, впервые появившаяся перед ученым и церковным миром в 1604 году, вот уже в течение трех столетий служит для католического мира источником вражды к православию. Если бы этот писатель не так строго аттестовал патр. Фотия, судьба церковного разделения могла бы быть значительно иная. Но странно, что католические ученые, усвоив содержание жития патр. Игнатия и напавшие на «схизматарха» со всею страстностью религиозного исступления, всего менее интересовались личностью Никиты-Давида: был бы только предлог к распре, а каков он – дело постороннее. Иезуит Радер в XVII в. не мог еще задаваться вопросом о личности агиографа, ибо в то время подобные вопросы вовсе не ставились, да и сведений о личности писателя не было почти никаких. Но умолчание это длилось на пространстве всего XVII, XVIII и даже XIX веков, когда уже стало потребностью критическое отношение к тому или другому автору. Из католических фанатиков по этому вопросу особенно прославился аббат Жаже (Jager), который чернил Фотия, не рассмотрев личности его врага. И, удивительная вещь! даже ученейший кардинал Гергенретер, посвятивший Фотию три огромных тома, о личности нашего писателя обмолвился лишь в примечании на 22 строках! 700 Но чем более католики чернили Фотия, тем более вызывали противников между греками. В противовес первым греческие ученые, например Софокл Иконом и в особенности А. И. Пападопуло-Керамевс в его многочисленных работах ударились в другую крайность, превознося патриарха до небес, закрывая глаза на его ошибки и даже (horribile dictu) доказывая, что житие патр. Игнатия есть только униатская фальсификация XIII века. Более беспристрастную оценку знаменитого писателя надо ожидать не от фанатиков католиков 701 и не от фанатиков греков, а от ученых, не столь задетых за живое: от русской, лютеранской и английской науки. Германия и Англия пока еще не разрабатывала этого вопроса, но Россия уже дала несколько работ в трудах акад. В. Гр. Васильевского 702 и наших. 703 |
| О Небесном Покрове и радости о Божьем присутствии Царство не от мира сего, о котором и напоминает нам своей чистотой первый снег, даря нам особенную духовную радость. Радость о Господе, а она-то и есть самое главное… 14 октября, 2013 Царство не от мира сего, о котором и напоминает нам своей чистотой первый снег, даря нам особенную духовную радость. Радость о Господе, а она-то и есть самое главное… Покров, первый снег, соединяющий небесное с земным – ни один из праздников так не соединяет Русь и Византию, где он был установлен в память избавления Константинополя от нашествия россов (или руссов), и примечательно, что именно на Руси он стал любимейшим из праздников. Ни в одной из православных стран праздник Покрова не имеет такого значения, не пользуется такой народной любовью. В нем соединяются народная любовь к Заступнице усердной рода христианского и свойственный нам, северянам, лиризм, когда замирающая до весны природа облачается в белый саван до весеннего пробуждения-воскресения. Но есть и еще один аспект – исторический, о котором кроме церковных историков мало кому известно, есть, возможно, подспудная память о русском христианстве за сто лет до официальной даты крещения Руси, о чем я и хочу сказать несколько слов. Праздник Покрова Божией Матери установлен, как известно, после того, как внезапный шторм опрокинул подступившие к Царьграду славянские ладьи, и Константинополь оказался избавлен от неминуемого захвата и разоренья. Пощады ждать не приходилось: славяне были известны своей жестокостью. Пленных не брали – убивали всех поголовно. Впрочем, бывали и исключения. Например, Никита Пафлагонянин в своей хронике, сообщая ο заточении патриарха Игнатия на острове Теревинт, пишет: «тут же приключилась святому мужу и другая беда. Β то время злоубийственный скифский народ, называемый русы, через Евксинское море прорвались в залив, опустошили все населенные местности и монастыри, разграбили всю утварь и деньги. Умертвили всех захваченных ими людей. Врывались и в патриаршие монастыри с варварской пылкостью и страстью. Забрали себе все найденное в них имущество и, захватив ближайших слуг в числе 22-х, на корме одного корабля всех их изрубили топорами на куски. Увидели они и самого Игнатия, маленького ростом, тщедушного, скопца и потому бледного, в морщинках, вообще имевшего вид не от мира сего. И не тронули его». |
| Для получения кафедры риторики в своей alma mater Никита-Давид должен был защитить «диссертацию». При этом он воспользовался первым подходящим случаем – перенесением в столицу мощей каппадокийского государственного деятеля св. Евдокима († 844 г.), подобно тому как несколько лет позже Константин солунянин защищал свою «диссертацию» на степень философа византийской литературы своим Словом об обретении мощей св. Климента. Житие св. Евдокима, прочитанное Никитою-Давидом, быть может и дало ему искомый титул ритора за более или менее удовлетворительное умение риторического, достаточно туманного, рассуждения и за наличность у автора хороших задатков критического отношения к литературным произведениям; но оно обиловало многими недостатками: слишком уж большою туманностью изложения, недостаточной правильностью речи и ошибками, проистекавшими от незнания напр. топографии Иерусалима и святынь его родины Пафлагонии. Никита-Давид увидел свою слабость в области риторики, и вот он специализировался на литературе похвальных слов святым. Вслед за риторскою диссертацией Никита-Давид вскоре защитил философскую, по толкованию творений св. Григория Богослова . Но и при ученой степени «философа» он на первых порах выражался иногда все еще неправильно. К этому времени относятся его: похвала ап. Петру, Кирику и Иулитте (обе с надписанием: ритора и философа) и житие св. Георгия. Если руководствоваться лишь одним надписанием, мы сказали бы, что Никите-Давиду несомненно принадлежат еще: слово на Рождество Богородицы, Похвала архистрат. Михаилу и Гаврилу, Евстратию и дружине и Феодору Стратилату. Но по характеру слога и по общей тенденции писателя Никите-Давиду же должны принадлежать сочинения и с надписью «Никиты Пафлагонянина»: похвалы апостолам и многим другим святым, а равно одно слово на Воздвижение Честного Креста. Язык его теперь выровнялся, слог приобрел красоту, эластичность и даже гармонию, за каковые достоинства автор получил прозвание «Златословесного» (χρυσοεπς). Таким образом в первом периоде своей жизни и деятельности Никита-Давид жил, мыслил и писал благочестиво, за что был почтен «блаженным и святым» (μακριος κα γιος). 714 |
| Аргументы Голубинского таковы: Симеон Логофет пишет, что руссы напали на Царьград в 10-й год царствования Михаила. Следовательно: в 860 г. Никита Пафлагонянин в житии патр. Игнатия рассказывает о нашествии руссов между 859 и 861 гг. Сообщая о соборе в мае месяце 861 г., он говорит, что собор был «немного опустя после нашествия». В Хронике Иоанна Диакона Венецианского рассказ о нападении руссов помещен между 860 и 863 годом: «В то время полчища норманнов с 360 кораблями дерзнули напасть на КПль. Но так как не могли нанести вреда неодолимому городу, то, предавшись буйному грабительству предместий и нещадно избив очень многих, с добычей отступили во свояси». А вот детали из Никиты Пафлагонянина. Сообщая о помещении узника, патр. Игнатия, на острове Теревинте, Никита продолжает: «тут же приключилась святому мужу и другая беда. В то время злоубийственный скифский народ, называемый русы rw " _s, через Евксинское море прорвались в залив, опустошили все населенные местности и монастыри, разграбили всю утварь и деньги. Умертвили всех захваченных ими людей. Врывались и в патриаршие монастыри с варварской пылкостью и страстью. Забрали себе все найденное в них имущество и, захватив ближайших слуг в числе 22-х, на корме одного корабля всех их изрубили топорами на куски». Увидели они и самого Игнатия, маленького ростом, тщедушного, скопца и потому бледного, в морщинках, вообще имевшего вид не от мира сего. И не тронули его. Старый академик Куник упорно не соглашался с Голубинским в его хронологических выводах, но был посрамлен фактическим открытием отрывков новой греческой хроники, где дата похода указана точно: 18-го июня 860 года: mhni» Iouni " ф IH_» [ i " ndiktiw " no_s] H_«, e " tou_s CT _KsH. тф e " tei th_s epik ratei " a_s au " tou:» (т. е. 18 июня 860 г.). Fr. Cumont. Anecdota Bruxelliana. Chron byzant. K. De Boor. Der Angriff der Rhos an Byzanz. Bys. Ztschr. 1894. «Но», – говорится в греческой хронике, – «по молитвам всепетой Богородицы... (руссы) силой «были побеждены и улетучились» ( Oi dia presbeiw " n th_s pa " nu mnhtou Feoto " kou... |
| Если верить рассказам историков, приверженных Игнатию, то Император Михаил, Варда и сообщники их, предвидя, что клирики неохотно примут нового Патриарха, которого хотели избрать в три дня, если Игнатий не откажется добровольно от Патриаршего престола, посылали двукратно епископов и высших сановников убеждать Игнатия и обещаниями и угрозами, чтобы он дал собственноручное письменное отречение от престола, но Игнатий никак не хотел согласиться. Впрочем, в письме Императора к Папе Николаю говорится, что Игнатий по старости лет и слабости телесной сам отказался от управления церковными делами. После сего долго рассуждали и советовались, кого возвести на патриарший престол. И так как Фотий славился тогда не только мудростью, но и благочестием, то он и признан из всех достойнейшим сего высокого сана, и на Соборе епископов и клириков, на котором присутствовал сам Император и дядя его Варда, провозглашен Патриархом царствующего города. " После многих рассуждений и совещаний между собою, -говорит Никита Давид Пафлагонянин,- Фотия протоспафария и первого советника избрали в Архиепископа столицы " (858). Фотий не соглашался на избрание, просил, умолял, плакал и всячески отказывался от принятия предлагаемого ему патриаршего сана, но Император, который непременно хотел этого, узнавши, что Фотий не принимает патриаршества добровольно, принудил его к тому против воли, приказав содержать его под стражей до тех пор, пока он не согласится исполнить волю Императора. Так как Фотий был мирянин, то Григорий, архиепископ Сиракузский, посвятил его в первый день в монаха, во второй день в чтеца, в третий - в иподиакона, в четвертый - в диакона, в пятый - во священника, а в шестой, который был 25 число декабря, то есть в день Рождества Христова, в Патриарха, но не в один день все это сделано, как писал Стилиан Неокесарийский к Стефану VI. На избрание Фотия согласились и епископы, приверженные Игнатию, сначала не соглашавшиеся на это, так что это дело состоялось с общего совета и с согласия всего клира, за исключением разве пяти человек, о коих повествуют Митрофан Смирнский, Стилиан Неокесарийский, Никита и Феогност, явные враги Фотия. |
| Из истории жизни и церковной деятельности Мефодя видно, что в церкви существовали две партии, из которых одна многочисленейшая принимала одобрительно все его распоряжения; другая, напротив, везде и всегда противилась ему. Теперь, всякий последующий патриарх, как скоро он становился почитателем Мефодя и хотел руководствоваться его практикой, тем самым становился на сторону многочисленнейшей партии приверженцев кроткой, рассудительной церковной политики Мефодиевой; если же он не признавал за Мефодием заслуг, порицал его церковную деятельность, тем самым становился на стороне партии, сложившейся из противников Мефодиевой церковной политики. Требовалось искусство слить и помирить эти две партии, но на первых порах такого искусства мы не видим. Преемником патриарха Мефодия был Игнатий. Его молодость прошла печально. Он был сын несчастного императора Михаила Рангаве, низвергнутого с престола Львом Армянином. Низвергнутый император Михаил с своим семейством был заключен в монастырь. Сын его Никита (в монашестве Игнатий) был оскоплен. 14-ти лет Никита сделался монахом. Целых тридцать три года остается в монастырском уединении Игнатий. Его подвиги благочестия доставляют ему высокое уважение в народе. Его монастырь, где он сделался потом игуменом, был местом убежища для православных, гонимых иконоборцами. Это еще более придало славы его имени. Он был монахом и ревностным почитателем монахов. В 846 году вдруг Игнатий по воле императрицы Феодоры призывается к высокому служению патриаршему 188 . Не легкое и может быть, непосильное бремя брал на себя Игнатий, не знавший света, людей, жизни. Чем выше тогда было положение патриарха в Византии, тем менее согласовалось оно с воспитанием и навыками Игнатия. Игнатий не мог удовлетворять всем требованиям своего положения. Качества и преимущества, приписываемые ему биографом Никитою Пафлагонянином, характеризуют его как отличнейшего инока, но не отличнейшего патриарха. К тому же суровость его характера доходила иногда до неумеренной резкости и даже надменности, что признает отчасти и его биограф, как ни ревниво он оберегает память Игнатия 189 . |
| Что происходило в тот исторический момент? Мир словно раскололся на две части: с одной стороны – захваченное побережье вблизи Константинополя со всеми ужасами войны, с другой – столица Византийской Империи, как бы сконцентрировавшаяся во Влахернском храме, где хранились омофор (мафорий, головной покров) и пояс Пресвятой Богородицы. С одной стороны – убийства, насилия, грабежи, с другой – мирная молитва, возносимая во главе с Патриархом Фотием за всенощным бдением: мирная, но со скорбью; мирная, но со страхом и не только Божиим; мирная, потому что покаянная. «Народ неименитый, народ не считаемый ни за что, – вспоминает свт. Фотий, – народ, стоящий наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, униженный и бедный, но достигший блестящей высоты и несметного богатства… так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна». О «злоубийственном скифском народе, называемом русы», воины которого «опустошили все населенные местности и монастыри… умертвили всех захваченных ими людей» вспоминает и Никита Пафлагонянин, и многие другие византийские историки. И вот этому кошмару языческого нашествия, не только столице, но и всей империи грозящему стать всеобщим, народ Божий противостоит молитвой в надежде на заступничество Пречистой. Среди молящихся находились св. Андрей Христа ради юродивый и его ученик Епифаний, которые увидели Божию Матерь, «стоящую в воздухе и молящуюся, сияющую солнечным светом и покрывающую людей Своим честным омофором» (свт. Димитрий Ростовский). В продолжение службы по стенам города состоялся крестный ход с омофором Пречистой, который, согласно некоторым источникам, в заключение был погружен Патриархом в море. На море, до того момента спокойном, началась буря, разметавшая ладьи русов. Сам Патриарх Фотий о погружении омофора в море и о буре не упоминает, отмечая, однако, что после их молитвы, неприятель внезапно снял осаду, что было, несомненно, следствием чудесного вразумления. Однако важно не то, была ли буря, не было ли. Важно другое: уцелевшие в этом походе русы, потрясенные явлением силы Божией, вскоре вернулись в Константинополь, но уже не с войной, а за миром, которого мip не может дать (Ин. 14; 27). |
| Даже Михаил III, который недостаточно вникал в ход дел государственных, отдаваясь своим страстям и прихотям, – и тот знал, что Игнатий популярен в массах народа. Никита Пафлагонянин приписывает следующие слова Михаилу, сказанные им под шум винных паров: «мой патриарх – это Феофил» 195 , патриарх Варды – Фотий, патриарх верующих (т.е. простого на рода) – Игнатий» 196 . Это значит, что как Фотий; человек в высшей степени ученый, друг просвещения, обладавший тонким политическим умом, был в большом почтении в высших слоях общества (например у Варды), был любим образованным духовенством и учеными мужами, так напротив Игнатий был популярен в простом народе Византийского государства. Василий, сделавшись императором, захотел сделать нечто угодное народу, имея в виду чрез то привязать к себе массы, возводит на патриаршую кафедру Игнатия и низвергает с неё Фотия. Есть свидетельство, прямо подтверждающее, что Василий, поступая так, делал именно то, чего хотел народ 197 . Разумеется, для Василия Фотий притом же мог представляться человеком подозрительным, так как симпатии Фотия, человека просвещенного, клонились не на сторону Василия, человека не просвещенного, а на сторону Михаила и Варды, которые, при всех их недостатках, высоко ценили в Фотии его ученость и образованность. Правда, этих лиц уже не было в живых, но император справедливо мог полагать, что у патриарха должно было остаться чувство сожаления о прошедшем, чувство, которое не могло быть приятно новому императору. Вообще, для Василия Македонянина было очень выгодно показать, что при нем дела пойдут по-новому, что его всецело занимает мысль о переменах к лучшему. Были и другие побуждения, склонившие Василия к низвержению Фотия. Пока был на патриаршей кафедре Фотий, нельзя было думать о связях с западными государями. Папа был так враждебно настроен против Фотия, что, не помирившись с римским епископом, невозможно было завязывать каких-либо сношений с западными государями: влияние папы на этих последних тогда было уже значительно 198 . |
| И родители Фотия были не простые и неизвестные люди, но благородные и знатные, как говорит Никита Давид Пафлагонянин в жизнеописании Игнатия, получившие даже мученический венец, как свидетельствует сам Фотий. А в письме к Николаю I, Папе Римскому, он называет своим дядей того великого Тарасия, который был Патриархом Константинопольским при Константине и Ирине и во времена коего состоялся II Никейский (VII Вселенский) Собор против иконоборцев. Фотий обогатил свой ум столь многими познаниями, что по справедливости можно назвать его бездной учености. Из современников не было ему равного, да и после долго не было ему подобного. Не одну какую-нибудь, но почти все науки он знал совершеннейшим образом, был превосходным учителем философии, медицины, астрономии и богословия. Оставшаяся нам от него библиотека, заключающая в себе опись и обсуждение величайшего множества книг, служит достаточным доказательством как обширных его познаний в науках и верного суждения о писателях, так и неутомимого прилежания, с каким он прочитал столь много сочинений. Не менее того он отличался и в политике, как теоретическими познаниями, так и на самом деле, почему достиг великих почестей в государстве и исправлял высокие должности, как то: протоспафария и первого советника при Императоре Феофиле, потом сенатора, и даже, по словам Иоанна диакона, занимал первое место в Сенате. Кроме того, по определению Сената и указу Императорскому, был он отправляем послом к ассириянам, как сам он свидетельствует о том в одном письме к брату своему Тарасию. Таковы были Игнатий и Фотий прежде своего патриаршества. На шестом году царствования Михаила, который по смерти отца своего Феофила управлял государством вместе с матерью Феодорою, скончался святейший Мефодий, Патриарх Константинопольский, и на его место был избран Игнатий (847). Не все епископы и клирики были согласны на это избрание, многие не хотели сего, и из них первый - архиепископ Сиракузский Григорий, за что Игнатий столько огорчился на него, что в день своего рукоположения в Патриарха не хотел служить вместе с ним Литургию и приказал, чтобы его не было при священнодействии. Многим не понравился поступок Игнатия, обнаружившего при самом начале своего патриаршества такую нелюбовь к Григорию. Вскоре потом, созвав Собор, он лишил Григория сана и отправил с посольством грамоту сначала ко Льву IV, потом к Бенедикту III, Папам Римским, чтобы и они сделали такое же определение касательно Григория, желая сделать низвержение его более решительным от совокупного определения Церквей - Восточной и Западной. Но ни Лев, ни Бенедикт не хотели принять участия в низвержении Григория. Так свидетельствует об этом Николай I, бывший Папой Римским после Льва и Бенедикта, в письме своем к Императору Михаилу. Впрочем, противное тому утверждает Стилиан Неокесарийский, с которым соглашается и Бароний. |
|
|
