| – У Вас есть доказательства того, что англо-саксы поддерживают «Братьев мусульман»? – Прямых нет, есть только косвенные, как это бывает при системном анализе специальных операций различных государств. Я бы не поверил, что англо-саксы стоят за «Братьями мусульманами», если бы не один почти аналогичный процесс в XIX веке, во время Кавказской войны. Когда я жил в Сирии, то обнаружил несколько писем имама Шамиля, который был предводителем кавказских горцев, эмиру Абд Аль-Кадиру Алжирскому , который руководил восстанием против Франции. Изучая письма имама Шамиля, я увидел интересную вещь: до 1840 года он писал письма, начиная их словами «от имама», а после 1840-го – уже от «от эмира». Возникает вопрос: а кто его назначал эмиром? Эмир – это уже военно-политическая и духовная должность, а имам – только духовная. В одном английском источнике я нашел, что эмиром его назначил Мухаммед-али-Паша, тогдашний правитель Египта. Когда он двинулся войной против султанской Турции, то обратился с письмом к народам Кавказа, призвав их быть в подчинении эмира Шамиля. Рука Англии здесь видна отчетливо. В документах видно, что Мухаммед-али-Паша был нужен англичанам для разрушения Османской империи и разделения ее наследия – это и есть первая мировая перестройка. Мухаммеда-али провоцировали к отделению от Османской империи и созданию своего сильного государства в Египте; он так и поступил. Самое интересное, что имам Шамиль после назначения эмиром продолжал воевать против России еще 19 лет, до 1859 года, что отвечало интересам Англии. Им велась переписка через Египет (Мухамеда-али пашу и его сыновей) с эмиром Абду Аль-Кадиром Алжирским, боровшимся против Франции, что также отвечало интересам англичан. Таким образом, два эмира – руководители суфийских орденов – боролись против России и Франции – главных соперников Англии на Европейском континенте и на Ближнем Востоке. После пленения имама Шамиля и переезда его в Калугу, пришло прошение от эмира Аб Аль-Кадира Алжирского к русскому царю, чтобы тот отпустил эмира Шамиля в хадж. Шамилю разрешили отправиться в хадж. По пути его пригласили на открытие Суэцкого канала в знак благодарности за то, что он вел такую длительную войну против России. Эта война навредила прежде всего народам Кавказа, однако Запад не интересовала их судьба. Англия была оператором всех этих геополитических игр, направленных против России, но никак не в пользу местных народов. Одним из главных вершителей этого проекта был генеральный консул Великобритании в Египте Кромер, выходец из семьи Берингов, имевших серьезный бизнес в зоне Суэцкого канала. |
| Внесем в сценарий небольшие изменения. Предположим, что мы с Али начали еженедельно встречаться для чтения о Христе не за шесть месяцев до его обращения, а за два с половиной года. Этого времени было бы достаточно, чтобы мы с женой хорошо узнали его семью. Время от времени мы ходили к ним в гости, а они – к нам. Моя жена взяла пару рецептов у матери Али и предложила заниматься с сестрой Али английским. На Рождество и Пасху родители Али наносили нам формальные визиты и даже дарили подарки. Наверняка, их очень радовали перемены в жизни Али, даже до того как он объявил о своей вере во Христа. Он добился успехов в учебе, и поведение его изменилось радикальным образом. Раньше, когда мама просила его зайти в супермаркет по дороге из университета, он кричал на нее, говоря, что ему много задают и что сестре легче ходить по магазинам. Теперь же его отношение стало иным. Прежде чем отправиться на учебу, Али спрашивал мать, не нужно ли зайти за покупками. Новый Завет и Библия лежали на столе в его комнате на видном месте; прятать их под матрац не было нужды. Иногда он оставлял их даже на столе в гостиной. Время от времени они попадали в руки отца, матери или сестры; они читали их, но не говорили, что это ложное или чужое учение. Спустя три года после нашего знакомства Али уверовал в Господа Иисуса Христа. Шесть месяцев после нашего первого знакомства не прошли даром – я молился за него каждый день. Пока мы читали вместе Библию в течение двух лет, я не пытался вырвать Али из естественного контекста жизни. Время от времени вопросы о Христе возникали даже у отца Али, и он мне их задавал после прочтения соответствующего отрывка. Таким образом, Евангелие коснулось не только жизни Али, но и его родных. Уверовав во Христа, Али не поменял имя на Стив или Питер. Он остался Али, но только теперь он любил Иисуса, и жизнь его начала преображаться. Хотя история эта вымышлена, ее персонажи изображают реальных людей, которых я лично знаю. При таком подходе к Благовестию человек не лишается своих естественных связей и естественного жизненного контекста; служение происходит внутри этого контекста. В следующих главах этот подход подробно разбирается с точки зрения Писания. Нам предстоит увидеть, позволен ли в Библии подобный подход к Благовестию, а, может быть, он даже поощряется? Речь пойдет о том, как распространять Благую весть внутри естественного жизненного контекста. |
| Но старик настаивал, чтобы ехал с нами шейх Али, потому что он один заменит всех. Али не повиновался. Архимандрит упрашивал его ласкою, и Али сдался, сказав, что по приказанию он не поедет, а по просьбе согласен. Уладили дело. Мы выехали вперед в 8 часов, не ожидая Али, но положившись на его честное слово. Этот шейх Али назад тому три дня был правителем деревни и сменен. Считая себя обиженным, униженным, он не хотел слушаться ни нового аги, ни бальбекского мусселима. Одна просьба архимандрита могла смягчить его. Из чести он поехал. Покамест Али собирался в дорогу, мы ехали в ближнюю деревню. Наш старик объявил нам, что он ни за что в свете не поехал бы далее без Али, потому что его боятся и трепещут все окрестные деревни и кочевья. Мы поняли, что он есть первый разбойник. Спустя минут 15 или 20 и мы спустились в деревню., 183 подле которой находится униатский монастырь, древний сирианский, – здание немалое, каменное, четвероугольное, как казалось. Монастырь во имя Пресвятой Девы Марии. Наш старик приказал нам ехать вперед, а сам заехал за вторым проводником, которому дали знать из Ел-фики, чтобы он собирался. Пробираясь сквозь деревню, я заметил множество развалин или, лучше, кучи камней; видно что деревня была когда-то больше. При дороге заметил я большие камни, сложенные в виде полукружий. Я подъехал ближе и стал рассматривать; оказалось, что тут некогда была церковь большая с двумя приделами; теперь остались только фундаменты и цоколи трех алтарей, из коих главный больше других. Камни довольно велики. В алтаре левого придела я заметил еще место, где стоял престол. Из земли торчит кусок правой стены. Один седой старик сказал мне, что тут был монастырь во имя Св. Симеона. – «Давно ли разорен»? – спросил я. – «А Бог знает,ответил он, – никто не помнит». Лишь только мы двинулись, к нам подъехал на черной, как смоль, арабской лошади, покрытой белым чепраком с висящими прядями шерсти, черный мужчина средних лет, сухощавый, с черною небольшою бородою и приветствовал нас: «сабакум бум хаер " 184 . Это был Али-шейх, – наш проводник. Мы хотели подождать нашего старика и другого проводника. Но он махнул рукою и сказал нам: «чего их ждать? Ступайте за мною; я один вас провожу по всей дороге; здесь все знают Али», – и поехал вперед. – Видна птица по полету, – сказал я о. Григорию. – Плотоядная птица, батюшка, плотоядная, – отвечал он. – Ястреб, вижу, ястреб взялся провожать голубей. – Обратите внимание ваше, батюшка, на его лошадку: каменная, а он, окаянный, первый разбойник. Между тем подскакал и второй проводник, мужчина тех же лет, круглорожий, черный, высокий, плечистый. Всех нас стало одиннадцать. |
| Приведем два рассказа из эпохи раннего ислама , относящиеся ко времени правления четвертого «праведного» халифа, племянника и зятя Мохаммада, Али: «Один мусульманин принял христианство. Али приказал ему вернуться в ислам, но он отказался. Али убил его и не отдавал тело родным, хотя они предлагали ему много денег. Он сжег тело». «Другой человек из племени Бани-Ижл стал христианином. Его привели к Али закованным в цепи. Они долго говорили. Мужчина ответил ему: «Я Иса – Сын Божий». Тогда он [Али] встал и ногами наступил на него. Когда это увидели другие, они тоже начали топтать мужчину. Тогда Али сказал: «Убейте его». Его убили, и Али приказал сжечь тело». (Хризостом Селахварзи. Мы будем утешены: Исход от ислама к Православию. М., 2005. С.7). Миссия Византийской Церкви Из истории миссии Констанстинопольской Православной Церкви можно вспомнить, как после возвращения в X веке Антиохии в состав Византийской Империи в течении нескольких лет практически все местное арабо-мусульманское население добровольно перешло в Православие, включая представителей знати. То же самое происходило и в возвращенном примерно тогда же округе Лаодикея и в городе Митилена. Но наиболее ярким является, безусловно, событие 935 г., когда целое арабское бедуинское племя Бану-Хабиб «в числе 12000 всадников в полном вооружении, с семьями, клиентами (т.е. людьми, не входящими в племя, но находящимися под его покровительством) И рабами перешло к грекам, приняло христианство и стало сражаться против своих прежних единоверцев». Арабский историк XIII в. Ибн Зафир пишет, что Бану-Хабиб остаются христианами «по сие время». Некоторые примеры целенаправленной миссии среди мусульман нам дают и византийские агиографические сочинения. Так, например, сообщается, что св. Феодор Эдесский в середине IX в. обратил в Православие «сарацинского царя» Муавида, одного из трех сыновей халифа Мутаваккиля (847–861), правителя Сирии, и крестил его с именем Иоанн вместе стремя приближенными 62 . Св. Илия Новый, будучи в Палестине в конце IX в. исцелил и окрестил многих мусульман. Позднее, по дороге в Персию, он встретил 12 мусульман и, обратив их в христианство, крестил. В начале IX в. прп. Григорий Декаполит описывает случай обращения племянника халифа, который впоследствии привел к обращению нескольких мусульман. |
| 3. Критиковали учение о предопределении и представления о Боге в исламе. 4. Критиковали мусульманскую эсхатологию. 5. Осуждали нравственные и ритуальные заповеди ислама как богопротивные. 6. Осуждали культ насилия в исламе. А также предлагали и другие аргументы. Эта полемика, хотя и испытывавшая иногда печальные влияния искажений или непонимания тех или иных мусульманских воззрений, в целом довольно высокого уровня и качества. Многие из Отцов лично общались с мусульманами, подолгу жили среди них и хорошо понимали их менталитет. В силу этого, знакомство со святоотеческим взглядом на ислам может помочь и в современном диалоге, и в современной миссионерской работе. Вместе со святоотеческой письменностью об исламе находятся в неразрывном единстве и сочинения византийских полемистов, не прославленных в лике святых, среди которых особенно замечательны сочинения Феодора Абу Курры , Никиты Византийского, Еводия Монаха, Псевдо-Льва, Арефы Кесарийского , Варфоломея Эдесского, Uoahha IV Кантакузина, Мануила II Палеолога и др. До настоящего времени российскому читателю не доступно в совокупном объеме византийское наследие VII–XV вв., посвященное исламу, хотя еще в начале XIX века прп. Макарий Глухарев писал, что в целях успешной миссии среди мусульман необходимо перевести и осмыслить все, что было написано на греческом языке по этому поводу в средние века. Из истории православной христианской миссии среди мусульман Распространенное мнение о безуспешности и малочисленном характере христианской миссии среди мусульманских народов не соответствует действительности. Есть сведения, что уже один из ранних сподвижников самого основателя ислама (Мухаммеда), Убайдаллах ибн Джахиз, переселившийся во время «первой хиджры» в Эфиопию, уверовал там во Христа и принял крещение. Он был первым, но далеко не последним мусульманином, кто обратился к свету истины. Вот два рассказа из эпохи раннего ислама, относящихся ко времени правления четвертого «праведного» халифа, племянника и зятя Мухаммеда, Али: «Один мусульманин принял христианство. Али приказал ему вернуться в ислам, но он отказался. Али убил его и не отдавал тело родным, хотя они предлагали ему много денег. Он сжег тело». «Другой человек из племени Бани-Ижл стал христианином. Его привели к Али, закованным в цепи. Они долго говорили. Мужчина ответил ему: " Я знаю, что Иса – Сын Божий». Тогда он (Али) встал и ногами ступил на него. Когда это увидели другие, они тоже начали топтать мужчину. Тогда Али сказал: «Убейте его». Его убили, и Али приказал сжечь тело». |
| Пол Фрегози Часть II. За пределами Аравии. Вперед мусульманские солдаты. Византия и Персия 632–640 После смерти Мухаммеда в 632 году его друг и тесть, отец Аиши, Абу Бакр был избран первым халифом ислама, и Аиша, будучи одной из одиннадцати жён Мухаммеда, стала королевой Медины, откуда ее отец правил царством ислама. Зять Мухаммеда Али, муж Фатимы и отец внуков Мухаммеда, Хасана и Хусейна, хотя и надеялся унаследовать титул себе и своим потомкам, но преданно присягнул на верность новому главе ислама. После смерти Абу Бакра два года спустя, главой мусульман избрали Омара, и, хотя, Али остался без царства во второй раз, но всё-таки преданно поддержал нового халифа. Омар тоже являлся тестем пророка; его дочь Хафса была третьей женой пророка. Правление Омара продлилось десять лет, пока его не убил персидский раб. На этот раз все сторонники Али ожидали, что муж Фатимы вступит в халифат Он являлся ближайшим родственником пророка по мужской линии, и его последователей возмущало, что его обделили на предыдущих выборах, но их ожидало еще одно разочарование. Вместо Али третьим халифом избрали Османа, щеголеватого молодого человек и близкого родственник Абу Суфьяна. Но, всё-таки, Осман и Али были родственниками. Осман женился на дочерях Мухаммеда, Рукайи и Умме Кульсум, что сделало Фатиму – невесткой, а его с Али – шуринами. Отвергнутый Али снова преодолел свое разочарование и поклялся в верности Осману, но в среде мусульман уже обозначились первые трещины. Кульминацией стало убийство Османа сыном первого халифа в 656 году. Новая религия раскалывалась на части. Появились две основные соперничающие группы: сунниты, их было большинство, которые поддерживали Язида, внука Абу Суфьяна; и мятежное меньшинство шиитов, стоявших за Хасана, внука Мухаммеда. Но потомкам Абу Суфьяна, омейядского бизнесмена, который пытался задушить ислам ещё в его младенчестве и убить Мухаммеда, предстояло победить потомков пророка и править мусульманской империей, которую Абу Суфьян так старался когда-то уничтожить. Из таких ироний состоит история. |
| Как только человек испускал дыхание, на окне ставили чашу со святой водой и мису с мукой или с кашей (вероятно, с кутьей). Это был какой-то остаток язычества, существовавший не у одних русских, но и у татар. Мертвеца обмывали теплой водой, надевали сорочку и завертывали в белое покрывало, или саван, обували в сапоги или башмаки, а руки складывали крестообразно. На царя надевали царское одеяние, на голову ему возлагали корону. Толпы знакомых стекались в дом умершего; начинался плач и причитание. Жена покойника обыкновенно заводила первая, причитывая: «Ах ты, мой милый, мой ненаглядный! Как же ты меня покинул! На кого меня, сироту, оставил? Али я тебе не хороша была; али не хорошо наряжалась и убиралась? али мало тебе детей народила?» Другие вопили: «Зачем тебе было умирать? Ты был такой добрый, щедрый! Али у тебя не было чего съесть и спить? Али у тебя женушка некрасива была? Али царь тебя не жаловал?» Посылали собирать духовенство, и при этом обычай требовал каждому духовному лицу, приглашаемому на погребение, послать в подарок водки, меда и пива. Тело лежало на столе, пока изготовлялся гроб. Обыкновенно гроб делался деревянный, как у богатых, так и у бедных, с той разницей, что у богатых обивался внутри и снаружи материями разного цвета: например, внутри червчатым, а снаружи вишневым бархатом. Когда мертвеца клали в гроб, некоторые, по какому-то поверью, привешивали к гробу кафтан покойника, а в рот ему клали несколько мелких монет, как будто для издержек в дальней дороге на тот свет. Летом русские хоронили очень скоро – обыкновенно в течение двадцати четырех часов после смерти, и нередко скончавшийся утром был уже погребен при заходе солнца. Если по какому-нибудь случаю, например, ожидая прибытия родных, погребение откладывалось, то труп вносили в ледник для предупреждения зловония. Мертвеца выносили из дома закрытым гробовой крышкой, сверху покрытой покровом или же шубой; так, на погребение князьям Черкасским выдавались из казны собольи шубы. Гроб не везли, а несли на руках, обыкновенно шесть человек, и если покойник или покойница успевали принять монашество, то непременно монахи или монахини. В таком случае обыкновенно хоронили в монастырях. Для эффекта нанимались плакальщицы, которые шли впереди и по бокам похоронного шествия с распущенными волосами и нарочно искаженными лицами. Они кривлялись и вопили, то громко вскрикивали и заливались плачевными причетами, то заводили тихим, писклявым голосом, то вдруг умолкали и потом заводили снова; в своих причетах они изображали заслуги покойника и скорбь родных и близких. Все, сопровождавшие гроб, шли с зажженными свечами, обвязав платками головы. Мертвого иногда вносили в церковь и оттуда по совершении панихиды выносили на кладбище. |
| — Рейзы, управляющие моими купеческими кораблями, получают от меня пять тысяч пиастров. Немало? — Верно, ваше превосходительство. Но коммерческий образ и военная служба — вещи разные. — Почему? — Рейзы ищут корысть и добычу, а мы славу и случай положить голову за нашего государя. Али всплеснул в восторге ладошками и обернулся к стоящим за спиной: — Слышите? Метакса же продолжал: — Быть может, шкиперы ваши имеют больше доходов, чем сам Ушаков. Но зато они целуют вашу полу, стоят перед вами на коленях, а я простой лейтенант, сижу рядом с визирем Али на диване, — глаза Али сверкнули по-недоброму и снова погасли, — и сей чести обязан я мундиру русскому, который имею счастье носить. Али захохотал, встал, сбросил с плеч шубу из черных соболей, застегнул на бриллиантовые пуговицы свою зеленую бархатную куртку и, хлопнув Метаксу по плечу, подтолкнул к выходу. — Ступайте обедать. Вы, франки, обедаете в полдень, а мы — вечером. Я пойду наверх отдыхать, а потом дам ответ и отпущу. Метакса знал, что главное для него — выполнить задание Ушакова, но еще ему нестерпимо хотелось разгадать загадку этого человека. Ясно было, что он деспот, тиран, но как собрал он под свою руку столь обширные владения, отчего покорились ему многие свободолюбивые племена? Чего он боится? На что надеется? Можно ли иметь с ним дело? Он видел, как опускали глаза жители, которых встречал он, как боязливо жались они к стенам, завидя воинов Али. Одеты они были небрежно и неряшливо. Да и зачем беспокоиться о своей одежде, если у тебя сегодня есть голова, а завтра — нет. Вид их был унылый и обреченный. «Уныние, страх, рабство и убожество, — подумал он, оглядывая дома и жителей. — Иго, под которым они стонут, полагает врожденную пылкость и гений, заглушает в них все благородные способности и погружает в бесчисленное отчаяние. Нет, нет! — воскликнул он про себя. — Счастливый климат и плодородные земли не могут составить блаженство человека, когда достоинство его унижается ежедневно несносною неволею». Он зашел в церковь святого Харлампия, в которой тускло мерцала лампадка и молилось несколько старушек. Он горестно подумал: «Могут ли новейшие греки без душевного содрогания вспомнить, что предки их озарили Европу просвещением, оценили ее законами, украсили художествами, тогда как сами они были несчастны, гонимы, угнетены, должны томиться в оковах тяжкой неволи...» |
| Мукамы, слепая вера в них народной массы и ловкость, с которою смелые пройдохи умеют пользоваться ее легковерием для своих целей, превосходно обрисованы в народной сказке, записанной Нейлем в северной Сирии: «жил некогда великий шейх Али, святой человек. Он был сторожем при мукаме одного древнего пророка. Мукам стоял на холме, под огромным дубом, и его белый купол был виден далеко кругом. Над могилой святого всегда горели лампы, днем и ночью, и если кто-нибудь погашал одну из них, то она чудесным образом опять зажигалась сама собою. Мужчины, больные глазами, приходили поклониться могиле и исцелялись, собирая землю кругом ее и прикладывая ее к глазам. Женщины приходили тоже и привязывали лоскутки к ветвям дуба, как свидетелей своих обетов пророку. Никто не знал имени пророка, но мукам назывался «Кубр эн-Неби», т. е. «могила пророка». Зеленое покрывало расстилалось на гробнице под куполом и шейх Али продавал ладан всем, кто искал исцеления или желал отвести злых духов от своего дома. Поклонники издалека сходились к святой могиле и слава о ней распространилась по всей области. Шейх Али разбогател и поклонники целовали его руку и просили у него благословения. У шейха Али был верный слуга по имени Магомет, который служил ему долго и усердно. Наконец, Магомету наскучило жить все на одном месте, и он попросил шейха отпустить его поискать счастья где-нибудь кругом. Шейх Али благословил его и подарил на дорогу осла, который давно уже был у него, так чтобы Магомет, устав в пути, мог сесть и ехать. И вот Магомет отправился. Он проехал много городов, сел и деревень и, наконец, приехал к горам на востоке от Иордана в пустынное место. Ни города, ни деревни не было видно кругом, а ночь уже приближалась. Усталый, изголодавший, не зная, что делать, Магомет слез с своего осла, растянулся на куче камней и заснул. Утром он просыпается и видит – увы – осел его мертв. Он был в отчаянии, но, по доброте души своей, он не мог оставит труп бедного животного на растерзание шакалам и коршунам, навалил на него целую кучу камней, сел на нее и стал плакать. |
| Что очень важно, целый пласт истории связан с татарским присутствием в городе Касимове. Само его современное название связано с именем татарского царевича Касима, который перешёл на русскую службу и получил эти земли в удел от великого князя Василия Васильевича Тёмного. Здесь жил и правил знаменитый казанский хан Шах-Али (в русской традиции царь Шигалей), верный слуга русского престола. Он возглавлял русскую армию во время Ливонской войны. И вместе с Царём Иваном Васильевичем Грозным брал Казань. Сегодня об этом актуально вспомнить, поскольку недавно была озвучена злополучная инициатива муфтиев Татарстана, что они собираются особенно поминать шахидов, павших при взятии Казани войсками Ивана Грозного. И как раз судьба хана Шах-Али показывает неправду этой политизированной инициативы татарских муфтиев, которые, как выясняется, не собираются поминать его и его воинов, штурмовавших Казань, а только тех, кто воевал против русско-татарского войска, которое возглавляли царь Иван Грозный и хан Шах-Али. Мавзолей Шах-Али, расположенный в Касимове и находящийся в печальном состоянии, мог бы стать местом посещения тех мусульман, которые навеки связали свою судьбу с Россией и русским народом, как это сделал царь Шигалей. Сегодня в Татарстане особо поминают правительницу Сююмбике, даже есть якобы инициатива поставить ей памятник в Касимове. Поминают опять-таки из чисто политизированных русофобских соображений, поскольку дочь ногайского бия и жена трёх казанских ханов была, в отличие от своего последнего мужа Шаха-Али, противницей Москвы. Она, по всей видимости, также скончалась в Касимове. При этом не любят вспоминать, что её сын Утемиш-Гирей принял крещение с именем Александр, воспитывался при дворе Ивана Грозного и участвовал в боевых действиях русской армии. Он скончался в двадцатилетнем возрасте и был похоронен с царскими почестями. Прах Александра Сафагиреевича покоится в Архангельском соборе Московского кремля рядом с великими Московскими князьями и царями. Эти факты и символы свидетельствуют о единстве нашей истории, они в состоянии препятствовать формированию сепаратистских настроений, попыткам разделить нашу историю, поссорить наши народы и создать напряжение в межнациональных и межрелигиозных отношениях. Вышеприведенные исторические факты обличают новоявленных сепаратистов, которые пытаются спекулировать на непростых страницах нашей истории. |
|
|
